ИЮНЬ

Дамаскину 69

Неаполис

Афины

2 июня

Милая Джейнис!

Лето прилетело на волшебном ковре-самолете выхлопных газов. Жан-Клод уверяет меня, что Европейское Сообщество в виде субсидий отправляет в Грецию весь свинец, который в странах Общего рынка нигде и никто больше в бензин не подмешивает. К тому времени, когда мы вернемся из Англии, он уже будет человеком Миттерана в Вашингтоне, увы. Или «Увы-с». Кончилась еще одна глава. Он обещает мне встречи. Но французские обещания недолговечнее французских поцелуев. Мы планируем провести прощальный уикэнд в шато Ле Корб — последний взгляд на винно-темное гомеровское море, последнее объятие в фонтане слез. Как смехотворно это у меня прозвучало и как, возможно, это смехотворно на самом деле. В моей жизни полностью отсутствует то служение каким-то общим делам, которое служит доказательством, что ты — серьезная женщина.

И у тебя тоже, слава Богу. Землю заставляют кружиться юмор и секс. Если бы мы все участвовали в антиналоговых маршах, мы бы задохнулись в Смелом Новом Мире. Мне слишком нравится Трусливый Старый Мир. В глубине души я отчаянно сентиментальна, я люблю нашу загородную лачужку и дикие горы, перезвон колокольчиков на овечьих шеях, и колченогий стол, за которым я сижу с книгой или пишу «Увы-с». Быть может, это моя единственная Страна, когда все жан-клоды отправились управлять миром? Или я просто готовлюсь к пожилому возрасту?

Вчера был мой день рождения — отвратительный месяц, в котором я на год старше тебя. Желаю удачи с Полом Ньюменом-младшим и держусь за дерево, чтобы не сглазить. Но будь поосторожнее с красивыми американцами; слишком многие из тех, кого я знавала, оказывались Дональд-Даками, переодетыми сказочными принцами.

Письма Пирса Гарри вроде бы становятся все длиннее и длиннее. Интересно, пишут ли мужчины друг другу о том же, о чем женщины? «Откуда мне знать?» — говорит Пирс нахально. «Конечно, знаешь, черт тебя дери! — отвечаю я. — Ты же читаешь мои».

Последние дни он что-то стал очень страстным. Видимо, с почечуем полегче.

Как всегда с любовью,

Рут.

Р.S. Не думаю, что будет смысл писать еще до нашего отъезда, так что все решает Пол Ньюмен. Складываю ладони, молясь за тебя, а между ними вложены ожидающие тебя наследместа. Увидимся в Речном Подворье. Но, прошу никаких ароматотерапий для меня. (Вдруг ты об этом думаешь.) Я ведь ортодоксальная девочка; не забывай, что я еврейка.

9 июня

Рут, миленькая!

Я расскажу тебе историю про девочку во вторник точно так, как все происходило — ничто не приукрашено, ничто не приглажено.

В тот самый вторник, о котором я тебе писала.

Вот я — на пороге тридцатишестилетия чувствую себя шестнадцатилетней, предаюсь мечтам об ужине с кинозвездой. Романтика, видимо, всегда остается юной. Несколько дней я места себе не находила — работа не продвинулась ни на йоту, разбитые нервы, разбитая посуда, я даже кошку забывала кормить.

Кевин только взглянул, сказал «о Господи!» и ушел.

Потом прислал открытку с пожеланием удачи и словами: «Если промажешь, приезжай в Париж на воскресенье». Я видела, как Пол шел по улице в замшевой куртке покроя, подчеркивающего его торс, и в брюках покроя, подчеркивающего то, что в них. И я вознесла молитву, чтобы его не зацапала какая-нибудь сучка, пока он не дома. Я была бы рада посадить его под замок до вторника, а потом заковать в наручники. И день настал. Он позвонил рано. Извиниться, что он не сможет, не сомневалась я, и почти потеряла способность говорить. Не голос — черный бархат: «Джейнис, вы по-прежнему не против?» Против — о Господи! Я попыталась сказать спокойно: «Абсолютно», но получился какой-то писк. Он засмеялся.

«Вы себя хорошо чувствуете?» Я поперхнулась.

