Метод супружества

«Метод супружества»

Автор: Энн Малком

Серия: «Волны Юпитера #2»

Переводчик: Ольга.

Редактор: Наташа К.

Вычитка и обложка: Татьяна Н.

Перевод для группы:

https://vk.com/towwersauthors

Тг канал: https://t.me/towwersauthors

АННОТАЦИЯ

Выйти замуж за Кипа Гудмана – последний безысходный путь.

Но она была в отчаянии. Настолько, что готова выйти замуж за человека, которого презирала.

Все, что ей нужно было сделать, – это прожить год в браке с самоуверенным альфа-самцом, который думал о женщинах только как о зарубках на столбике своей кровати.

У нее были на этот брак свои причины.

У него тоже.

Им пришлось лгать своим друзьям и родственникам, и пытаться пережить год друг с другом.

Это казалось так легко.

Пока не стало ясно, что она должна сопротивляться ему.

Потому что Кип Гудман оказался не тем, за кого она его принимала.

И это было рискованно.

Оглавление

Примечание от автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог

От автора

Примечание от автора

Пиши то, что ты знаешь.

Довольно банальная, но по-прежнему актуальная фраза, и не просто так.

Все мои книги так или иначе очень личные. Все они - частички меня самой: то, с чем я боролась и что чувствовала. Даже то, какими телешоу я была одержима.

Конечно, в некоторых вещах я проявила большую творческую свободу. У меня не было опыта общения с байкерами-преступниками, наемными убийцами, вампирами, демонами или ведьмами… пока. Но многие трудности моих героинь отражают мои собственные.

Если вы читали какую-либо из моих книг раньше, то, возможно, заметили, что я пару раз упоминала выкидыш. К сожалению, это тоже своего рода правило «пиши то, что знаешь».

В этой книге я беспокоилась о том, что наступаю на те же грабли.

Что мои читатели могут почувствовать себя «больными» от этой темы, поскольку она неудобна, и исторически замалчивалась или нас убеждали «держать ее при себе».

Затем я мысленно дала себе пинка под зад.

Прежде всего, я не могу решить, что буду помещать в книгу, а что нет. Это решают персонажи. И если бы я заставила себя ничего не писать, это оказало бы этой истории и вам, дорогие читатели, большую медвежью услугу.

Во-вторых, это моя история. Это бесчисленное множество историй других женщин. И еще раз, нас настоятельно просят держать эту тему в секрете, чтобы другим было удобно. Нам суждено страдать в тишине и думать, что мы одиноки.

Но это не так. Вы не одни.

Есть миллионы женщин, которые читают любовные романы, чтобы отвлечься. Но также есть миллионы людей, которым нужно

чувствовать, что с ними разговаривают, их видят.

Этим я и занимаюсь.

Я также пишу это, чтобы дать вам надежду. Я пишу то, что знаю.

Я знаю, каково это - в один момент испытывать радость и надежду, а в следующий - боль от потери своего будущего. Я знаю боль, как физическую, так и эмоциональную, от потери собственных детей.

И впервые я знаю, на что похожи удары моей дочери. Я вижу, как мое тело меняется, растет и дает мне надежду.

Я пишу это на шестом месяце беременности.

Так что большая часть страстных желаний, срывов и тревог, через которые проходит Фиона, исходит непосредственно от меня.

А вся самоотверженность, доброта и преданность Кипа исходят от моего мужа. Он готовил мне брауни, когда это было единственное, что я могла переварить. Его беспокоили звуковые волны от ультразвука. Каждое утро он помогает мне встать с постели, растирает мне ноги, разговаривает с нашей дочерью и смягчает все мои срывы.

Он - мое «долго и счастливо».

И она тоже.

Так что это самая личная книга, которую я когда-либо писала.

Пришлось разбираться с иммиграцией, чтобы получить свою собственную Гринкарту, как только я влюбилась в ветерана. За исключением того, что я любила его с самого начала и никакого мошенничества с визой здесь нет… на случай, если вы работаете в службе иммиграции.

Кроме того, эта книга - любовное письмо самой себе. Моему мужу.

И самое главное, нашей дочери.

Я надеюсь, что эта книга даст вам все, что вы ищете: побег; вашего следующего любимого книжного бойфренда; немного смеха и,

может быть, немного надежды.

Энн

Глава 1

«Предложение»

Фиона

— Берешь ли ты этого мужчину в законные мужья?

Я не думала, что мне когданибудь зададут этот вопрос снова.

На самом деле, когда я приехала в эту страну, то дала себе очень конкретные обещания относительно брака, о принадлежности мужчине в принципе.

А именно: что я никогда больше не буду принадлежать мужчине.

Но проблема в том, что я чертовски плохо выполнила обещания, данные самой себе.

— Да, — сказала я сквозь стиснутые зубы, не разбирая слов, что само по себе было чертовски впечатляюще, учитывая, насколько я была пьяна.

Похоже, он был недостаточно пьян.

— Берешь ли ты эту женщину в законные жены?

Глаза цвета морской волны впились в мои. Они были жесткими, сердитыми, говоря о том, что он делает это против воли.

За исключением того, что он вложил в это все свои способности, и все это было его идеей.

— Да беру, — выдавил он из себя. Эти два слова прозвучали так, словно они причиняли ему боль. Как будто кто-то приставил пистолет к голове.

— Теперь я объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту.

Блять.

Я знала, что эта часть настанет. Отчасти именно поэтому я была почти пьяной в хлам. Да и в целом из-за всей этой историей с женитьбой.

Мы должны были это сделать. Весь смысл свадьбы состоял в том, чтобы сделать ее правдоподобной. Я боялась, что до этого момента у нас все шло не так хорошо. Я, спотыкалась, идя по проходу, Кип все это время сердито смотрел на меня, и мы оба стояли так далеко друг от друга, как только могли, словно боялись, что другой заразен.

Мы заранее договорились, что поцелуй должен был состояться.

Но теперь я не могла заставить себя пошевелиться. Мужчина напротив меня - мой муж - выглядел так, словно приклеился к месту.

Напряженный момент.

Черт побери.

Все должно было закончиться еще до того, как началось.

Это же нормально, да? Вопервых, это была нелепая идея.

Могли бы мы по-прежнему изображать «влюбленность» без поцелуя? Я могла бы сказать, что у меня герпес. Или что ему не нравилось проявлять любовь на публике.

Но прежде, чем я успела выпалить что-то в этом роде, он поцеловал меня. Схватил сзади за шею и прижал к себе.

Это не было целомудренным поцелуем в губы, чтобы удовлетворить нашу крошечную аудиторию. Нет, это был настоящий поцелуй. С языком.

Да еще и так смачно.

Я была так потрясена, что ответила.

Сделала это автоматически. Наверное.

Не было другой причины, по которой я стала бы целоваться с мужчиной, которого я вроде как ненавидела и за которого только что вышла замуж.

А реакция моего тела? Жар в каждом дюйме кожи, сжимание бедер от желания… да, это, должно быть, из-за выпивки. И того факта, что у меня не было секса уже три месяца.

А не потому, что меня привлекает мой новый муж.

Нет.

Как, черт возьми, я снова в это вляпалась?

Четырьмя годами ранее

Когда я впервые встретила Кипа Гудмана, это была не совсем ненависть с первого взгляда, но что-то близкое к этому. Когда я впервые встретила Кипа, он вошел вместе с Роуэном. Высокий, мускулистый, темноволосый и задумчивый, словно это было в его ДНК. Он ходил с гримасой, как будто весь мир лежал у него на плечах, и буквально рычал на того, кто неправильно на него смотрел.

Кип неторопливо шел рядом с непринужденной улыбкой, ровными белыми зубами, загорелой кожей и светлыми волосами, выбивающимися из-под бейсболки.

— Что ж, это будет моя новая любимая пекарня, — сказал Кип, подойдя к прилавку. Он оперся локтями о розовую поверхность, выставив напоказ свои мускулистые предплечья под закатанной до локтей фланелевой рубашкой.

Его голубые глаза лениво скользили вверх и вниз по моему телу, пока он бесстыдно разглядывал меня.

— Как тебя зовут, дорогая? — спросил он, когда наконец добрался до моих прищуренных глаз, смотревших на него.

— Я тебе не «дорогая», — ответила я, подражая его ударению на последнем слове, мой тон был резким и агрессивным.

Его глаза загорелись, улыбка стала шире от моего ответа, он ничуть не смутился.

— Ах, акцент, австралийский, если не ошибаюсь. У меня никогда раньше не было австралийки.

Я нахмурилась, глядя на него, на его слова и на то, как легко и уверенно он их произнес.

— И не будет, — ответила я напряженным голосом.

Он побарабанил пальцами по стойке. Они были длинными, изящными и в то же время мужественными.

— Не будь так уверенна, — пробормотал он. — Я буду приставать к тебе.

Я наклонила голову, целенаправленно пробегая глазами вверх и вниз по его телу в той же манере, в какой он смотрел на меня. Он был высоким, одет в выцветшие испачканные краской джинсы, рабочие ботинки и футболку под красной рубашкой. На нем была поношенная бейсболка. Его волевой подбородок покрыт легкой щетиной, лишь на оттенок темнее его светлых волос.

Объективно привлекательный.

Если бы не был полностью объективным придурком.

— Сомневаюсь в этом, — ответила я. Затем целенаправленно переключила свое внимание на человека рядом с ним, по сути, отмахнувшись от Кипа.

Человеком рядом оказался Роуэн Деррик. Его деловой партнер и лучший друг.

Сначала меня привлек Роуэн. На самом деле, я почти игнорировала Кипа и его бесстыдные попытки флиртовать со мной каждый раз, когда они приходили, что случалось довольно часто.

Я флиртовала с Роуэном. Не совсем бесстыдно. Но я стала немного более… агрессивной, когда Роуэн не отреагировал на мои обычные усилия. Не то чтобы мне обычно нужно прилагать усилия. Я

блондинка, у меня милое лицо, великолепные сиськи и иностранный акцент. Мужчины обычно сами клеились ко мне.

Роуэн не обратил внимания.

Он не подавал никаких признаков того, что находит меня привлекательной. Он был вежлив, говорил как можно меньше слов и все время держал свой взгляд на уровне моих глаз. Ни единого раза не посмотрел ниже на грудь, а на мне было несколько симпатичных нарядов, демонстрирующих декольте.

Только позже я поняла, что он понравился моей лучшей подруге и начальнице Норе. По-крупному. Потом я отвалила на хрен. Даже несмотря на то, что в то время она была помолвлена с придурком. Хотя я и не произносила вслух, что считаю ее жениха придурком. По крайней мере, до тех пор, пока она не отменила свадьбу, а затем с головой не окунулась в отношения с Роуэном.

Мягко говоря, я была очень довольна таким поворотом событий.

Любое влечение, которое я испытывала к нему, развеялось как дым. В

любом случае, все это было поверхностно. Я не ныряла глубоко. Не заводила отношений. И уж точно не занималась любовью.

Хотя мне нравилось наблюдать, как лучшая подруга влюбляется.

К сожалению, Кип тоже наблюдал, как влюбляется его лучший друг. Что означало, что он был рядом со мной. Часто. И поскольку я больше не флиртовала с Роуэном, я подвергалась постоянным попыткам Кипа залезть ко мне в трусики.

На Юпитере он пользовался некоторой дурной славой. С тех пор как они с Роуэном приехали и основали строительную компанию «Деррик энд Гудман», они вызывали ажиотаж. У женщин - и мужчин по всему городу внезапно появлялась работа по ремонту, которую просто необходимо выполнить.

Роуэн, как я поняла, не был монахом. Но он был несколько сдержан в своих интрижках.

Кип нет.

Он занимался сексом.

Часто.

Не то чтобы я осуждала. Я тоже много трахалась. Итак, моя неприязнь к нему просто за то, что он был бабником, заключалась в том, что горшок назвал чайник ведром.

И все же что-то в нем меня не устраивало.

Что-то нравилось. Что-то бесило. Я не хотела быть еще одной зарубкой на столбике его кровати. Я хотела, чтобы он был на ступеньку выше меня.

Поэтому я решила, что никогда в жизни не буду с ним трахаться.

Особенно когда в это вмешались наши друзья.

Однажды вечером мы были у Норы дома, на очередном званом ужине вчетвером - очередная предсказуемая попытка создать какую-то странную семейную традицию.

Нора и Роуэн сидели, прижавшись друг к другу, на кухне, и он, вероятно, шептал ей на ухо всякие милые пустяки.

Это означало, что я осталась наедине с Кипом. Или могла бы, если бы не убежала в ванную в ту же секунду, как наша четверка разбилась на парочки.

За исключением того, кто стоял прямо за дверью ванной, прислонившись к стене, с бутылкой пива, болтающейся между пальцами?

Гребаный Кип.

— Жутковато ждать женщин возле туалетов, — огрызнулась я на него. Я намеревалась обойти его, вернуться в гостиную и выпить. Или, может быть, найти тупой предмет. Но Кип ловко оттолкнулся от стены преградив мне путь.

— Знаешь, теперь, когда Роуэн и Нора трахаются… — Кип шагнул вперед, чтобы накрутить прядь моих волос на палец.

От него пахло деревом, грязью… мужчиной. Это было непривлекательно.

Ладно, немного привлекательно.

Или так могло быть, если бы запах исходил от кого угодно, кроме него. Кип смотрел мне прямо в лицо своими сверкающими голубыми глазами, дерзкой ухмылкой и высокомерным поведением.

Я подавила желание ударить его коленом по яйцам. Совсем чутьчуть.

Вместо этого я изобразила чувственную улыбку и взмахнула ресницами.

— Так… нам тоже стоит потрахаться? — я закончила его фразу.

— Читаешь мои мысли, — протянул он, вопросительно приблизив губы.

— Мы будем трахаться, — пробормотала я, почти касаясь губами его губ, — когда солнце взорвется и у нас останется восемь минут и двадцать секунд на планете Земля, — я схватила его за запястье, убирая свои волосы с его пальца. — Если подумать, — сказала я, сжимая его так сильно, как только могла, прежде чем убрать руку и отойти от него. — Я могла бы придумать гораздо больше приятных занятий в последние восемь с половиной минут моего пребывания на Земле.

Кип ни в малейшей степени не выглядел встревоженным.

— Твоя потеря, дорогая, — пробормотал он, пожимая плечами.

