Настена
Я просыпаюсь уже под утро, и сразу понимаю — что-то не так.
Во-первых, сейчас слишком рано. Наверно, около семи утра, если не меньше.
А во-вторых, в такую рань рядом со мной не оказывается Макса — и я даже предположить не могу, куда этот Сова встал…
Я на ощупь нахожу ванную, умываюсь, и бреду дальше. В голове противно стучит после вчерашнего стресса, и в груди до сих пор побаливает — все из-за Димы с его звонком, и целой речью обвинений, справиться с которыми я оказалась не в состоянии.
Не потому, что не могла бы, или настолько слабачка…
А просто сама постоянно где-то вглубине души винила себя, что оставила дочь подруге. И ради чего! Увидеться с мужчиной ради секса…
А Димины слова так точно били в цель, что в который раз протолкали там дыру, и заставили провалиться без опоры под ногами. Бывший муж слишком хорошо меня знает — болевые точки, страх перед криком, куда надавить, чтоб ударить побольнее. Правильно говорят, что по-настоящему задеть тебя могут только близкие люди — у остальных просто не получится дотянуться до сокровенного, и расколупать самые уязвимые местечки.
Я приоткрываю дверь в комнату с диваном, и замечаю Максима, развалившегося на нем под пледом. Мужчина не спит — нахмурив лицо, он что-то смотрит в телефоне, который подсвечивает его недовольство в сером утреннем свете.
— Привет, — привлекаю его взгляд, и Макс убирает гаджет, устало глядя на меня, — ты уже проснулся, или еще не…
— Еще не. — Хмыкает он, и я забираюсь на диван, садясь рядом, — выспалась?
— Ага. Спасибо, и прости за вчерашнее, ладно? Это был единичный случай, мне неловко, что тебе пришлось взять телефон и возиться со мной после этого…
— Перестань. — Обрывают меня даже прежде, чем я успеваю закончить, — хватит все время извиняться, и пытаться говорить на опережение. Все нормально, ясно? И тебе не за что себя казнить.
Я боязно веду плечами, улавливая в его тоне раздражение. Кажется, мужчину действительно бесит моя манера общаться — и триггерит с почти каждого слова. Но как еще донести до Максима, что вчерашнее — совсем не «обычный» случай, а скорее исключение на фоне вины и прочего?
— Хорошо, — решаю я прекратить никуда не ведущий разговор и тянусь, чтобы обняться, — а ты почему не спал?
— Выспался.
Его хмурость пополам с равнодушием заставляют меня убрать руки, и спрятать в рукава рубашки. Максим не смотрит — его взгляд в сторону, сведенные вместе брови и плотно сжатые губы сейчас кричат громче любых слов.
— Что-то не так?
Мой вопрос такой тихий и жалкий. Я сама чувствую, как он достигает мужчины, и еще больше бесит, но как поменять это, не знаю. Мне хочется сейчас просто взять и отмотать время назад — чтобы, как и вчера, без помех обнимать его, и целовать в улыбающиеся губы. Кажется, еще недавно у меня было на это полное право — а сейчас я не ощущаю, что мне позволено его просто коснуться.
— Я хотел прояснить кое-что. Касательно нас и встречи.
Я не дура.
Знаю прекрасно, что просто так мужчины не заводят разговоры об этом.
И уж стопроцентно не признаются в любви, раздраженно поглядывая в окна.
Но все равно почему-то в голове вспыхивает такая крохотная и жалкая надежда, что самой от себя становится противно. Господи боже, и когда я успела настолько прикипеть к этому мужчине?!
— Я слушаю.
Мой голос ровный, и хотя бы за это я мысленно не пытаюсь себя уничтожить. Но на сколько еще мне хватит самообладания?
Максим выдыхает, разворачиваясь и садясь прямо напротив. Наша поза красноречива — мы как две противоположные стороны, готовящиеся к спору. Вот только спорить тут будет не о чем — потому что Максим, кажется, уже все решил.
— Ты очень красивая девушка, — голос Макса искренен, и на этих словах наполняется той самой теплотой, от которой у меня мурашки, — ты ведь знаешь, да, Насть? Мне не надо расписывать тут твои достоинства, потому что их итак видно.
