Мерзавец Бэдд

– Черт, детка. Не хочу, чтобы это прекращалось, но я больше не могу терпеть. Я должен кончить, Дрю.

Что-то всколыхнуло в моей голове, но я была слишком охвачена ощущением собственного оргазма, чтобы остановиться и подумать. Я самозабвенно двигалась, сминая простыни и хлопаясь об него своей попкой, его член работал, как поршень, и я принимала его, задыхаясь от криков, и вздохов, и шепча проклятья и его имя снова и снова...

– Себастиан, Себастиан, боже да, Себастиан!

Затем я почувствовала, что его толчки замедлились, и мысль, крутившаяся в моей голове, обрела форму.

– Черт! Не кончай в меня, Себастиан!

– Бл*… – прорычал он.

Он напрягся, вышел из меня, и я почувствовала движение его кулака.

Я перевернулась на спину, и он оседлал мои бедра, я убрала его руку, взяла толстый скользкий пульсирующий член в руки и размазала наши соки по его стержню, а затем импульсивно обхватила его твердую задницу, направляя его вперед. Он придвинулся ближе, глядя глаза в глаза дико, необузданно, отчаянно, стиснув зубы и балансируя на грани оргазма.

Я лежала перед ним, взяв его в рот и ощущала собственный вкус в сочетании с его, вкусы смешивались, дымный, мускусный, резкий и соленый.

– Я не могу, черт, Дрю... мне нужно кончить, я не могу нахрен остановиться на этот раз, – сказал он с надрывом.

Я лишь простонала, сжала в руке его длину и обхватила яички, провела пальцем под ними, помассировав чувствительное место там, и трахала его своим ртом до тех пор, пока в мои волосы не погрузилась рука, и он сам не начал меня притягивать.

– Мммммм... – я застонала и его глаза соскользнули к моим, я отпустила его ствол, обхватила задницу и раскрыла свое горло, и он понял, что я пыталась сказать.

Он зарычал, запутался обеими руками в моих волосах и отпустил себя, позволил себе трахать мою глотку, зная, что я могу это принять, что я хочу этого. И я хотела. Хотела. Все, что мне нужно было в тот момент, – видеть, как он теряет контроль, чувствовать, как его отпускает и знать, что он нашел во мне то, в чем нуждался. Доставить ему все наслаждение, какое только могла.

Он рыкнул, его бедра подались вперед, и я почувствовала наш вкус, ощутила его толщину на своих губах и его длину на языке.

– Твою ж мать, я кончаю, Иисусе... матерь божья, Дрю, Боже... Дрю!

Когда он усилил напор, я перехватила инициативу и отстранилась так, чтобы у меня во рту оказалась его головка. Я сосала, и мычала, и щелкала языком, ощущая мускусный вкус и чувствуя, как его хватка в волосах болезненно сжалась, и тогда он излился, а я сглотнула; он стонал долго и низко, пока кончал и кончал, его сперма была солоноватой и почти сладкой, а еще острой, густой и теплой на моем языке. Я глотала и глотала, а он все еще кончал. Наконец, он прекратил, и я снова приняла его глубоко в свое горло, пока он не содрогнулся и не вышел, рухнув на спину.

Спустя несколько минут тишины, когда мы пытались восстановить дыхание, он обвил меня своими руками и прижал в груди.

– Ты не на таблетках?

– Никаких противозачаточных, – покачала я головой. – Они слишком сильно конфликтуют с моими гормонами, меня всю раздувает, и я набираю вес, так что нет, мне не подходит никакая контрацепция кроме презервативов, – я потянулась и поцеловала его в подбородок, – прости за это.

Он провел большим пальцем по моей щеке.

– Просто рад, что ты успела, пока не стало слишком поздно. Прости, Дрю. Я даже не притормозил, чтобы подумать об этом, – произнес он огорченно, стуча себя кулаком по лбу. – Боже, я такой чертов мудак.

– Все нормально, Себастиан, – я поймала его руку и поцеловала костяшки, – здесь есть и моя вина. Ты не мудак.

– А ты ведь намеренно делала так, чтобы я слетел с катушек, – одна его бровь приподнялась.

– И не сожалею, – потерлась я носом об его шею. – Просто в следующий раз нужно не забыть презерватив.

Он играл с моими волосами, потирая их между большим и указательным пальцами.

– Такими вещами ты сводишь меня с ума, я не могу нести ответственность за то, как реагирую. Если дразнишь медведя, тебя непременно укусят, сладкая.

– Я запомню, – пробормотала я.

– Хорошо. Будь добра. Ведь, дорогая, если ты хочешь дикого, будет тебе дикий.

Я наклонилась и поиграла с его пенисом.

– Мне казалось, я довольно наглядно доказала, что могу справиться с любым диким зверем, что живет в тебе.

Его член затвердел в моей руке, а Себастиан смотрел на меня блестящими голодными глазами, когда я ласкала его эрекцию.

– Думаю, ты довольно неплохо справилась, – он схватил меня за бедра и забросил на себя, – но мне кажется, тебе необходимо предоставить немного больше доказательств.

Я потянулась, достала из выдвижного ящика презерватив, надорвала, открывая, упаковку и раскатала по всей его длине.

– Думаю, у меня в запасе найдется еще пара трюков.

– Н-да? Например?

Я развернулась лицом к его ногам, впуская его в себя.

– Лучше держись за что-нибудь, Себастиан. Я собираюсь взорвать твой мир.

– Я думал, ты только что это сделала, – сказал он, хватая меня за задницу.

Я наблюдала через плечо, когда медленно начала объезжала его в позе обратной наездницы.

– Это была просто закуска.

– Тогда я, нахрен, не могу дождаться основного блюда.

– Оно начинается с чего-то отдаленно напоминающего это... – я медленно повела бедрами по широкой окружности.

– Твою мать...

ГЛАВА 14

Себастиан

Я безбожно совру, если скажу, что мы с Дрю не провели остаток дня трахаясь. И, боже правый, эта женщина была ненасытна. Мы трахались, и трахались, и трахались, и она оказывалась на мне сразу же, как только мой член был готов, а Дрю Конноли была настолько чертовски великолепна, что готов он был уже через каких-то десять-пятнадцать минут.

Наконец, она отключилась. Мы зашли в комнату где-то в час дня, а на тот момент, как Дрю заснула в моей постели, было уже восемь вечера. Фланелевая простынь прикрывала лишь ее сладкую округлую аппетитную задницу, оставляя все остальное обнаженным и таким красивым, что у меня перехватывало дыхание от одного взгляда на нее. Убедившись, что она спит, я дотянулся до пары тренировочных шорт и вышел из комнаты. Мои братья тусили в гостиной у телика, играя в видеоигру.

Но когда я остановился и задумался на мгновенье, то понял, что что-то изменилось.

Телевизор, висевший на стене, был новым, и он был ОГРОМНЫЙ. Где-то шестьдесят, а то и все семьдесят дюймов в диаметре, старому, к слову, было уже четыре года, и экран не достигал и пятидесяти дюймов. Телик был действительно гигантским, и вместе с тем его толщина едва ли достигала двух-трех дюймов, экран был почти плоским, и картинка казалась настолько безумно четкой, что кружилась голова. К тому же, несколько часов назад у меня не было игровой приставки, а теперь появилась.

Картинка с игрой на экране была разбита на четыре разных секторах, каждый из которых показывал что-то свое. Это была какая-то стрелялка, вот все, что я мог сказать. Пока я рос, у меня не было времени на видеоигры, хотя близнецы и Лусиан были зависимы от них, и даже Ксавьер, хотя и в меньшей степени.

Я стоял в коридоре и созерцал. Очевидно, наконец, появились Канаан и Корин, так что гостиная от какофонии воплей напоминала хлев. Бакстер, Зейн и Ксавьер жались на кушетке с джойстиками в руках. Канаан и Корин стояли позади них, Кан держал джойстик, пока Кор стоял рядом, толкал его и выкрикивал: «НЕТ, ты долбаный идиот, вот туда, НЕТ, в другую сторону, да, туда, теперь давай вниз по коридору...»

Ксавьер прибывал в своем привычном молчаливо напряженном «Я», наклоненный вперед с локтями на коленях и торчащим сбоку кончиком языка, он слегка раскачивался вперед-назад, двигаясь так же, как в фантазийном мире игры, кажется, это была новая версия «HALO», хотя я мало что в этом понимал. Зейн и Бакстер тоже оба отстреливались, толкая и матеря друг друга, устраивая беспорядки даже когда играли. Брок же сидел в удобном кресле с бутылкой пива в руках и наблюдал за игрой с улыбкой на лице.

Потом Брок заметил меня.

‒ Наконец-то, дикий зверь выбрался из своей берлоги! ‒ сказал он с ярко выраженным австралийским акцентом.

Это остановило игру, и шесть пар глаз устремились на меня. Канаан и Корин двигались одновременно с этой их странной инстинктивной синхронностью. Они зашвырнули свои джойстики и бросились ко мне, заключая в медвежьи объятья.

‒ БАСТ! ‒ выкрикнули они в унисон.

Канаан и Корин выглядели прямо как рок-звезды, коими и являлись. Они были одного со мной роста, где-то сто девяносто сантиметров, но между собой самую малость различались по росту и поджарости тела. У Канаана были длинные распущенные и растрепанные волосы, постоянно падавшие ему на глаза, и зачатки бороды. Корин из них двоих был более резким, он щеголял суровым андеркатом с длинными верхней и левой частью, зачесанными назад через всю черепушку, кончики же были окрашены ядовито-синим. У обоих были начатые татуировки рукава, пустые места на которых показывали, где будут находиться новые татуировки. Оба были одеты в узкие джинсы с заниженной талией и дырами на коленях и бедрах, футболки с выцветшим рисунком и довершали их лук декорированные маркерами конверсы All-Stars. Каким-то чудом им удавалось сохранять свой индивидуальный стиль, у них все было почти-но-не-совсем одинаковым, и этого хватало, чтобы никогда не спутать одного близнеца с другим.

Одно время они играли в эту игру: одевались одинаково, выглядели одинаково, так что ты никогда не знал, с кем из близнецов общался. Они и зрителей на шоу разводили точно так же, один из них был на соло-гитаре и вокале, а другой ‒ на басухе и бэк-вокале, а затем во время смены освещения они менялись гитарами и микрофонами. Парни даже сделали из этого полноценный небольшой забавный трюк, перебрасываясь гитарами туда-сюда при гармонизации, так что вы никогда не знали, кто из близнецов поет. Однако компания быстро пресекла эти выходки. Хотя в ретроспективе это было только к лучшему, поскольку заставило каждого из них найти свою нишу, отнестись к музыке серьезно, а не как к какой-то показухе.

‒ Думал, ты никогда не выйдешь, ‒ сказал Канаан.

‒ Должно быть, она действительно что-то, раз продержала тебя там семь ебаных часов, ‒ сказал Корин.

‒ Скорее проебав эти семь часов, ‒ ухмыльнулся Канаан.

Я превратил медвежьи объятья в захват голов обоих.

‒ Мелите своими языками уважительнее, иначе я их вам оторву, вы, маленькие ублюдочные панки, ‒ я сопровождал слова сдавливанием, пока они оба не начали кричать и вырываться.

‒ ЛАДНО! ПУСТИ МЕНЯ! ‒ это был Корин, наиболее активный из них.

Я ослабил захват, но совсем не отпустил, повернув их к себе лицом.

‒ Серьезно, парни. Никакого дерьма насчет нее. Усекли?

Канаан взглянул на меня с любопытством.

‒ Кто ты и что сделал с моим настоящим братом?

Я оттолкнул его достаточно сильно, чтобы тот ударился о спинку дивана и перелетел через нее.

‒ Это, правда я, недоумок, просто я нашел девушку, которая мне действительно нравится. Не делай из этого событие.

‒ Думаю, это и правда событие, ты не находишь? ‒ спросил Ксавьер. ‒ Не ты ли однажды сказал, что любовь для слабаков, которые не смогли выкрутиться, как настоящие мужчины?

‒ Да, думаю, я что-то подобное говорил, ‒ вздохнул я, ‒ но во-первых, я был пьян, когда это сказал, во-вторых, это было до того, как я встретил Дрю, и в-третьих, тогда я был придурком.

‒ Это было меньше года назад, ‒ губы Ксавьера изогнулись.

‒ За год многое может измениться, малыш.

‒ Думаю, многое может измениться и за день, ‒ засмеялся Бакстер.

‒ Правда, ‒ сказал я, а потом осознал, что меня насторожило. ‒ Постойте, если я здесь и вы все тоже здесь, то кто работает в баре?

Ответил мне Зейн:

‒ Комитет постановил, что бар нужно закрыть на день. Мы все провели последние несколько дней в пути, а ты был... немного занят другими делами.

‒ Плюс небольшое уточнение... ‒ поднял голову Корин, ‒ никто из нас толком не знает, какого хрена нужно делать там внизу.

‒ И что за комитет? ‒ спросил я.

‒ Все мы, ‒ Зейн обвел комнату рукой.

‒ А я, значит, не часть комитета?

Зейн рассмеялся:

‒ Ну теперь, думаю, да, но, когда мы это обсуждали, ты был по самые яйца в одной особе, поэтому все пропустил.

‒ Следи за своим чертовым языком, ублюдок, ‒ прорычал я.

Он поднял руки ладонями вперед, и его взгляд говорил, что ему столь же не по душе знакомство с новой защитной версией меня, как и близнецам.

‒ Шутка, мужик, это была просто шутка. Расслабься. Я последний, кто стал бы говорить гадости об этом цыпочке, видишь ли, мои шары еще болят от знакомства с ее ногой.

Канаан и Корин повернулись к Зейну и заговорили в унисон:

‒ Подожди... хочешь сказать, подружка Баста дала тебе по орехам? ‒ то, как они могли говорить целые предложения абсолютно синхронно, включая интонацию и акцент, было чертовски странно. Я часто задавался вопросом, может они тренируются?

