ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Как ты себя чувствуешь? — Джослин отвела глаза от дороги и искоса посмотрела на него, задержав на мгновенье взгляд на шраме, который начинался у виска и терялся в густых волосах. Рубец был ярко-красного цвета, но хирург уверил ее, что со временем краснота пройдет.

— Прекрасно, — ответил Лукас.

— Голова болит? — допытывалась Джослин.

— Нет. Все в порядке. Не считая такой мелочи, как потеря памяти, — с горечью произнес он.

— Память вернется, — успокоила его Джослин.

— Поскорее бы! Ты уверена, что мой заместитель достаточно компетентен, чтобы управлять компанией?

— Совершенно уверена. К тому же я уже говорила тебе, что на Рождество темп работы замедляется. У людей другие дела на уме.

Включая меня, подумала Джослин. Особенно меня.

Джослин нервно кусала нижнюю губу, размышляя, как Лукас отнесется к ее обману. Вероятно, будет не слишком трудно заставить его понять, почему она назвалась его женой. Трудно будет объяснить, почему она продолжала притворяться, когда угроза его жизни миновала. Может быть, ей следует сказать, что она пошла на это, опасаясь возможных действий Билла, если больница сообщит ему о несчастном случае с Лукасом?

По крайней мере, в этом была правда, хотя и не вся.

Поверит он ей или нет, но сейчас не время беспокоиться о будущем, иначе она не сможет радоваться настоящему.

Впервые Джослин проведет Рождество с любимым человеком, и она решила, что постарается насладиться этим праздником.

— Почему ты такая серьезная? — Лукас смотрел на расстилавшуюся перед ними пустынную дорогу. — Ты устала после полета? Я могу сесть за руль. Я должен уметь управлять машиной.

Джослин издала смешок.

У нее очаровательный смех, подумал он. От него становится тепло и радостно и возникает предчувствие чуда.

— Спасибо! Но все-таки будет лучше, если я поведу сама. Мне бы не хотелось на заснеженной горной дороге проверять, сохранил ли ты навыки вождения.

— Наверное, ты права, — рассеянно пробормотал Лукас. В его памяти промелькнул спуск па лыжах. Ему показалось, что он чувствует укусы колючего снега в лицо и тепло послеполуденного солнца, припекающего ему спину.

— Ты что-нибудь вспомнил? — испугалась Джослин, заметив отсутствующее выражение сто лица.

Лукас почувствовал напряженность в ее голосе. Очевидно, потеря памяти вызывает у нее беспокойство. Что, конечно, неудивительно, признал он. Наверное, будет лучше, если ради ее спокойствия он не будет упоминать о проблесках памяти.

— Нет, но я пытаюсь, — Лукас постарался придать жизнерадостность своему голосу. Разве мы не провели в этой хижине, куда сейчас направляемся, прошлое Рождество?

Джослин быстро подумала, не солгать ли ей и сказать «да», но затем решила, что чем меньше она будет лгать, тем меньше лжи ей придется помнить. И просить прощения за нее.

— Мы не были тогда женаты.

— Когда мы поженились?

Джослин лихорадочно рылась в памяти, пытаясь остановиться на дате, которую ей было бы легко запомнить. Хэллоуин, решила она.

— Тридцать первого октября, — сказала она.

— Какая у нас была свадьба? По всем правилам этикета?

Лукас с надеждой ожидал проблеска памяти. Перед его мысленным взором промелькнула Джослин в длинном белом струящемся платье. Ее лицо скрыто белой вуалью, и она медленно идет к нему по проходу в церкви. Он напрасно надеялся: в его сознании была пустота.

— Нет. Мы просто получили разрешение, и нас поженил мировой судья, — коротко пояснила Джослин. — Ты уверен, что голова не беспокоит тебя? Может быть, тебе следует попытаться немного отдохнуть?

И перестать задавать ей вопросы, на которые она не хочет отвечать, сделал вывод Лукас. Но почему она не хочет говорить о свадьбе? Возможно, она обижена тем, как они поженились? Судя по ее словам, это было, чуть ли не тайное бракосочетание. Но если Джослин не хотела, чтобы их поженил судья, почему она согласилась? Такая привлекательная и умная женщина могла выбрать себе любого мужа. Но она выбрала его. Чувства гордости и удовлетворения, наполнившие Лукаса, быстро уступили место сомнению. Почему она выбрала именно его? Брось это, Форестер, сказал он себе. Твои вопросы только огорчат ее.