Он бросает какой-то очень красноречивый взгляд на мою фигуру в его рубашке, будто этим все сказано. Я просто киваю — мне уже не шестнадцать, чтоб выискивать комплименты из-за глупых комплексов. Я знаю свои недостатки — но и достоинства тоже.
И уж тем более сам Максим не раз о последних говорил.
— А еще после встречи я просто охренел от твоей энергетики. Ты такая… Забавная. Кнопулька, — его улыбка сейчас такая, что и вчера до всей этой чепухи, поэтому я невольно улыбаюсь в ответ, потряхивая волосами.
Может, все еще не так уж плохо?
Возможно, Максим не оборвет все, а захочет дать нам шанс?
И господи, ну как же убого это звучит даже в моей голове!..
— И секс, Настен. Клянусь, это лучшее, что вообще происходило со мной в постели — ты идеальна мне по темпераменту, отдаче, ласкам… Я, блять, даже не знал, что настолько можно с кем-то совпадать в этом.
— И я, — невольно вырывается тихие буквы, и Максим опускает взгляд.
Одно движение, чтобы поставить точку на любых надеждах.
Господи, а можно мне еще хоть немного подышать?
— Настен. После вчерашнего и вообще в совокупности наших разговоров… Я понял, что мы не про отношения.
Мое приклеенное к лицу равнодушие можно просто вешать на стену «Актер года». И я очень надеюсь, что удержать вот такое выражение я смогу как можно дольше.
Хотя бы до выхода из квартиры.
— Ты умная, милая и замечательная… Но другая. Мы разные во всем, кроме крышесносного секса, и слишком по-разному реагируем на стресс в жизни. Пожалуйста, пойми меня — здесь, рядом, я ни разу не был таким, каким бываю в обычной жизни. Я злой, крикливый, часто бескомпромиссный, и даже больше…
Он прерывается, потирает лицо ладонями, и смотрит на меня.
Я вижу более, чем достаточно.
Нежелание обидеть, поскорее закончить разговор, душность, которая вдруг стала осязаемой в этой квартире между нами… Я могла потрогать напряжение руками, если бы вырвала их из рукавов рубашки.
Но на это пока у меня сил не было.
— В общем, малыш, прости, но я не хочу вводить в заблуждение. Встреча показала — между нами только восемнадцать плюс. Охуенное, лучшее восемнадцать плюс в моей жизни. Но — не больше.
Он замолкает, отворачиваясь к окну, и сам тяжело дышит, словно ему тоже нелегко дались эти слова. Я даже жалею Максима — редко какой мужчина вот так расставляет точки над всем перед прощанием. Обычно они просто пропадают, перестают звонить и писать, отвечать на смс… Оставляю тебя медленно и самостоятельно дотухать, не понимая, в чем дело…
А тут вот. Все предельно ясно. Он ничего не обещал, я ему — тоже. Мы встретились, решив, что секстинга нам мало — и офигенно занялись этим в реале, подарив друг другу пару оргазмов и возможность отдохнуть от привычной жизни.
Все правильно, да.
Как нужно.
Превосходно.
Только вот отчего между ребер так больно, что я сжимаю челюсть, чтобы не закричать, давя внутри беззвучный вопль отчаяния?..
— Настен?
Видимо, мое лицо уже ни черта не равнодушное, потому что Максим смотрит теперь с тревогой, и, кажется, готов рвануть за таблетками. Ну уж нет — одного такого позора более чем достаточно.
Я справлюсь. Я перекрошу каждое из своих чувств, но потом, одна — когда выйду из квартиры, и Максим этого не увидит.
— Все в норме, — отвечаю так спокойно, что самой становится страшно от такой бесчувственности, — спасибо, что сказал, да. Это… Правильно. Это будет верно.
— Я не хочу тебя обманывать, малыш. И обижать.
Сердце вскрывается от одного простого «малыш», но я уже отворачиваюсь, не давая и капли боли проникнуть сквозь взгляд. Встаю, ощущая себя наравне с полом — такой же деревянной и твердой, с несгибаемым позвонком. Иду в спальню, и слышу, как Макс осторожно ступает следом.
— Я соберу вещи, — говорю я, все также не оборачиваясь, — хотела выехать пораньше, забрать у подруги Марусю. Не возражаешь.
— Конечно.
Он стоит, прислонившись к стене, и внимательно смотрит, как я быстро распихиваю вещи. Натягиваю джинсы, и свитер прямо поверх его рубашки, не получая ни единого замечания на это, и пытаюсь собрать спутанные волосы.