‒ Она не моя подружка, ‒ прорычал я. Затем события последнего дня и те вещи, которые мы сказали и разделили ранее, нахлынули на меня и заставили переосмыслить эту позицию. ‒ Ну, может, и так. Мы это не обсуждали. Суть в том, что она крута, так что наезжая на нее, ты рискуешь здоровьем.

‒ А я вам говорю по собственному опыту... ‒ Зейн поерзал на диване и потер промежность. ‒ Не ссорьтесь с ней. Конечно, тем, что меня завалило, был удар по яйцам, но движения, которые она использовала, чтобы провести этот удар, не уступали в скорости и точности никому, с кем я когда-либо спаринговался.

Слыша, как высоко оценивал Дрю такой ярый задира, как Зейн, я почувствовал, что меня распирает от гордости. Зейн был не из тех, кто разбрасывается комплиментами, его трудно впечатлить, и еще труднее заслужить похвалу.

‒ Откуда взялись этот монстротелик и игровая система? ‒ указал я на телевизор.

‒ Это мы, ‒ Корин поднял руку. ‒ Мы приехали сюда, увидели твой маленький кусочек дерьмового телевизора родом из девяностых, или типа того, и удручающее отсутствие PlayStation, и пришлось чертовски поспешно это исправлять. Тот телик был таким чертовски крохотным, что меня удивляет, чего ты паришься? И никакого PS4? Ну уж нет.

‒ Кто за него платил?

‒ Мы, ‒ ответил Канаан.

‒ Открытие мирового турне для «Rev Theory», помнишь? ‒ добавил Корин. ‒ Мы сделали тебя, братан!

Я закатил глаза.

‒ Делайте, что хотите, если это не на средства бара. Милый телик.

‒ Милый? ‒ сказал Ксавьер неверяще. ‒ Семидесятидюймовую картинку ультравысокой четкости ты называешь милой?

‒ Ну да, мило, ‒ я посмотрел на близнецов. ‒ Получается, турне уже закончилось? Мне почему-то казалось, что оставалось еще несколько выступлений.

‒ Мы должны были играть еще несколько дней... Кор, не помнишь, какие там были города?

‒ Барселона, Мадрид и Лиссабон, я думаю. Первоначальный план состоял в том, чтобы присоединиться к Beartooth в Париже, а затем совершить совместное с ними турне по Великобритании.

‒ У вас были хедлайнерские концерты? ‒ у меня екнуло сердце.

Канаан снова пожал плечами; на самом деле у паренька был целый язык пожиманий. Они могли бы означать «неважно», «конечно», «почему нет» или «кому какое дело», плюс еще несколько обозначающих что-то вроде «мне все равно». Данное пожатие плечами было из серии «как бы то ни было».

‒ Да. Но не сольный хедлайнер, ‒ сказал он. ‒ Наш менеджер разозлился на нас за то, что продинамили, но семья есть семья, верно?

‒ Черт, парни, ‒ простонал я, ‒ вы отказались от хедлайнерского тура, чтобы вернуться сюда?

Это была их мечта с тех пор, как они впервые организовали группу, когда им было по тринадцать. Они давали концерты в баре по вечерам вторника всю среднюю и старшую школу, в конце концов, эти концерты привели их в другие бары здесь, в Кетчикане, а позже в Анкоридже, затем по Тихоокеанскому северо-западу в таких местах, как Сиэтл и Портленд.

В конце концов, агент застал их выступление в дерьмовой забегаловке в Лос-Анджелесе. Боже, они так гордились тем, что забронировали концерт в Лос-Анджелесе, и не зря. Это было очень важно. Одно чертово шоу в Лос-Анджелесе, и они заключили контракт. Это случилось в начале старшей школы, когда им было всего шестнадцать. Они бросили школу, чтобы переехать в Лос-Анджелес, потратили год на запись дебютного альбома и сдачу экзамена для получения сертификата по программе средней школы. Это было условие отца: он отпускал их в том случае, если они получат свои аттестаты прежде, чем начнут гастролировать.

Даже тогда, еще до выхода их первого альбома, шли разговоры о национальных и даже международных турах. Они были обречены на великие свершения. А совместное турне с хедлайнером, такой известной группой, как Beartooth, реально мог забросить их в центр внимания.

А они забили на это, чтобы вернуться сюда.

Слова, сказанные недавно Броком, теперь приследовали меня: близнецам прийдется пропустить целый год концертов... мы знали, что должны были вернуться... по сути, ни у кого из нас не было особого выбора...

Черт.

Близнецам не нужны были деньги, им нужен был опыт гастролей и внимание к их таланту.

Канаан был более серьезным из близнецов, и именно он наклонился ко мне, и прошептал, обхватив мои плечи своей жилистой рукой:

‒ Слушай, старший брат. Мы гастролировали уже более двух лет. Я потерял счет того, сколько концертов мы дали и сколько городов посетили. Мы сократили поездку не только из-за завещания. И причина даже не в том, чтобы быть здесь и помогать тебе, поэтому не заставляй чувствовать себя каким-то проклятым мучеником, хорошо? Мы были близки к выгоранию.

‒ Нам нужен был отпуск, ‒ вклинился Корин, подхватывая мысль. ‒ Мы записали альбом и с тех пор катались по турне, не замедляясь ни на мгновенье. Нам нужен был чертов перерыв.

‒ Бред сивой кобылы, ‒ покачал я головой. ‒ Вы, ребята, были на пороге прорыва. Вам нужен еще один альбом. Вам нужно...

Меня прервал Канаан:

‒ Со всем уважением, Баст, заткнись. С каких это пор ты стал специалистом в музыкальной индустрии? Ты им не являешься. Это наша группа, наша карьера. И мы решили быть здесь. Если мы пожертвуем небольшой динамикой, чтобы быть здесь, что ж, пусть будет так. Мы все наверстаем.

‒ Кроме того, ‒ Корин наклонился с другой стороны, зажав меня в тиски между близнецами, ‒ у нас есть приятель, который специализируется на создании студий звукозаписи. Он приедет в Кетчикан на некоторое время в ближайшие пару месяцев и собирается подыскать хорошее место под студию, так что мы сможем записать наш следующий альбом сами.

‒ Но что насчет вашего контракта? Разве там не указано, когда и где ... ‒ начал я.

‒ Когда мы прервали турне, ‒ снова перебил меня Канаан, ‒ мы разорвали контракт. В любом случае он подразумевал только еще один альбом, к тому же то, в каком направлении они решили двигаться, было совсем не круто. Конечно пришлось вернуть часть аванса, но оно того стоило. Это были всего лишь деньги, за два года мы их много сделали.

‒ Постойте, вы и контракт тоже разорвали?

‒ Прикинь, брат, да, мы разорвали контракт, ‒ фыркнул Корин. ‒ Компания не хотела нас отпускать, но мы не намерены позволять каким-то гребным нью-йоркским неженкам в костюмах и галстуках диктовать нам что, бл*дь, делать с нашими жизнями или нашей музыкой, так что мы послали ко всем чертям их тупой контракт и вернулись домой.

Я снова застонал и потер лицо обеими руками.

‒ Какой кошмар.

‒ Баст, ты вообще слушаешь? ‒ на этот раз вклинился Канаан. ‒ Речь шла о нашем следующем альбоме. Они хотели, чтобы он звучал более «коммерчески доступно», в смысле мягче, ближе к попсе, чем к тяжелому року.

‒ Мы уходим в инди, брат! ‒ выкрикнул Корин. ‒ Мы сделаем этот альбом сами, и сделаем его именно таким, каким хотим, вместо того, чтобы выслуживаться перед этими тупоголовыми клерками из лейбла. Сейчас речь о нас. Наша музыка, наши жизни, наше время.

‒ Сейчас очень много возможностей для записи, можно стать популярными, выкладывая видео на YouTube, ‒ сказал Канаан. ‒ Нашим преданным фанатам наплевать на лейбл, им просто нужна наша музыка. А это мы можем делать и здесь.

‒ Звучит так, словно вы двое уже все продумали, ‒ вздохнул я.

‒ Мы не идиоты, Баст, ‒ вместе ответили они.

‒ Отказываться от музыкальной карьеры в наши планы не входит... ‒ начал Канаан.

‒ Мы просто переводим ее в другую плоскость, ‒ закончил Корин.

‒ К тому же семья есть семья и братья для нас на первом месте, ‒ сказали вместе.

‒ Хватит трепаться, ‒ сказал Бакстер, вскакивая на ноги, ‒ мне нужны выпивка и еда.

‒ Поддерживаю, ‒ сказал Брок.

Все братья спустились в бар, а я вернулся проверить Дрю, которая все еще была в отключке и мило похрапывала. Я оставил ей записку, говорящую, что мы внизу и чтобы она присоединялась, когда проснется, а потом спустился по лестнице, чтобы позаботиться о перекусе для братьев.

Бакс уже изображал бармена, доставая пиво и разливая всем выпивку, пока Ксавьер разжигал на кухне гриль и фритюрницы.

Я присоединился к Ксавьеру.

‒ Парень, да ты неплохо ориентируешься на кухне?

Он вытряхнул два полных пакета фри в четыре из шести корзин, забросил несколько горстей мной лично запанированных кусочков филе местной трески в оставшиеся две корзины, а потом бросил котлеты на гриль. Он улыбнулся мне, продолжая работать:

‒ Я подрабатываю по ночам поваром в закусочной в Кали, ‒ сказал он. ‒ Ты же знаешь, что я могу учиться бесконечно? А мои забавы с электроникой сами себя не финансируют.

Я произвел кое-какие подсчеты в уме.

‒ Постой, Ксав, ты ведь учишься полный день в школе, играешь в сборной, трудишься над роботами в лаборатории, да еще и работаешь по ночам? А когда ты спишь?

Он пожал плечами совсем как Канаан, говоря «а это важно?»

‒ Мне хватает нескольких часов ночью.

‒ Несколько ‒ это сколько?

‒ Четыре или пять максимум. Ты же знаешь, Баст, мне никогда не нужно было много времени на сон.

‒ Да, но ты же безумно занят, ты не можешь...

‒ Так же, как и все наиболее успешные интеллигентные люди в истории. Тесла, Эйнштейн, Джобс, Эдисон, парни вроде них редко спали больше пары часов.

‒ Ладно, допустим с этим я могу согласиться, поскольку слышал что-то подобное, но работа на полставки? С твоими мозгами...

Он указал на стопку тарелок.

‒ Начни раскладывать булочки и соус, ладно? ‒ Он перевернул котлеты для бургеров и снова закрыл прессы, проверил картофель фри и рыбу, после начал нарезать ломтики сыра, продолжая говорить. ‒ Мне нравится эта работа. Она динамичная и не требует мыслительной деятельности. Знаешь, это дает время на раздумья. Все делается автоматически, я просто вхожу в ритм, и большая часть мозга становится свободна. Я большинство домашки делаю в голове, пока работаю, а потом остается только прийти домой и записать ответы на бумагу.

‒ Ты делаешь домашку в голове, ‒ засмеялся я, ‒ как это возможно?

‒ Эйдетическая память, ‒ ответил он, ‒ я читаю задачи, и они остаются в голове, а потом я могу просто... продумать их и найти решение.

‒ Что за... вот эта штука, что ты сказал... эйдетическая память?

‒ Это то, что большинство людей подразумевают, говоря о фотографической памяти. По сути, мой мозг делает снимок всего, что я читаю: математические задачи, физические формулы, книги, ноты, схемы, что угодно. Если я посмотрел на что-то однажды, то смогу в голове довести это до идеала.

‒ Так вот почему ты такой чертовски умный? ‒ сказал я, вынимая корзины из фритюрницы и стряхивая с них масло.

Он наклонил голову вбок.

‒ Это скорее... симптом интеллекта, можно сказать. Тот факт, что у меня есть эйдетическая память, не является причиной моего ума, а скорее его побочным продуктом, ‒ он слегка ухмыльнулся. ‒ Ну, знаешь... с медицинской точки зрения, я имею в виду.

‒ Эй, парень, какой же ты жуткий умник, мне кажется, из-за этого порой ты слишком зазнаешься.

Он прекратил выкладывать котлеты на булочку.

‒ Зазнаюсь? Ты считаешь, что я... зазнаюсь?

Его выражение лица было настолько обескураженным, что я не мог не засмеяться.

‒ Остынь, чувак, ‒ сказал я. ‒ Хорошо, ты не зазнаешься.

Он снова вернулся к готовке.

‒ Я не могу полагаться на сырой интеллект. Если даже самый умный человек в мире ‒ ленивая задница без запала и амбиций, никто никогда о нем не услышит, поскольку он никогда ничего не достигнет. Это бесполезный потенциал. Я не собираюсь растрачивать свой потенциал. Не столь важно, какой у меня IQ или оценки, если я не выжимаюсь на полную. Это все бесполезное дерьмо, если я не актуализирую свой потенциал и не превращу его в реально необходимые миру достижения. Работа повара просто поддерживает мое тело занятым, пока я не могу спать, и позволяет зарабатывать деньги, пока разум занят другим. Переворачивая бургеры, я решил в уме уравнение, над которым мой профессор бился шесть месяцев, и это скорее повод гордиться эффективным использованием времени, чем умом.

‒ Полагаю, это имеет смысл, ‒ сказал я, чувствуя себя порядком ошеломленным интеллектом моего младшего брата.