«Да». «Восемь часов вас устроит? Я заеду чуть раньше. Машина заказана. И предвкушаю отличный вечер». «Я тоже», — пролепетала я.

Весь день я ничего не делала, только готовилась и решала, что не готова. Причесалась у Тимоти. Провалялась в ванне. Привела в порядок ногти. Бродила по дому, поглядывая на часы и вынимая платья, которые тут же вешала обратно.

Расставила цветы по-другому, взбила подушки, сменила освежитель воздуха, разложила сырные сухарики и выкинула, потому что они залежались.

Потом начала искать пепельницу. Курит он или нет? Что он пьет? Что, собственно, пьют американские актеры? Наверное, коктейли, про которые я даже никогда не слышала. Комната вдруг показалась мне такой жуткой, что я начала переставлять мебель, пока не получилось еще хуже. К этому времени я вспотела и пришлось принять еще ванну. Я то и дело поглядывала в зеркало, и с каждым разом морщинки у глаз удлинялись на полдюйма. К семи часам меня охватила паника, я так и не вспомнила, что надо покормить кошку.

«Возьми себя в руки, Джейнис», — приказала я и остановила выбор на моем платье от Джейн Мьюир — облегающем. Другие на улице его видели, но не Пол. Оставалось надеяться, что он не предпочитает женщин с могучими грудями; ну, в любом случае платье подавало наиболее эффектно то, что у меня имеется. И наконец «Джордже». Я не открывала флакон, пока не увидела, что он вышел из № 3, иначе духи успели бы выдохнуться. И тут подъехала чертова Аманда и остановила машину. Опустила стекло. Так бы и пнула ее в задницу! На заднем сиденье лежала ее скрипка, и я увидела, как Пол задает вежливые вопросы. Она сияла улыбками и извивалась, как спаниель, встряхивая волосами. «Да катись ты со своей скрипкой, Аманда!» — хотелось мне завопить.

Тут подъехало такси, милосердно оборвав гармоничный дуэт. Такси? Это был белый «мерседес» с шофером. Наконец-то Аманда тронулась с места, наехав колесом на поребрик. Отлично! Я надушилась и метнулась в кухню, чтобы не открыть дверь, едва Пол позвонит. Быстрый взгляд в зеркало. К дьяволу морщинки у глаз. Я выглядела сногсшибательно. И чувствовала себя жутко.

Пол был в серебристо-сером костюме, который подчеркивал загар и гармонировал с серебристыми искрами у него над ушами. Я решила, что ему лет сорок, и поймала себя на том, что прикидываю, стольким экс-женам он платит алименты, и от этой мысли мне стало стыдно. Бога ради, я же всего один раз разговаривала с ним, так с какой стати я прикидываю то и это? Да, у такого мужчины, вероятно, есть по любовнице в каждом аэропорту. Не важно: хотя бы на этот вечер он мой.

Он выбрал водку с тоником. Я специально купила лайм и, когда он взял бокал, уронила туда ломтик. Я увидела, как он посмотрел на мою руку.

Без кольца. Я взглянула на его руку. Тоже без кольца. Но, с другой стороны, мужчины обычно обручальные кольца не носят. Он повосхищался комнатой, взглянул на книги («вы читаете Апдайка») и на диски («Брукнер, Боже мой!»). Собственно говоря, диск был Гарри, я Брукнера не выношу. Настало время ехать. Шофер увидел, как мы вышли из дома и поспешил распахнуть задние дверцы. Я гадала, кто наблюдает за нами, но посмотреть не рискнула. «В Лондоне я облюбовал один ресторан. Надеюсь, он вам понравится, — сказал он. — Небольшой. Тихий. Никакого Брукнера. — Он улыбнулся. — Надеюсь, вы не против. Итальянский. Жаль, сейчас не сезон для белых трюфелей». Белые трюфели занимали меня меньше всего. Мне нравился его профиль. Мне нравился его, запах и смешливые морщинки в уголках его губ.

Было еще совсем светло, но в ресторане царил полумрак. Невысокие свечи. Свежие цветы. Вивальди на заднем плане. Оперное пение и запах душистых трав из кухни. Пол назвал официанта Нандо. Он заказал шампанское («Надеюсь, вы не против?») В зале еще восемь-девять столиков.