— Но за восемь минут и двадцать секунд я смог бы перевернуть весь твой гребаный мир, — он подмигнул и ушел.

— Придурок, — пробормотала я, хотя мои бедра необъяснимым образом сжались.

За два месяца до свадьбы

Как это часто бывает с плохими решениями, во всем был виноват алкоголь.

Я топила свои печали в местном баре. Не то чтобы я часто это делала.

Большую часть времени мы с Норой наслаждались хорошим вином у нее дома. А если и ходили куда-нибудь, то только в рестораны, где нет липких полов и двадцатиоднолетних подростков, плачущих в туалете.

Была здесь, тоже так делала, одалживала на утро футболку у пацана и испытывала страх перед нежелательной беременностью.

Теперь моя лучшая подруга живет со своим сварливым ветераном, который ее просто обожает, и я безмерно счастлива за нее.

Обычно, если мне нужно было утопить свои печали, я шла к Норе домой. Она кормила меня, поила изысканным вином из таких же изысканных бокалов, и, если я выпивала слишком много, оставалась ночевать в комнате для гостей.

Хотя Нора и Роуэн были готовы к тому, что я буду третьим лишним - не считая их смехотворных попыток свести нас с Кипом вместе - я мало что могла поделать.

Кроме того, за последнее время Норе и так пришлось через многое пройти. Она не заслуживала еще большей драмы.

Конечно, в некотором роде я могла бы стать королевой драмы, но и так много драмы натворила на другом континенте.

Итак, я сейчас не у Норы.

Но, учитывая письмо, которое получила сегодня, мне кое-что было нужно. Я не могла сидеть в своем маленьком коттедже у моря самом любимом месте в мире, размышляя о времени, которое у меня осталось, размышляя о том, что ждет меня по ту сторону.

Да, шумный бар и дерьмовая выпивка определенно были необходимы.

— Не видел тебя здесь раньше.

Я смотрю направо, на мужчину, который устроился на барном стуле рядом со мной. Хмурюсь.

— Даже если бы я пришла сюда раньше, мне уже далеко за двадцать, нету гиалуронки в губах и никакой наивности.

Следовательно, ты не по адресу, — сладко ответила я.

Кип усмехнулся в ответ на этот выпад, как обычно делал всякий раз, когда мы разговаривали. Меня раздражало то, что он относился к моему безразличию, как к чему-то милому, будто это не трактуется как предупреждение.

Сам он не милый. Он загорелый, светловолосый, с квадратной челюстью, мускулистый, голубоглазый - типичный американский мачо.

Так что это не мой типаж.

Он привык быть объектом внимания каждой девушки, вот почему никогда не оставлял меня в покое. Если бы я просто позволила ему трахнуть меня в первый раз, когда он попытался залезть ко мне в трусы, очень быстро, он, скорее всего, нашел бы другую цыпочку для секса.

Но ни за что. Со мной нелегко, и я не очередная зарубка на столбике кровати какого-то плейбоя-переростка.

— Туше, — ответил он, потягивая пиво. — Но, увы, сегодня вечером в баре нет красивых девушек, так что я подошел к тебе, — он подмигнул.

— Очаровательно, — ответила я, допивая свою «маргариту» и жестом прося еще одну.

Тихий вечер в единственном баре Юпитера, где подавали дешевые напитки, играла живая группа, и где можно безошибочно найти быстрый перепихон - если ты увлекаешься подобными вещами.

Кип, безусловно, увлекается.

— Что заставило тебя сидеть здесь во вторник вечером и пить в одиночестве? — спрашивает он, устраиваясь поудобнее. К несчастью.

— Что-то, о чем я не хочу общаться, — сказала я, не глядя на него.

— Если бы у тебя не было настроения общаться, ты бы приготовила «маргариту» дома, — заметил он. — И если бы ты была в настроении для хорошей компании, то сидела бы у Норы, пила бы дорогое вино и ела сырные палочки или еще что-то такое.

Ох, он слишком наблюдателен.

— Но ты здесь, — продолжил он, — пьешь дешевые коктейли и закусываешь арахисом.

Он уставился на большую кучу скорлупок, которые я накопила, пока ела в стрессовом состоянии.

— Ты строитель или детектив? — спросила я, огрызаясь.

Он наклонил голову, рассматривая меня смеющимися глазами.

— Я наблюдательный.

Делаю большой глоток свежего напитка, немного пьянея, но, к сожалению, мне становится хуже. — Ты не свалишь, пока я тебе не скажу, да? — я вздохнула.

— Нет, — сказал он, улыбаясь и протягивая свою бутылку бармену, подавая знак принести еще. — Как я уже сказал, сегодня скукота.

Блять.

Текила развязала мне язык. Хуже того, я не могла держать это в себе. Эта паника, этот страх. Они должны куда-то исчезнуть. И, к сожалению, Кип был ближе всех в момент моей слабости.

— Меня вышвыривают из страны, — прошептала я, прежде чем сделать еще один большой глоток, уставившись на ряд бутылок за стойкой бара.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кип, его тон больше не был дразнящим.

Я не осмеливалась взглянуть на него.

— Имею в виду, что последние несколько лет я была довольно изобретательна со студенческими визами, со всевозможными лазейками, но австралиец, у которого нет кучи денег или ресурсов, может уклоняться от дяди Сэма1 только до определенного момента.

Мой желудок сжался, вероятно, из-за большого количества текилы в организме и арахиса, пытающегося ее впитать.

И потому что я была чертовски напугана.

— И поскольку я не влюбилась в янки или, по крайней мере, не околдовала его своей киской, чтобы он женился на мне и дал Гринкарту, мне нужно сваливать отсюда через девяносто дней, — закончила я.

Мое сердце не переставало колотиться, заглушая гулкие басы звуковой системы. У меня пересохло во рту от соли на краешке бокала «маргариты».

Именно тогда я взглянула на Кипа. Он больше не смотрел на меня своим знакомым дразнящим, испытующим взглядом. Он выглядел гораздо серьезнее, чем я его видела. Когда-либо.

Это выражение было почти… красивым. Если бы это была подходящая мысль на данном этапе. Но это не так.

— Три месяца, а потом тебя депортируют? — спросил он хриплым и глубоким голосом.

Я кивнула один раз.

— Ага. Опять же, если только я не заставлю мужчину обманом влюбиться в себя или, по крайней мере, пойти ради меня на мошенничество, — усмехнулась я, качая головой.

Конечно, это была шутка. Не из-за всей этой истории с мошенничеством. Это меня не слишком беспокоило. Нет, это больше касалось замужества. Я дала обет никогда больше ни с кем не связывать себя священными узами брака.

От одной мысли об этом у меня кровь стыла в жилах.

На данный момент брак был моим единственным вариантом остаться в стране. А это даже не рассматривалось как вариант.

— Я сделаю это, — сказал Кип. — Женюсь на тебе.

Я вздрогнула от его голоса, забыв, что он все еще сидит рядом со мной. Быстро заморгала, сосредотачиваясь на нем, пытаясь разглядеть ухмылку.

Ее не было.

— Ты издеваешься, — я закатила глаза. — Хорошая шутка.

Мы с Кипом обменивались подколами практически с нашей первой встречи. На этом наше общение заканчивалось. Мы не нравились друг другу. Он мне - потому что был бездушным бабником, а я ему - потому что не хотела с ним трахаться.

Логично, что он пошутил над моей ситуацией.

Придурок.

— Я не издеваюсь над тобой, — ответил он, все еще звуча серьезно. — Я сделаю это. Женюсь на тебе, чтобы ты могла получить свою Гринкарту.

Я покосилась на него. Видимо, опьянела сильнее, чем думала.

— Отвали, — пробормотала я, переключая внимание на свой напиток.

На мой подбородок что-то надавило. Это пальцы Кипа схватили его и повернули мое лицо так, чтобы я снова могла смотреть на него.

Его лицо было ближе к моему, чем раньше. Его глаза сверкнули с силой, которую я не распознала.

Необъяснимо, но моя киска оценила этот жест.

Черт возьми. Я так долго обходилась без секса, что меня начали возбуждать самоуверенные придурки.

— Я не издеваюсь над тобой, — тихо сказал он. — Ты важна для Норы. Роуэн важен для меня. Все, что причиняет боль ей, причиняет

боль и ему. А когда ему больно, он похож на медведя с занозой. Я не хочу изо дня в день находиться рядом с этим сварливым ублюдком.

Я уставилась на него.

— Ты говоришь, что женишься на мне, потому что не хочешь иметь дело с плохим настроением Роуэна? — уточнила я.

— Отчасти, — согласился он. — Кроме того, я уже давно никому не помогал. Определенно ты не очень рада перспективе возвращения домой, — его челюсть сжалась. — На своей шкуре познал, — к счастью, он отпустил меня, и я снова смогла дышать.

Его непринужденная улыбка вернулась, и он взял свое пиво.

— Таково мое предложение, милая. Принимай или нет, — он подмигнул. — Ты знаешь, где меня найти.

Затем этот придурок неторопливо удалился.

— Только через мой труп, — крикнула я ему, когда он уходил.

***

Два дня спустя я оказалась в доме Кипа.

Два гребаных дня.

Вот как долго длилась моя решимость. Именно столько времени я потратила, исчерпывая все остальные возможные варианты. Других вариантов не было. Кроме как вернуться домой.

Что неприемлемо.

У меня два варианта. И тот и другой я обещала себе никогда не делать.

Я выбрала меньшее зло.

По крайней мере, я так думала.

Кип ухмыльнулся, открывая дверь. Ухмыльнулся. Как будто он, блять, ждал меня.

От этого все стало только хуже.

Я чуть было не повернулась на каблуках и не ушла.

Почти.

— Привет, детка, — протянул он, в левой руке у него болталась бутылка пива.

— Господи боже, — простонала я, протискиваясь мимо него и на ходу хватая пиво. — Не называй меня деткой.

Его смех преследовал меня по коридору.

Его дом был маленьким. Приятным снаружи, но внутри выглядел именно так, каким и был на самом деле - холостяцкой берлогой. Пахло беконом и пивом. На кухне в раковине стояла куча грязной посуды. В

гостиной слева красовались два кожаных дивана, журнальный столик из мореного дерева и телевизор, который был смехотворно большим по сравнению с тумбочкой, на которой он ненадежно примостился.

— Не самый лучший способ начать супружескую жизнь, —поддразнил Кип, проходя через кухню и открывая холодильник, чтобы взять себе еще пива.

— Это не супружество, — выплюнула я, ненавидя себя за то, что оказалась здесь, сомневаясь в себе даже сейчас. Я сделала большой глоток пива и приложила ладонь ко лбу. — О боже мой, что я делаю?

— воскликнула я, кружа по комнате. — Если я собираюсь выйти замуж ради Грин-карты, то это должен быть кто-то другой. Кто-нибудь.

Кип прислонился к кухонному островку, ухмыляясь мне.

— Не вижу, чтобы кто-то выстраивался в очередь на роль твоего мужа, милая.

Я хмуро посмотрела на него.

— Есть много мужчин, которые бы на мне женились вот так, —я щелкнула пальцами.

Кип вскинул бровь, как будто прося перечислить их.

Я ломала голову. Никоим образом я не была монахиней с тех пор, как переехала на Юпитер. Я наслаждалась сексом. В этом городе и окрестностях много одиноких мужчин, с которыми я могла весело провести ночь. Кроме того, летом население практически утраивалось за счет туристов и людей, у которых здесь дома для летнего отдыха. У

меня никогда не было недостатка в поклонниках.

Которые более чем готовы трахнуть меня. Жениться? Нет. Я даже не могла вспомнить последнего мужчину, которому позволила остаться на ночь.

— Фрэнк, — выпалила я. — Фрэнк женился бы на мне в мгновение ока.

Кип посмотрел на меня с безмятежным выражением лица.

— Фрэнку восемьдесят.

Я поджала губы.

— Он выглядит на семьдесят, — возразила я.

Это правда. Фрэнк был моим домовладельцем. Он бывший военный, угрюмый вдовец, который читал детективы и ел кексы в кафе каждое утро в девять. Он был прирожденным ловеласом, и к тому же защитником.

— Тогда, во что бы то ни стало, выходи замуж за Фрэнка, —предложил Кип, сверкая глазами.

Блять.

Ему это нравилось. Наблюдать, как я мучаюсь. У меня нет выбора. Какой гребаный мудак. Правда ли я хочу быть замужем за этим парнем? Даже в фиктивном браке?

— Ты меня записываешь на диктофон или что-то в этом роде? —спросила я, внезапно заподозрив неладное. — Ты пытаешься добиться, чтобы меня арестовали? Ты предложил эту идею, это ловушка.

Понятия не имею, ловушка ли это на самом деле. Я не обращала внимания на американскую правовую систему, за исключением

просмотра SVU2. Но это звучало логично.

Кип усмехнулся.

— Это не сложно. К тому же, я не стукач.

Я закатила глаза.

— Жениться на мне и при этом нарушать федеральные законы?

— спросила я, делая еще один, более продолжительный глоток пива.

На самом деле это было не совсем то. Мне нужна текила.

Он пожал плечами.

— Как ты и сказала, это не будет браком. По сути, это договор.

Я размышляла над этим. Договор.

— Если это договор, то чего ты от него хочешь? У меня нет денег.

У меня достаточно денег, чтобы купить дорогие штучки для дома, хорошее вино и сыр и оплатить аренду коттеджа. В дополнение к моему пьяному шопингу в интернете, который, к сожалению, происходил часто.

Кип наморщил нос.

— Нет, детка, мне не нужны твои деньги.

В его голосе звучала обида, как будто он какойто благородный принц, делающий это по доброте душевной. Но я-то знала, что этот ублюдок крайне далек от благородства.

Я поставила свое пиво на стойку немного резче, чем было необходимо, но это не имело значения, учитывая, что поверхность была покрыта липкими кольцами от бутылок, пятнами и крошками.

— Я не собираюсь с тобой трахаться, — сказала я, складывая руки на груди.

Взгляд Кипа метнулся туда, где я нечаянно приподняла свои сиськи. Мое тело напряглось от его внимания, но я отказалась менять

позу.

Его пристальный взгляд вернулся к моим глазам, теперь в нем было немного жара и голода. Это только потому, что он был мужчиной, а у меня красивые сиськи. Вся логика.

Что не имело смысла, так это то, что я почувствовала небольшую пульсацию. Там, внизу.