Я точно знал, что все мои братья чувствовали себя так же после долгого общения с Ксавьером. Грубая сила его интеллекта, как правило, доминировала над всем. Его разум никогда не находился в покое. Вообще. Как и он сам. Даже когда учился, он что-то делал руками. Вспомнилось, как он читал учебник истории, стоя у стола и потихоньку перебирая какие-то детали электроники и ноутбука. Он закончил учебник за один двухчасовой присест и при этом смастерил четырехмерного робота, который качался, как пьяная собака, потом остановился, припал на передние лапы и продолжил ходить, стоя на руках. Он не делал ничего кроме этого небольшого трюка, но это было и не важно. Он мастерил, чтобы занять руки, пока читал, а робот оказался побочным продуктом.

Серьезно, рядом с ним сложно не чувствовать себя немного ущербным.

Когда вся еда была разложена, мы вместе вынесли все семь тарелок. Остальные уже сдвинули пару столов вместе и играли в какую-то бредовую алкогольную игру, подразумевающую игровые карты, много шума и бутылку «Джеймсона», бывшую непочатой полчаса назад, а теперь опустевшую почти наполовину. Было чувство, что мои расходы на ликер вырастут в геометрической прогрессии.

Игра была приостановлена, и всем вокруг разлито пиво, даже Ксавьеру и близнецам, поскольку, как Брок, единственный из прочих братьев имевший опыт колледжа, заметил, хотя здесь, на Аляске, они и были несовершеннолетними, но Ксавьер наверняка пил в Стенфорде, а близнецы имели неограниченный доступ к выпивке во время турне, и теперь прикидываться, что они не пьют, было бы глупо.

Мы впились в наш поздний ужин. Сейчас уже было гораздо больше десяти, но наша семья всегда поздно ужинала. Когда за этим следил я, у меня почти никогда не было возможности приготовить парням ужин раньше девяти или десяти, я был слишком занят готовкой и уборкой столов и не мог выкроить на это время до закрытия. Отец всегда находился за стойкой и к тому же прикладывался к бутылке «Джека». Он никогда не был пьяным в доску, и как бармен оставался волшебным ураганом, но это значило, что все его внимание принадлежало напиткам и посетителям, а не кому-то из нас. Думаю, это был его способ справляться. Легче уйти с головой в выпивку и клиентов, чем поддаться унынию.

Мы покончили с едой и теперь приговаривали боченок пива и бутылку «Джеймсона», наверстывая упущенное, играли в покер, по сути просто страдали фигней и заново знакомились друг с другом.

И тут раздался стук во входную дверь, которую мы заперли, дабы горящий внутри свет не заставлял людей думать, что мы открыты, если вдруг неоновой вывески с объявлением им будет недостаточно.

‒ Должно быть это Лусиан, ‒ Брок подскочил и устремился к двери.

Мы все встали, готовые погрести нашего странного и самого своенравного брата под лавиной объятий.

Брок застыл, открыв дверь.

‒ Прости, чувак, у нас тут частная вечеринка, мы закрыты.

Из-за двери раздался мужской голос:

‒ Я здесь не ради выпивки.

Бакстер как всегда оказался позади Брока.

‒ Вот и отлично, потому что мы закрыты. Приходи завтра.

‒ Я только сказал, что пришел не ради выпивки. Я кое-кого ищу.

Брок повернулся и взглянул на меня через плечо, очевидно, не зная, как поступить. Я допил пиво и присоединился к Броку и Баксу у двери. Парень по ту сторону был, пожалуй, старше меня на пару лет, где-то тридцатник или около того. Среднего роста, ухоженные светлые волосы, зачесанные назад. Не урод, но и не красавчик. Просто... средний. Что-то в нем заставляло мои инстинкты встрепенуться и насторожиться. Из-за него мне было... некомфортно, хотя явных причин этому я не видел.

‒ Чем могу помочь? ‒ спросил я.

‒ Меня зовут Майкл Моррисон, и я кое-кого ищу, ‒ повторил парень. ‒ Женщину. Рост около ста семидесяти трех, рыжевато-коричневые волосы. Ее имя – Дрю Коннолли.

Все внутри меня замерло и похолодело. Брок заметил мою реакцию и, скрестив руки на груди, попытался полностью загородить дверь. Бакстер, всегда готовый к броску, щелкнул костяшками и повел головой, разминая шею. За спиной послышался скрежет стульев по деревянному полу, я знал, остальные братья встали, чтобы меня поддержать, не то чтобы я в этом нуждался, поскольку был уверен, что мог бы переломать этого хама пополам даже не запыхавшись. Он был одет в отглаженные хаки и розовое поло, и, черт подери, стрелки на его брюках среди ночи были такими же свежими, как и в полдень. Да у него даже в V-образном вырезе висела пара солнцезащитных очков. Боже, какой слюнтяй.

‒ Убирайся, выродок, ‒ прорычал я, ‒ ты не найдешь здесь ничего, кроме неприятностей.

‒ Я не ищу неприятностей, ‒ сказал он спокойным голосом, хотя я был гораздо выше его, не говоря уже о Баксе и Броке, стоявших рядом. ‒ Я ищу Дрю.

Я даже фыркнул:

‒ Если ты до сих пор ее ищешь, может быть, она не хочет быть найденной.

Его брови взметнулись вверх.

‒ Вы ведь знаете где она, не так ли? ‒ он шагнул ближе, оказавшись в паре дюймов от меня. Сукин сын, я ему это еще припомню. ‒ Я разговаривал с пилотом, который привез ее сюда, и он указал на этот бар, как находящийся в шаговой доступности от дока. Я бы хотел увидеть Дрю, пожалуйста.

Я скрестил руки на груди. Я не утруждался одеванием футболки или обуви, так что мое телосложение и татуировки были хорошо видны. Большинство людей, как правило, находили меня весьма пугающим, особенно если я выглядел так, что мог бы начистить им морду даже не поморщившись, как делал это сейчас.

‒ Хорошо, я повторю максимально доступно: у тебя есть тридцать секунд, чтобы убраться отсюда, иначе придется есть через трубочку. Улавливаешь, к чему я веду, кусок дерьма?

Он немного побледнел, но продолжил стоять на своем:

‒ Не нужно насилия, я просто хочу с ней поговорить.

‒ А она с тобой говорить не хочет, ‒ прорычал я. ‒ Двадцать секунд.

‒ Боюсь, вы себя переоцениваете, ‒ ответил он. ‒ Вы угрожаете мне без провокации, если навредите мне физически, мои адвокаты затаскают вас по судам до следующего тысячелетия. А сейчас, я повторю еще один раз. Я хочу... поговорить... с Дрю.

Это было последней каплей, я подался вперед, готовый дать ему в чертовы отбеленные зубы.

Однако Бакс успел первым. Его кулак сомкнулся вокруг шеи Майкла, затем семнадцатидюймовый бицепс Бакстера напрягся, и Майкл оторвался от земли.

‒ Да ты, я гляжу, совсем идиот, ‒ прорычал Бакстер. ‒ Выметайся. Последний шанс. Или я сожму чуть сильнее... ‒ его кулак сжался, и лицо Майкла покраснело, отдавая в синеву. ‒ ...И ты уже никогда не сможешь ни с кем судиться. Сечешь, парень?

Маленькая бледная ручка коснулась бицепса Бакстера:

‒ Бакс, поставь его. Он того не стоит.

Голова Бакстера повернулась, и он внимательно посмотрел на Дрю.

‒ Ты уверена? Я мог бы завязать его шею узлом.

‒ Я уверена, ‒ Дрю погладила его по плечу. ‒ Отпусти его, пожалуйста.

Бакстер освободил Майкла, который рухнул на пол, как мешок с картошкой, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

‒ Если он не стоит того, чтобы марать руки, тогда и тебе нет смысла тратить время на разговоры с ним, так?

Дрю лишь мягко улыбнулась Бакстеру.

‒ Я потратила на него четыре года, Бакс. Я заслуживаю объяснений. Все будет в порядке.

‒ Да, что ж, мы будем неподалеку, ‒ Бакстер развернулся и закинул руку за голову. ‒ Пошли наверх, парни. Ставлю сто баксов на то, что уделаю вас всех в «HALO» (уточн. от перев.: Halo (от англ. «ореол») ‒ медиафраншиза научно-фантастических видеоигр в жанре FPS (за исключением Halo Wars ‒ стратегии в реальном времени), созданная Bungie Studios и издаваемая Microsoft Studios.).

Канаан и Корин поддержали сразу же, как и Ксавьер, а вот Брок и Зейн медлили. В конце концов, Брок присоединился к трем младшим братьям наверху, только Зейн остался в баре со мной, Дрю и ее ублюдочным экс-женишком.

Я заметил, что Зейн сжимал свой девятимиллиметровый в кулаке, прижимая к бедру с каменным выражением на лице. Это не укрылось от Дрю.

‒ Зейн, все в порядке. Правда, ‒ сказала она.

Зейн убрал пушку за пояс сзади и без слов ушел наверх.

Теперь были только я, Дрю и Майкл.

Дрю подошла и положила руки мне на грудь.

‒ Дай мне поговорить с ним, ладно?

Я заметил, что она была одета в мою футболку Бэддов... и, пожалуй, ничего кроме. По факту, я мог видеть ее соски сквозь тонкую ткань футболки и был уверен, что и трусиков на ней тоже не было.

‒ Так говори, ‒ рыкнул я.

Она отступила от меня и ее выражение лица изменилось.

‒ Наедине, если можно?

‒ Этого, черт возьми, не случится.

‒ Себастиан, все нормально, поверь, ‒ покачала она головой. ‒ Да, он долбанный изменник, но он никогда не причинит мне вреда. Со мной все будет в порядке. Обещаю.

Я знал, что ему это в любом случае не под силу, но даже от понимания того, что физически она может за себя постоять, легче не становилось.

‒ Посмотри мне в глаза и скажи, что ты хочешь разговаривать с этим мудаком.

Она посмотрела на меня в упор.

‒ Мне нужно знать причину, Себастиан. Чтобы я могла покончить с этим, наконец. Это словно... поставить точку, понимаешь?

У меня в груди защемило. У него были деньги и четыре совместных года. В тот момент, видя задницу этого хлюпика, валяющуюся на полу в своем костюме за тысячу долларов, я чувствовал, как рушатся едва затеплившиеся надежды. Что я мог предложить такой женщине, как Дрю Коннолли? Да, как мужчина я был определенно лучше, но видела ли она это? Она хотела поговорить? Поставить точку? Черта с два, она просто хотела вернуть его.

Я отступил от нее, чувствуя, как все внутри холодеет.

‒ Хорошо, поступай, как хочешь, ‒ я развернулся и направился к лестнице.

Но я успел сделать только три шага, когда почувствовал ее руки на своих предплечьях и то, как она меня разворачивает, прижимаясь ко мне так, что я мог ощутить каждый сладкий идеальный изгиб ее тела рядом со своим.

‒ Баст, постой.

Баст? Зачем бы ей звать меня так, если ей нужен этот ушлепок?

‒ Что? ‒ проворчал я.

Она улыбнулась мне.

‒ А ты ведь подумал, что я собираюсь уйти с ним, так?

‒ И? Я не прав?

В ее чертах промелькнуло раздражение.

‒ Серьезно? Я действительно в твоих глазах выгляжу такой бесхарактерной?

‒ Пожалуй, нет, ‒ выдохнул я.

‒ Нет, я не такая. Даже ни на грамм. Я просто хочу дать ему шанс объясниться, потому что мне это нужно и потому что даже понимание, что все кончено, не отменяет проведенных с ним четырех лет, а это не такой уж и короткий срок, если посвятить его кому-то. По крайней мере, я о нем заботилась, а сейчас хочу уделить пару минут своего времени. Я не приму его обратно, просто выслушаю. А потом поднимусь наверх, ‒ она погладила мою грудь своей ладонью и ее глаза вспыхнули желанием, ‒ и тогда ты накормишь меня, заставишь опьянеть и заберешь меня в кровать, где я покажу тебе, что знаю еще пару трюков.

‒ Мне нравятся твои трюки, ‒ проворчал я, чувствуя себя немного увереннее. ‒ Прости мою реакцию. Я просто...

Она положила свой пальчик на мои губы.

‒ Тссс, большой мачо. Я поняла. Мы можем поговорить об этом позже. А сейчас иди наверх и поиграй в «HALO» с братьями. Я скоро приду.

‒ Хорошо, ‒ кивнул я, ‒ но если он...

На этот раз она захлопнула мой рот своей рукой.

‒ Ты забыл, с кем имеешь дело, Себастиан?

‒ Да, да... ‒ вздохнул я, ‒ общайтесь. Но не забывай, я тоже знаю пару трюков.

‒ Даже так? ‒ ухмыльнулась она, протянув последнее слово так, что это прозвучало непристойно.

‒ Я не слишком много читаю, ‒ сказал я, ‒ зато видел копию Камасутры в картинках...

‒ О да, ‒ хихикнула она, – звучит многообещающе.

‒ Есть одна поза, которую я не отказался бы испробовать с тобой...

‒ Иди, пока я не набросилась на тебя прямо здесь, ‒ оттолкнула она меня.

На тот момент Майкл уже стоял на ногах, массируя горло и наблюдая за нами с Дрю с ненавистью и смущением во взгляде.

‒ Но, пожалуй, сначала стоит сделать еще одну вещь, да? ‒ я встретился глазами с Дрю, и она увидела там гнев. ‒ Донести до него свою точку зрения самым быстрым способом.

Она отступила назад, стиснув зубы, а ее взгляд стал жестче.

‒ Только один аргумент, хорошо?

Я сделал два больших шага через комнату и замахнулся, только раз, но изо всех сил. Люди на том конце моего правого хука обычно сравнивали его с ударом двадцатифутовой кувалды... и этими людьми, как правило, были мои братья, которым я, по сути, не собирался делать больно, поэтому всегда держал себя в узде. На этот раз я не сдерживался.

Если вдруг его челюсть не сломалась, то пары зубов он недосчитался точно. Я не стал задерживаться чтобы проверить, просто встряхнул кулаком и поцеловал Дрю, проходя мимо нее в сторону лестницы.

