Глава 20

Надо было так, а?! Собирался сказать Диане, что я оборотень, а вышло — тупо ляпнул. И, походу, обратно дороги нет.

Я стою, зенками лупаю, а у булочки на лице отражается плодотворный мыслительный процесс. Сейчас сложит два и два… Как пить дать сложит!

— Стоп-стоп… — Дина щурится и выставляет вперёд указательный палец. — Это что получается — он в клетке сидел? Нет, не может быть, — она говорит сама с собой. — Но тогда откуда он знает, о чём я говорила медведю? Там спрятаться негде…

— Это я сидел в клетке, — признаюсь. — Я оборотень. Медведь, — выдавливаю из себя правду порционно.

У булочки глаза круглые и слов нет — она хватает воздух ротиком, хлопает пушистыми ресницами. А я смотрю на неё, как последний идиот, и не знаю, что делать. Есть вариант, что мне сейчас вызовут психиатрическую бригаду.

Надо что-то сказать…

Завяжется разговор и неизвестно к чему приведёт. Оно мне надо? Не надо, но я ещё не сказал Дине, что она моя пара. Мы уже связаны, и наша связь будет крепнуть. Вот только одного моего «Я оборотень» ей, похоже, хватило по горлышко. Бедная моя в стенку бетонную вжалась, бледная, как побелка, и до сих пор слова проронить не может. А я, зверюга озабоченный, думаю только о том, как охренительно она пахнет.

Вдыхаю душный подъездный воздух, и аромат моей истинной железным молоточком бьёт по натянутым нервам. Я хищно облизываюсь и, упираясь ладонями в холодную стену, нависаю над Диной. В пах даёт острая горячая волна возбуждения. Трогательно-невинный взгляд зелёных глаз — растерянная, напуганная девочка заводит меня, как никогда и никто…

Откуда я это знаю? Знаю. Всё.

Напор держу ни хрена не слабый и не собираюсь останавливаться. Соседи, мама булочки и все остальные могут пройти на болт. Я зверь, у меня появилась пара и сорвало резьбу на всех гайках разом.

Диана сдаёт позиции под натиском зверя, подчиняется мне. Я проникаю языком в раскрытые в стоне губы и вылизываю сладкий ротик. Люблю сладенькоё… Но ванили от меня сегодня ждать не стоит. Природа требует вести себя жёстче, чтобы девочка поняла, кто самый сильный самец в радиусе пары миллионов километров.

Проклятый узел на поясе её халата никак не хочет развязываться, я просто рву тряпку и припечатываю стройную голенькую пару к себе.

Да-да-да, чёрт возьми! Она идеальная!

Горячая, нежная, сладкая, отзывчивая к моим грубым ласкам. С хрупкой красотой нельзя быть таким мудаком, но гайки… Рыча, я провожу шершавыми ладонями по гладкой, почти шёлковой спине булочки, и она покрывается мурашками. Сжимаю пальцами до боли её бёдра, оставляя отметины, которые утром точно превратятся в синяки, и кусаю за шею. Клеймить свою женщину — дело святое. Чтобы все в радиусе пары миллионов километров знали — она занята.

Дина эпизодами приходит в себя и шепчет «нет», но её тело не врёт. Податливая, разгорячённая, она почти висит у меня на шее, и моя кожаная куртка трещит под её ноготками.

Держу Дину под попку, и она, обхватив мой торс ногами, устраивается у меня на талии. Собственное дыхание в подъездной вечерней тишине кажется мне хрипом — нетерпеливым, надсадным. Жадный зверюга дорвался до законной ложки мёда.

Как бы у меня кукуху от счастья не повело окончательно!

Если нас сейчас застукают — сами виноваты. Кто бы там ни был — убью. Я словно ещё десяток ножевых получил. Мне остро до боли в паху. Мне хорошо с ней. Мне безумно.

Не могу, с-сука! Не могу больше!

Поддерживая Дину под бедро, дёргаю собачку на ширинке джинсов, достаю ломящийся от желания член и прижимаюсь к влажному от соков горячему входу. Тяжело дыша, столкнувшись лбами мы несколько секунд, смотрим друг на друга, и я резко вхожу, насаживая девочку на себя. Её всхлип гуляет эхом по этажу, и я ловлю раскрытые губки, заставляя Диану вести себя тише, а у самого стон из горла рвётся — едва его сдерживаю.

