Меня не обманешь!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Веки Джослин дрогнули, и она медленно открыла глаза, щурясь от яркого солнечного света, заливавшего комнату. Завтра обязательно нужно не только опустить жалюзи и задернуть портьеры, но и сколоть их края. Это слишком раннее пробуждение от самого спокойного сна в ее жизни.

Она моргнула, окончательно проснувшись, и поняла, почему ей так тепло и уютно. Рядом с ней спал любимый мужчина.

Джослин закрыла глаза, чтобы глубже насладиться ощущением крепкого, мускулистого тела Лукаса, касавшегося ее от плеча до бедра. Как упоительно быть так близко от него! Все так, как ей рисовало воображение, может быть даже, лучше.

Она глубоко вздохнула, ощущая слабое благоухание пряного одеколона, которым он обычно пользуется, и чистый, здоровый запах мужчины. Это запах Лукаса.

Пройдут две недели, и ей никогда не придется вдыхать его вновь. Жестокая реальность.

Осторожно, стараясь не разбудить Лукаса, Джослин встала с постели. Ему нужно как можно больше отдыхать.

На мгновение она задержалась у кровати, любуясь любимым лицом. Темные волосы упали ему на лоб, почти скрыв шрам.

Лукас пошевелился, что-то пробормотал, и Джослин замерла. Она вовсе не хочет, чтобы он захватил ее врасплох, как влюбленную девочку-подростка. В ее возрасте следует вести себя как зрелая, умудренная опытом женщина. У Джослин вырвался вздох. Беда в том, что у нее нет опыта. Совсем нет. Иногда у нее возникает пугающее ощущение, что в глубине души она до сих пор шестилетний ребенок, и притом испуганный.

Сейчас не время для психоанализа, напомнила она себе, осторожно вынимая из чемодана спортивный костюм. Очевидно, большую часть дня ей придется цепляться за крышу, развешивая рождественскую иллюминацию, потому что, несмотря на все возражения Лукаса, она ни за что не позволит ему заниматься украшением дома.

Поспешно укрывшись в ванной, Джослин, слегка дрожа от утреннего холодка, торопливо нырнула в свободную спортивную рубашку бледно-розового цвета и зеленый костюм и отправилась проверить отопление. Как она и думала, Лукас выключил его перед тем, как они пошли спать. Включив отопление, Джослин сварила кофе и вернулась в гостиную, чтобы заняться йогой.

Она почти закончила свои упражнения, когда сзади послышался какой-то звук, заставивший ее повернуть голову.

В дверях спальни стоял Лукас. На нем были купленные накануне джинсы и ярко-синий свитер с высоким воротником, который подчеркивал темный цвет его глаз и волос. Джослин не могла отвести глаз от пьянящей мужественности его фигуры. Он выглядит великолепно. Совершенно безупречно. Жаль, что ей нельзя бросить свою йогу и заняться более интересными упражнениями с Лукасом.

— Чем ты занимаешься? — с любопытством спросил он, входя в комнату.

— Йогой.

Лукас пристально посмотрел на бежевую стену, надеясь, что в его сознании возникнет образ Джослин, занимающейся йогой. Попытка оказалась бесполезной.

— Зачем? — подумав, спросил он.

— Упражнения полезны, — повторила Джослин слова врача.

— Я обычно занимаюсь вместе с тобой? — поинтересовался Лукас.

— Нет. Ты бегаешь.

На этот раз подсознание с готовностью помогло ему. Лукас увидел, как он бежит по обочине дороге, и холодный ветер свистит ему в уши. Рядом с ним мчится яростно тявкающая беленькая собачонка, а сзади слышится жалобный женский голос, призывающий собаку.

— Я знаю, как делать то, что делаешь ты? — спросил он.

— Нет, — Джослин была не уверена в этом, но она подумала, что так будет безопаснее. Лукас упоминал только о беге и горных лыжах.

— Бегать будет довольно трудно, потому что здесь много снега.

— Тебе нельзя бегать! — Она немедленно восстала против этой идеи. Если он попробует бегать, то может упасть. Неизвестно, какой силы должен быть удар, чтобы усугубить его травму, но нельзя испытывать судьбу. — До тех пор пока врач не даст тебе «добро», тебе придется ограничиться ходьбой.

— Хорошо, — согласился Лукас. — Может быть, я смогу делать то же, что и ты. Похоже, это не особенно трудно. — Он следил, как она выходит из одной позы и входит в другую.