— Наверное, мысль об отдыхе была удачной, — произнес он, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза от слепящего солнца.

Удивительно, но он задремал и наслаждался покоем, пока они не сделали резкий поворот и не оказались на дороге, изрытой глубокими колеями. Машина, взятая напрокат в аэропорту, застонала.

Лукас открыл глаза и с любопытством огляделся. Перед ними был небольшой одноэтажный дом из побелевших от инея кедровых бревен, который, казалось, врос в склон горы. Дом выглядел гостеприимно. Как будто терпеливо ждал моего возвращения, подумал Лукас и заморгал ресницами, когда перед ним мимолетным видением промелькнул весело потрескивавший огонь в камине, сложенном из тесаного камня.

— Узнаешь его? — спросила Джослин.

— Нет, но у него очень приветливый вид. Мы проводили здесь много времени?

— Я никогда не была здесь. Ты обычно приезжал сюда отдыхать, когда у тебя случался свободный уикенд.

— Разве тебе не нравится отдых за городом? — поинтересовался Лукас, выходя из машины.

Джослин оглянулась. Ее взгляд задержался на распушившейся синице, усевшейся на пенек перед домом. Веселая пичужка почистила перышки и упорхнула.

— Не знаю. Я никогда не уезжала из города дольше, чем на один день.

Опередив ее, Лукас наклонился и вынул из багажника два чемодана.

— Позволь, я понесу их, — попыталась остановить его Джослин.

— Я повредил голову, а не спину, — возразил Лукас.

Джослин поспешила за ним. Возможно, это не причинит ему вред, убеждала она себя. Врач настойчиво подчеркивал только одно: Лукас должен избегать травм головы.

— Открой, пожалуйста, — он остановился перед дверью.

— У меня нет ключа.

Почему у нее нет ключа? Лукас был удивлен. Даже если она никогда не была здесь, почему он не дал ей, своей жене, ключ от дома? С другой стороны, почему она не попросила у него ключ? Может быть, у них просто не дошли руки до этого дома? Лукас попытался подавить чувство неловкости. В конце концов, они женаты менее двух месяцев.

Поставив чемоданы, он полез в карман, вынул кольцо для ключей и растерянно посмотрел на него. На этот раз никакого проблеска памяти не произошло.

— Гм, ты случайно не знаешь, который из них ключ от двери? И есть ли он вообще? спросил Лукас.

— Есть ли? — Джослин повысила голос. — Мне не пришло в голову спросить, есть ли у тебя ключ. Я просто думала…

Она умолкла, задумчиво глядя на ближайшее к двери окно. Порыв ледяного ветра скользнул ей за воротник, и Джослин пробрала дрожь.

Лукас фыркнул.

— Попробуем просто подобрать ключ. Ура, повезло!

Со второй попытки дверь распахнулась. Лукас жестом пригласил ее войти.

Джослин перешагнула через порог и с любопытством огляделась. Просторная комната с большим, до потолка, камином и каменной плитой под очагом. С одной стороны — коричневый кожаный диван, напротив — два кожаных кресла и тахта. В стене напротив входа двойные раздвижные стеклянные двери, ведущие на веранду. Справа от себя Джослин увидела еще две двери. Одна из них была закрыта, другая вела в маленькую кухню.

— Неплохо! — пробормотал Лукас, чувствуя, как его обволакивает умиротворяющая тишина дома.

— Даже очень, — согласилась Джослин. — В самом деле, если добавить сюда немного цвета, то получится очень веселая комната. — Бросив взгляд на осунувшееся лицо Лукаса, она предложила: — Давай поищем кровать.

— Ну, вот это предложение меня радует! — оживился он.

Джослин услышала в его голосе странную ноту и, подняв голову, увидела, что у него горят глаза. У нее внезапно пересохло во рту, когда глаза Лукаса скользнули по ее телу. Она задрожала, физически ощутив этот взгляд. Неужели он подумал, что она имеет в виду…

— Тебе нужно отдохнуть, — поспешно сказала Джослин. — Врач сказал, что нам надо воздержаться от секса, по меньшей мере, месяц, — добавила она.

— Месяц! — горестно воскликнул Лукас. — Но мы же муж и жена!

— Ты бы прилег отдохнуть, а я…

— Я только что вздремнул. Лучше разведу огонь в камине.

— Это будет замечательно! — охотно согласилась Джослин.