Не получается.
Слишком твердые, непослушные пальцы.
Наплевав, я хватаю сумки, и иду к двери. Максим ступает следом, и осторожно забирает у меня самую габаритную сумку — чтобы помочь спуститься.
— Я рад, что мы встретились. — Говорит он, пока мы едем по разные стороны лифта, — спасибо тебе.
— И тебе.
Это — вполне искренне, так что я даже решаюсь поднять на него взгляд. Очень зря — потому что Максим смотрит в сторону, словно боится откровенно пялиться после всего, что наговорил ранее.
В машину он лично грузит мои вещи в багажник, и проверяет, наклоняясь, полный ли бак. Затем мы замираем — и неловкое прощание расцветает во всей красе, доканывая меня еще больше.
— Если будут проблемы с бывшим, — вдруг произносит Максим, чем немало меня удивляет, — звони. Не хочу, чтобы после моих слов у тебя были проблемы.
— Ладно. — Киваю, зная, что никогда не позвоню по такому поводу, даже если мы с Димой зубами вцепимся друг другу в глотки, — и ты звони, ладно? Если захочется поговорить… Или спеть.
Это снова само собой, и снова жалко, не гордо, совсем не в стиле сильной и независимой женщины. Да и какой там — я никогда не была пробивной и смелой, и сейчас играть в кого-то не собиралась. Но как же не хочется, чтобы Макс понял, насколько я в него провалилась… И как больно мне на самом деле от его «Только восемнадцать плюс»…
Я быстро сажусь в машину, больше не глядя на мужчину, и не ожидая никаких прощаний. Я выдержала, сколько можно… Я смогла, а теперь дайте, наконец, уехать…
— Будь осторожна, — слышу вслед, и киваю, давя на газ.
Форд послушно трогает с места, оставляя позади Максима, прикуривающего сигарету. Я смахиваю с щек влагу, и делаю то, что умею лучше всего — ставлю цель добраться до дома.
Я умею это. Знаю, как надо затолкать свои чувства поглубже, чтобы доехать. Просто нужна цель — и я буду ломиться, не замечая препятствий, и не думая ни о чем, помимо этого.
До дома я добираюсь за рекордные три с половиной часа, и захожу в квартиру, громко хлопая за собой дверью. Алена обещала привезти Машуню через полчаса — и у меня есть совершенно ненужное время.
Для чего?
Я сползаю по двери, аккуратно придерживаясь ладонями, чтоб не шмякнуться сразу. Ноги не держат. Подвели самые первые, ещё до того, как слезы собираются в глазах, а в носу щипает, побуждая сделать глубокий вдох.
Почему.
Почему. Всё. Происходит. Именно. Так.
Я обхватываю себя ладонями, напоминая, что все ещё принадлежу себе, и все на самом деле-то в порядке. Ну, подумаешь, ещё один мужчина проник глубже, чем я бы сама того хотела, и оставил свой след на ещё плохо зажившем сердце?
Я ведь смогла уже раз с этим справиться. Смогу и ещё, правда?
Дрожь в горле и тихие всхлипы служат лучшим ответом моим мыслям.
Я осторожно вытаскивая телефон, проверяя, могу ли позволить себе всего одну слабость. Ещё достаточно времени, чтоб пореветь и пустить мокроту по очередной своей ошибке. И я тихонько вою, именно вою в собственной квартире, выпуская жгущие слезы наружу. Эта боль — моя, личная, и никто кроме ее видеть не должен.
И уж тем более Максим, который был со мной честен. Всегда и во всем.
И тем больнее понимать, что я для него — только про секс. А все остальное не подходит, и не его…
Я глотаю всхлипы, некрасиво зажимая кулак во рту, и жду, когда просто выпотрошусь без остатка. Телефон молчит — и Макс ни разу не позвонил за все время. А наш Секретный чат теперь полон веселых «до», и, кажется, в нем никогда не будет «после».
А я снова смотрю на часы, и тихонько поднимаюсь, держась за стены. Бреду в ванную, умыться, и ждать дочку.
Потому что ради нее я один раз смогла уже быть сильной. И улыбаться, глядя в ее глаза, и находя там смысл жизни.
И уж точно смогу еще раз.