ГЛАВА 15

Дрю

Святые угодники, Себастиан ударил Майкла так сильно, что тот буквально рухнул на пол как подкошенный. Майкл просто... отлетел. Вопреки тому, что показывают по телику и в кино, нужна недюжинная сила, чтобы кто-то улетел от одного удара в челюсть.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Майкл снова пошевелился, а сделав это, издал массу мучительных стонов. Продолжая стонать и корчиться, он, наконец, медленно и осторожно сел... и выплюнул зуб.

‒ Боже, ‒ пролепетал Майкл, ‒ что за варвар.

‒ Продолжай говорить в том же духе, и я позову его обратно, Майкл, ‒ сказала я. ‒ Себастиан сдержался ради меня, так что на твоем месте я бы следила за выражениями.

Я зашла за барную стойку, налила себе виски со льдом, облокотилась на столешницу и принялась ждать, пока Майкл соберется. Он встал, подобрал зуб, осмотрел его и выбросил в мусорный бак.

‒ Я могу присесть? ‒ указал он на стойку.

‒ Вперед, ‒ пожала я плечами, ‒ думаю, тебе не придется долго сидеть.

Отодвинув один из высоких барных стульев, он сел и размял челюсть.

‒ Как ты вообще связалась с этим парнем? ‒ нахмурился он. ‒ Или ты связалась со всеми ними?

Я поставила свой виски и наклонилась, чтобы заглянуть в лицо Майкла.

‒ Ты забыл, с кем разговариваешь, Майкл? Продолжай нести всякий бред, и добром это не кончится. Мне не нужна их помощь, чтобы показать тебе небо в алмазах.

Он потер виски указательным и средним пальцами.

‒ Боже правый, не так я себе это представлял.

‒ Не знаю, что ты там себе представлял, но тебе лучше выкинуть из головы все мысли о том, чтобы я тебя простила.

Он нахмурился и печально посмотрел на меня.

‒ Ну, да, я на это рассчитывал.

‒ Что ж, этого не случится даже через миллион лет, ‒ я почувствовала, как глаза защипало, но не стала этого показывать. ‒ Это был день нашей свадьбы, Майкл.

Он опустил голову.

‒ Я знаю, знаю, просто... ‒ и он замолчал.

‒ Что «просто»? Это то, что я хочу услышать. Что? И почему?

‒ Я не знаю, не знаю, Дрю, ‒ пожал он плечами, ‒ я сплоховал.

‒ Нееет, ‒ перебила я, ‒ ты трахал Тани Ховард.

‒ Знаю, но...

‒ В день свадьбы, меньше чем за десять минут до моего выхода, ублюдок, ‒ я чувствовала, как ярость и боль нарастают с каждым словом. ‒ Свадьба, за которую платила я... ‒ это заставило меня задуматься и прерваться на полуслове. ‒ Погоди минутку, мне казалось, что ты повез Тани на Гавайи... в мое свадебное путешествие, за которое я, в конце концов, заплатила.

‒ Вообще-то за него платил я, помнишь? Мы же договаривались: ты оплачиваешь место и церемонию, а я ‒ путешествие. Перелет был включен в стоимость, ‒ поднял он голову, ‒ я так и сделал, в смысле, она сейчас там, а я надеялся сперва найти тебя. Не мог все так оставить.

‒ Как ты вообще меня нашел?

‒ Оказалось не слишком сложно узнать, каким рейсом ты улетела, а дальше оставалось только найти номер пилота и задать ему пару вопросов. Все просто.

‒ Как бы то ни было, мне без разницы. Итак, ты оставил Тани на Гавайях и прилетел сюда чтобы... что? Какой в этом смысл? ‒ Я подняла свой виски и отпила, чтобы успокоить нервы. ‒ Я вот совсем-совсем не понимаю. Четыре года. Четыре года, Майкл.

Ты ведь сделал мне предложение, и не то чтобы я на что-то намекала. Да я даже не была уверена, готова ли я к помолвке, но ты... ты столько сил потратил на романтику, и все в ресторане смотрели, что я... у меня просто не осталось выбора, кроме как согласиться.

‒ Можно и мне один? ‒ указал Майкл на мой напиток.

‒ Нет, нельзя, ‒ помотала я головой. ‒ Объяснись, Майкл.

Он глубоко вдохнул, потом выдохнул.

‒ Это сложно объяснить. Я заботился о тебе. В смысле забочусь.

‒ Полная чушь, но продолжай.

‒ Клянусь, так и было. Как ты и сказала, мы провели вместе четыре года. Это было... не знаю. Я не был счастлив, ‒ он потер лицо обеими руками, ‒ я думал, если позову тебя замуж, это сделает нас счастливее. Мне казалось, ты никогда не была со мной счастлива, и я надеялся, что замужество поможет, в чем бы не заключалась проблема, знаешь... я никогда не мог сформулировать, почему ты несчастна.

‒ Но, тем не менее, ты упорно двигался к свадьбе. По крайней мере, до тех пор, пока я не застукала твой член в Тани. И это наводит на вопрос... если бы я тебя не поймала, ты бы на мне женился? Повез бы на Гавайи и трахал бы, все еще воняя Тани?

‒ Не знаю, боже, я не знаю!

‒ Прекрати говорить, что не знаешь, ты, ублюдок! ‒ выкрикнула я. ‒ Знаешь, просто ты слишком труслив, чтобы сказать то, что думаешь на самом деле.

‒ Хорошо! Я никогда тебя не любил! ‒ прокричал он в ответ. ‒ Я хотел любить тебя, пытался тебя полюбить, но никогда не любил. А ты была... ты всегда... даже не знаю, как сказать. Словно играла роль. Как будто пыталась быть кем-то другим, или... пыталась стать человеком, которым никогда не была. Словно неподходящая маска. Секс с тобой был... ну, это не было плохо, но... недостаточно. Когда я тебя встретил, ты была такой дикой, со всеми этими сумасшедшими историями, и первое время, когда мы спали вместе, ты была... честнее, наверно. А потом ты изменилась. Ты стала... скучной. И я не знал, как сделать тебя такой, как ты была, такой, какой ты должна была быть. Думал, если мы обручимся, ты раскроешься. Что ты... что мы... я думал, что-то изменится.

‒ Я стала скучной?! ‒ возмущенно прокричала я. ‒ Да это с тобой всегда все было одно и то же. Ты никогда не проявлял интереса ни к чему, кроме привычных вещей! А я пыталась быть такой, как ты хотел, вписаться в твою жизнь, втиснуться в коробку, в которую ты меня посадил!

‒ Да как, черт возьми, я мог посадить тебя в коробку? Я никогда не говорил тебе как себя вести и что делать, или что я хочу, чтобы ты изменилась. Ты сделала это сама. Я думал, ты... переросла свою дикую версию, наверно. Словно остепенилась, ‒ он встал, сейчас явно расстроенный, но в то же время выглядел более живым, чем я когда-либо видела. Он редко ругался, утверждая, что скандалы ‒ признак нехватки интеллекта. ‒ Мне всегда казалось, что я что-то упускаю, словно мне досталась разбавленная версия Дрю Коннолли, мне не хватало той веселой тебя, какой ты была прежде. Но я никогда не загонял тебя в коробку.

Я пошатнулась, руки задрожали.

Святые угодники... а ведь он был прав.

Мои глаза застилали слезы, которые я не посмела пролить. Я отвернулась, поставила стакан со льдом на заднюю стойку бара и попыталась взять себя в руки. Я вцепилась в край стойки и прислонилась к ней так, словно только она удерживала меня в вертикальном положении. Впрочем, наверно, в тот момент так оно и было.

Я изменилась для него... а он не хотел, чтобы я менялась. Ему нужен был человек, с которым он познакомился, а я залезла в ящик, в попытках стать такой, какой, как мне казалось, он хотел бы видеть меня рядом с собой.

Какая ирония.

‒ Дрю? ‒ голос Майкла был мягким и обеспокоенным.

Я задумалась на мгновение. Вспомнила то время, когда впервые встретила его, насколько весело нам было вместе, как все казалось просто. Он был среднячком, конечно, и никогда не заставлял мой пульс стучать громче, а ноги дрожать, но он был стабильным, легким в общении, приличным в постели и, самое главное, нормальным. Мне было так больно чувствовать себя лишней и одинокой, что я поселилась у того, кого никогда не любила, и в процессе изменилась сама, заставив себя стать какой-то жалкой пародией на «нормальную», которой никогда не была. Да и не могла быть. Я никогда не смогла бы влюбиться в кого-то вроде Майкла Моррисона. И я никогда не должна была даже пытаться.

Я подняла глаза и увидела зеркало за бутылками «Патрона», и «Саузы», и «Джонни», и «Джека», и «Бифайера», увидела название бара, матовыми буквами отпечатанное на верхней части зеркала: «Бэддз Бар энд Грилл». Увидела стол, на котором Себастиан делал со мной такие восхитительно грязные вещи, и дверь, где делал другие... а потом мои глаза поднялись к потолку, за которым находились семь невероятных мужчин, один из которых мог перевернуть мой мир до основания без малейших усилий. А если он постарается? Святые небеса.

Я знала, что никогда не вернусь к Майклу. Я не хотела, в первую очередь для себя. Не из-за Себастиана, или по любой другой причине, кроме той, что я больше не хотела такой жизни и той версии себя. Я хотела себя такую. Ту, у которой был шанс на другую жизнь с незнакомцем в баре Кетчикана на Аляске. Ту, которая не боится надрать пару задниц и трахается как тигрица, коей я и была, и никогда не пожалею ни об одном из своих острых углов. Дьявол, может, я даже набью татуировку. Возьму все эти острые грани и заострю еще сильнее. Выставлю их на всеобщее обозрение.

Я встала и выпрямила спину. Развернулась, сделала глубокий вдох и выдохнула, чувствуя, как спокойствие разливается по венам.

‒ Знаешь, а ты прав. Я действительно изменилась сама. Ты здесь ни при чем, это все я. И, пожалуй, я даже принесу тебе свои извинения. Это превратило наши отношения во что-то, чего никогда не было, в то, чего не могло быть. За это я прошу прощенья.

‒ Дрю, постой, просто послушай...

‒ Я еще не закончила, Майкл. Да, в этом ты был прав, я стала скучной версией самой себя. Пошла в колледж, получила степень, к которой никогда не стремилась, нашла работу, которую ненавидела, жила в городе, который никогда не был мне домом, потратила четыре года на попытки убедить себя в том, что люблю мужчину, которого никогда не смогла бы полюбить.

‒ Но это не объясняет того, что ты сделал! ‒ ткнула я в него пальцем, выплескивая все. ‒ Если ты не был счастлив, нужно было разорвать отношения! Если секс был скучным, нужно было... даже не знаю, как-то оживить его! Попробовать что-то новое! Связать меня, вставить в задницу, или еще что-то в этом роде! Что угодно! Но ты этого никогда не делал. Так что ты подразумеваешь, говоря, что тебе чего-то не хватало? Меня тебе было недостаточно? Хорошо, ладно, пусть так. Возможно, здесь мы оба ошиблись, или даже это моя вина, что я пыталась быть той, кем не являлась, но если дело было в этом, нужно было расстаться, а не делать предложение! И если меня не хватало, если я была не тем, что тебе было нужно, это не давало тебе право трахать всех и вся!

‒ Знаю, просто я...

‒ НЕТ! Никаких «просто», ‒ стукнула я кулаком по столу. ‒ Скажи мне почему! Почему с ней, почему тогда?

Он сдулся еще сильнее, если это вообще было возможно.

‒ Тани и я... Мы знали друг друга еще до нашей с тобой встречи. Между нами кое-что было, просто интрижка, но...

‒ Постой, колледж? Так она что, умеет читать?

‒ Не будь стервой, Дрю, ‒ скривился он.

‒ Как ты меня только что назвал? ‒ вознегодовала я.

‒ Прости, это было неуместно, ‒ поднял он руки.

‒ Вот именно, черт возьми.

‒ В общем, да, она ходила в колледж.

‒ И какая же связь между вашим романом в колледже и тем, что ты трахал ее в день нашей свадьбы?

‒ Я... она и я, мы... ‒ он поерзал от неловкости.

‒ Скажи это, Майкл.

Вздох.

‒ Помнишь тот раз, когда вы с отцом ходили в турпоход?

‒ Серьезно? ‒ уставилась я на него. ‒ Нас не было всего три дня! Даже меньше!

‒ Все собрались выпить, мы с Тани уходили последними, и оба несколько перебрали... ‒ он пожал плечами. ‒ Ну и пошло-поехало.

‒ Это было два года назад, ‒ я едва сдерживалась, чтобы не разорвать его на месте, ‒ два года назад. Так все это время...? ‒ я замолчала, ожидая, что он договорит сам.

И он это сделал.

‒ Все это время, да.

‒ Я никогда даже не подозревала.

‒ Мы были осторожны.

Я изо всех сил старалась сохранить самообладание.

‒ Когда? Где? Как часто?

‒ Это имеет значение? ‒ вздохнул он.

‒ ДА, ИМЕЕТ! ‒ закричала я.

‒ В салоне, где она работала, ‒ он следил за мной, словно я была бомбой замедленного действия, готовой взорваться в любую секунду, что, впрочем, не было далеко от истины. ‒ В солярии, почти каждый день.

‒ Я никогда не чувствовала на тебе ее запах, ты не звонил и не писал ей.

Он снова вздохнул.

‒ Я заходил к ней утром, по дороге в спортзал. Мы встречались у нее в салоне, потом я шел на тренировку, в душ и отправлялся на работу, ‒ он махнул рукой. ‒ Она никогда мне не звонила, а нашу переписку я перед возвращением домой всегда удалял.

‒ Итак, ты встречался с Тани на стороне в течение двух лет? ‒ я почти сжалась. ‒ Два года. Ты изменял мне два года?