— На самом деле это не так легко.

Лукас подошел к Джослин и посмотрел ей в лицо.

— В этом костюме ты похожа на пион. — Его взгляд охватил всю ее фигуру от розовой спортивной рубашки до великолепных длинных ног, обтянутых зелеными эластичными брюками.

По его голосу нельзя сказать, что он обожает пионы. Она подавила вздох. Вот если бы он назвал ее розой на длинном стебле…

Если бы да кабы, во рту выросли б грибы — всплыла в памяти Джослин одна из любимых фраз ее многочисленных приемных матерей.

— Спорим, что я смогу сделать это, — заявил Лукас.

Сбросив туфли, он уселся на полу рядом с ней.

— Я думаю, что тебе лучше начать с менее рискованной позы.

— Чепуха! — фыркнул он. — С этой позой справится любая старушка.

С ловкостью, которая захватила ее врасплох, Лукас придал своему телу позу, очень похожую на ту, в которой находилась Джослин.

— Смотри, я же говорил тебе, что это легко!

— Твоя поза не совсем правильная, — возразила она. — И я думаю, что тебе не следует…

Решив повторить движения Джослин, Лукас попытался согнуться. Какую-то долю секунды ему удавалось имитировать ее позу, но затем, испустив вопль и позабыв о позе, он растянулся на полу. Джослин вскочила.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Я заплатил за свою гордыню, — пробормотал он в ковер.

— Я не об этом.

— Я почувствовал, что меня как будто обожгло от шеи и до самого низа, — признался Лукас.

— Попытайся пошевелить плечами, — приказала она.

Он попробовал и скривился.

— У тебя растяжение, — уверенно заявила Джослин.

— Диагноз ты поставила. Как насчет лечения?

Джослин опустилась на колени возле него.

— Может быть, сделать тебе массаж? — неуверенно спросила она. Джослин не могла определить, чем было вызвано ее предложение внезапно возникшим желанием прикоснуться к Лукасу или более человеколюбивыми чувствами. Это не важно, наконец, сказала она себе. Какими бы ни были ее мотивы, массаж пойдет ему на пользу.

— Заманчивое предложение, — осторожно сказал Лукас, надеясь, что его голос не выдаст сильного волнения, которое внезапно охватило его. Он не хочет спугнуть ее. Хотя, быть может, причина, из-за которой она избегает дотрагиваться до него, проста. Джослин боится, что он рассердится, если она возбудит его, а они не смогут заниматься любовью. Вполне возможно, подумал Лукас, обдумывая свое предположение. Но ведь должна же она понимать, что он не винит ее в воздержании, к которому их принудил врач? Или же он всегда возлагает вину на других людей, когда ему не удается поступить по-своему? От этой мысли Лукас похолодел.

Неужели этим объясняется ее странное поведение? Неужели она вышла за него замуж и обнаружила, что он эгоист, для которого существуют только собственные желания и потребности? Неужели Джослин раскаивается в том, что вышла за него замуж?

Слабая колющая боль в голове заставила Лукаса прервать мучительные размышления. Он решительно не хочет, чтобы боль возвратилась к нему. Ему хочется провести этот день с Джослин и создать для нее яркие рождественские праздники.

— Перевернись! — велела Джослин, и он покорно перекатился на живот. — Теперь закрой глаза и расслабься.

Лукас закрыл глаза, но расслабиться не смог. Его тело напряглось от нетерпеливого ожидания.

У него перехватило дыхание, когда тонкие пальцы Джослин скользнули по его телу.

— Тебе не нужно раздеваться, — сказала она, подняв кверху его рубашку и обнажив торс Лукаса. — Она мне не мешает.

Он судорожно вздохнул, когда удивительно сильными пальцами она начала массировать напряженные мышцы у него на затылке.

— Извини, — сказала Джослин. — Больно?

Конечно, больно, но она не знает, в каком месте и почему, подумал Лукас с мрачным юмором. Он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не перевернуться на спину и не схватить ее. Он зацеловал бы ее до смерти!

Стиснув зубы, Лукас боролся с обуревавшими его желаниями, пытаясь, в надежде ослабить остроту своих ощущений, разложить на отдельные компоненты чувства, которые Джослин вызывала в нем. Попытка оказалась безнадежной. Доброе старое вожделение мешало ему мыслить рационально. Его единственным желанием было заняться с ней любовью.