Занят был только один в некотором отдалении: мужчина и молодая женщина, настолько поглощенные друг другом, что не заметили, как мы вошли. Я обратила внимание на ее лицо и обрадовалась, что Пол как будто в ту сторону не взглянул. Груди были обнажены настолько, что я не поняла, где она хранит свои соски.

Я вспомнила тебя с Жан-Клодом и о том, что ты говорила про искусство любви переносить тебя вместе с ним всюду, чего касался разговор. Он снимался с Брандо, любит работать с Копполой, презирает американское ТВ, но «мыльные оперы» принесли ему круглую сумму и обеспечили тот образ жизни, который ему по вкусу. Он заказал еще шампанского, словно ресторан специализировался на нем, а я надеялась, что он возьмет меня за руку.

Он мог бы держать ее и держать. Не важно — впереди у нас был весь вечер, вся ночь и все завтрашние дни. Я рассказала ему про мои панно, и он сказал, что обязательно должен иметь такое. «Но какое бы вам хотелось?» спросила я. «Ну, может быть, пустыня. Как у вас с пустынями?» «Но ведь это же только песок, правда?» — сказала я.

«И простор, — добавил он. — Безграничный простор. Вот, что мне нравится».

Возможно, решающую роль сыграло слово «простор». Мне, конечно, следовало бы заметить раньше, как он все время смотрит в глубину ресторана.

Я пыталась внушить себе, что он видит перед собой все замечательные места, о которых мы говорили, и в центре каждой мысленной картины — я. Совершенно ослепительная. Я уже придумала для его панно самую соблазнительную пустыню, какая только возможна. Но постепенно до меня дошло, что он для своей пустыни грезит не обо мне. Его глаза все время устремлялись в одну точку по ту сторону зала. Я уронила салфетку, чтобы удобнее разглядеть. Великолепная тварь за дальним столиком наклонялась вперед, держа мужчину за руки и буквально укладывала свои груди на его тарелку.

Нандо, официант, притворялся, что не смотрит туда.

Пол НЕ притворялся — он смотрел. Мне захотелось пойти туда и выплеснуть шампанское в ее Гранд-Каньон.

«Что за фигура!» — сказала я игриво. Пол посмотрела на меня с недоумением. «Чья?» «Женщина вон там». Все то же недоумение. «Я не обратил на нее внимания», — сказал Пол. Врешь, сукин ты сын, подумала я.

Разговор увял. За шербет мы принялись в молчании. На меня навалилась тоска. На что я могу надеяться, если просто вида таких вот шаров было достаточно, чтобы приковать внимание мужчины моей мечты? Ничем он не лучше Гарри.

Затем парочка встала, собираясь уйти, и внутренности у меня завязались в узел. На мужчину я практически не смотрела. А это был Гарри!

Проходя мимо нашего столика, он увидел меня и остановился как вкопанный. Титьки-жопка-футы-ну-ты врезалась в него (ощущение, наверное, было, как от удара двух тонн воздушного бисквита) и принялась хихикать «0-ой, Арри, пра-а-вда!»

Я еще не успела принять холодно-пренебрежительный вид, как Пол уже вскочил на ноги; ведра обаяния Нового Света и крепкое рукопожатие. «Привет, я Пол Беллами. Не выпьете ли с нами кофе?» У Гарри, когда он в ярости и знает, что сделать он ничего не может, лицо принимает особое выражение. Какое и приняло в тот момент.

«Благодарю вас, с большим удовольствием», — сказал он (а что еще мог сказать бедный идиот!).

И он толкнул Недокрашенную Блондинку на стул рядом с Полом, на который она и опустилась, колыхаясь, а сам уселся рядом со мной.

Гарри дал первый залп. «Вы видели что-либо вульгарнее этого растянутого на дыбе белого „мерса“ у дверей? Думаю, какой-то шлюхи не у дел».

Пол только засмеялся. «Виноват, каюсь. Я еще не свыкся с английскими мини-машинками. Мне чудилось, что они все тут такие крохотные, что я попросил самую большую тачку, какая у них есть».