‒ Да.

Меня трясло, а комната кружилась. Услышанное выбило почву у меня из-под ног. Я рухнула на задницу прямо на пол за стойкой.

‒ И... предложение, свадьба, все... ты бы прошел через все это, хотя продолжал встречаться с ней на стороне?

‒ Я не знаю. Было очевидно, что ты не в курсе, так что я просто оставил все как есть. Решил, что просто... даже не знаю. Решил определиться позже, думаю. Если бы у нас все наладилось, я бы бросил Тани, а если нет, у меня оставалась она.

‒ И ее это устраивало? Знать, что она была лишь запасным вариантом.

‒ Честно говоря, для меня это выглядело немного сложнее, ‒ сказал Майкл. ‒ Она... запала на меня. Я всегда... я всегда чувствовал, словно... словно ты... ‒ он снова замялся, ‒ словно это ты была запасным вариантом.

‒ Это... ‒ я помотала головой, положила ладонь на лоб, сердце колотилось, внутренности скрутило. ‒ Это какое-то хреново сумасшествие, Майкл. Я запасной вариант, но ты зовешь меня замуж и организовываешь свадьбу...

Я встала, потому что больше не могла выносить все это. И тогда я увидела это.

Тонкая простая золотая полоса на безымянном пальце левой руки.

‒ Ты... постой, постой... ты... ‒ меня едва не стошнило, ‒ ты женился на ней?

Он встал, оттолкнув барный стул.

‒ Да.

‒ В субботу? После моего ухода?

Он кивнул.

‒ Да. Моя семья была там, и священник, кольца тоже были, и я никогда не подписывал и не отправлял наше свидетельство о браке... и я знал, что чувствую к ней, так что подумал, а почему бы и нет? Твой отец и его друзья копы уехали вслед за тобой, так что на твоей стороне было место ну и... все сработало. Ее это устраивало.

На несколько секунд у меня пропал дар речи.

‒ Это безумие, ‒ я прикрыла глаза, пытаясь уложить в голове все, что он сказал. ‒ А твоя семья... их это устроило?

Он усмехнулся немного неловко.

‒ Сначала они были немного смущены. Но на ресепшене был открытый бар, так что... ‒ он замолчал, как будто это все объясняло.

‒ Ты отдал ей мое кольцо? Кольцо, с которым делал мне предложение? Обручальные кольца, которые мы вместе выбирали? Священник, с которым я беседовала, обслуживающая компания, которую я наняла, место, которое я выбрала...

‒ Все было готово и оплачено, так что, почему нет? Не пропадать же добру.

‒ От всего этого мне становится больно, ‒ помотала я головой. ‒ Я не... это не укладывается у меня в голове, ‒ я, наконец, заставила себя встретиться с ним глазами. Похоже, ему было наплевать.

‒ Так зачем тогда ты здесь?

Он пожал плечами и поднял обе ладони.

‒ Мне просто... претило то, как ты это узнала. Ты заслуживаешь большего.

Я задохнулась.

‒ Я заслуживаю... ‒ я не смогла даже повторить сказанное им. ‒ Да ты псих. Да я даже представить не могла, что ты способен на сумасшествие такого масштаба. И ты ведешь себя так, будто это норма.

‒ Я знаю, что это не так. Да, это необычно, но... меня это устроило.

‒ А что насчет меня?

Он пожал плечами, и мне захотелось сломать ему плечо, если он сделает это снова.

‒ Ты сильная девочка, я знал, что с тобой все будет хорошо.

Я обошла стойку, открыла дверь и указала ему на улицу.

‒ Тебе лучше уйти.

Он кивнул. И все. Просто кивок. Один наклон головы, и он вышел за дверь, словно сказал все, ради чего пришел.

‒ Майкл? ‒ позвала я, и он остановился по ту сторону двери. ‒ Еще кое-что.

Он осторожно взглянул на меня.

‒ Ты ведь собираешься меня ударить, не так ли?

‒ Как ты догадался? ‒ впечатала я кулак в его нос.

Он пошатнулся, и кровь залила подбородок.

‒ Просто повезло.

Наконец, он вышел, и я осталась совсем одна.

Вот интересно, как, черт возьми, я умудрилась провести с этим человеком четыре года и не узнать, что он способен... на нечто настолько безумное. Как... серьезно? Он женился на ней? Вместо меня? Кто так делает? В смысле, если бы мы расстались, или прошло несколько месяцев, или хотя бы недель... но он просто вывел Тани, типа, я женюсь на ней вместо той, другой сучки.

И при всем при этом я заслуживала большего, чем то, как я обо всем узнала?

Да это была какая-то бессмыслица. Я что, провалилась в кроличью нору?

Голова шла кругом.

Я услышала шаги позади, и меня обхватили руки Себастиана.

‒ Хороший удар, ‒ сказал он.

‒ Как много ты слышал? ‒ спросила я, не готовая повернуться и встретиться с ним лицом к лицу.

‒ Каждое слово, ‒ у него, видимо, были другие соображения на этот счет, он развернул меня, разместил мою голову под своим подбородком, прижав ухом к груди. ‒ Я был по ту сторону двери все это время и слушал.

‒ Мудак, ‒ пробормотала я, не имея это в виду.

‒ Да, что ж, я такой. В какой-то степени мудак, ‒ он коснулся моего подбородка так, чтобы я посмотрела на него. ‒ Я знаю, что не должен был слушать твою личную беседу, но... я не был готов позволить тебе пройти через это в одиночку.

‒ Имеешь в виду, при первой же попытке переступить черту ты был готов порвать его на кусочки?

‒ Почти решился, когда он назвал тебя стервой, ‒ проворчал он утвердительно.

‒ Ты же в курсе, что я могу постоять за себя, да? ‒ сказала я, хмуро взглянув на него.

‒ Да, конечно, ‒ ухмыльнулся он в ответ, ‒ но ты не обязана этого делать.

Я вздохнула, не заостряя на этом внимания.

‒ Итак... ты можешь поверить во все это?

‒ Даже близко нет, ‒ прогрохотал он отрицательно. ‒ Мне кажется, он один из этих... так называемых психопатов, или типа того. Словно, тот, кто не видит разницы между правильным и неправильным.

‒ Думаю, это скорее социопат, ‒ сказала я, ‒ и мне кажется, ты прав. Но я... не могу этого понять.

‒ И не нужно, ‒ он сгреб меня в охапку и посадил на стол рядом с дверью. ‒ А теперь поцелуй меня, чтобы мы оба могли забыть этот бред сумасшедшего.

‒ Звучит неплохо, ‒ пробормотала я, но слова затерялись, когда он меня поцеловал, и я поняла, что то, что происходило между мной и Себастианом, со стороны могло показаться столь же безумным и невероятным, как и то, что сделали Майкл и Тани.

Я встретила его буквально в ту ночь, но уже знала, что не уйду никуда, по крайней мере, в ближайшее время. Ни один из нас не клялся в вечной любви, но мы оба понимали, что к этому все и идет. Как много времени это займет? Не известно, да мне и не важно. Месяц, год, пять лет? Пока это реально и мы оба честны в том, что у нас есть, и чего мы хотим... это все, что мне нужно. Ну, это и еще...

‒ Ты собираешься забрать меня наверх и отыметь, или как? ‒ прошептала я.

‒ Дикарка, ‒ усмехнулся он, ‒ мы же трахались сегодня восемь раз.

‒ И? Я готова в девятому, ‒ я обхватила его твердеющий член через шорты, ‒ и судя по этому, ты тоже.

‒ Да, всегда. Но есть братья, с которыми ты еще не встречалась.

Тут дверь в бар распахнулась, и Себастиан развернулся, намереваясь спрятать меня за спиной, но, когда фигура перешагнула порог и вышла на свет, тут же меня отпустил.

‒ Лусиан! ‒ он сделал стремительный шаг навстречу. ‒ Ты здесь! Не ожидал увидеть тебя так скоро, судя по тому, что я слышал.

Лусиан Бэдд... Боже правый. Какая бы магия не была использована при создании этих восьми братьев, но ген красоты на них явно не пожалели. Лусиан был... похож на близнецов, которых я видела лишь мельком, и на младшего брата Ксавьера, высокий, худой, стройный, обвитый тугими мышцами. Скорее похожий на лезвие, чем на крепкого медведя. Его волосы были такого же богатого каштанового оттенка, как и у остальных, но такие длинные, что невольно усомнишься, что их когда-то стригли. Завязанные на затылке, они свисали до середины спины. В нем было от каждого понемногу: острый нос, волевой подбородок, глубоко посаженные темные глаза, идеальная симметрия. Но если даже Брок, самый подходящий из них под классическое определение красавца, был крепким и мускулистым, то Лусиан был...

Я изо всех сил старалась подобрать верное слово.

Неземным. Иномирным.

Что-то в этом роде. Все братья, которых я встречала, казались больше в жизни, и легко доминировали в помещении благодаря своей шумной нахальной индивидуальности, и даже более спокойный Брок оставался обворожительным человеком, которого невозможно было игнорировать. А вот Лусиан словно... затягивал.

По правде говоря, это сложно объяснить.

Он был великолепным и странным. Заострившиеся черты лица, тяжелый взгляд, излучающий спокойную силу. Его присутствие немного... нервировало в некотором роде. Он не сказал ни слова, но его взгляд охватил меня, рубашку Себастиана на мне, его защитную позу, и скорее всего он видел снаружи Майкла с окровавленным носом. Взгляд Лусиана не упустил ничего.

Наконец, Лусиан шагнул ближе и обхватил руками Себастиана.

‒ Приятно вернуться домой, Баст.

‒ Как ты добрался так быстро? Я думал, ты был на Филиппинах.

Лусиан поднял одну бровь.

‒ Ночным рейсом из Гонолулу.

‒ Гавайи? ‒ спросил Себастиан.

Кивок.

‒ На северном берегу довольно большие волны.

‒ А на Филиппинах ты вообще был?

Он тряхнул головой, от чего хвостик подпрыгнул.

‒ Недолго. Несколько месяцев назад? Когда получил звонок, я был в Гонолулу. Оставался там пару недель.

‒ Никогда не мог за тобой уследить, – усмехнулся Себастиан. ‒ Что ты делал на Гавайях?

‒ Серфинг, рыбалка, ‒ лукавое подмигивание, ‒ и... рыбалка, ну ты понимаешь, о чем я, брат? ‒ он протянул мне руку. ‒ Лусиан.

Я пожала руку, все еще пытаясь рассмотреть его. Он был холодным, тихим и даже лаконичным, но я видела, какая головокружительная глубина кипит за его безмятежной внешностью. Просто он... мало делился тем, что думал и чувствовал. Но ты просто знал, что там глубоко и что он видел и слышал все, ничего не упуская, и нельзя было не задаться вопросом, а о чем он думает хотя бы потому, что его так сложно прочитать.

‒ Я Дрю Коннолли, ‒ сказала я, ‒ добро пожаловать домой.

‒ Домой? ‒ всего одно слово, но интонации в нем подвесили в воздухе множество вопросов.

Себастиан похлопал брата по спине.

‒ Да, домой. Для тебя, и для остальных... ‒ он обнял меня с другой стороны, ‒ и для нее, если она пожелает.

Поднятая бровь и единственный кивок со стороны Лусиана.

‒ Пожалуй, будет тесно.

Он отпустил мою руку и даже одарил меня легкой улыбкой.

‒ Если ты нравишься Себастиану, тогда рад знакомству.

‒ Нравится ‒ это не то слово, шкет.

А вот это привлекло внимание Лусиана.

‒ Без шуток?

Себастиан по всей видимости понимал Лусиана куда лучше, чем я, и у них состоялся некий безмолвный диалог.

‒ Ага, без шуток.

Лусиан кивнул и пожал плечами.

‒ Тогда ладно.

У него за спиной был огромный рюкзак, такой, с какими люди идут на Аппалачскую тропу, проводя недели и месяцы в пути.

‒ Я голоден.

И вот так все братья Бэдд оказались дома.

И, кажется, я тоже.

ЭПИЛОГ

Зейн

Как же я ненавидел костюмы. Отправьте меня в маскированном костюме в чертову пустыню, я и слова не скажу против, но втисни мою задницу в смокинг, и я буду ругаться до второго пришествия.

‒ Осталось двадцать минут, Зейн. ‒ Дрю, похоже, не волновало это дерьмо. ‒ Скоро мы начнем церемонию, и ты сможешь снять пиджак и галстук.

‒ Я хочу снять этот чертов галстук прямо сейчас, ‒ прорычал я.

Она лишь похлопала меня по плечу.

‒ Но ты же свидетель, ты должен быть в галстуке. К тому же, если ты не станешь надевать галстук, остальные парни и подавно, все пойдет наперекосяк и моя свадьба будет разрушена. Ты же этого не хочешь, правда?

Я нахмурился от ее логики.

‒ То, что держит их в узде, ‒ не чертовы глупые галстуки, Дрю, а угроза насилия и обещание выпивки.

Она одарила меня своим фирменным леденящим душу взглядом.

‒ Надень этот чертов галстук, Зейн Бэдд.

Боже, благослови Себастиана и пусть он проживет долгую и счастливую жизнь вместе с Дрю Коннолли, но боже, с этой женщиной ему понадобятся стальные яйца. Она это нечто, помяните мое слово.

Я поднял руки в знак капитуляции.

‒ Ладно, Иисусе, но в тот же миг, когда все закончится...

‒ Тогда я сама сниму с тебя галстук, если он так тебя бесит, ‒ перебила она, ‒ но, пожалуйста, прекрати брюзжать.

‒ Пока на мне эта дурацкая штука, я не могу нормально дышать, ‒ начал я.

Дрю лишь зашипела на меня.

‒ Ты же морпех, Зейн. Вы можете задерживать дыхание на целых десять минут.