Наверное, цистит. Ни в коем случае пожирающий взгляд Кипа ничего не делал со мной.

— Как бы тебе этого ни хотелось, мы не будем трахаться, —сказал он властным тоном.

Инстинктивно я чуть не поспорила с ним.

Вот только я не хотела с ним трахаться.

— Как я уже сказал, это контракт, — продолжил Кип. — Мы не смешиваем его с сексом. К большому твоему разочарованию.

— Оральный? — я хмуро посмотрела на него.

— Не-а, — он погрозил мне пальцем. — Это противоречит условиям соглашения.

Ладно, к черту этого парня. Ему было слишком весело.

— Значит, ты ничего от этого не хочешь? — уточнила я.

Он покачал головой.

— Ты знаешь, что на самом деле это должен быть правдоподобный брак, — сообщила я ему. — По крайней мере, для наших самых близких друзей и семьи. Служба безопасности США

могла бы опросить их, если бы они сочли это, — я взмахнула руками между нами, — подозрительным.

Прошлой ночью я провела кое-какие предварительные исследования по этому поводу. Тогда я испугалась, что Агентство Национальной Безопасности или кто-то еще отслеживает мою

историю поисковых запросов и использует ее против меня в судебном процессе по обвинению в обмане правительства.

Мне совсем не идет оранжевый.

Но, судя по тому, что я поняла, нам действительно нужно было быть убедительными как паре.

Беззаботное выражение лица Кипа сохранилось.

— Я так и думал. Тебе действительно будет так тяжело притворяться, что я тебе нравлюсь и ты хочешь мой член? — спросил он непринужденно.

Я почувствовала, как у меня от раздражения запылали уши, и решила не удостаивать его ответом.

— В дополнение к тому, что мы ведем себя как пара, мы должны жить вместе, — я с отвращением оглядела его дом. — Но не здесь.

Кип снова пожал плечами.

— У тебя есть комната для гостей?

Я кивнула.

— С этим разобрались.

Он делал это слишком легко, слишком сговорчиво. Я ждала, когда упадет другой ботинок. Или всплывет какойто скрытый мотив.

— Я знаю, почему я это делаю. Зачем ты это делаешь? — я упираю руки в бока. — Будь честен со мной. Может, твоя фамилия и Гудман, но ты не герой.

Выражение его лица напряженное. Холодное.

— У меня есть свои причины. Если ты попытаешься давить на меня, попытаешься копаться в моем дерьме, у нас будут проблемы.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Господи, ладно, — сказала я, поднимая руки в знак капитуляции. — Просто мне казалось, что было бы разумно спросить

мужчину, готового совершить иммиграционное мошенничество, женившись на мне, почему он хочет это сделать, но, если ты собираешься пойти на это со всей командой морских котиков… — в моем голосе не было возмущения. Мой голос звучал небрежно, беззаботно.

Но я бы солгала, если бы сказала, что резкая перемена в его поведении, тоне и позе не вывела меня из себя.

Кип, которого я знаю - конечно, знаю я его не так уж хорошо, веселый, кокетливый и слишком самоуверенный, на мой вкус.

Конечно, у него есть мускулы, которые говорят о том, что он крутой парень, но я никогда не ощущала от него опасной, измученной атмосферы. Та атмосфера, которая окружала его теперь.

Он хорошо это скрывал.

Это было интересно. Нора рассказывала мне, что он и Роуэн служили вместе, но она никогда не вдавалась в подробности.

Я не спрашивала, потому что это было не мое дело.

И даже если бы я выходила замуж за этого мужчину, это все равно было не мое дело. Мне не нужно было узнавать о нем что-то новое. И уж точно ему не нужно было ничего узнавать обо мне.

— Нам нужно будет встретиться с адвокатом, чтобы согласовать детали, но я полагаю, что нам нужно будет быть в браке в течение длительного периода времени… или, по крайней мере, до получения моей Грин-карты, — сказала я, заламывая руки. — И мы не занимаемся сексом. Итак…— я была не совсем уверена, как собиралась это сформулировать.

— Я не собираюсь становиться монахиней, когда мы поженимся, — выпалила я. — У меня отличная коллекция вибраторов, но иногда мне нужен оригинал.

Глаза Кипа расширились, а улыбка стала еще больше.

— Как бы сильно меня ни интриговала твоя коллекция вибраторов…

— Мечтай дальше, приятель, — прервала я его.

Его улыбка померкла.

— Нам нужно заботиться о наших потребностях, мы делаем это за пределами города. Мы знаем, на что похож этот гребаный город.

Последнее, что нам нужно, — это скандал.

Я кивнула один раз, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Это была разумная мысль. Процесс подачи заявки должен занять год, если не больше. Было, мягко говоря, нереалистично ожидать, что мы оба будем оставаться целомудренными. Несмотря на это, у меня во рту появился горький привкус при мысли о том, что Кип «заботится о своих нуждах». Двойной стандарт, поскольку я была тем, кто поднял этот вопрос.

— Хорошо, — резко сказала я. — Итак, мы действительно делаем это.

— Мы действительно делаем это, — ответил он.

— Последний шанс отступить, — я не была уверена, к кому из нас обращаюсь.

Кип секунду молчал.

— Нет привычки отказываться от своего слова, — таков был его ответ.

Фу, какой американский мачо.

— Итак, мы делаем это, — повторила я.

— К лучшему или к худшему, пока смерть не разлучит нас, —ответил он, подмигнув.

Хотя он и поддразнивал, эти слова камнем легли у меня внутри.

Холодные, тяжелые, с дурным предчувствием.

***

Следующим делом был иммиграционный адвокат.

Ради этого я объехала два города. Главным образом потому, что у нас была одна юридическая контора в Юпитере, и все они были завсегдатаями пекарни - все были завсегдатаями пекарни, потому что у меня есть сиськи, - и, следовательно, их я видела каждый день.

Не то чтобы я не доверяла им в соблюдении адвокатской тайны, просто не хочу лишних хлопот, связанных с тем, что я буду гадить там, где ем. И поскольку я люблю этот город и почти всех в нем - за исключением бывшей матери Норы, настоящей шлюхи, - я не хочу вовлекать кого-либо еще в это маленькое федеральное преступление.

Офисы в Портсмите были милыми, чистыми, современными и лишенными какой-либо теплоты или индивидуальности. Именно то, что мне нужно. Я не хочу, чтобы что-то делало этот процесс веселым или романтичным в каком-либо смысле.

Кип здесь, потому что должен был быть. Было бы странно, если бы я пришла одна. Меня уже возмущала необходимость полагаться на него.

Первые пять минут общения с адвокатом убедили меня в том, что я не смогу принять это за романтический процесс.

Наш адвокат - индеец, может быть, чуть старше меня, красиво и элегантно одет в костюм с галстуком от Burberry. Он говорит быстро и не несет никакой чепухи.

Я разглагольствовала о том, что «мы влюблены и не можем вынести мысли о разлуке», а Кип, стоявший рядом со мной, кивал и потирал мне затылок. Придурок.

Наш адвокат слушал около двух с половиной десятых секунды, прежде чем прервал меня.

— Хорошо, значит, вы собираетесь пожениться, — сказал он. —Как долго вы вместе?

Я в панике посмотрела на Кипа.

Дерьмо. Мы на самом деле не обсуждали наши притворные отношения. Это было что-то важное, поскольку нам предстояло

столкнуться с множеством вопросов, не только от правительства, но и от наших друзей и каждого жителя города.

— Десять месяцев, — ответила я в то же время, как Кип сказал: Семь месяцев.

Я свирепо посмотрела на него.

Он легко улыбнулся, взял мою руку и поднес ее к своим губам.

— Мы по-разному оцениваем наши отношения, — сказал он адвокату. — Она имеет в виду наше первое официальное свидание, —он кивнул мне. — Я имею в виду… кое-что другое, — он чуть ли не пошевелил своими гребаными бровями, чтобы пояснить свои слова.

Адвокат переводил взгляд с него на меня с отсутствующим выражением лица, но его губы подергивались.

Знает ли он? Подозревает? Сообщил бы он о нас правительству?

Адвокат не мог этого сделать. Я уже заплатила гонорар. Вот как работают костюмы - вы даете им немного денег, и они не могут на вас наехать.

Но он мог бы быть честным адвокатом.

Черт.

Я ждала, что он обвинит нас в нашем дерьме.

— Хорошо, — сказал он, хлопая в ладоши.

Я выдернула свою руку из руки Кипа, когда адвокат заглянул в свои записи.

— Есть целая куча форм, которые нам нужно будет заполнить.

Мой помощник ознакомится с ними вместе с вами. Кроме того, нам понадобятся фотографии, сувениры с вашего совместного времяпрепровождения, — сказал он, снова поднимая на нас глаза. — А

также ваши совместные банковские выписки, счета, все, что у вас есть вместе. Договоры аренды.

Я изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Он только что перечислил целую кучу дерьма, которого у нас не

было. Могли бы мы подделать пару фотографий, сделанных почти за год? И даже если бы мы могли, у нас не было ничего из того дерьма, что делали обычные пары, безумно влюбленные друг в друга. Наши самые близкие друзья считали, что мы ненавидим друг друга - я все еще не представляла, как мне убедить Нору, Тину и Тиффани в том, что я не только скрывала тот факт, что встречаюсь с Кипом, но и планировала выйти за него замуж.

— Эм, да, я свяжусь со своим домовладельцем и внесу изменения в договор аренды, — сказала я, вцепившись в подлокотник своего кресла. — Мы, эм, на самом деле еще не разобрались со многими другими вещами, — я изобразила улыбку. — Это был настоящий ураган. Это будет проблемой?

Часть меня хотела, чтобы он сказал мне «да», что это огромная гребаная проблема, и нам не стоило утруждать себя получением этой визы, потому что в любом случае в ней было бы отказано. Это поставило бы передо мной целый ряд новых проблем, но я не знала, как я собираюсь пройти через весь этот процесс. Мои сиськи уже вспотели.

— Нет, — спокойно сказал он. — Это не такая уж большая проблема. Я бы хотел, чтобы вы сейчас собрали как можно больше денег - как я уже сказал, медицинскую страховку, банковские счета, все, что сможете, — он небрежно махнул рукой.

У меня пересохло во рту.

Банковские счета. Медицинская страховка.

О чем я только думала? Что правительство просто обрадуется листку бумаги, выдаст мне Гринкарту, и я смогу продолжать свой веселый путь?

— Что ж, по крайней мере, с одним делом мы разобрались, —сказал Кип таким тоном, словно шел по туннелю. — Я только что закончил покупку дома Фионы. Я добавлю ее в договор сразу после этого.

Я резко повернула голову к Кипу.

— Что? — я взвизгнула.

Он ухмыльнулся мне.

— Я планировал романтический сюрприз, детка, — протянул он.

— Но, учитывая временные ограничения и судебный процесс, мне придется отложить празднование на потом, — еще одно движение бровью, от которого мне захотелось врезать ему по члену.

— Ты купил мой дом? — уточнила я, чувствуя тихий звон в ушах.

Он кивнул, бросив взгляд на адвоката и снова на меня.

— Как я уже сказал, я хотел, чтобы это было сюрпризом. Теперь твой дом принадлежит нам.

— Это твоя собственность, — выдавила я из себя.

Он пожал плечами.

— Но твое имя будет указано в документах.

Этот гребаный ублюдок.

Он купил мой дом. Потому что он, вероятно, знал немного больше меня о том, что требуется для получения визы. И потому что он увидел возможность поиметь меня.

Да, мое имя могло бы быть в документах, но весь контроль был бы у него.

Я схватила его за руку.

— Милый, это такой чудесный сюрприз, — ласково сказала я ему, впиваясь ногтями в кожу его ладони так сильно, как только могла.

Он резко вдохнул, но в его глазах плясали огоньки, губы все еще были приподняты.

— Теперь с этим разобрались, — сказал адвокат, что-то записывая. — Как я уже сказал, мой помощник просмотрит с вами

кучу формуляров, и у вас будет много вопросов. Но были ли вы двое когданибудь женаты раньше?

Я застыла. Опять же, этот вопрос не должен был застать меня врасплох. Это было в порядке вещей. Ничто не было личным. Хотя у меня была безумная идея, что Кипа не будет в комнате, когда мне зададут этот вопрос.

— Да, — сказала я, уставившись на адвоката.

В то же время Кип рядом со мной напрягся и пробормотал: — Ага.

Опять же, я не знала, кто был удивлен больше, я или он.

Мы уставились друг на друга. Выражение его лица было угрюмым, даже мрачноватым. Он был замкнут, та игривая внешность, которую он нацепил на себя ради адвоката, исчезла.

Итак, у нас обоих были секреты.

— Хорошо, что ж, до тех пор, пока оба брака надлежащим образом расторгнуты, это не должно быть проблемой, — сказал адвокат, отвлекая меня от пристального взгляда Кипа.

Я поняла, что все еще держу его руку в своей и отпустила ее.

— Да, надлежащим образом расторгнут, — пробормотала я, думая о том кошмаре, который был. Месяцы, которые потребовались мне, чтобы даже набраться смелости встретиться с адвокатом.

Бесконечные бланки, полицейские отчеты. Страх.

А потом… свобода.

Кип яростно закивал в ответ на заявление адвоката.

Несмотря на необходимость держаться подальше от личной жизни Кипа - насколько это возможно для фальшивой жены, - мне стало очень любопытно узнать о его предыдущей жене. Очевидно, это был тяжелый разрыв. Я подумала, не изменял ли он ей. Его привычка флиртовать могла быть замешана.

Но, возможно, распутство было последствием того, что она ушла от него. Или то, что она ему изменяла.

Гадать было нехорошо.

Глава 2

«Свадьба»

Настоящее время

Кип

— Теперь я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Эти слова эхом отдаются у меня в ушах всю чертову ночь. И этот поцелуй. Этот гребаный поцелуй.

Фиона, хоть и была пьяна, выглядела шокированной и испуганной перспективой поцелуя на глазах у нашей маленькой аудитории. Мы оба знали, что это произойдет. Мы оба были в здравом уме, когда принимали это решение.

Ну, по крайней мере, я так думаю.

Не могу сказать, что был в здравом уме примерно… пять лет.

Достаточно сказать, что я был трезв, когда принимал это решение. Так мучительно.

