Глава семнадцатая

Как могущественна власть времени! Даже самая сильная боль в конце концов отступает.

Эугенио, уставший от страданий, постепенно возвращался к реальности. Религиозность, так долго не проявлявшая себя под гнетом несчастной любви, наконец-то вновь проснулась и пусть не смогла полностью излечить его израненную душу, но облегчила страдания, сделав его жизнь менее мрачной и тоскливой.

Он больше не мог мириться со своим одиночеством, но не зная, где искать помощи, лишь молился у распятия, целовал его и просил избавить от мук и сомнений, сжигавших его душу. В церкви под звуки органа и пения церковного хора душа его очищалась и обретала спасение.

Тем временем ему исполнилось девятнадцать лет. Он уже не жил в общей комнате для мальчиков. Как у семинариста, готовящегося принять сан духовенства, у него была отдельная комната, где он продолжал прилежно молиться и соблюдать посты. В свободное от молитв время он углублялся в чтение богословских трудов Святого Иеронима Стридонского, Блаженного Августина или же произведений Святого Франциска Сальского и Блаженной Терезы Авильской.

Благочестивые занятия и чтение богословской литературы вкупе с тщательным изучением математики, философии и теологии, столь живительными для разума, постоянное чтение Екклесиаста утешали его сердце и защищали от соблазнов окружающего мира.

Но не думайте, что Эугенио, просветленный чтением трудов святых мужей, забыл Маргариту. Просто любовь его, очищенная религией от плотской страсти, стала светлее и выше, а горький яд тоски более не отравлял его душу. Образ Маргариты словно застыл среди ангелов на своде храма, а голос ее звучал в наполнявших храм прекрасных песнопениях. В его воображении Маргарита по-прежнему стояла подле него на коленях, когда он в уединении молился перед образом Божьей Матери, как это бывало в их детстве. Два чувства, присущие ему с самого детства, любовь и религия, удивительным образом примирились в его просветленной душе.

Но религиозность не подавила в его сердце любовь к подруге детства, а стало быть, к одному из самых совершенных творений на земле — женщине. Ведь по природе своей два этих светлых чувства вовсе не несовместимы, лишь канон, установленный людьми, строго велел священникам давать обет безбрачия.

Эугенио рад был посвятить себя служению Богу, и если бы не Маргарита, ничто не смогло бы заставить его изменить своему решению. Разум его беспомощно метался между этими сильными влечениями, которые, не будь разделены строгим уставом, слились бы для него в счастливое будущее, но теперь вызывали лишь испуг и тревогу.

Два чувства одолевали его, боролись в нем. Благочестивая набожность, которую он проявлял у алтаря, восхваляя Господа, и любовь и искренняя привязанность к Маргарите, тянущиеся за ним с самого раннего детства.

Новое пробуждение набожности, поддерживаемой в нем увещеваниями и советами святых отцов, давало свои плоды. Аскетизм исподволь овладевал его душой, и скоро земные страсти уже не нашли бы в ней пристанища.

Воодушевленные результатом своих трудов наставники уже не сомневались в победе, убежденные в том, что Эугенио, отрекшись от своих заблуждений, полностью отдастся служению Всевышнему — своему истинному призванию.

Вскоре сеньор Антунес получил письмо: «Благодаря Всевышнему и нашим неустанным усилиям заблудшая овца не сбилась с пути истины. Радостно видеть, как прилежность нашего воспитанника искореняет вред, нанесенный его душе пагубной страстью. Еще один шаг, и мы сможем радоваться победе над злым духом, и среди нас станет на одного священника больше. Осталось лишь, чтобы вы дали знать о том, что его подруга детства уже замужем…»

При всей своей тяге к религии и аскетизме жизненного уклада Эугенио не спешил давать обет безбрачия. Некогда данная им Маргарите клятва и нежность, которую он испытывал к ней, преграждали ему путь в святая святых, он не считал себя достойным принять сан священника.

Маргарита была для него ангелом Божьим на земле, он мог бы стоять на коленях рядом с ней, благоговейно склонив голову перед алтарем и наслаждаясь церковным хором. Он все так же славил бы Господа, но только лишь не был бы священником. Эугенио осознавал всю неопределенность своего будущего, предвидел неизбежный гнев родителей, если они проведают о его колебаниях, и в то же время сознавал, что должен позаботиться о человеке, волею судьбы ставшем для него самым дорогим на земле. Это был его самый священный и высокий долг, еще сильнее, чем любовь, призывавший его не бросать девочку, которую небеса доверили ему для защиты. Так молодая лиана, с рождения запутавшаяся в корнях крепкого дерева, находила приют под его тенью и кормилась его соком и неминуемо погибла бы, если бы ее пересадили, вырвав из привычной почвы. Маргарита была для него сестрой, и теперь, когда его родители обошлись с ней так сурово, кто еще мог бы позаботиться о ней, если не он.

Душа его готова была взмыть к небесам, исполненная долга перед Всевышним, но какая-то непонятная сила сковывала этот взлет и неизменно заставляла его опуститься на землю. И вот, много раз взвесив в душе эти чувства, Эугенио поспешил найти способ как можно быстрее покинуть семинарию.


Загрузка...