Наконец, когда терпение у него почти истощилось, Джослин откинулась назад и сказала:

— Ну-ка, попробуй теперь пошевелить плечами.

Она слегка задыхается? Лукас попытался понять, что скрывается в ее голосе. Возможно ли, что Джослин поняла причину его мучительного желания?

Он перевернулся на спину и устремил на нее взгляд. Два ярких пятна алеют на ее скулах, глаза блестят от какого-то сдерживаемого чувства. Но какого? — в отчаянии подумал Лукас. Ведь это может быть просто раздражение, вызванное тем, что он потянул себе мышцу.

— Попытайся подвигать плечами, — повторила Джослин. — Тебе должно быть легче.

Не в силах терпеть ни секунды дольше, Лукас приподнялся, схватил ее за руку и притянул к себе на грудь.

От неожиданности Джослин слабо вскрикнула, и он торопливо обнял ее, чтобы она не успела ускользнуть.

Джослин открыла рот, собираясь спросить, что он делает, и тут же закрыла его, осознав бессмысленность своего вопроса. Его намерение совершенно очевидно. Он собирается поцеловать ее. Весь вопрос в том, что делать ей: отступать или наслаждаться?

Джослин почувствовала, как длинные пальцы Лукаса, скользнув по волосам, охватили ее голову. Его рука напряглась, притягивая ее ближе.

Она затрепетала, увидев его губы так близко от себя. Джослин жаждала поцелуя, но страшилась уступить своему желанию, опасаясь того, к чему это может привести.

Только к поцелую, успокоила она себя.

Джослин слегка расслабилась, и Лукас с жадностью, показавшейся ей опьяняющей, заставил ее прильнуть к его телу. Она не знает почему, но сейчас он хочет ее. Ему не удается скрыть свое желание, потому что они тесно прижались друг к другу.

Их губы слились, и Джослин перестала думать, отдаваясь чувствам.

Она тихо застонала от удовольствия и почувствовала, как Лукас крепко сжал ее в своих объятиях, прежде чем разомкнул руки и откатился от нее.

Поднявшись, он подошел к двери, выходившей во двор, и остановился, глядя на яркий утренний свет.

Джослин попыталась совладать со своим расслабленным телом. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем она обрела способность связно мыслить. И, придя в себя, она не знала, что подумать. Во-первых, почему Лукас поцеловал ее? И почему он отпустил ее так же внезапно, как обнял?

Джослин смотрела на его прямую спину, узкие бедра и длинные сильные ноги. Он выглядит напряженным. Виноват ли в этом поцелуй или что-нибудь другое?

Она тряхнула головой. Не спросив его, ей не узнать причину его необычного поведения, но она не может сделать это. Разве не странно узнавать у мужчины, который, как предполагается, является ее мужем, какие у него ощущения от ее поцелуя? Это вызовет недоумение даже у человека, потерявшего память.

Прими этот поцелуй как случайный подарок, и делу конец, сказала себе Джослин.

Она медленно поднялась, чувствуя, что все еще сбита с толку.

— Хочешь, я приготовлю завтрак? — Лукас, наконец, нарушил молчание.

Джослин с облегчением приняла его предложение. У нее не было никакого желания анализировать их поцелуй.

— Что ты хочешь приготовить? — спросила она.

— Я посмотрю, есть ли в холодильнике что-нибудь подходящее, — ответил он.

— Лучше открой шкафчик и возьми коробку кукурузных хлопьев.

Лукас посмотрел на Джослин сверху вниз, стараясь не замечать ее мягких губ, все еще припухших после его поцелуя.

— Неужели ты думаешь, что я не могу ничего приготовить? — возмутился он.

Джослин задумалась и, одарив его улыбкой, от которой у него потеплело на сердце, сказала:

— Да.

— Вот тут ты и проиграла! — уверенно сказал Лукас.

— Почему?

— Мне так хочется.

— Я не купила вчера таблетки от несварения желудка, — ехидно возразила Джослин. — В офисе ты прославился тем, что у тебя все сгорает в микроволновой печи. Я содрогаюсь от одной мысли о том, что тебе бы удалось натворить с открытым огнем!

Лукас моргнул, так как перед его мысленным взором предстал небольшой поднос, на котором лежали куски обуглившейся курятины.

— Может быть, мне пора научиться готовить? — наконец произнес он. — Хотя это не означает, что я умею делать что-нибудь другое. Черт, мне даже нечем запоминать! — Его внезапно охватила паника. — Вдруг память никогда не вернется ко мне?