Конечно, в тот вечер, когда я сделал предложение о свадьбе, во мне было немного пива, но через несколько дней, размышляя об этом, я понял, что был серьезен. И сделал бы это снова, появись Фиона у моей двери с желанием выйти замуж.

И она действительно появилась.

Выглядела так, словно я приставил пистолет к ее голове.

Такой она почти весь день. Важно шествовала по проходу, словно готовилась к битве, а ее букет был ее оружием. Подбородок был

вызывающе поднят, и она прилагала все усилия, чтобы не смотреть на меня.

Это тоже входило в мои планы.

За исключением того, что я не мог не смотреть на нее. Она отказалась от традиционного белого – как я и ожидал. У нас была далеко не традиционная свадьба, и Фиона была не из тех женщин, которые любят пышные белые платья.

Она пришла в красном. Как бушующее пламя. Ее светлые волосы локонами обрамляли ее нежное лицо, полные губы, пронзительные глаза. Платье облегало каждый изгиб ее тела. И, черт возьми, эти изгибы были впечатляющими. Я провел месяцы, впитывая их, гадая, каково было бы увидеть ее обнаженной, попробовать на вкус ее соски, ее киску. Каково было бы оказаться внутри нее.

В этом и заключалась проблема. Я не тратил много времени на размышления о женщинах, которых трахал. Обычно выделял их в ту ночь, о которой шла речь, заводил с ними ласковые разговоры, приводил домой, трахал и забывал о них еще до того, как они вставали с постели.

Да, она дерзкая опасная австралийка. Конечно, я пытался трахнуть ее, потому что ничего не мог с собой поделать. Но ей это было неинтересно, что пошло на пользу обоим.

Я хорошо заигрывал с ней и притворялся, что думал не о ее лице, когда дрочил, но потом мне пришлось взять и согласиться жениться на ней, черт возьми.

Я пообещал себе, что не буду трахать ее. И самый верный способ сделать это, по моему гребаному извращенному мнению? Жениться на ней.

Ей нужна Грин-карта. Мне нужно, чтобы моя мать перестала мне звонить, а затем и моя сестра, чтобы сказать, как сильно мама беспокоится обо мне. Мне нужно, чтобы мой отец перестал присылать мне гребаные электронные письма о моих «обязанностях», которые

заставляли меня швырять свой компьютер через всю комнату. Мне нужно, чтобы вся моя чертова семья отвязалась от меня.

Этот брак решил для меня проблему. Я делал это не просто по доброте душевной. Да, я видел страх и панику в глазах Фионы той ночью в баре. И я не хочу, чтобы Фиона испытывала этот страх. На самом деле, у меня были мимолетный приступ ярости по отношению к тому, кто, черт возьми, вложил этот страх в ее глаза, и потребность убить их.

Это быстро прошло.

Так и должно было быть.

У меня не было таких сильных чувств, как сейчас.

Не в течение долгого времени.

Эгоистичные причины.

Вот почему я женился на ней. Ничего больше.

— Интересная церемония, — сказал Роуэн, бочком подходя ко мне. Я потягивал виски и наблюдал, как Фиона осушила еще один бокал шампанского, голыми руками взяла кусок нашего свадебного торта и отправила его в рот. Я догадался, что мы не будем заниматься всем этим «разрезанием торта». У нас уже было несколько фотографий, которые мы хотели использовать для адвоката и нашего маленького семейного альбома. Хотя у меня было подозрение, что на всех них Фиона хмурилась.

— Можно и так сказать, — ответил я, все еще наблюдая за ней. —Ты меня знаешь. Я не занимаюсь традиционными вещами.

— Твоя последняя свадьба была довольно традиционной.

Эти слова поразили меня, как пули. Каждая клеточка моего тела напряглась. Я сжала свой бокал с такой силой, что он разбился вдребезги.

Теперь я оторвал взгляд от Фионы – моей жены – и уставился на своего лучшего друга.

— Не надо, — выдавил из себя, предупреждая.

Здесь, в Юпитере, у меня была репутация покладистого дамского угодника. Репутация, которую я создал специально, такая, которая не содержала бы ни намека на правду, не привлекала женщин, желающих остепениться со мной.

Но иногда моя маска сползала. И он почувствовал это. Человек, которого я морил голодом, заставляя замолчать и с которым боролся долгие годы. Тот, кто хотел причинить боль. Чтобы убивать. Голыми, блять, руками.

И прямо сейчас часть меня – чертовски большая часть – хотела разорвать моего лучшего друга на части.

Роуэн мог это видеть. Потому что до этого на работе он выявлял угрозы. Предвидел их. Он прекрасно понимает, насколько опасным я могу быть.

— А она знает?

Я стиснул зубы, пытаясь обрести хоть какое-то подобие спокойствия. Будет нехорошо, если невеста напьется в стельку, а жених выбьет все дерьмо из своего шафера на свадьбе.

— Это не твое чертово дело, — прошипел я.

Роуэн кивнул, пристально наблюдая за мной. В целом его поза казалась непринужденной, но я знал, что он напряжен, готовый к тому, что я наброшусь на него.

— Твои родители знают? — продолжил он.

Изначально мы планировали пожениться в мэрии. За исключением того, что на самом деле нам нужно было, чтобы наши друзья узнали о свадьбе, чтобы они поверили, что мы пара. И когда Нора узнала об этом, она была потрясена идеей с мэрией. И сделала все по-своему.

Фиона немного приструнила ее, но даже у меня не хватило смелости вмешаться.

Для меня это не имело большого значения.

Что действительно имело значение, так это то, что мои родители и моя семья, черт возьми, определенно не приедут.

— Узнают, — сказал я, потягивая виски.

Мне чертовски хотелось напиться. Но Фиона напилась достаточно за нас обоих. Кто-то должен доставить нас домой в целости и сохранности.

Дом.

У меня уже много лет не было ничего подобного. Мое место в Юпитере сослужило свою службу. У него были стены, крыша, место, где можно спать, есть и трахаться.

Коттедж Фионы определенно был настоящим домом. Она потратила уйму времени, собирая безделушки, наполняя дом. В любое время дня проникал свет, книжные полки были забиты потрепанными книгами в мягких обложках, свечи, покрывала, множество мест, где можно посидеть и расслабиться.

Я был не из тех, кто произносит слово «уютно» вслух, но, черт возьми, это было уютно.

Ей здесь нравилось. Это было видно по тому, как она обустраивала свой дом. Пускала корни.

И я купил этот дом. Потому что понимал, что нам понадобится подобное дерьмо, чтобы убедить дядю Сэма в серьезности наших намерений. Потому что у меня есть деньги. И да, потому что я больной мудак, который хотел потрахаться с ней, совсем чутьчуть.

Она была в бешенстве.

Действительно чертовски зла.

Оказалось, что она была чертовски сексуальна, когда злилась.

Это не предвещало ничего хорошего, так как она злилась всякий раз, когда оказывалась в моем присутствии, и мне приходилось терпеть довольно долго и не трахать ее.

— Твоя мама будет счастлива, — прокомментировал Роуэн, потягивая пиво. Он выпил немного, потому что повезет свою женщину домой и не стал бы делать ничего, что могло бы подвергнуть ее риску.

Иногда мне было больно смотреть на то, как он любит ее.

Я был чертовски рад за своего сварливого лучшего друга. Он заслужил это дерьмо. А Нора была милой, забавной и чертовски странной. Было здорово видеть, как два человека, которые этого заслуживали, обрели счастье.

Но от этого мне стало горько. Я сердился.

К счастью, я хорошо это скрыл.

— Она будет счастлива, — согласился я. Я боялся рассказать об этом своей матери. Потому что она будет в восторге. Она запрыгнет в машину и доедет до дома прежде, чем положит трубку. Она попытается внедриться в мою жизнь, в жизнь Фионы. Потому что именно таким человеком была моя мать. Она милая, легко возбуждается, и у нее огромное сердце. Но она властная. Это вызвало напряженность в моем последнем браке. Очень много.

И это был настоящий брак.

Нам и так было достаточно тяжело в окружении наших друзей и назойливых людей этого гребаного города. Последнее, что нам было нужно – это чтобы моя мать отпугивала Фиону всю дорогу до гребаной Австралии.

— Возможно, кое-что поменяется, — продолжил Роуэн, не понимаю, насколько я хочу сорваться. — Этот брак.

— В этом я сомневаюсь, — ответил я.

Некоторые вещи невозможно изменить.

Фиона

Я почти ничего не помню о своем свадебном приеме.

Из-за того, что напилась до беспамятства.

Именно так, как и планировала.

К сожалению, я помню, как добралась домой.

Или части пути домой.

А именно: Кип нес меня от машины до дома.

— Какого хрена ты делаешь? — пробормотала я невнятно, слабо пытаясь сопротивляться. Но его руки как тиски, а мои конечности не слушаются.

Кип не ответил. Его напряженное лицо освещалось светом фонаря на моем крыльце, что-то похожее на тот сердитый взгляд, который был у него всю ночь. Когда я смотрела на него, он был таким. Изо всех сил я старалась не глазеть.

Но мы должны были сыграть свою роль. Наши лучшие друзья присутствовали на небольшой свадебной церемонии, которую мы устроили в пекарне.

Если бы мне пришлось гадать, думаю, мы не убедили их, потому что я напилась, а Кип все время хмурился.

— Ты перенесешь меня через порог? — Я застонала. — Отпусти меня.

— Заткнись на хрен, — пробормотал он, когда мы вошли в дом.

Вот он, жених, переносящий невесту через порог.

Это так нелепо, что я хихикнула. Ну, это было больше похоже на фырканье. Непривлекательно. С другой стороны, мне не нужно быть привлекательной. Я не планировала соблазнить своего мужа в нашу первую брачную ночь.

Кип прошел по дому, на ходу включая свет. Он только накануне перевез свои вещи, когда я, к счастью, работала. Вручать ему связку ключей было физически больно, и мне не нужно видеть, как он осваивается в пространстве, которое так долго принадлежало лишь мне.

Весь вчерашний день я убеждала себя отступить, найти другие варианты.

Теперь отступать некуда. Я замужем.

Я приземлилась на кровать, и воздух со свистом вышел из легких.

Кип стоял надо мной в своем костюме и хмурился.

— Тебе нужна миска, чтобы блевать в нее?

Я приподнялась на локтях,

распределением власти между нами.

недовольная

положением

и

Первоначально я намеревалась встать и встретиться с ним лицом к лицу, но потолок опасно сдвинулся, когда я просто приподнялась.

— Мне не нужно блевать, — заверяю я его. — Что мне нужно, так это… сыр на гриле.

Кип приподнял бровь.

— Хочешь, я приготовлю тебе сыр на гриле?

— Я не прошу тебя ничего для меня делать, — огрызаюсь. —Могу приготовить это сама. — Однажды я придумаю, как заставить потолок перестать вращаться.

— Ты не можешь стоять на двух ногах, не говоря уже о том, чтобы управлять чем-то, способным поджечь этот дом, — отмечает он.

Придурок. — Оставайся здесь, — сказал и вышел из комнаты.

Я попыталась встать, потому что мне не нравилось, когда мне указывали, что делать. Особенно не нравилось, когда Кип указывал, что делать.

Кип.

Мой муж.

— Фу, — говорю я вслух, падая обратно на кровать, когда не получилось встать.

У меня скрутило живот. Я чертовски пьяна. В щи. Знаю себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что если не поем в ближайшие пятнадцать минут, то меня будет рвать всю оставшуюся ночь.

На прикроватной тумбочке не было никаких закусок. Как будто я не знала заранее. А кухня слишком далеко.

Комната кружится.

Я в полной заднице.

Не уверена, как долго я пролежала там, уставившись в потолок, но не могло пройти пятнадцати минут, потому что меня еще не вырвало.

Послышались шаги Кипа, когда он вернулся в спальню.

— Ты заблуждаешься, если думаешь, что будешь спать здесь, —сообщаю я ему, хотя не в том состоянии, чтобы должным образом протестовать против него, если бы он решил это сделать.

Он не отвечает, просто ставит что-то на мой прикроватный столик.

Я с любовью смотрю на тарелку с жареным сыром. Он поставил рядом с ним воду и таблетки, но они интересовали меня гораздо меньше.

— Ты приготовил мне сыр на гриле?

— Либо это, либо ты подавишься своей рвотой ночью, — сказал Кип.

— Ты подсыпал в него мышьяк? — спрашиваю я, садясь.

Он усмехается.

— Было бы неразумно с моей стороны отравить свою новую жену в первую брачную ночь.

Я смотрю на него, пытаясь разгадать его тактику, почему он сделал мне сэндвич.

Его губы все еще вытянуты вверх, но в глазах что-то другое. Они выглядят почти… меланхоличными. Но, конечно, это слишком сложное

чувство для такого поверхностного человека.

Я хватаю жареный сыр и со стоном удовольствия отправляю его в рот.

— Теперь ты можешь идти, — пробормотала я, не отрываясь от еды. — Спасибо, — неохотно благодарю его после того, как проглатываю. Я помахала бутербродом у него перед носом. — За это.

И за то, что, эм… женился на мне, полагаю.

Его губы сжимаются в тонкую линию.

— Тебе не нужно меня благодарить, — хрипло говорит он. — У

меня были собственные причины, — он пристально смотрит на меня, и я вдруг чувствую себя маленькой и уязвимой. — Я делаю это не по доброте душевной, Фиона. Тебе не мешало бы это запомнить.

Затем он повернулся и вышел из моей комнаты.

Я уставилась на пустое место, где он только что стоял, быстро моргая.

— Ну и черт, — пробормотала я. Затем вернулась к своему сэндвичу.

Возможно, у меня было время еще раз подумать над его загадочным маленьким прощальным заявлением, но, когда передо мной поставили горячий сыр на гриле, у меня появились другие приоритеты.

И несмотря на бутерброд и на то, что может означать такой жест, я никогда не забуду, что Кип делал это не из благородных побуждений.

Не стоить принимать его за героя.

***

На следующее утро у меня раскалывается голова.

В мои виски словно вонзились кинжалы.

Я будто плыву на лодке. Моя кровать дергается, как в бурном море.

Как только я сморгнула слепящий утренний, то поняла, что на самом деле я не на лодке, а в своей постели.

У меня просто гребаное похмелье.

Напиться казалось единственным разумным решением в день моей фальшивой свадьбы. Теперь я отчасти сожалею об этом.

Я застонала, переворачиваясь на кровати и чуть не уткнувшись лицом в тарелку с недоеденным сыром на гриле.