‒ Это к делу не относится, ‒ сказал я, ‒ и не делает этот чертов мартышкин костюм хоть немного удобнее.

Она лишь покачала головой.

‒ Слабак.

Наконец, она отвернулась от меня, потому что Бакстер подкатил на своем Харлее. Ублюдку хватило одного взгляда на байк Ксавьера, чтобы решить, что ему он просто необходим. Но, разумеется, ему нужен был самый большой, самый крутой, самый громкий из всех существующих, так что приближение этой глупой гориллы было слышно за версту. Он был без шлема, ибо глупо качал своими волосами, а смокинг сидел так, будто тот в нем родился. Впрочем, он ходил на множество обедов игроков, так что одевался так куда чаще, чем я когда-либо.

Дрю надела свое свадебное платье, подхватила заднюю часть и села на байк позади него. Я абсолютно уверен, что только Дрю Коннолли могла провернуть такое. Она взяла свое старое свадебное платье, то самое, в котором Майкл ее никогда не видел, и поехала в город с парой ножниц, иглой и нитками. Шучу, шучу... просто шутка.

Она отвезла его к профессиональной портнихе, и его профессионально изменили. Я никогда не видел оригинальную версию, но, на мой взгляд, платье выглядело очень хорошо. Слышал, верхняя часть стала свободнее, чтобы в нем можно было дышать, а часть юбки была обрезана до бедер, чтобы не мешала ходить, тогда как задняя часть осталась достаточно длинной, чтобы получился настоящий шлейф. Не знаю, как швея это сделала, но у нее получилось, и Дрю выглядела чертовски улетно. Стильно, сексуально и царственно одновременно.

Свадьба Дрю и Баста могла быть какой угодно, но только не традиционной. Столы были накрыты в доках у бара, и ресепшн находился на улице... в нормальное рабочее время. В семь вечера. А Бакс был тем, кто провез ее вокруг квартала чтобы она могла торжественно появиться на заднем сиденье Харлея. Никакого прохода, никаких «выходов невесты». Ну, честно говоря, думаю, Кан и Кор планировали удивить ее импровизированной версией чего-то подобного.

Мы перекрыли всю улицу вокруг бара, а обслуживающая компания организовала шведский стол снаружи и кучу покрытых-белыми-скатертями столов на улице и в доках. Для Канаана и Корина была сцена, и они планировали играть всю ночь напролет, делая перерыв на еду и выпивку, конечно.

Близнецы ‒ это близнецы. Они могли сыграть кавер на что угодно, плюс список из сотни или около того оригинальных песен, включая те, что были написаны во время гастролей, но так и не попали на студию звукозаписи. Они никогда не говорили о них в своем старом агентстве, и было всего двадцать песен из их дебютного альбома, которые они не имели права исполнять без разрешения.

Вся свадьба была открыта для народа, тогда как бар работал в обычном режиме, все торжества проходили снаружи. Мы наняли дополнительных сотрудников в помощь организаторам, которые должны были следить за баром, так что все мы могли тусить и веселиться всю ночь.

Здесь уже было около двухсот человек, в основном в баре, и люди все еще прибывали со всех сторон. Может все дело в Канаане, Корине и безбашенном кавере на «Лестницу в небеса», который они сейчас исполняли, или в огнях, скоплении народа и ароматах еды... или виновата атмосфера отрывной вечеринки, что витала над этой частью Кетчикана.

За четыре месяца с тех пор, как пьяная Дрю ввалилась в «Бэддс Бар энд Грилл», жизнь стала немного безумной. Поползли слухи, что восемь братьев Бэдд вернулись в город, и что все мы бываем в баре на регулярной основе, что повлекло за собой появление толпы дамочек... и их парней, и мужей, ошивавшихся вокруг из-за офигительной музыки, предоставляемой ежевечерно близнецами и суровых напитков, наливаемых Бастом и Баксом. Можно сказать, бизнес процветал. Как шеф-повар, Ксавьер оказался столь же талантлив, как и во всем остальном, из чего следовало, что у нас было убийственное меню, а Дрю предоставляла улыбающееся, красивое, счастливое лицо толпе, которая каждый вечер набивалась под завязку. Так и есть, цыпочка забросила свой диплом юриста ради роли хостесы в пивнушке... она отлично смотрелась и была искренне счастлива такому решению.

Лусиан, Брок и я помогали по мере возможности на кухне, за барной стойкой и на танцполе, а Ксавьер взял на себя заботу о бухгалтерии, поскольку мог производить математические подсчеты в голове даже будучи в стельку пьяным. Все шло... изумительно. Мы были заняты сильнее, чем когда-либо, и всех все устраивало.

Я не стрелял из пистолета месяцами, и это был самый длительный промежуток вне полигона или боя с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать.

Очевидно, не все из нас вписались в жилище над баром, так что некоторые из братьев скинулись, чтобы купить и отремонтировать старый магазинчик с апартаментами наверху в квартале от бара. Магазин был переделан в студию звукозаписи для близнецов, а комнаты наверху стали жильем для них: Лусиана, Брока и Бакса, тогда как Ксавьер и я заняли две свободные спальни над баром. Никто из нас не проводил много времени в комнате, не считая сна, так что это не играло большой роли, ведь все мы каждую свободную минуту проводили в баре, работая, или выпивая.

Пока Дрю и Бакс совершали свой круг по кварталу, настало время и мне занять свое место позади Себастиана у алтаря, который состоял из подставки для микрофона и арендованной белой арки, украшенной розами, вместе с братьями, выстроившимися по обеим сторонам. Поскольку у Дрю не было ни настоящих подруг, ни семьи, за исключением отца, который и проводил церемонию, то братья сами вызвались быть ее «друзьями невесты», так же, как и для Себастиана «друзьями жениха». Лусиан, Ксавьер, Бакс и Брок были ее друзьями, а близнецы и я ‒ Баста. Технически, я был свидетелем, но это означало только, что я был ответственным за кольца.

Себастиан, стоявший рядом с Дру, выглядел более дерганным, чем когда-либо.

‒ А ты часом не нервничаешь? ‒ толкнул я его.

‒ Бл*дь, да так и есть, ‒ зыркнул он на меня. ‒ Я женюсь, мужик. Конечно, я нервничаю.

‒ Ты же знаешь, что она не сбежит, или что-то в этом роде, верно?

‒ Ну, черт, чувак, надеюсь, нет, ‒ фыркнул он, ‒ но нервничаю я не поэтому.

‒ Тогда в чем дело? Никогда не видел, чтобы ты так бледнел из-за чего-либо.

Он переступил с ноги на ногу, следя поверх голов за приближением Дрю.

‒ Мои клятвы. Я написал их сам, но... ‒ он неловно пожал плечами, ‒ выражать словами то, что происходит в моей голове, никогда не являлось моей сильной стороной.

Мне хотелось сказать что-то полезное.

‒ В этом я не намного лучше тебя, брат. Но знаешь... будь собой, я думаю. Это то, что она любит, и это сделает ее счастливой.

Дру Коннолли, одетый в парадную униформу времен его службы, хлопнул Себастиана по плечу.

‒ Слушай, малыш. Это все не так уж сложно. Твой брат попал в самую точку. Фишка в том, чтобы не пытаться сказать то, что у тебя в голове. Говори то, что на сердце. Мою Дрю не слишком заботят витиеватые слова и никогда не волновали. Я учил ее обращать больше внимание на поступки, вот что действительно говорит о твоем характере. Попытайся уложить свои обеты в пятистопный ямб или подобное дерьмо, и она посмотрит на тебя как на умалишенного. Просто скажи ей, что ты чувствуешь, и дай искренние обещания касаемо вашего будущего.

Лицо Себастиана вытянулось.

‒ Что за хрень этот «ямб», как вы там выразились?

И Ксавьер заговорил:

«Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь ‒ над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь ‒ звезда, которою моряк

Определяет место в океане.

Любовь ‒ не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих,

То нет любви ‒ и нет стихов моих!»

Какое-то время все молча таращились, пока он не пожал плечами.

‒ Что? Это Шекспир. Сонет сто шестнадцать в пятистопном ямбе. Одна из самых знаковых поэм о любви из всех когда-либо написанных.

Себастиан минуту молча смотрел на Ксавьера.

‒ Ну, это действительно красиво, но что, черт возьми, это значит?

Ксавьер быстро моргнул, что обозначало обдумывание ответа.

‒ Зависит от того, читаешь ли ты его отдельно, или в контексте с другими сонетами из той же серии. Если читать его само по себе, в отрыве от контекста, то оно о совершенстве истинной любви, и о том, как любовь бессмертна и непреклонна.

‒ Ты потерял меня, брат, ‒ рассмеялся Себастиан, ‒ из всего этого я понял не больше четырех слов.

Ксавьер вздохнул.

‒ Неважно, ‒ он нахмурился, глядя на Себастиана, ‒ знаешь, а я все же считаю, что ты куда умнее, чем о себе думаешь.

‒ Спасибо за вотум доверия, сопляк, но я оставлю причудливые слова и поэзию вам с Броком.

‒ Эй, спасибо конечно, но избавь меня от поэзии, ‒ сказал Брок, ‒ я предпочту Канта и Ницше Шекспиру и Марлоу в любой день недели.

Ксавьер открыл было рот, чтобы аргументировать, возможно, докторской диссертацией на стыке поэзии и психологии или еще каким-то модным бредом, но его прервал грохочущий рев Харлея Бакстера. Толпа расступилась перед большим байком, а когда Бакс поравнялся с алтарем и строем братьев Бэдд, то остановился, откинул подножку, соскользнул и подал руку Дрю, чтобы помочь спешиться. Она перекинула ногу, оголив в процессе ноги почти до неприличия, расправила платье на бедрах и животе, а затем глубоко вздохнула.

Несколько долгих секунд она стояла там, просто дышала, улыбалась и смотрела на Себастиана. Близнецы, как по заказу, начали играть «Выход невесты», хотя я прежде никогда не слышал версии, включающей в себя гитарное соло и ударный басовый рифф. Уж не знаю как, но это сработало.

Подхватив шлейф, она подошла к Себастиану, держа за руку Бакса.

Дру взял ее руку и руку Себастиана и соединил их между собой.

‒ Никто здесь не силен в церемониях и традициях, так что я сделаю все просто и быстро.

Он взглянул на дочь.

‒ Дрю, моя сладкая малышка, моя маленькая девочка, я самый счастливый человек на свете, после Себастиана, конечно. Видеть тебя счастливой, видеть, что ты нашла достойного мужчину? Это заставляет холодное сердце старого солдата немного смягчиться. Никогда бы не подумал, что нечто столь замечательное могло получиться из того дерьмового дня четыре месяца назад, но вот мы здесь, чтобы соединить тебя и Себастиана тем, что они называют священными узами брака.

Потом он посмотрел на Себастиана.

‒ Себастиан, мальчик мой. Мне нет нужды о многом тебе говорить. Люби ее, заботься о ней, будь мужчиной, которого она заслуживает. Я знаю, что ты будешь, ведь я знаю, какой ты есть. Месяц назад ты попросил у меня руки моей девочки, и я дал тебе свое благословение лично и повторяю его снова при свидетелях. Ты отличный мужик, и я чертовски горжусь тем, что заполучил такого зятя.

Дрю хлопнула отца по руке.

‒ Пап! Ты не можешь материться, когда женишь нас!

Дру только усмехнулся в микрофон:

‒ Конечно, могу. Мы же не в церкви, правда? ‒ Дрю вздохнула, признавая его правоту, и ее отец продолжил. ‒ Итак, без дальнейших словоизлияний, поехали.

Он посмотрел на Дрю.

‒ Дрю Коннолли, берешь ли ты в мужья Себастиана Бэдда, обещаешь ли любить его и делить все, что у вас есть, до конца жизни и после ее окончания?

Дрю сделала глубокий вдох и выдохнула:

‒ Да. Навсегда и еще дольше.

Тогда Дру посмотрел на Себастиана:

‒ А ты, Себастиан, берешь ли в жены эту женщину, мою драгоценную дочь и мою единственную семью во всем мире, в жены, будешь ли ты любить ее и делить с ней все, что у вас есть, до конца жизни и после ее окончания?

‒ Да, ‒ кивнул Себастиан.

Дру перевел взгляд с одного на другую:

‒ Вы хотели бы обменяться клятвами прежде, чем я продолжу?

Дрю издала еще один вздох:

‒ Себастиан... иногда мне трудно осознать, что я здесь, что все это реально. Что ты реален. Но ты есть, и... я люблю тебя. Очень сильно. И твои братья, все семеро, они стали семьей, которой у меня никогда не было, и я благодарна за тебя и за них. Я обещаю любить тебя со всем безумием, что у меня есть, а это немало. Все, что я могу сказать: я очень рада, что набрела на твой бар в ту ночь.

Себастиан рассмеялся:

‒ Я тоже этому очень рад. У меня была написана длинная речь, но сейчас карточки с текстом помяты, и я не могу разобрать свой собственный почерк... ‒ он достал пару карточек три на пять, исписанных с обеих сторон мелким почерком, и засунул их обратно в карман брюк. ‒ Так что придется импровизировать. Когда ты наткнулась на мой бар четыре месяца назад, ты была одета в то же самое свадебное платье, что и сейчас, но ты была вся мокрая, макияж потек, волосы спутались, ты была пьяна и с разбитым сердцем. И, милая, когда я посмотрел на тебя, первой мыслью было, что я вижу ангела. В тот момент у меня перехватило дыхание и перехватывает каждый чертов день с тех пор. Я не знал, что ищу, но нашел это в тебе. И вот мы здесь. Я люблю тебя. И спасибо, что дала мне шанс.

Потом он взглянул на Дру:

‒ И, Дру, теперь, когда я женился на вашей дочери, мы восьмеро тоже стали твоей семьей. Так что от имени моих братьев и меня... добро пожаловать в клан.