— Врач полагает, что все наладится.

— Врачи знают далеко не все, — возразил он.

— Но в медицинских вопросах их знания гораздо обширнее, чем твои! Ты нервничаешь, потому что у тебя низкий уровень сахара в крови. После завтрака ты сразу почувствуешь себя лучше.

Я страдаю вовсе не от этого, печально подумал Лукас, а от острой сексуальной неудовлетворенности, от которой можно избавиться, только занявшись с Джослин любовью. Не ее вина, что врач запретил это. Судя по ее поцелую, она должна ощущать такую же неудовлетворенность, и он только усугубляет ее своим поведением. Лукасу стало стыдно. Если он хочет убедить ее, что она не совершила ошибку, выйдя за него замуж, ему следует вести себя по-другому.

— Наверное, ты права, — с принужденной веселостью согласился он. — Я приготовлю хлопья и сок, пока ты будешь одеваться.

— Мне нужно десять минут.

Джослин улыбнулась и, не мешкая, поспешила в спальню.

Душ занял у нее рекордно короткое время, и через семь минут она уже была в кухне. Лукас сидел за маленьким столиком и пил кофе, задумчиво глядя в окно.

Джослин проследила за его взглядом, но ничего не увидела.

— На что ты смотришь?

— Здесь что-то не так.

Он показал на аккуратно накрытый стол, на котором стояли две глубокие тарелки и два стакана апельсинового сока. Посередине лежали два банана.

— По-моему, все это выглядит очень мило, похвалила его Джослин.

— Спасибо, — Лукас почувствовал удовольствие от ее похвалы. — Но меня беспокоит не то, как это выглядит. У меня ощущение, что здесь что-то не так, как должно быть, — сказал он.

Джослин на мгновенье похолодела. Понял ли Лукас подсознательно, что она не должна завтракать с ним?

— Что именно? — осторожно спросила она, садясь напротив него.

— Чего-то не хватает, — Лукас попытался объяснить свое ощущение.

— Вероятно, утренней газеты. За завтраком ты всегда читаешь местную газету и «Уоллстрит джорнэл», — пояснила Джослин, вспомнив, что во время деловых поездок у него была такая привычка.

— И тебя это не раздражает?

— Нет, — честно сказала Джослин. — Только утром для этого есть время, и я тоже люблю почитать газету. Если хочешь, мы можем договориться о доставке, — предложила она. По-видимому, это возможно, если судить по куче газет под раковиной, которые дожидаются сдачи в утиль.

— Все в порядке. Теперь, когда я знаю, почему у меня возникло это странное ощущение, она меня не беспокоит. Но может быть, тебе нужна газета?

— Я могу обойтись без новостей, — сказала Джослин. — Они в основном сообщают, кто кого убил или кто кого собирается убить. Если тебя интересует, что происходит в деловом мире, ты всегда можешь позвонить Ричарду. Он расскажет тебе все, что ты захочешь узнать.

— Конечно, но дело в том, что я не знаю, какие вопросы задавать и как реагировать на ответы, которые я буду получать. Черт!

— Сегодня — да, — согласилась Джослин. — Но завтра уже может быть по-другому. Не беспокойся! Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Ты крепкий, и тебе станет лучше.

— Прости, — Лукас поморщился. — Я не устаю повторять себе, что должен быть терпеливым, но, кажется, забываю об этом.

— Потому что ты вообще не очень терпеливый человек, — сказала Джослин.

Лукас слегка нахмурился.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказала. Ты хочешь, чтобы все делалось немедленно.

— Похоже, что со мной трудно работать.

— Я не говорю, что ты непомерно требовательный. Просто терпение — не твое сильное место.

— Но ты все-таки любишь меня? — спросил он, размышляя, не является ли его раздражительность причиной их конфликтов, несмотря на то, что Джослин спокойно относится к ней. Слегка покраснев, она ответила:

— Все-таки я люблю тебя.

Лукас почувствовал, как от ее слов у него отлегло от сердца. В ее голосе прозвучала искренность, и краска на ее лице свидетельствовала о душевной прямоте. Несмотря на какие-то сложности в их взаимоотношениях, Джослин любит его. Настроение Лукаса заметно улучшилось.

— Давай позавтракаем и поедем покупать рождественскую иллюминацию, — предложил он. — Тогда днем мы сможем развесить ее.

— Конечно! — Джослин почувствовала неподдельную радость.