Обрывки прошлой ночи начали складываться воедино. Клятвы.

Поцелуй. Нора беременна. Я поняла это, когда она не притронулась к дорогому шампанскому, которое я оплатила кредитной картой Кипа.

— Что мое, то и твое, помнишь, милый? — я окликнула его, когда попросила карточку, которую он, что интересно, отдал без боя.

Она пыталась сохранить беременность в секрете, чтобы не испортить мой особенный день. Потому что она думала, что это был особенный день.

Фу.

Моя лучшая подруга беременна.

Ах, по крайней мере, одна счастливая вещь произошла вчера.

Неужели Кип… перенес меня через порог?

Да, он это сделал.

Потом он приготовил мне сыр на гриле.

И я вспомнила, что это было чертовски потрясающе.

С другой стороны, все жареное, с сыром и углеводами, когда ты в стельку пьян, восхитительно. Ничего такого, что могло бы произвести впечатление. В пьяном состоянии я бы съела человеческую голову, если бы она была зажарена во фритюре.

Я переворачиваюсь на спину, морщась от боли и спазмов в животе, которые сопровождают это движение.

Уставившись в потолок, размышляю о том, как пройдет мой день.

Нора настояла, чтобы у меня был выходной. Всю неделю она очень старалась, пытаясь убедить меня, что мне нужен медовый месяц.

Я упорно боролась с этим. Мы делали достаточно: лгали нашим друзьям, совершали мошенничество, жили вместе неопределенное количество времени. Мне не нужен был Кип, чтобы испортить совершенно хороший отпуск.

Кроме того, я не могу себе этого позволить.

Нора хорошо мне платила. Слишком хорошо, честно говоря. Я

всего лишь бариста. Конечно, я помогала управлять заведением, когда Нора впадала в депрессию, болела или устраивала бурю. Тина тоже так поступала.

Это не рутинная работа. Мне чертовски нравится в пекарне – за исключением раннего утра, к которому я никогда не привыкну. Мне нравится работать с людьми, которых я люблю, и вокруг всегда вкусные сладости. У меня есть свобода, все льготы и достаточно денег, чтобы платить за аренду моего коттеджа на берегу моря, а также покупать себе одежду и красивую мебель. Этого достаточно, чтобы прожить замечательную жизнь.

Я прожила в Америке достаточно долго и работала на достаточном количестве должностей, чтобы понимать, что это не просто получить.

Так что да, моя лучшая подруга гребаное сокровище. За исключением того случая, когда она пыталась заставить меня отправиться в свадебное путешествие и взять выходной после того, как я выйду замуж. Конечно, если бы мне действительно нравился мой муж, я была бы счастлива провести неделю, трахаясь и распивая напитки с зонтиками где-нибудь на пляже. Это было бы потрясающе.

Как бы то ни было, это гребаный кошмар.

— Что, черт возьми, ты наделала, тупая сука? — говорю я вслух, откидываясь на подушку и прикладывая ладонь ко лбу. — Тебе крышка.

***

Мне потребовалось много времени, чтобы встать с постели.

Затем я посидела под душем около тридцати минут, прежде чем почистить зубы и нанести немного увлажняющего крема, который дала мне Нора, потому что она пришла в ужас, узнав, что я использую на лице то же самое, что и на теле.

Я не увлекаюсь дорогими средствами по уходу за кожей, как Нора, но должна сказать, что мне действительно понравилось то, что она мне дала. Пахнет тоже приятно. Хотя я не заметила большой разницы, кроме ценны.

Моя кожа хорошо держится и без ботокса, несмотря на то что в юности я предпочитала загорать на пляже Бонди без солнцезащитного крема. Хорошие гены. Единственное, что моя мать сделала для меня.

Я не какая-то неприхотливая сучка. Делаю маникюр раз в две недели. Массаж каждый месяц. Каждые шесть недель крашу свои золотистые волосы, чтобы создавался эффект осветленных прядей, а секущиеся кончики были подстрижены. Благодаря всему тому загару, который я приобрела в юности, у меня был своего рода базовый слой, и моя кожа всегда легко загорает. На переносице у меня небольшая россыпь веснушек, которая зимой становится более заметной.

Я прикусила губу, рассматривая свое обнаженное тело.

Когда мне было за двадцать, когда я была замужем, то всегда была стройной, подтянутой, и во мне не было ни грамма жира. Я постоянно была голодна, подсчитывала калорийность каждого кусочка пищи, который попадал мне в рот, и всегда находила, что с моим организмом что-то не так.

Мои отношения с самой собой и едой были, мягко говоря, нездоровыми.

После моего развода и переезда потребовались годы, чтобы избавиться от этого дерьма. Есть то, что хочу: любить свое гребаное тело. Не желать покончить с собой из-за того, что съела кусочек торта.

Помогла работа в пекарне.

Не моей талии, а с тому, чтобы понять, что моя ценность измеряется не размером моего платья.

Как бы то ни было, мои бедра стали шире, а живот больше не плоский, как стиральная доска, но я все еще такая, какую большинство людей сочли бы стройной. Я по-прежнему великолепно выгляжу в одежде.

Иногда, глядя на свое обнаженное тело, я слышу в голове голос моего бывшего мужа, рассказывающий мне обо всем, что со мной не так.

Чаще я слышу его голос в те дни, когда у меня такое похмелье.

— Гребаная выпивка, — пробормотала я своему отражению, топая в комнату, чтобы натянуть спортивные штаны и выцветшую футболку, на которой, возможно, когда-то было написано: «Я видел чудаков в Барселоне».

Я не потрудилась застелить свою постель. Обычно так и делала, хотя и презирала это занятие, особенно в ранние утренние часы, когда вставала. Но я как-то читала о том, что заправленная постель настроит вас на весь день и сделает вашу жизнь менее похожей на пожар в мусорном контейнере.

Как бы то ни было, я мало что могла сделать, чтобы моя жизнь не стала похожа на пожар в мусорном контейнере.

Кофе для меня сейчас самое важное.

Я, спотыкаясь, дохожу до кухни, морщась от солнечных лучей, льющихся в окна, глядя на океан, который обычно скрашивал мое утро и напоминал о доме.

Никаких признаков Кипа.

Это хорошо.

Я не могу справиться с этим прямо сейчас.

Особенно не могу смириться с ним и с жареным сыром, который он приготовил мне вчера вечером. Ему не нужно было готовить это для меня. Он мог бы послать меня к черту. Я бы посоветовала мне отвалить.

Этот жест был слишком… тактичным, на мой взгляд.

Соседи по комнате. Вот кем мы были.

Я занялась приготовлением кофе и убедила себя, что на самом деле умереть от похмелья невозможно.

Подпрыгиваю, когда входная дверь открывается и закрывается, и на секунду думаю о том, чтобы броситься к кухонному столу, схватить нож из набора и замахнуться на незваного гостя.

Потом я вспомнила.

Мой сосед по комнате.

Кип вошел на кухню весь в поту.

И без рубашки.

Из наушников, все еще торчавших у него в ушах, доносилась музыка.

И его пресс.

Черт возьми, его пресс.

Стиральная доска.

Как будто я могла бы в буквальном смысле отстирать свое белье об эти гребаные штуки. Если бы я стирала белье. Они как будто вылеплены. Идеальны. Или они могли бы быть такими, если бы не длинный неровный шрам, пересекающий его торс по диагонали. Его окружают пара таких же, поменьше.

Конечно, шрамы только делают его более привлекательным.

Опасным.

Без рубашки и лоснящийся от пота, он совсем не похож на развязного, самоуверенного Кипа, которого я знаю и сдержанно презираю.

Нет, он выглядит как парень, с которым я бы трахнулась.

Он ухмыляется мне, вынимая наушники.

— Как твоя голова? Ты проснулась в собственной блевотине? Я

подумывал о том, чтобы поспать с тобой, чтобы убедиться, что ты на самом деле не захлебнешься собственной рвотой, но не хотел, чтобы ты приставала ко мне, поэтому решил, что ты выживешь.

Фу.

Этот засранец.

Определенно, это не тот парень, с которым я бы трахнулась.

Когда-либо.

Делаю мысленную заметку выгравировать это где-нибудь на камне.

Хмурюсь, многозначительно оглядев его с ног до головы.

— Ты действительно один из тех парней, которые бегают трусцой без рубашки? — спрашиваю я, прислоняясь к краю стойки и держа в руках свою кофейную чашку. — Женщины тренируются так же усердно и становятся такими же горячими, и вы не увидите, как мы бегаем трусцой по улице с болтающимися сиськами.

Кип ухмыляется.

— К сожалению.

Я отпиваю кофе.

— Ты гребаный извращенец, — говорю я. — И вопреки тому, во что ты веришь, мы не хотим видеть твои соски, когда ты идешь на пробежку. Не снимай рубашку.

Он смотрит на меня, все еще ухмыляясь, с дразнящим блеском в глазах.

— Ты хочешь видеть мои соски, не так ли? — передразнивает он.

— Мне нужно не снимать рубашку, потому что моя жена не может себя контролировать.

Я чуть не поперхнулась своим кофе, когда он произнес слово на букву «Ж». Даже в шутку, оно с силой врезалось в меня.

Я сижу у себя на кухне с сильным похмельем и препираюсь с мужчиной, за которого вчера вышла замуж.

Мой муж.

Что, черт возьми, я наделала?

— Я могу контролировать себя, поскольку все это мне не нравится, — выплевываю я, махнув рукой на его впечатляющий торс.

— Надень гребаную рубашку.

Потом выхожу из комнаты, чтобы зарыться в свое пуховое одеяло и притвориться, что все это было сном.

Или гребаным ночным кошмаром.

Глава 3

«Пирог с мясом и сыром»

Фиона

Я наслаждалась прохладой Атлантического океана и плыла против волн, когда что-то схватило меня.

Поскольку до этого я была одна, то испугалась. Я не горжусь ни своим криком, который издала, ни тем, что морская вода попала мне в рот. Поскольку я пыталась изгнать воду из своих легких и не утонуть, у меня не получилось бороться с тем, что меня держало.

Мужчина, напавший на меня в океане, смог сделать это без особого сопротивления.

Мне удалось мельком увидеть человека, о котором идет речь, убедиться, что он не какойто дикий серийный убийца или насильник.

Нет.

Это мой муж.

Буквально вытаскивал меня из океана. По какой бы то ни было причине.

Мы добираемся до мелководья, мои ноги нащупывают песок, и я изо всех сил стараюсь не отставать от волн и длинных и целеустремленных шагов Кипа.

— Отпусти меня, придурок! — кричу я на него, теперь сопротивляясь немного лучше, когда я на более-менее твердой почве.

— Что, черт возьми, ты делала? — взревел он, хватая меня за плечо и вытаскивая из волн.

Пытаюсь бороться с ним, но его хватка сильна, и я дезориентирована. По какой бы то ни было причине, он явно жаждет вытащить меня из воды. Может быть, он видел акулу.

Я снова покосилась на океан, высматривая плавник. У побережья участились случаи наблюдения акул, но меня это не сильно беспокоило. Я из гребаной Австралии, черт возьми. Парочка акул меня не напугает.

Кип продолжает тащить меня, пока я бормочу проклятия, которые он игнорирует. Этот день обещает быть дерьмовым. Лучше бы валялась в постели и смотрела фильмы о Гарри Поттере. Верное средство от похмелья.

Но нет, я была полна решимости выбраться из дома, слишком хорошо понимая, что Кип слоняется по нему, оскверняя мое святилище.

И вот теперь он испоганил еще одно место, которое я считала священным.

Близость к пляжу – одно из главных преимуществ моего маленького коттеджа. И дешевая арендная плата, потому что мой домовладелец – семидесятилетний местный житель, который не хотел извлекать выгоду из своих инвестиций. Все, о чем он просил, – это чтобы я ежедневно оставляла для него круассан. Что я и делаю.

Не в первый раз я задаюсь вопросом, как, черт возьми, Кипу удалось очаровать сварливого бывшего морского пехотинца, которому принадлежал мой коттедж с тех пор, как он впервые женился.

Однажды он сказал мне, что продаст его только через свой «остывший труп».

Поскольку он все еще жив и здоров, Кип, должно быть, какимто образом очаровал его.

Придурок.

Как только мы возвращаемся на пляж подальше от волн, мне удается оттолкнуть его от себя.

— Что за хрень? — злобно требую я, уперев руки в бока.

Хотя, если я и злая, то Кип – совсем другой. Вид у него убийственный.

— Такой же вопрос у меня, — сказал он голосом, не совсем похожим на крик, но и не таким уж вежливым тоном. С другой стороны, невежливо вытаскивать людей из океана.

— Какого хрена ты там делала? — спрашивает он, гневным тычком указывая на волны.

Я перевожу взгляд с него на воду, потом на себя, озябшую от поднявшегося ветра и одетую только в бикини.

— Не знаю, отвечает ли купальник на твой вопрос или нет, —вкрадчиво сообщаю я ему, уперев руки в бедра и чуть выпятив грудь.

Взгляд Кипа скользнул вниз по моему телу, и я с невероятной остротой ощутила, как мои соски проступают сквозь ткань.

Из-за холода. В этом нет ничего постыдного. Свободу соскам и все такое.

Я игнорирую жар, вспыхнувший в моем теле от мимолетного взгляда Кипа.

— Ты с ума сошла? Или пытаешься покончить с собой? — он стискивает зубы.

Я секунду смотрю на него, выхватываю свое полотенце из кучи, которую оставила на пляже.

— Примерно три месяца назад мне нравилась моя жизнь, —заявляю я, заворачиваясь в полотенце. — А ты, хоть и раздражаешь, далеко не настолько важен, чтобы заставить меня захотеть покончить с собой. На самом деле, ни один мужчина никогда не был и не будет важен для этого.

Я поднимаю полотенце и отжимаю им волосы, намеренно не прикрываясь. Черт с ним, не собираюсь замыкаться в себе, как трусиха.

— И, хотя наша свадьба может свидетельствовать об обратном, я в здравом уме, — добавляю я.

Его ноздри раздуваются, когда он продолжает говорить, смотря убийственным взглядом.

— Ты плаваешь в одном из самых опасных мест… в гребаном бикини, — рычит Кип, его взгляд снова сердито скользит вниз по моему телу. На этот раз не вызвало особого энтузиазма. — Ты можешь либо попасть в прилив, либо получить чертово переохлаждение.