Дру тяжело выдохнул, прочистил горло и зажмурился.

‒ Спасибо, Себастиан. Не передать словами, сколько это для меня значит. А теперь, если вам двоим больше нечего сказать... ‒ он перевел взгляд с Дрю на Себастиана и обратно, и те помотали головами, ‒ тогда все, что мне осталось сказать... властью данной мне... как это называется... универсальной церковью жизни и всемирной паутиной... объявляю вас мужем и женой. Целуй ее, малыш.

Себастиан не стал больше тратить время, и, боже правый... какой это был жаркий поцелуй. Пара человек совсем уж засмущались, но, черт, любовь между ними не заметил бы только слепой.

Себастиан пропустил свои пальцы через пальцы Дрю, и они подняли сцепленные руки вверх, и толпа, состоящая из жителей и туристов Кетчикана, плюс небольшая группка копов, приятелей Дру, одетых в гавайские рубашки и кросы с носками, принялась голосить и хлопать как сумасшедшие, но никто не создавал столько шума, сколько мы, братья Бэдд.

Себастиан помедлил немного, а потом наклонился к микрофону:

‒ Спасибо всем. Теперь, когда церемония завершена, давайте начнем вечеринку! Веселитесь!

Близнецы повскакивали обратно к своим микрофонам и инструментам и выдали душевное исполнение классического «Fight For Your Right To Party» от Бисти Бойз, и кто бы мог подумать, что эти два олуха могут играть старый добрый рэп?

А потом была вечеринка, напитки лились рекой, а столы ломились.

Как только Дрю и Себастиан покинули алтарь и микрофон, Дрю подошла ко мне и развязала мой галстук-бабочку. Я избавился от пиджака, забрал у нее галстук и убрал его в карман пиджака, который в свою очередь бросил на спинку стула, на котором должен был сидеть. После того как подкатил рукава, мне стало немного лучше. Долой галстук, долой пиджак, долой рукава... наконец-то я смог дышать.

Толпа зверела, что нисколько меня не тревожило. После бесчисленных миссий в Ираке и Афганистане, и даже нескольких поездок за наркобаронами в Южную Америку, я не находил большое скопление людей вокруг чем-то офигенным. Скорее они заставляли меня нервничать, дергаться и ощущать дискомфорт. И чем сильнее толпа бесчинствовала, тем больше натягивались мои нервы, пока, в конце концов, мне не пришлось бы удалиться от шума и суеты и найти где-нибудь укромное местечко, чтобы я снова смог нормально дышать.

Никто из братьев не знал о моих панических атаках, ведь, будь я проклят, если когда-нибудь признаюсь в этой слабости хоть кому-то из них, хотя логически я понимал, что они бы меня только поддержали. Но я все еще не мог признать это. Ни за что, никак.

Но, думаю, сейчас со мной было все в порядке. Вокруг были мои братья и неприлично счастливый Себастиан, улыбающийся от уха до уха и не отпускающий от себя Дрю ни на шаг. Я выхватил бутылку пива из ведра со льдом во главе стола, наполнил тарелку едой и занял свое место рядом с Лусианом за главным столом возле сцены.

Боже, Лусиан. Пацан вернулся и был таким же непроницаемым, как и всегда. Мне всегда казалось, что у меня мастерски получается держать свое дерьмо при себе, но Лусиан... парень вообще ничего не выражал, даже для нас, кто хорошо его знал, он был практически нечитаемым.

Но вот он наклонил свое кресло назад, опираясь на две ножки, и отпил пива из красного одноразового стаканчика с лукавой усмешкой.

‒ Что смешного, Лус?

Его ник произносился «Льюс», даже несмотря на то, что имя звучало как Лю-си-ан. Пойди пойми, правда? Никакого простора для фамильярного обращения на мой взгляд.

Он лишь пожал плечами.

‒ Да вот, ‒ он махнул своим пивом, ‒ Баст женился.

Я предупреждающе скосил на него глаза.

‒ И что здесь смешного?

Он покачал головой.

‒ Не в том смысле, что это глупо, или несерьезно, ‒ он прервался и сделал глоток, видимо, достигнув предела того, сколько слов мог сказать за раз. ‒ Просто... скорее чудно. Баст... женился? Никогда не думал, что из нас всех он сделает это первым. Это странно. И в каком-то смысле смешно.

‒ Да, я тебя понял, ‒ я не мог не усмехнуться.

И так мы провели следующие несколько часов, Лусиан и я сидели за столом и попивали пиво, ни один из нас не был большим выпивохой. О, не поймите меня неправильно, я склонен порой напиваться до чертиков, но делаю это наедине. Не уверен насчет Лусиана, но сомневаюсь, что он вообще хоть когда-то отпускает свой контроль.

Как бы то ни было, Брок и Бакс таких заморочек не имели. Вечеринка значит вечеринка, особенно для Бакса. Он хорошо умел напиваться, и если за то время, пока он был в Канаде и играл за «Калгари Стамперс» в КФЛ, ничего не изменилось, Бакс всегда умел весело провести время, будучи в стельку пьяным.

За примером не пришлось далеко ходить. Я поднял глаза и, да, так и есть. Бакс стоял одной ногой на стуле, другой на столе с запрокинутой бутылкой «Джеймсона» и хлестал его прямо из горла. Толпа скандировала: «ПЕЙ! ПЕЙ! ПЕЙ!» ‒ а Бакс был в своем репертуаре. Похоже, он вознамерился опустошить всю бутылку за один гребаный раз... и, черт возьми, добром это не кончится. Совсем. Ни для кого.

Так что я вскочил, выхватил у него бутылку и сказал:

‒ Бакс, не будь кретином.

‒ Эй, ублюдок, ‒ он посмотрел прямо на меня со злым выражением на лице, ‒ я почти выиграл пари, ‒ он кривовато подмигнул паре девушек, которые хихикали и смущенно посмеивались. ‒ Я прикончу целую бутылку «Джеймсона» за раз, а они отвезут меня к себе в отель.

‒ Бакс, дружище. Послушай, ‒ я усмехнулся, пряча раздражение, ‒ если ты хлопнешь бутылку виски, то у тебя ничего не будет ни с одной из них, ни с обеими, как бы хороши они ни были, поскольку у тебя будут шальная голова и пьяный член. Так что я, как старший брат, делаю тебе одолжение. Будь умнее, ладно?

Бакстер дотянулся резвее, чем я мог ожидать в его пьяном состоянии и вырвал у меня бутылку.

‒ У меня... не бывает... пьяного члена... брат, ‒ он одарил меня тяжелым взглядом, высунул язык и опустошил бутылку в полдюжины глотков. ‒ Я бы поделился, но нечем.

Он все еще стоял в позе капитана Моргана с одним коленом наверху и ногой на столе, так что я толкнул его отчасти рефлекторно, реагируя на его выходку, отчасти потому что был зол на него. Он начал заваливаться назад, размахивая руками с бутылкой в них, как мельница, а затем прежде, чем упасть навзничь, схватил меня за рубашку и потянул за собой. Он сильно ударился, а я упал на него сверху и услышал звук бьющегося стекла. Бакс перекатился, сбрасывая меня, и я почувствовал что-то острое в районе ребер, я оказался на спине, с выбитым из легких воздухом, ребра вспыхнули огнем и болью, люди кричали, Бакс ругался.

Я сел, зажав рану рукой, и она тут же окрасилась красным. Поднял рубашку, проверяя порез; не особо глубокий, может понадобиться пара швов, но не более. Ничего ужасного. Я схватил горсть салфеток и приложил их к ране, прижимая так сильно, как только мог, а затем обернулся, чтобы проверить Бакса.

Черт.

ЧЕРТ.

У него дела шли куда худе, зазубренный кусок битой бутылки вошел глубоко в мясо в верхней части бедра. На дюйм, если не больше. Я знал основы первой помощи и помнил, что нужно наложить что-то давящее и зафиксировать подручными средствами, а еще не пытаться извлекать то, что нанесло рану.

‒ Не двигайся, Бакс, ‒ сказал я, стараясь чтобы мой голос звучал спокойно, ‒ нам нужно оставить его там на пару минут, ладно, брат? Я знаю, что это больно, но так надо.

‒ Зачем? ‒ он говорил сквозь стиснутые зубы и смотрел на меня. ‒ Чертовски больно. Убери это.

‒ Не могу, пока нет, ‒ сказал я. ‒ Если его извлечь, можно нанести больший вред. И он довольно высоко, возможно рядом артерия. Если мы потянем и повредим артерию, ты истечешь кровью раньше, чем мы, нахрен, сможем хоть что-то сделать.

Он лежал на спине, пытаясь сесть и осмотреться, руки парили над бедром, будто борясь с желанием просто взять и вырвать осколок.

‒ Черт, мужик.

‒ Прости, Бакс, мне не стоило тебя толкать.

‒ Да неужели, придурок.

Кровь, боль в его глазах, напряжение, чувство вины... вернули меня в воспоминания.

‒ МЕДИК! ‒ выкрикнул я, моментально забыв, что нахожусь на Аляске, а не на миссии.

Я услышал волнение вокруг себя и посмотрел наверх, чтобы увидеть, как кто-то пробирается сквозь толпу.

‒ Пропустите. Я медик, ‒ услышал я женский голос с резкими нотками человека, который привык, что ему подчиняются. ‒ Ну-ка ЖИВО свалили с дороги, уроды!

Люди были растолканы по сторонам и женщина, пройдя сквозь созданный ею проход, опустилась на колени перед Баксом. Я отошел в сторону, давая ей больше пространства, и она быстро провела осмотр.

‒ Оу, не так уж и плохо. Не фонтан, конечно, но с тобой все будет хорошо. Просто замри, хорошо?

‒ Да я-то замер! ‒ проскулил Бакс. ‒ Это ты тут двигаешься.

Она взглянула на меня.

‒ Зафиксируй его ногу для меня.

‒ Да, мэм, ‒ сказал я, потому что у нее был властный голос, а я солдат, обученный подчиняться подобному. Я схватил бедро Бакса возле паха и у колена и прижал его к полу. ‒ Что теперь?

‒ А теперь я выдерну это и надеюсь, он ударит тебя вместо меня, ‒ сказала она с кривой усмешкой, выбившей воздух из моих легких.

Черт, умереть не встать, эта девочка была великолепна. Немного низковата, но чертовски фигуристая. Светлые волосы были туго заплетены сзади, а хвостик свисал через плечо, яркие зеленые глаза цвета травы с бликами летнего солнца на ней, и ухмылка, черт, эта ухмылка. Односторонняя, милая, уверенная, сексуальная, приоткрывающая белые зубы, а чувственные губы накрашены алой помадой. Эта ухмылка выбила из-под меня почву.

И она справлялась со всем с легкостью человека, видевшего вещи намного, намного более ужасные.

‒ А ему не навредит, если ты это выдернешь?

Она покачала головой и коса соскользнула с ее плеча.

‒ Да нет. Не в этом месте. Угрозы для бедренной нет. Там только мышцы и кровь. С ним все будет в порядке. Будет очень больно, когда я извлеку стекло, но серьезного ущерба это не нанесет. В этом вся разница, ‒ она взглянула на Бакса. ‒ Тебе нужен ремень, чтобы закусить, большой парень? Или ты умеешь терпеть боль? ‒ я понимал, что она его специально задирает.

‒ Да я, бл*дь, потерплю, идет? Просто достань уже эту хрень из меня, ‒ прорычал Бакс.

‒ Держись за меня, Бакс, ‒ сказал я, ‒ можешь сломать что-нибудь, если хочешь.

‒ О да, я сломаю что-нибудь, ‒ зарычал Бакс на меня, ‒ ты, черт, только дождись.

‒ Мне нужно, чтобы ты прижал его ногу, ‒ сказала сексуальная лекарка, ‒ так, чтобы он не дернулся и не усугубил ситуацию.

‒ Принято, ‒ ответил я. Я слышал звук сирены в отдалении, значит, кто-то вызвал скорую. Крепко удерживая ногу Бакса, я приготовился к моменту, когда она вынет неровный осколок бутылки. Бакс тоже готовился: зубы сжаты, обе руки вцепились в мое плечо, и хватка была действительно сильная. Я заслужил это, так что терпел. Но это охренительно больно, и вкупе с порезом на ребрах, который все еще кровоточил, я оказался в мире боли.

Но Бакс был ранен сильнее, так что я задвинул боль на задний план и сосредоточился.

Лекарка бросила на меня быстрый взгляд.

‒ На счет три, хорошо? Готовы? Раз... два... ‒ и тут она выдернула осколок одним быстрым движением, ‒ три.

‒ Ха-ха, ‒ проворчал Бакс, его голос был заметно слабым и невеселым, ‒ очень, бл*дь, оригинально. О черт... черт, как же больно.

Доктор посмотрела на Брока, который нависал над нами.

‒ Ты. Нужна твоя рубашка и ремень.

Брок исполнил все незамедлительно, снял пиджак, развязал галстук и расстегнул рубашку. Меньше, чем через тридцать секунд, он отдал ей свои рубашку и ремень. Лекарка обернула рубашку вокруг бедра Бакса, удерживая толстый ком ткани на месте раны, а затем обмотала все это ремнем и туго затянула. Подъехала скорая, и команда врачей взяла на себя остальное. Сексуальная докторша ввела их в курс дела, и Брок забрался в скорую следом за Баксом, лежавшим на носилках. И они уехали. А я остался стоять там с рукой, прижатой к боку, а рядом стояла лекарка с окровавленными руками.

‒ Военный? ‒ посмотрела она на меня.

‒ Морской пехотинец, ‒ кивнул я. ‒ Ну... теперь видимо бывший, ‒ я посмотрел на нее и потерялся в этой зелени. ‒ Полевой врач?