Я бы сейчас заорал. Не то от кайфа, который испытывает моё тело, не то от счастья, от которого душа в узел завязывается. Нет ничего круче, чем чувствовать, как в твоих руках резонирует любимая. Каждое моё прикосновение, толчок членом вызывает у неё нереальный отклик. Тут и физика тебе, и химия, и ментальная близость — всё.

От впечатлений у меня башка едет. Я, как пьяный — сам с трудом на ногах стою, но Дину держу на весу, вколачиваясь в неё жёстко, даже жестоко. Хочется, чтобы она кончила. Сейчас. Нежно и неспешно мы уже пробовали, а бешеный темп — это другое, и разрядка тоже будет другой.

Я до дрожи под коленками, до поджавшихся яиц хочу увидеть, как зрачки расходятся по зелёной радужке, как Дина кусает сладкие губки и, выдыхая рваный стон, сжимается на мне и распускается бутоном. Она нереально красиво кончает!

— Давай, моя… — шепчу ей на ушко, словно одержимый.

Меняю точку опоры — припечатав красавицу к стене, освобождаю руку и, не вынимая члена, добавляю пару пальцев.

— Мё-ё-ёд… — стонет булочка.

А я трахаю её каменным стояком, пальцами и надавливаю на клитор, растирая его подушечкой большого пальца. Зажигалочка моя… Диана — всё, что у меня есть в пустоте, в которую я попал не по своей воле. Но сейчас я рад этому, как верный пёс радуется приходу хозяина.

Девочка опрокидывает голову — упирается затылком в стену, подставляя мне шейку для укуса, и кричит без голоса. Она нереальная. Как сон… Самый сладкий и кайфовый сон, который может присниться. Если это так, я хочу смотреть его вечно.

* * *

Думала, что ничего развратнее, чем минет вместо первого секса, не совершу. Ошиблась. Трахаться в подъезде — новый уровень взят…

Вздрагивая, я всё ещё не могу отойти от оргазма. Несколько минут прошло после того, как этот бешеный мужик сначала довёл меня до полуобморочного состояния, а потом сам едва не отключился. Но всё в порядке, да…

Мёд во мне, целует и шепчет такое, что у меня не только щёки — уши горят от стыда. Как я такое позволила? Мозги отключились наглухо. Я собираю обрывки мыслей и…

— Чёрт! — дёргаюсь. — Пусти!

— Что? — Мёд отпускает меня и прячет член в штаны, застёгивает замок ширинки.

— Ты оборотень! — я шиплю, стоя босыми ступнями на бетонном полу. — Или я сошла с ума?..

— Не сошла, — он подбирает мои тапочки, которые улетели в процессе. — Ты только не бойся меня, ладно? — встаёт на колено, надевает мне на ногу один тапочек и поднимает голову.

Ой-ё!

Ну, как бы страшно, да. В первую очередь за собственное душевное здоровье. Я — любительница фэнтези — рассматривала вариант с оборотнем, но только в качестве безумной фантазии. А он, выходит, оказался правдой. И я бы ни за что не поверила, но… Факты — вещь упрямая. Слишком много совпадений.

Второй тапок благополучно надет мне на ногу, а Мёд не встаёт. Смотрит на меня честными глазами — ждёт ответа.

— Я могу показать. Хочешь? — не дождавшись, спрашивает.

— В смысле?! — я стягиваю махровый халат на груди, цапаю с пола порванный пояс и с ужасом понимаю, что он имеет в виду. — Нет! Не надо! Не здесь точно!

На несколько секунд в подъезде застывает полная тишина, а потом я слышу щелчок замка:

— Дина?! Диана?! — мама заметила, что меня нет дома.

Полная лажа! Нас разделяет стена закутка и несколько метров. Боже, а что если она слышала, как мы тут?.. Ох…

— Я щас приду! — пищу.

— Дина, что ты там делаешь?

— Я… Велосипед соседский смотрю!

— Зачем?

— Хочу себе купить, чтобы на работу ездить… — импровизирую хреновато, но других идей нет.

Мёд смотрит на меня с язвительной улыбкой, а я, поджав губы, показываю ему кулак. Как дала бы! По голове. Я на краю пропасти балансирую, можно сказать. Если мамуля сейчас решит взглянуть, чем на самом деле занята её дочь, я фиг куда этого шкафчика тут спрячу!