Закатываю глаза.

— Я плаваю в океане с тех пор, как научилась ходить, —сообщаю ему. — Родители не очень хорошо присматривали за мной, поэтому я очень быстро научилась плавать. Я плавала здесь… — хочу сердито показать пальцем, как он, но в итоге думаю, что кожа на моих трицепсах зашевелится, когда я это сделаю.

Мысленно добавляю какие-нибудь упражнения для рук в свой график тренировок.

Затем добавляю «тренировку» в свое расписание.

— Я плаваю в этой воде, — повторяю я. — С тех пор, как переехала. И все еще стою, жива, как видишь.

Взгляд Кипа не дрогнул.

— Это последний раз.

Он сказал это так просто. Будто, произнеся эти слова, он высек их на камне. Как закон.

Я больше всего ненавижу, когда мне указывают, что делать.

— Что ж, мальчик, у меня есть кое-какие новости, — я шагаю вперед, так что оказываюсь с ним лицом к лицу. — Ты мне не начальник.

Взгляд Кипа становится смертельным.

— Вопервых, я тебе, блять, не мальчик. Я твой муж.

Это слово вызывает волну шока по моему телу точно так же, как сегодня утром.

— И, во-вторых, я сейчас и так прохожу через достаточное количество дерьма ради тебя, притворяясь, что влюблен, —продолжает он низким, раздраженным голосом. — Не хочу притворяться, что оплакиваю тебя на чертовых похоронах.

— Никто тебя к этому не принуждал, — огрызаюсь я на него. —И опять же, я не настолько глупа, чтобы погибнуть в океане. Но достаточно глупа, чтобы выйти за тебя и думать, что могу пить столько же, сколько и в двадцать лет. И что от похмелья нужен пирог с мясом и сыром. Но в этой гребаной стране по какойто дьявольской причине не делают мясные пироги. Есть любая другая жирная, обжаренная во фритюре нездоровая пища. Кроме пирогов, — я вскидываю руки в воздух. — Безумие.

Ветер снова режет по моей коже, но я не обращаю на это внимания.

— Итак, я не могу съесть пирог с мясом и сыром, чтобы почувствовать себя наполовину человеком, — говорю я. — Но рядом есть прохладный океан, он избавит меня от похмелья, напомнит, что я жива, и ускорит метаболизм, или что там, черт возьми, Джо Роган и его приятели-ученые говорят об этом.

Кип долго смотрит на меня оценивающим взглядом. Слишком долго. Мои зубы скоро начнут стучать, но черт возьми, я не собираюсь прикрываться. Он разглагольствовал о переохлаждении, и готова поспорить, что его гребаный день станет лучше, если он убедится в своей правоте. Я попыталась не дрожать и встретила его спокойный взгляд.

— Если ты еще раз зайдешь туда, я отшлепаю твою задницу, —тихо говорит он.

Так вот, теоретически я должна бы с этим поспорить. Я

действительно, черт возьми, хочу с этим поспорить. Помимо того, что он говорит мне, что делать – на что он не имел никакого гребаного права, – это была такая женоненавистническая дерьмовая угроза, которая шла вразрез со всем, за что я выступаю.

Порка мне не поможет. Папа перестал решать проблемы со мной таким образом.

Так что да, мне следует поспорить с ним по этому поводу.

Но я держу рот на замке.

Потому что я слишком занята мыслями о Кипе, который шлепает меня по заднице.

И мне чертовски нравится эта идея.

В его глазах промелькнуло что-то похожее на голод, словно в ответ на какое-то выражение моего лица.

К счастью, это лишь мимолетное явление, и оно быстро сменяется хмурой гримасой, прежде чем он поворачивается и идет

прочь с пляжа.

Мне следовало сразу же прыгнуть обратно в воду, как только он повернулся ко мне спиной. Просто показать, что я могу, и не боюсь его.

Только я этого не сделала.

Потому что, технически я не боюсь Кипа, но я умная, и понимаю, что это не пустая угроза. Он буквально отшлепал бы меня, залезь я в воду.

И сейчас мне это не нужно.

Так что я собираю свое барахло, вытираюсь и иду обратно домой.

Этот год будет чертовски долгим.

***

Остаток дня я избегала Кипа.

Это было легко, потому что, когда я вернулась, его уже не было.

Спасибо за это. Я пришла в себя, как только согрелась, вернулась в дом, набралась смелости и злости, чтобы накричать на него за комментарий «жестко отшлепаю по заднице» и вообще за чушь о «мужественном мужчине» на пляже.

То, что он собирается командовать мной на протяжении всего брака, не сулит ничего хорошего. Он ведет себя так же, как Роуэн с Норой, весь такой мачо и доминант.

Конечно, она смогла. К тому же, она получала от всего этого потрясающий секс.

Может быть, «альфа-штучки» и сработали при случае, если бы я получала умопомрачительные оргазмы, но мы этим не занимались.

Наш брак только на бумаге. И я черт возьми, не собираюсь выслушивать его претензии без какихлибо преимуществ.

Размышляю над этим в ванне под аккомпанемент Тейлор Свифт, так что я не услышу, когда он вернется домой. Если вернется.

Фу. Все еще мерзко и неуютно думать о том, что он живет здесь.

В моем доме.

Я не люблю соседей.

Даже когда я переехала в Штаты, и у меня было черт знает, что на счету, я экономила и вкалывала не покладая рук, чтобы жить в полупустом доме без необходимости маркировать свою еду или что там еще приходится делать, когда живешь с кем-то.

Нет, спасибо.

Прошли годы в дерьмовых квартирах, прежде чем я наконец нашла Юпитер и свой коттедж. Как будто это была судьба. Как будто Вселенная наконец-то дала мне передышку. Святилище.

Я создала прекрасное пространство, которое было лишь моим.

И вот теперь Кип здесь.

Но ведь его проживание здесь – мой единственный вариант. Так что на самом деле мне остается винить только себя.

Достаточно сказать, что у меня не самое хорошее настроение, когда вылезаю из чуть теплой ванны.

А еще у меня до сих пор похмелье, и я чертовски проголодалась.

Я перекусила тем, что было в кладовке – а это, по сути, пустяк, потому что я намеренно не запасалась к переезду Кипа. Не хотела внушать ему никаких мыслей о том, что я какая-то гребаная домохозяйка.

Я сделала это на зло ему, и в итоге наказала только себя. Так мне и надо. Эх, мне чуть за тридцать. Наверное, стоит повзрослеть.

Когда я вхожу на кухню, мысленно настраиваю себя на то, чтобы отведать немного запеченного нута с горсткой плавленого сыра сверху.

Но я чувствую что-то другое.

Какойто запах.

Чертовски восхитительный запах.

И Кип. На моей кухне. Готовящий еду. С фартуком и всем прочим. Я была уверена, что у меня нет фартука.

Останавливаюсь как вкопанная и смотрю на него. Судя по посуде на сушилке, он явно пробыл здесь какое-то время. Я не слышала, как он вернулся, потому что слушала Тейлор Свифт.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, раздражаясь, что он использует мою духовку и что тут чертовски вкусно пахнет.

— Готовлю, — говорит он дразнящим тоном.

Ушел тот разъяренный мачо, который был раньше. Я рада. Эта его версия сбивает с толку и какимто образом еще больше приводит в бешенство. Эта дерзкая версия злит еще больше в том смысле, что она… безопаснее.

Я хмуро смотрю на него.

— У меня есть глаза, — огрызаюсь. — Ты умеешь готовить? —удивленно спрашиваю. Когда я была у него дома – правда, это было всего один раз, – там был беспорядок из-за всевозможных коробок с едой навынос и упаковок с полуфабрикатами.

Я подумала, что он не умеет готовить. Или убираться.

Но опрятное рабочее пространство и запах на моей кухне доказывают совсем иное.

Он смотрит на меня снизу-вверх.

— Кое-что умею.

Я снова обращаю на него сердитый взгляд.

— Мне нужна духовка, — ною я, еще больше расстроившись изза гребаного нута. Но ни за что не стану просить еду, которую он готовит. Я слишком упрямая для этого.

Он прислоняется к стойке и смотрит на меня.

— Ты умеешь готовить? — спрашивает он странным тоном.

На самом деле, не умею. У меня хорошая кухня –домовладелец обновил ее перед моим переездом, как будто делал одолжение. Я охала и ахала по поводу приборов из нержавеющей стали и каменных столешниц, потому что не хотела ранить его чувства, но правда заключалась в том, что я могу сварить яйцо-пашот, и на этом все.

Я не домашняя богиня. И мне это не нужно. У меня есть Нора Хендерсон, выдающийся пекарь и шеф-повар, прямо по соседству.

Я часто обедаю у нее дома, и сама забочусь о себе, как могу. В

Америке много возможностей хорошо питаться для такого дерьмового повара, как я. Хотя время от времени у меня действительно возникают приступы вины из-за пищи, которую я употребляю, и из-за того, способствует ли она ухудшению моего здоровья или чему-то еще.

К счастью, эти приступы скоротечны.

Скрещиваю руки на груди.

— Я умею готовить, — говорю Кипу.

— Детка, мы собираемся жить вместе в ближайшее время.

Солгав сейчас, ты на самом деле ничего не добьешься, только поставишь себя в неловкое положение.

Мне хочется закричать.

самодовольную физиономию.

Или

ударить.

Прямо

в

его

— Пошел ты, — отвечаю я. — И не называй меня деткой. Мы не пара.

— Возможно, тебе стоит быть немного любезнее с человеком, который только что испек тебе пирог с мясом и сыром, — говорит он мне, наклоняясь, чтобы достать противень из духовки.

Я моргаю, понимая, почему этот аромат такой приятный. Потому что он знакомый. Запах пирогов с молочных заводов времен моей юности.

Только лучше. Намного лучше.

Кип ставит противень, и я смотрю на них. Слоеное тесто с золотистой корочкой. Сыр и фарш вылезают через край.

— Теперь рада, что ты вышла за меня замуж, да? — нахально спрашивает он.

— Не надо, — огрызаюсь я, подняв палец, чтобы заставить его замолчать. — Не вздумай все испортить.

Пирог очаровал меня как внешним видом, так и ароматом. У

меня буквально потекли слюнки.

Я заставляю себя отвести взгляд и посмотреть на Кипа.

— Есть подвох? — требую я. — Мне встать на колени или что-то в этом роде?

Хотя обычно я бы никогда не встала на колени перед мужчиной, ради свежеиспеченного пирога с мясом и сыром, во время похмелья я бы сделала это.

Кип наклоняет голову, схватившись

преувеличенно задумчивом жесте.

за

подбородок

в

— Хм-м-м, — мычит он, растягивая звук.

— Пошел ты, придурок, — бормочу. — Пойду куплю себе чтонибудь, — хотя мой голос звучит решительно, на самом деле я не двигаюсь с места. Мои ноги, кажется, не хотят слушаться.

Он усмехается, разглядывая меня.

— Какой бы заманчивой ни была идея увидеть тебя на коленях, я не собираюсь заставлять тебя что-либо делать.

Я смотрю на него со скептицизмом.

— Ты не собираешься заставлять меня что-либо делать? —повторяю, как попугай. — Ты только что по доброте душевной испек пирог с мясом и сыром? — произнесенное вслух, это прозвучало еще более нелепо.

— Не совсем по доброте душевной, — говорит он, доставая из шкафчика тарелки. — Я тоже проголодался, и как только ты заговорила о них, мне стало любопытно. Нравится готовить и есть чтото новое, — он шевелит бровями, и я стону от его детского чувства юмора.

— Никаких обязательств, — говорит он, кладя кусочек пирога на тарелку и протягивая ее мне. — Слово скаута.

Уйти, вероятно, было бы лучшим вариантом.

Но ноги сами несут меня вперед, и я выхватываю у него тарелку.

— Хорошая девочка, — бормочет он.

Я тут же застываю.

— Нет, — отрезаю я, указывая на него свободной рукой. — Не люблю, когда меня хвалят, — вранье.

Кип поднимает руки в знак капитуляции, и я поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Я еще разузнаю твои фетиши, — дразнит он.

Мой шаг замедляется, но я продолжаю идти.

Кусаю пирог – идеальная маслянистая корочка, приправленный фарш, насыщенный и острый сыр. Во время ужина я поймала себя на мысли, что выходить замуж за Кипа стоило только из-за пирога.

Глава 4

«Дейдре»

Первый месяц в браке был отстойным.

Особенно с тех пор, как все в городе узнали, что мы женаты. И

даже моя лучшая подруга не знает, что этот брак фальшивый.

Поэтому мне пришлось притвориться, что у нас что-то вроде медового месяца. Что Кип мне правда нравится. Нет, что я влюблена в

него.

Когда он зашел в пекарню, готова поклясться, что гребаные часы перестали тикать, а музыка стала тише. Я, блять, слышу, как глазные яблоки людей двигаются в глазницах, когда они наблюдают за нашим взаимодействием. Вот такая тишина наступила.

Я даже не думала, что между нами возникнет необходимость во взаимодействии. У меня хорошо получалось не думать ни о каких повседневных реалиях, связанных с женитьбой, и лгать буквально всем, кого я знала.

Поэтому я замираю, когда они с Роуэном входят.

Что ж, Роуэн просто зашел. Он шагает, как крутой парень.

Кип, с другой стороны, идет неторопливо. Гордо шествует по жизни, зная, что все смотрят на него, потому что он сексуален.

Это чертовски приводит в бешенство.

Роуэн, конечно же, направляется прямо к Норе, которая стоит за прилавком и ждет его. Это настоящее чудо, особенно с учетом того, что она обычно убегала и пряталась всякий раз, когда приходил Роуэн.

Ох, как все изменилось!

Роуэн, не колеблясь, обогнул прилавок, схватил Нору в объятия и горячо прижал к себе.

Клиенты уже привыкли к этому и даже не моргают.

Оказалось, что они не моргают, потому что слишком заняты, разглядывая меня.

К несчастью, я не стою за прилавком. Потому что убираю со столов.

Поэтому у Кипа нет никаких преград. Не знаю, чего ожидала от него. Не знаю, какой должна быть наша динамика как супружеской пары.

Может, я больше не называла бы его мудаком на публике и улыбалась.

Целовала в щеку, если потребуется.

Я не ожидала, что он схватит меня сзади, развернет и прижмется своими губами к моим.