Лукас нахмурился, увидев, что ее пробирает дрожь.

— Здесь должно быть что-то вроде центрального отопления.

Лукас повернулся и, обежав взглядом стены, быстро обнаружил нечто похожее на термостат. Подойдя к нему, он переключил его с десяти градусов на двадцать два и с облегчением услышал, как немедленно зажурчала вода, и из отдушины справа от него повеяло теплым воздухом.

— Ищите — и обрящете! — возвестил он.

Если бы это было так легко! — подумала Джослин, подавив вздох.

— Так, теперь займемся камином, — сказал он, оглядываясь. — Я выйду и поищу поленницу, а ты посмотри, что можно использовать для растопки.

Она молча наблюдала, как Лукас выходит через раздвижные стеклянные двери. Потом открыла дверцу под раковиной и обнаружила пластиковый контейнер, в котором торчали старые газеты. Задумчиво взяв верхний лист, прочитала число. Седьмое апреля. Лукас не был здесь с прошлой весны. Джослин вытащила контейнер и понесла его в гостиную. Она увидела, что Лукас сваливает охапку дров па каминную плиту.

— Нашла что-нибудь? — рассеянно спросил он, небрежно стряхивая мусор на бежевый ковер.

— Газеты. — Джослин протянула ему контейнер. — Если мы скомкаем их, они должны хорошо загореться. Разве нет? — добавила она, видя, что Лукас не отрывает глаз от газеты.

— Наверное, — медленно произнес он. — Но мне кажется, что обычно я делаю иначе.

— А именно? — Джослин поставила контейнер на плиту и начала комкать газетные листы.

— Дело в том, что, когда я делаю то, что делал раньше, я чувствую… — он попытался найти подходящее слово, — что это правильно. Как будто мое тело узнает это действие, даже если в сознании его нет. Эти газеты не вызывают у меня никаких ощущений.

— Но они не повредят, — возразила Джослин. — Во всяком случае, я надеюсь.

— Посмотрим.

Лукас опустился на колени и начал аккуратно складывать бумагу и растопку в камин. Джослин следила, как он взял с каминной полки коробок, вытащил спичку и чиркнул ею. Бумага вспыхнула, и через минуту щепки загорелись.

Лукас осторожно положил на них поленья, покачался на каблуках и ухмыльнулся ей.

— Огонь! — провозгласил он.

Глядя на довольное выражение его лица, Джослин улыбнулась. У нее сжалось сердце от внезапно нахлынувшей нежности. У него был вид первооткрывателя.

— Все, что нам теперь нужно, — это зефир, заявил Лукас.

— Зефир?! — воскликнула она, вспомнив, что в спешке у нее ни разу не мелькнула мысль о еде.

— Я полагаю, что поблизости есть какая-нибудь бакалейная лавка, — предположил Лукас.

— Сначала ты приляжешь, а потом мы поедем покупать еду и одежду.

— Согласен! Я отдохну часок, но не дольше. И ты не будешь заставлять меня пораньше лечь спать, и…

— Я не заставляю тебя!

— Хорошо, мы договорились?! — Он протянул руку.

Джослин посмотрела на эту руку, и ей захотелось прикоснуться к ней, поцеловать ладонь, потереться об нее щекой…

Джослин протянула ему руку в ответ. Как только Лукас дотронулся до нее, удивительное ощущение пробежало по ее телу, электризуя волоски на руках и приводя девушку в состояние тревожной напряженности.

— Мне незнакомо это ощущение, — пробормотал Лукас, и Джослин в испуге замерла.

— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросила она.

— Ну, конечно! Я сам должен был догадаться. Супруги не часто пожимают руки друг другу, так ведь?

Джослин моргнула, пытаясь понять, что он говорит.

— А вот это будет мне знакомо.

Лукас потянулся к Джослин и заключил ее в объятия. Притянув ее к себе, он наклонил голову и быстро поцеловал удивленную Джослин в губы.

Волна удовольствия захлестнула ее, парализовав способность мыслить.

Внезапно он отстранился. Джослин была удивлена, хотя сейчас это, может быть, и лучший выход из положения. Сердце ее было в смятении. Если на нее так подействовал обычный поцелуй, что она ощутит, если Лукас займется с ней любовью?

На мгновение Джослин охватило сомнение в правильности своего поведения. Но стоило ей взглянуть на любимое лицо, как все сомнения исчезли. Он нуждается в ней, и она любит его. И только это имеет значение.

Загрузка...