‒ Армия. Три тура. Один в Ираке и два в Афганистане.

‒ Спасибо, ‒ я протянул руку, ту, что не была прижата к моим ребрам, ‒ Зейн Бэдд.

Она протянула руку, чтобы взять мою, но заколебалась.

‒ Я бы пожала, но у меня руки грязные.

‒ Нам обоим не впервой видеть кровь на руках, ‒ я преодолел остальное пространство, беря ее руку своей. ‒ Как твое имя, дорогая?

Она пожала мне руку уверенно и твердо.

‒ Мара Куинн.

Обе наши руки были скользкими и липкими от крови. На ее руке ‒ кровь Бакстера, на моей ‒ его и моя вместе.

Я не болтун, как некоторые из моих братьев, но я не замкнутый и не ворчливый, как Лусиан или Себастиан, тем не менее, у меня никогда не было проблем в общении с женщинами. Полагаю, главным образом потому, что мой внешний вид говорил сам за себя, и фактически мне не приходилось много говорить после фразы «Я морской пехотинец». Но по какой-то причине рядом с Марой Куинн я не мог связать и двух слов.

‒ Что ж, ‒ я почувствовал, что мой язык прилипает к небу, а слова застревают в горле.

‒ Светские беседы ‒ отстой, и мне нужно выпить, ‒ она снова одарила меня своей однобокой усмешкой и внутри меня что-то затрепетало, словно у меня в груди поселилась колония летучих мышей. ‒ Может, ты знаешь какое-нибудь местечко... тихое... где мы могли бы пропустить по одной?

‒ Вполне, ‒ усмехнулся я в ответ, ‒ так сложилось, что рядом бар, названный в честь меня...

‒ Бар в честь тебя, или ты в честь бара?

‒ Без разницы. Он принадлежал нашему отцу, а теперь он наш, ‒ сказал я, указывая ей путь, по направлению к Бэддам.

‒ Говоря «наш», кого именно ты имеешь в виду? ‒ спросила Мара.

‒ Себя и своих семерых братьев, ‒ сказал я. ‒ Себастиан, тот, что сегодня женился, старший. Потом я, Брок, чью рубашку ты намотала на ногу Бакса. Следующим идет Бакс, потом Канаан и Корин, следом Лусиан и затем Ксавьер.

Брови Мары поднялись.

‒ Черт, как много братьев.

‒ Так и есть, ‒ кивнул я, ‒ но это значит, что здесь никогда не бывает скучно.

Мы взяли два стула у бара, и к нам немедленно подошел временный бармен.

‒ Что вам предложить, мистер Бэдд?

‒ Мое имя Зейн, ‒ нахмурился я, ‒ мистер Бэдд был моим отцом, и он умер. Бурбон со льдом для меня, ‒ я взглянул на Мару, ‒ а тебе?

‒ То же, что и ему.

‒ Вы предпочитаете какой-то конкретный бурбон, сэр?

‒ «Мэйкерс Марк» подойдет, ‒ сказал я.

‒ Хороший выбор, ‒ сказала Мара, улыбнувшись, ‒ хотя я обычно предпочитаю «Блантон», как более изящный и женский, но он есть не везде.

Когда подали наш «Мэйкерс», какое-то время мы пили в странном дружелюбном молчании, а потом Мара повернулась на стуле лицом ко мне.

‒ Что ж, гм... ‒ она посмотрела на меня поверх своего стакана со льдом с легкой лукавой улыбкой на губах, ‒ говоря о тихом месте, я не совсем это имела в виду.

То, как она приблизилась ко мне, позволяя своему колену потереться об мое, сказало мне о том, что же она, вероятно, подразумевала, но я был не из тех, кто любит играть в игры или сорить словами. Я люблю знать наверняка, во что ввязываюсь и люблю, когда девушки честны в том, чего они хотят от меня. Я слишком много раз был на волосок от смерти и слишком много раз видел, как обрываются жизни моих товарищей, чтобы ходить вокруг да около и играть в эти игры разума.

‒ Хм. Ну... так что ты там имела в виду, Мара? ‒ Я скользнул к ней ближе, теперь уже почти стоя, прижал ее колено своим и скользнул ладонью вверх по ее бедру. Она допила свой напиток одним глотком и встала, прижимаясь ближе ко мне. Ни колебаний, ни игр.

‒ Ты и я где-нибудь наедине с кроватью, ‒ сказала она, ‒ или с диваном. Ну или с прилавком.

‒ В моем распоряжении есть все три варианта, и в обозримом будущем все будут заняты здесь внизу.

‒ Тогда показывай дорогу, ‒ сказала Мара, проскальзывая своей рукой в мою. Я повел ее наверх, в квартиру, и указал на свою комнату. Как только дверь за нами закрылась, Мара набросилась на меня. В буквальном смысле слова, она подпрыгнула в воздух и врезалась мне в грудь, позволяя удерживать ее вес, ее рот накрыл мой рот, а ее язык нашел мой язык.

Несколько долгих минут мы, затаив дыхание, целовались. Обе мои ладони были на пухленьком сочном персике ее обтянутой джинсами задницы, сжимая ее, удерживая девушку тем самым на весу. Я сместил ее выше, и она обвила свои короткие сильные ножки вокруг моих.

Я придержал ее, отстранившись от поцелуя настолько, чтобы прошептать ей прямо в губы:

‒ Черт, девочка. А ты времени зря не теряешь.

Она покачала головой.

‒ Нафиг. Ты видел то же дерьмо, что и я, Зейн... какой смысл тянуть время, если мы оба знаем, чего хотим?

‒ Нафиг, ‒ повторил я ее слова.

‒ Но для ясности, ‒ пробормотала она своим сладким, сексуальным, озорным, украшенным однобокой улыбкой, ротиком, ‒ тот факт, что я не люблю глупые игры еще не означает, что я захочу упускать хоть что-то из приятных вещей.

‒ Я никогда не пренебрегаю приятными вещами, ‒ сказал я.

‒ Хорошо, потому что прелюдия ‒ это половина удовольствия.

‒ По меньшей мере, половина, ‒ согласился я.

‒ Что ж, рада, что мы на одной волне.

‒ Я тоже.

Она соскользнула на ноги, задрала мою рубашку и, позволив сорвать ее, отбросила прочь. Когда же она потянулась к ширинке моих брюк, то замерла, увидев порез на боку.

‒ Что за черт, Зейн?

Я посмотрел вниз, успев уже забыть об этом.

‒ Ах, это? Да ерунда.

Она потянула за бумажные салфетки, которые пропитались кровью и прилипли к коже.

‒ Это не ерунда. Боже, почему ты ничего не сказал?

‒ Бакс был ранен сильнее, ну а потом я просто... забыл.

Она озадаченно посмотрела на меня.

‒ Как можно было забыть о пятнадцати сантиметровом разрезе поперек твоих чертовых ребер?

‒ Ну, знаешь, не то чтобы это было щекотно, ‒ пожал я плечами, ‒ просто ты несколько... отвлекла меня, ‒ я усмехнулся, убирая ее руки и потянулся к ее рубашке. ‒ Я в порядке. С этим мы можем разобраться позже.

Она проигнорировала мою попытку отстранить ее и продолжила осторожно убирать мокрые от крови салфетки, потом осмотрела порез.

‒ Можно обойтись без швов. Рана не глубокая, просто длинная. К тому же уже затянулась, ‒ она посмотрела на меня. ‒ Есть какой-нибудь супер-клей?

‒ Супер-клей?

‒ Да, ‒ кивнула она, ‒ отлично срабатывает в подобных случаях. Медицинский клей подошел бы лучше, но и старый добрый супер-клей на крайняк покатит.

‒ Да есть какой-то в ящике на кухне.

‒ Ну, показывай дорогу. Знаешь, я не могу проигнорировать подобное. Это не в моей натуре. Так что, чем быстрее ты покажешь мне клей, тем быстрее мы вернемся к более приятным вещам.

Я повел ее прочь из спальни на кухню, нашел клей и аптечку с бинтами и пластырем. Она разорвала огромную пачку бумажных полотенец, наполнила чашку водой и промыла порез, чтобы отчистить его, наконец, когда сочла его достаточно чистым, промокнула насухо, осторожно наложила толстую полоску супер-клея вдоль пореза, затем опустилась на колени и подула на кожу, чтобы клей быстрее высох. Через минуту клей подсох, и я был как новенький.

Ну, почти.

Она встала, вымыла руки и облокотилась на стойку, стоя лицом ко мне.

‒ Твои штаны намокли. Упс, ‒ произнесла она с усмешкой, которая сказала мне обо всем, что мне стоило знать.

‒ Полагаю, что от них придется избавиться, ‒ сказал я, ведя ее по коридору в свою комнату и закрывая за собой дверь.

‒ Полагаю, что так, ‒ расстегнула она пуговицу на ширинке, и потянула вниз змейку. ‒ Кажется, мы на этом остановились? Я как-то подзабыла.

Я почувствовал, как внутренности сжались, член затвердел, а в голове зашумело.

‒ Думаю, мы сошлись на том, что прелюдия ‒ значительная часть удовольствия.

‒ Ах, да, ‒ пробормотала она, спуская мои штаны, ‒ на этой волне.

‒ На этой, ‒ я снял туфли, переступая через брюки, и теперь стоял напротив полностью одетой Мары в одних узких черных трусах.

‒ Боже, ты чертовски великолепен, Зейн, ты в курсе? ‒ голос Мары звучал низко и искренне удовлетворенно. ‒ Но на тебе все еще слишком много одежды.

Я позволил стянуть с себя нижнее белье и теперь был полностью раздет, а на ней по-прежнему оставалась каждая мельчайшая деталь одежды, ситуация, которую я собирался исправить в кратчайшие сроки. Она стояла напротив меня, а ее взгляд блуждал вверх и вниз по моему телу. Я позволил ей полюбоваться, ведь я надрывал задницу, чтобы выглядеть так.

‒ Мара, дорогая, ты тоже просто великолепна, но думаю, мне нужно увидеть больше. Чтобы... ну знаешь... убедиться, что мы на одной волне.

Она схватила подол своей рубашки, чтобы стянуть, но я поймал ее запястья.

‒ Нет-нет-нет, ‒ сказал я, ‒ это моя работа.

Мара позволила мне снять с нее рубашку, выскользнула из туфель так же, как и я, и предоставила мне избавить ее от этих тесных джинсов. И теперь она была восхитительна, не прикрытая ничем, кроме лифчика и трусиков, набор из зеленого кружева и шелка прикрывал ровно столько, чтобы быть, ну знаете, функциональным, но при этом оставлять немного простора воображению. Я улучил момент чтобы полюбоваться ее красотой: как я уже знал, она была чертовски невероятной. Сто шестьдесят пять сантиметров максимум. Сильные руки и ноги, упругая грудь, тугая округлая задница, говорящая о том, что она делает дох*я приседаний в спортзале, и сиськи, которые должны были быть немного больше, чем могла вместить ладонь. Я бы не сказал, что она была накачанной, но явно не пренебрегала спортзалом и здоровым питанием, и, тем не менее, все еще имела некоторую мягкость в нужных местах. Чертово совершенство, вот чем она была.

Я расстегнул застежку бюстгальтера движением одной руки, отбросив его назад, и встал на колени перед ней, прошелся носом от ее живота до одного бедра, затем в обратном направлении немного ниже, ясно давая понять, чем собираюсь заняться в ближайшие пару минут. Она не возражала, в чем я и не сомневался. Она позволила стянуть трусики и, матерь божья, ее киска оказалась полностью оголена, за исключением тонкой тщательно постриженной дорожки волос. Пухлые, сочные половые губки, влажные и блестящие.

‒ Черт, Мара. Ты идеальна, ‒ прорычал я.

Я скользнул вверх по ее бедрам, обхватывая твердую, но сочную задницу, теперь обнаженную под моими руками и нежную, как шелк, который я только что с нее снял, погладил вокруг, проследив пальцами щель ее киски и получил в награду ее низкий стон.

‒ Мара, могу я тебя попробовать?

Она запустила руки в мои волосы и вцепилась в затылок.

‒ Я буду очень зла, если ты этого не сделаешь.

Я скользнул языком по ее киске, дегустируя соки.

‒ О, черт, Зейн, черт как же хорошо.

‒ Я только начал, детка.

Она смотрела, как я вылизываю ее киску, и с каждым медленным движением языка стонала все громче, а ее бедра напрягались и толкались, давая понять, что она все ближе и ближе к оргазму. А когда я уже был уверен, что до разрядки ей оставались считанные секунды, она оттолкнула мое лицо.

‒ Постой, Зейн, подожди.

Я немедленно остановился и нахмурился:

‒ Мне казалось, ты этого хотела?

‒ Я хотела, и хочу, ‒ она не пыталась поднять меня на ноги, просто посмотрела внимательно сверху вниз, ‒ просто мне нужно убедиться, что мы сходимся во мнениях еще в одном вопросе.

‒ И в чем же?

‒ Что это... без обязательств. Только на одну ночь. И что утром ни у одного из нас не будет претензий.

Мое сердце сжалось от ее слов. Это было не то, чего я хотел. Я хотел претендовать на нее. За несколько коротких минут я понял, что готов зайти с ней очень далеко, что одной ночи будет явно недостаточно, не важно, как много раз мы это сделаем. Я хотел большего. Но я не мог упустить свой шанс на то, что уже есть, так что раздавил свои надежды.

Я скользнул двумя пальцами в ее влагалище и щелкнул языком по клитору.

‒ Ни обязательств, ни претензий, ‒ согласился я.

Хотя не был уверен, что говорил правду.

Или, может, я просто дал обещание, которое не собирался исполнять.

Думаю, это было не честно, но в тот момент мне было плевать.

Я знал, что сделаю все, что потребуется, чтобы удержать Мару в своей постели так долго, как только смогу.