Поскольку я этого не ожидала, то не протестую. Ни капельки.

То, что я не борюсь с непонятными людьми, которые хватают меня и целуют не предвещает ничего хорошего.

То, что я отвечаю на поцелуй, не предвещает ничего хорошего.

То, что непонятным человеком оказывается Кип, предвещает только худшее.

И мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы осознать это. Ну, на самом деле я сразу поняла. Просто потребовалось время оторваться от поцелуя.

Моим первым побуждением было ударить его по лицу, когда я отстранилась. За исключением того, что я физически не была в состоянии полностью высвободиться из его крепкой хватки. Ублюдок силен.

И, как бы это ни раздражало, вероятно, хорошо, что у меня не было возможности отступить и ударить его, потому что вся пекарня смотрела, как мы взаимодействуем.

Следовательно, я не должна бить его за то, что он поцеловал меня.

— Привет, женушка, — здоровается Кип, потираясь своим носом о мой.

Все мое тело восстает против этого обращения и жеста.

— Нет, — шиплю я, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, кто мной наблюдает.

Все.

Все смотрят, черт побери.

— Никаких прозвищ, — говорю я немного мягче. — Я, черт возьми, ненавижу это. Никаких долбанных прозвищ.

Кипа, кажется, очень забавляет моя ярость. И он все еще держит меня.

Сердце бешено колотится, а в животе странное ощущение.

Очевидно, из-за ярости. Я никогда раньше не испытывала такой ярости.

Вот почему.

— Ладно, никаких прозвищ, — говорит он тише и какимто знойным голосом, который мне не нравится.

И он все еще выглядит чертовски довольным и забавляющимся.

— Ты отпустишь меня? — я стискиваю зубы.

Осторожно пытаюсь высвободиться из его объятий таким образом, чтобы это не выглядело очевидным для наблюдателей, но ничего не получается.

— Скоро, — говорит Кип. — Просто даю «арахисовой галерее3»

то, что они хотят. К тому же, мы не знаем, кто за нами наблюдает, — он подмигивает.

Разочарованно вздыхаю.

— Как бы высоко я ни думала о себе, действительно не верю, что правительство тратит на меня ресурсы прямо сейчас.

— Ты не знаешь, на что мое правительство тратит свое время и ресурсы, — возражает он.

Итак, он держит меня еще немного.

Слишком долго.

Когда, наконец, отпускает меня, я топаю обратно на кухню с охапкой чашек.

Мои колени не дрожат.

Не-а, ни в коем случае.

***

К тому времени, как открывается и закрывается моя входная дверь, я сижу с бокалом вина в руках в приподнятом настроении.

Моя ярость накапливалась уже довольно давно. Кип и Роуэн приходили в пекарню этим утром, как обычно. Кип закончил работу сразу после пяти.

— Привет, женушка, — непринужденно говорит он, заходя на кухню.

— Несколько часов, — говорю я, барабаня пальцами по бокалу с вином. — У меня было несколько часов размышлений обо всех различных способах, которыми я могла бы убить тебя, избавиться от тела и выйти сухой из воды, — делаю глоток вина. — И, как многие женщины моего возраста, я одержима документальными фильмами о серийных убийцах, поэтому знаю все лучшие способы сделать это.

Чаны с кислотой. Свинофермы. Или просто выбросить в океан и отдать на съедение акулам.

Я пристально смотрю на него, стоящего на моей кухне, одетого в выцветшие джинсы, носки – у него хватило порядочности снять свои грязные ботинки у двери – и обтягивающую футболку с грязными разводами. На нем все еще надета кепка, грязно-светлые волосы выбиваются из-под нее.

Он не побрился, так что на его чертовски точеной квадратной челюсти тоже есть тень.

И он, блять, ухмыляется мне. Ухмыляется. Демонстрируя белоснежную, слегка кривоватую улыбку.

— Сначала всегда подозревают на вторую половинку, — легко говорит он, нисколько не смущенный моими словами или тоном.

— Я их закадрю, и выпутаюсь, — говорю я. — Вы, янки, очарованы моим акцентом. И у меня классные сиськи.

Взгляд Кипа метнулся к моей груди.

— У тебя чудесные сиськи, — соглашается он.

Моя киска пульсирует.

Совсем чутьчуть.

Но «чутьчуть» – это уже слишком.

И сбивает с толку.

— То, что ты сделал сегодня в пекарне, было чертовски нехорошо, — твердо заявляю я, прищурив глаза.

— Что я сделал? — спрашивает он, изображая невинность. — Я

заказал шесть печенюшек, но клянусь, только четыре были для меня. К

тому же, Нора – волшебница. И я благословлен быстрым метаболизмом, — он указывает на свое идеальное, черт возьми, тело.

— Дело не в печенье, — огрызаюсь я. — Но, конечно, у тебя быстрый метаболизм. Потому что природа в очередной раз награждает мужчин ресницами и оттенками волос, за которые женщинам приходится платить уйму денег, — бормочу.

Кип пожимает плечами.

— Поговорю об этом с богом, когда встречусь с ним.

Ладно, это правда сбивает с толку.

— Ты не можешь целовать меня в пекарне, — говорю я. —Никогда больше. Ты уже дважды засовывал свой язык мне в глотку на рабочем месте.

Кип подходит к холодильнику и достает одно из многочисленных сортов пива, которые теперь там припасены. Я тоже пью пиво, но на самом деле никогда не наполняла им свой холодильник так эффективно.

Он ходит по магазинам. Не только за пивом, но и за кучей еды.

— Первый раз был на нашей свадьбе, так что это точно не считается, — говорит он… после того, как откупоривает бутылку о мою столешницу.

— Эй! — я хнычу. — Это мои гребаные каменные столешницы.

Кип опирается бедром о стойку, делает большой глоток и смотрит на меня.

— Технически, это моя столешница, — поправляет он.

Мое зрение затуманивает красный цвет.

— Я тебя сейчас огрею бутылкой вина и растворю в чане с кислотой, — заявляю я.

Кип ухмыляется мне.

— Я серьезно, — настаиваю, кладя руки на столешницу. — Нам нужны правила. Знаю, что мы должны играть какую-то роль, но в этой роли не обязательно должен быть задействованы ППЧ4. Нам предстоит долгая игра, и создавать прецедент для игры в хоккей с мячом каждый раз, когда мы видимся, у меня не получится. Совсем.

Он приподнял бровь.

— Ты уверена, что у тебя не получится? — спрашивает он. —Потому что сегодня утром мне показалось, что получилось.

Гребаный мудак.

Хватаю свой бокал с вином и делаю большой глоток.

— Уверена. И что бы ты ни казалось, это было лишь у тебя головке, — я оглядываю его с головы до ног. — Зависит от того, в какой из них больше мозгов.

Кип усмехается.

— Мы оба те еще интеллигенты.

Я не улыбаюсь.

— Больше никаких поцелуев, — заявляю перед тем, как выйти на улицу, прихватив по пути свою бутылку.

***

После первого дня было создано правило.

Не засовывай язык в глотку своей жены.

По прошествии второго дня было создано второе правило.

Не хватай свою жену за задницу на праздном ужине рядом с лучшим другом.

Все шло так, пока у нас не сложился список примерно из десяти правил.

Кип наслаждался этим процессом. Я знала это, потому что он не скрывал своего удовольствия. Ни капельки. Он получал от этого наслаждение.

Что привело меня в абсолютную ярость.

Так что да, в первый месяц брака я в значительной степени лгала своим лучшим друзьям, пыталась избегать любых тем о «блаженстве новобрачных», не убить Кипа и постоянно задавалась вопросом, что, черт возьми, я сделала со своей жизнью.

Плюсом было то, что моя лучшая подруга жила в блаженстве и забеременела от мужчины, которого очень любит.

И, к счастью, Кип перестал приставать ко мне после первой недели, у нас получилось создать что-то вроде рутины.

Конечно, мы должны проявлять некоторую нежность, когда находимся на публике или в кругу наших друзей, но я с холодной головой подходила к этому. Убедила себя, что играю роль вне своего тела и вне реальности.

Настроиться на такой лад оказалось легче, чем я думала. Это все ложь.

Да, иногда я просыпалась посреди ночи вся в поту, чувствуя вину и абсолютную панику из-за того, что делала, но в остальном была в порядке.

В полном порядке.

Кип

Мой день был дерьмовым с самого начала. Я не спал. Ничего необычного. Я почти никогда не спал. Но когда голоса становились громкими, и я не мог взять себя в руки, то шел в бар, подцеплял женщину и трахал ее до тех пор, пока не переставал соображать.

Я не могу трахаться. Рука не помогает. Особенно когда я дрочу, и мне приходит в голову лицо, сиськи Фионы, и чертова морщинка между ее бровями.

Все, о чем я думаю – она в спальне, в этом доме. И это не дает мне уснуть всю ночь напролет.

Как, черт возьми, я собираюсь прожить здесь больше года, выше моего понимания.

Но я с этим разберусь. Притяжение исчезнет.

За исключением того, что сегодня утром я проснулся чертовски раздраженный и увидел, как Фиона, спотыкаясь, ходит по кухне в каком-то прозрачном халатике, пижамных штанах и майке, подчеркивающей форму и розовый цвет ее сосков.

Фиона хмыкнула, увидев меня. Она не жаворонок. Она ходит с полуоткрытыми глазами, бормоча что-то себе под нос и свирепо глядя на меня, если я пытаюсь заговорить с ней или встать у нее на пути.

К сожалению, это чертовски мило.

И я не могу достать чертов кофе, потому что не доверяю себе находиться на ее маленькой кухне, так близко к ней и ее вставшим соскам, не совершив при этом какой-нибудь глупой выходки. Итак, сегодня я начал свой день без кофеина. Затем, поскольку не хотел этим утром исполнять все песни и пляски молодоженов в пекарне, я купил кофе на заправке, которое оказалось сущим дерьмом.

С этого момента день стал только хуже. Клиенты меняют свое мнение о светильниках после установки. Отгрузки задерживаются.

Счета-фактуры не оплачиваются.

Обычно все это дерьмо было мне нипочем. Роуэн злится из-за этого дерьма, а не я.

Но черт бы меня побрал, я не дам ему бегать по всем поручениям. К тому же, этот ублюдок ухмылялся от уха до уха с тех пор, как узнал, что его жена беременна.

К тому времени, как я добрался до дома Фионы, мог думать только о холодном пиве и тарелке еды.

Пока не увидел машину на

припаркованную рядом с домом Фионы.

подъездной

дорожке,

Машина моей матери.

Я всерьез задумался о том, чтобы уехать. Зайти в ближайший бар и не возвращаться домой на ночь. Проблема в том, что я живу в городе, где меня все знают. Раньше это не имело большого значения. Мне было все равно, узнают ли старушки в бридж-клубе, что я трахнул половину незамужних женщин в этом городе. Мне было все равно, кто и что скажет о моем счете в баре.

Только теперь мне не все равно.

Потому что все они знают, что я женат.

И к тому же на одной из любимчиков этого города.

Фиону легко полюбить, и не только из-за милого и чертовски сексуального акцента. Она великолепна. Без особых усилий. С ее ясными голубыми глазами, загорелой кожей, светлыми волосами и греховными чертовыми изгибами каждый мужчина в округе обращает на нее внимание. Но она также ругается как матрос и высказывает свое мнение, без колебаний отстаивая себя и других.

Плюс все ее странные маленькие австралийские особенности и поговорки.

Достаточно сказать, что она мне нравится.

Я не осознавал, какой это будет ответственностью – создавать видимость того, что я забочусь о ней так, как она того заслуживает, как и подобает мужу. Честно говоря, я думал о целой куче другого дерьма.

О том, насколько изменится моя повседневная жизнь, я не догадывался до тех пор, пока не зашел в пекарню выпить кофе. Я почувствовал это.

Все наблюдают, ждут. Чтобы увидеть, как я с ней разговариваю, как к ней отношусь.

Потом был разговор с Фрэнком. А именно, что он сделает с моими «половыми органами», если я причиню ей боль.

Я никак не мог пить всю ночь напролет в баре без того, чтобы городская мельница сплетен не взбудоражилась – и весь город, скорее всего, ополчится на меня. Не очень хорошо, учитывая ситуацию и тот факт, что мы с Роуэном владели строительным бизнесом, который в значительной степени зависит от жителей этого города.

Да, есть куча факторов, почему я не могу просто повернуться и уйти. Помимо очевидного, что это идиотский поступок.

Без всех остальных причин я бы ушел, придурок я или нет.

Я не хороший человек. И я смирился с этим. Был хорошим, но это не защитило меня от ужасов жизни. Не спасло моих жену и дочь от смерти. Итак, кому не насрать?

— Блядство, — бормочу я, хлопнув ладонями по рулю, прежде чем вылезти из грузовика.

Собираюсь с духом, входя в парадную дверь. Воспоминания о подобных ситуациях нахлынули на меня. О том, как мама приходила в наш дом без предупреждения. В воздухе всегда витало напряжение.

Габби смотрела на меня напряженным, раздраженным взглядом, давая понять, что ей будет что сказать позже.

Конечно, моя мама не обращала внимания на напряжение и взгляды.

Я могу только представить себе реакцию Фионы на то, что свекровь, которую она никогда не хотела видеть, появилась на пороге ее дома без предупреждения, да еще и с таким характером.

Когда я вошел в дверь, играла музыка. В этом нет ничего необычного. Фиона постоянно включает музыку. У нее странный и разнообразный вкус. В один прекрасный день она слушала Тейлор Свифт, а на следующий – «Shinedown5». Она познакомила меня с парой групп, мне даже понравилось. Но я ей не говорил об этом.

Что-то запекается в духовке. Пахнет чертовски здорово. Тарелки аккуратно сложены на сушилке. Это мама сделала. Фиона – так себе кухарка. Она не неряха, но обычно убирает за собой через несколько часов.

Из открытых дверей, ведущих на террасу, донесся смех. Фиона проводит там много времени, несмотря на жару. Ей нравится бывать на улице, на солнышке. В доме всегда открыты окна, она редко пользуется кондиционером – что чертовски сводит меня с ума, – и она постоянно забывает закрывать окна и двери перед тем, как лечь спать.

Что привело к многочисленным спорам о том, что ей необходимо делать это для своей безопасности. У меня мурашки побежали по коже при мысли о том, что она жила здесь одна и делала это до того, как я переехал. Ей повезло, что какойто псих не воспользовался этой возможностью.