— Заходи домой, поздно уже, — ворчит мама и закрывает дверь.

Я выдыхаю, Мёд тихо ржёт. Смешно, блин?! Даю ему ладошкой по груди.

— Вот ты… наглость в чистом виде, — хмурюсь.

— Булочка моя, — Мёд выглядит довольным.

Я тоже довольна. Хоть и стыдно. И домой идти страшно — вдруг мама поймёт, что я тут не велосипед разглядывала. Мёд меня удивил до шока, а потом развратом принудил заняться в подъезде…

Окей, не совсем принудил — заставил мозг вырубиться. Я была в состоянии аффекта! И до сих пор в нём нахожусь. Произошедшее и сказанное кажется нереальным.

— Так, всё! — я отбиваюсь от попытки Мёда меня «ещё разочек поцеловать». — Мне надо идти, — коротко целую его в губы, чтобы отстал наконец.

Это всё может снова закончиться сексом. Перебор.

— Дин, ты мне веришь, да? — Мёд становится серьёзным. — Я не психопат.

— Это прозвучит максимально странно, но… я тебе верю.

— Мне ещё много надо тебе рассказать, — признаётся, а в глаза мне не смотрит. — Есть нюансы, которые ты должна знать.

Что-то мне нехорошо. Я одно не проглотила, а мне добавку дать хотят.

— Например? — у меня сердце замирает.

— Пятнышко, — Мёд берёт мою руку, гладит ладонь. — Это метка. Ты — моя пара, булочка.

— Э-э-э… — на этом догадки у меня заканчиваются.

Похоже, в качестве пособия тут подойдёт любовный роман в жанре фэнтези.

— Дина! — орёт мама, а я вздрагиваю.

— Иду я, иду! — кричу ей в ответ. — Всё, пора, — шепчу Мёду. — Постой пять минут, а потом уходи. Завтра на работе договорим.

Я получаю от него на прощанье быстрый, но крайне грязный поцелуй, чтобы между ног у меня снова сладко ёкнуло, и буквально вылетаю из закутка. Потому что сил нет терпеть! Я снова хочу…

Сейчас будет жёсткое палево. Или нет?..

Или нет. На моё счастье, мамулю отвлекает телефонный звонок, а я, быстро забежав в квартиру, прячусь в ванной. Закрываю дверь на щеколду, врубаю воду и смотрю на себя в зеркало. Вот сейчас был бы позор!

Хорошо, что мама меня не видела. У меня глаза блестят, щеки горят, в руке я сжимаю порванный пояс халата, а на шее засосы. По бёдрам стекает сперма… Есть ещё достопримечательности, но я завязываю рассматривать себя. Сажусь в ванну, затыкаю слив пяткой и запускаю пальцы в волосы.

Аффект отступает, и я понемногу прихожу в себя. Удивительно, но мысль о том, что Мёд — оборотень, тот самый раненый мишка, не вызывает отторжения. Будто это то, о чём я догадывалась, но боялась признаться себе…

Стоп!

Я набираю воду в ладони, умываюсь и смотрю на ладошку. Метка. Чёткое красное пятнышко — тёплое и совсем не болит. Это не ожог. Я пара оборотня-медведя. Губы растягиваются от глупой улыбки, но через секунду мысли на мягких лапках выпускают коготки.

Получается, что всё, что я видела в обмороке — не глюки! Мёда на самом деле зовут Марк, а Михал Иваныч — его отец. Господи! Я зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

Теперь мне понятно, почему депутат из кожи вон лез, спасая раненого зверя. Иваныч реально готов был всё сделать, любые деньги потратить, лишь бы зверь выжил. Непонятно другое — какого хрена он молчит?! Сын мучается от неизвестности, а Михаил даже не думает рассказать ему правду.

У меня паника. Что делать?! Первым делом завтра утром поговорить с Мёдом? Пусть берёт папаню за шкирку и вытряхивает из него собственное прошлое? Или для начала поинтересоваться у Михал Иваныча — какого фига происходит?

Я не могу принять решение. С одной стороны, Мёд имеет право знать, и я не могу не рассказать ему, что знаю. А с другой… Вдруг у Иваныча есть веские причины так поступать с собственным сыном?

Блин, я совсем запуталась!

Я кошусь на полку, где стоит коробочка с заколками — там лежит коготь. Возможно, я снова увижу что-нибудь, и это поможет мне принять правильное решение…

Загрузка...