Я так ей и сказал.

Она ответила:

«Психу повезло, что он не выбрал этот дом».

С этой женщиной не поспоришь.

Я пошел на звук смеха.

Моя мама и Фиона сидят на садовых креслах. У каждой из них в руке по бокалу вина, бутылка стоит перед ними, а также множество закусок, на которые нацелился мой урчащий желудок.

Если бы не Фиона.

Улыбающаяся. Понастоящему. И когда ее глаза встретились с моими, в них не было ни напряжения, ни обещания «поговорить позже». Ничего. В кои-то веки эта женщина не провоцировала на конфликт.

Это почти заставило меня отступить на шаг.

— Кип! — восклицает мама, вскакивая с дивана, чтобы подбежать и обнять меня.

От нее пахнет теми же духами, которыми она пользовалась всю жизнь. Объятие, как всегда, длится слишком долго и заканчивается тем, что она держит меня на расстоянии вытянутой руки, изучая своим внимательным взглядом.

Я делаю то же самое. Ей скоро семьдесят, но она совсем не выглядит на свой возраст. У нее есть морщины, от беспокойства, горя и утраты. Но также есть морщинки от счастья, радости и любви. Она маленькая. Особенно по сравнению со мной. Миниатюрная и хрупкая на вид. У нее светлые волосы, убранные с лица назад. Лицо, которое всегда искусно накрашено. То же самое и с ее одеждой – всегда отглаженная, дорогая на вид.

Мой отец считает, что внешность важна.

— Иди и прими душ, — приказывает мама после осмотра. — Ты грязный.

— Я работаю на стройке, мам, — говорю я, улыбаясь, потому что ничего не могу с собой поделать. Я скучал по ней.

Она поджимает губы.

— Ну, мы ужинаем через десять минут, и ты не можешь сидеть за столом в этом, — она указывает на мою одежду.

— Господи Иисусе, я взрослый мужчина, черт возьми, — стону я.

— Не поминай имя господа всуе, — отрезает она.

— Ты атеистка, — замечаю.

— Да, — бормочет она. — Но мы не знаем, кто твоя жена, —произносит театральным шепотом.

Я усмехаюсь.

Фиона тоже. Теплый смех. Искренний. Я почувствовал это своим членом. Не подходящее ощущение, стоя так близко к матери.

— О, произноси его имя всуе сколько хочешь, — предлагает Фиона. — Богохульство – мое любимое.

Мама улыбается на это, в ее глазах пляшут огоньки.

— Она мне нравится, — снова театральным шепотом произносит она.

Мне нужно гребаное пиво.

— Пойду переоденусь, — говорю я.

— Ты не поздороваешься со своей женой? — нахмурившись, спрашивает мать. Отступает назад. — Не обращай на меня внимания.

Веди себя так, будто меня здесь нет, — машет рукой, как будто не собираясь смотреть, но я знаю, что она наблюдает.

Если бы ее здесь не было, я поздоровался кивком с Фионой.

Может быть, обменялся бы пустяковой светской беседой. Потом мы разошлись бы по разным комнатам дома и спали в разных спальнях.

Фиона поднимает бровь, глядя на меня со своего места на диване.

В ее глазах пляшут озорные искорки. Она смотрится… беззаботно.

Мой член снова шевелится.

— Я грязный, — пытаюсь запротестовать я.

— Уверена, Фиона не возражает, — поддразнивает мама.

О, чертов Иисус Христос.

Она не собирается останавливаться. Я знаю свою мать. Мне ничего не остается, кроме как поцеловать жену.

Я подхожу к тому месту, где сидит Фиона, наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку. Хотя все произошло быстро, я чувствую ее запах.

Цитрусовый и сладкий.

Мой член дергается еще раз.

— О, да ладно тебе, тебе же не восемьдесят, — упрекает мама. —Вы молодожены. Веди себя соответственно.

Я пристально смотрю на нее, когда она улыбается от уха до уха.

И черт возьми, меня это задевает. Она уже много лет не улыбалась мне без грусти. Из-за этого я взял за правило не находиться в ее присутствии в течение длительного периода времени.

Меня охватывает чувство вины за это.

Итак, что, черт возьми, я делаю?

Я хватаю Фиону с того места, где она сидит, дергаю ее вверх, прижимая к своему телу, и зацеловываю до чертиков.

У нее вкус вина, океана и… искушения. Теперь мой член не просто подергивается. Он требует, чтобы я вставил его в ее мокрую киску.

Но потом вспоминаю о матери. Стоящей в нескольких футах от меня. Наблюдающей.

Я резко отпускаю Фиону – так резко, что она чуть ли не падает на кресло с шокированным выражением на лице.

Не шокирована в плохом смысле этого слова. Потому что она ответила на поцелуй. Точно так же, как в день свадьбы. Точно так же, как и на следующий день после.

Даже не знаю, почему поцеловал ее в то утро. Я сказал для того, чтобы успокоить зрителей. И отчасти это было так. Но по большей части потому, что я приходил в пекарню в течение нескольких гребаных лет, и мне всегда было интересно, каково это – иметь возможность обнять ее и поцеловать на глазах у всех.

Возможно, наш брак – гребаное притворство, но я извлеку из него хоть что-то.

Особенно с учетом того, что Фиона не может дать мне пощечину, хотя, судя по ее виду, ей этого хочется.

Не совсем благородно с моей стороны целовать женщину без согласия. Но эта женщина – моя гребаная жена, и ее тело определенно согласилось.

— Приму душ, — говорю своей матери, которая теперь ухмыляется во весь рот, сложив пальцы домиком, как гребаный мистер Бернс6.

Не смотрю на Фиону. Думаю, могу представить себе, каким взглядом она смотрит в мою сторону, поскольку я хорошо к этому привык.

Довольно трудно передвигаться в таком положении, чтобы мама не увидела, что у меня стояк от поцелуя с женой, но я справляюсь с этим.

Я не удивляюсь, что Фиона следует за мной.

— Мне просто нужно… кое о чем поговорить с Кипом, —говорит она у меня за спиной, запыхавшись в панике.

Не могу удержаться от улыбки, услышав это.

— О да, дорогая, я понимаю. Не торопись, — отвечает моя мама с усмешкой в голосе.

Вероятно, она думает, что за поцелуем последует какое-то продолжение.

Я ожидал от Фионы взбучки – и совсем не такой, какой мне хотелось бы. На самом деле, я с нетерпением ждал от нее взрыва. Она чертовски очаровательна, когда злится. Вот почему я так сильно дразню ее, черт возьми.

Ее нос морщится, глаза расширяются, щеки краснеют, а мой член стоит колом.

— Не так быстро, приятель, — шипит она, хватая меня за руку, когда я вхожу в свою спальню, которая на другой сторону дома. Не то чтобы это о чем-то говорит – дом Фионы компактный, – но, по крайней мере, у нас есть ванная и кухня, которые служат барьером между нами.

Я ненавижу и люблю ее это «приятель». На самом деле, почти уверен, что она знает, как мне это не нравится, и поэтому изо всех сил старается использовать чертовски странный австралийский акцент.

— Вынести все свое барахло оттуда, — она указывает на свободную комнату. — И отнести в мою комнату. И смени простыни. У

меня есть запасные в бельевом шкафу, — ее глаза безумны, а кожа раскраснелась, вероятно, от адреналина, но также от вина и времени, проведенного на солнце.

Она чертовски великолепна.

— Ты меня слушаешь? — требует она, щелкнув пальцами перед моим лицом. — Я приду проверить, как ты заправляешь кровать, потому что уверена, что ты сделаешь не так, как надо, но сделай так, чтобы комната выглядела как обычно, в которой последние пару недель не жил свинтус.

Хочу сказать ей, что если в этом доме и был беспорядок, то уж точно не из-за меня, но решаю, что, учитывая ее настрой, это не лучшая идея.

— И тебе нужно принять душ, как сказала твоя мама, —добавляет она, скользнув по мне взглядом. — Управься за десять минут. Вали! — она хлопает в ладоши, а потом чуть ли не убегает от меня.

Я не знаю, было ли это из-за присутствия моей матери или из-за поцелуя, она не стала угрожать отрезать мне яйца за то, что я поцеловал ее, но я и не против.

Забираю все свое барахло из гостевой спальни и отношу в ее комнату. Не позволяю себе задержаться там, в месте, где пахнет ею, которое более женственное, чем я ожидал, но мне даже нравится.

Потом принимаю душ – в ванной Фионы, которая мне очень понравилась, и, возможно, понравилась бы еще больше, если бы моей мамы тут не было, – застилаю кровать в гостевой комнате и стараюсь, чтобы все выглядело «обычно», что бы это ни значило.

Потом иду ужинать со своей матерью и женой.

Не думал, что когданибудь сделаю это снова.

Глава 5

«Только одна кровать»

Фиона

Это была лучшая ночь за последнее время.

На самом деле, за несколько недель.

И это была первая трапеза, которую я разделила с Кипом за обеденным столом. Мы не ели вместе со времен праздничного ужина у Норы и Роуэна. Я приходила домой раньше него, готовила чтонибудь легкое и в пределах своих возможностей, а затем брала вино или пиво и либо удалялась в свою комнату, либо садилась снаружи и контактировала с ним как можно меньше.

Хотя у меня не было ни минуты, чтобы зациклиться на этом, потому что его мать говорила со скоростью мили в минуту.

Я даже не больше не злилась из-за того, что стала женой Кипа.

Даже когда он убирал волосы с моего уха или закидывал руку на спинку моего стула, когда мы закончили есть.

Он даже настоял на том, чтобы помыть посуду, пока мы с его мамой допивали бутылку вина и сплетничали, поедая шоколадный торт, который я принесла домой из пекарни.

Одним из главных преимуществ работы в лучшей пекарне города – и штата, если уж на то пошло, – вкусняшки, которые можно взять домой.

Кип был почти… очаровательным.

Он, очевидно, любил свою мать, но считал, что та перегибает палку. Это было правдой. И мне чертовски нравилось.

Только после того, как я показала Дейдре ее комнату, которую Кип, на удивление, обставил по стандарту, и она пожелала нам спокойной ночи, я понастоящему осознала, что произойдет.

Я буду спать.

В своей комнате.

С Кипом.

Я довольно хорошо справлялась с тем, чтобы игнорировать его с тех пор, как мы поженились, но сейчас будет сложнее.

Но вариантов нет. Мне просто нужно взять себя в руки.

Этим утром я встала позже, чем обычно, и была измотана.

Кип задержался у двери моей спальни, выглядя почти… неловко.

— Я могу пойти на диван, — тихо предложил он. — Встану раньше нее. Хотя она ранняя пташка.

— Не сходи с ума, — прошипела я. — В прошлом я спала со многими мужчинами, которые мне не нравились. Ты не особенный, —я подмигнула ему, входя в свою спальню с большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле.

— Ты злишься, — сказал он, как только за ним закрылась дверь.

Я в замешательстве наморщила нос. Мы с Дейдре прикончили полторы бутылки вина, что компенсировалось пиршеством, которое она приготовила. Так что я не была пьяна. Просто почувствовала себя… мягче. Сдержаннее. Хотя закрывшаяся дверь и присутствие Кипа в моей спальне навеяли панику.

Плюс, все эти любезности, которыми мы были вынуждены делиться на протяжении ужина. Да, это беспокоит меня, теперь, когда я

подумала об этом. Это было некрасиво, неестественно и даже трусики не мокли.

Ничего.

— Да, наверное, я не в восторге от того, что мне придется делить с тобой постель, — сказала я, хмуро переводя взгляд с него на свою идеально застеленную кровать с роскошными подушками, дорогими простынями и покрывалами, которые Кип испортит своей мужественностью.

Моя комната была девчачьей. Хотя меня не назовешь девочкой, в комнате нет никаких цветочков и рюшечек. Но пододеяльник был с бежевым принтом в клетку. Покрывало вязаное и шерстяное того же оттенка. Все мои подушки искусно разложены. Каркас кровати был деревянным и богато украшенным. В комоде в изножье кровати было еще больше подушек. В углу стояло уютное кресло, заваленное одеждой, хотя я никогда в нем не сидела. Оно служило местом хранения одежды, которую мне лень убирать, и которая была недостаточно грязной для стирки.

Стены выкрашены в молочный цвет и увешаны картинами, изображающими женщин в платьях из других веков.

Кип – высокий, мускулистый и мужественный – выглядел неуместно здесь, в моем святилище.

Мужчины, конечно, бывали здесь и раньше. Но лишь для того, чтобы довести меня до оргазма и выйти вон. Я не устраивала ночевок.

Он пристально смотрел на меня. Его взгляд был тяжелым и неуютным, особенно с учетом того, что мы находились в моей спальне и вино ослабило мою сдержанность.

Мои соски затвердели, и я изо всех сил старалась не обращать на них внимания.

— Не о ситуации с ночевкой, а о моей матери, — сказал он. —Она несет ответственность за ситуацию с ночевкой.

Я скрестила руки на груди, все еще пребывая в замешательстве.

В нем какая-то странная энергетика. Не было никакого поддразнивания – я полностью ожидала, что ему будет что сказать о дележке постели, – может, нагрубит даже.

— Мы виноваты в этой ситуации, поскольку мы ответственны за весь этот фиктивный брак, который спровоцировал ее визит, —напомнила я ему.

— Хорошо, но моя мама такая… ее очень много, и ты на это не подписывалась, — сказал он, проводя руками по волосам. Он выглядел напряженным. Извиняющимся.

Это было мило, и у меня возникло совершенно дикое желание утешить его.

Моя нога даже поднялась, чтобы двинуться к нему, прежде чем я изменила направление и пошла возиться с подушками на противоположной стороне кровати, которая теперь служила барьером.

И на которой мы оба в конце концов будем спать.

Не очень хорошо.

— Твоя мама великолепна, — сказала я ему, сосредоточившись на подушках.

— Не вешай мне лапшу на уши, Фиона, — прорычал он.

Это заставило меня посмотреть на него. Гребаные мужики и их рычание. Я не знала, что мужчины издают подобные звуки в реальной жизни, пока не переехала на Юпитер и не встретила Роуэна и Кипа.

Конечно, я только из вторых рук узнала о рычании Роуэна и поведении альфасамца, и мне это показалось забавным. Теперь, когда Кип был здесь, в моей спальне, и я замужем за ним, забава испарилась.