Он улыбнулся так мило, что у меня сердце перекувырнулось, а Недокрашенная Блондинка заерзала на стуле, будто что-то слишком накалилось.

«Разрешите мне в оправдание предложить вам истинно редкий коньяк».

По мановению руки подскочил Нандо, и Гарри с Полом завязали один из тех глупейших разговоров об относительных достоинствах двух марок коньяка, абсолютно, как я знала, не различимых на вкус.

Тут отличилась Блондинища. «Извиняюсь, коньяк я не люблю. Я хотела creme de menthe frappd[28] с соломинкой. — В воцарившемся молчании она продолжала:

— В прошлом году я была в Марбеле.

Там их подают с этими орошенькими зонтичками.

Так мило, пра-а-вда?» И она благостно улыбнулась.

Я кивнула. «Что может быть лучше зонтичка, я так всегда говорю». У Пола лицо стало растерянным, у Гарри настороженным. Блондинища сказала: «Ага.

Такие миленькие, пра-а-вда?», — и угостила Пола улыбкой в пятьсот мегаватт, а вдобавок всколыхнула титьки.

Как ни странно. Пол отвел глаза и повернулся к Гарри. «Когда я был тут в последний раз, то видел ваши передачи из Литвы. Потрясающе».

Гарри скромно распушил перышки — несгибаемый британец. «Обычная работа». Пол стоял на своем:

«Ну нет! Поставьте меня перед камерой, и я немею, пока кто-нибудь мне не подсуфлирует. А тот, кто способен вести передачу, когда танки накатывают на людей, это… — Он с восхищением покачал головой. — И ведь вы были в Румынии? — добавил он. — Через месяц я поеду туда. Участвую в программе по сбору средств для этих сиротских приютов».

И они с Гарри погрузились в разговор о Восточной Европе, а Недокрашенная Блондинища и я были отправлены на задворки.

Я была совершенно сбита с толку. Рядом с Гарри Пол выглядел чуточку пластмассовым. Ну, знаешь, когда все выглядит слишком уж отутюженным. И еще я заметила, что Пол выглядел куда более оживленным, чем за все время со мной.

Глаза у него сияли, и он не спускал их с Гарри с той секунды, как они сели за наш столик. Не знаю, дошло ли до меня постепенно или мгновенно, но, безусловно, дошло: мой принц был гомиком, не Альберт, а Альбертина.

Наверное, мне следовало впасть в отчаяние. Все усилия, все радостные предвкушения и наследместа сметены ударом ниже пояса по генам. Но внезапно все это стало смешным до умопомрачения. Гарри, такой же ревнивый защитник своей территории, как горная горилла, убежденный, что в его женушку вторглись; НБ, точно четырехлетний карапуз, которому предоставили полную свободу в кондитерской, в обществе двух аппетитнейших мужчин, и в соперницах — только тощая домашняя хозяйка; а Пол пылает только к Гарри! Такая комбинация — плюс шампанское, плюс коньяк — полностью меня доконала, и я захихикала. Затем представила себе твое лицо, когда я тебе доложу, и захихикала еще пуще, и уже не могла остановиться. Хотя умудрилась сказать Полу сквозь прысканье: «По-моему, с вашей стороны безответственно угощать ужинами доверчивых женщин. Это же создает ложное впечатление!» И опять захлебнулась хихиканьем.

Гарри пришел к совершенно неверному заключению, стащил меня со стула и сказал: «Будет лучше, если я увезу мою жену домой». У Пола и Блондиниши вид бы такой, будто их хлестнули по физиономии мокрой селедкой. «Вашу жену!» взвизгнули они хором, а Гарри уже тащил меня из ресторана. Нандо подвывал «мамма миа», а я барахталась, стараясь удержаться на ногах. Гарри влил меня на заднее сиденье такси, залез следом и всю дорогу до дома читал мне нотацию, завершив ее:

«Если тебе все равно, что думаю я, то как насчет Клайва?» Клайв в качестве блюстителя моей нравственности поставил последнюю точку. Когда мы добрались до № 1, я рыдала от смеха. Ключ я извлекла с большим трудом, хотя и успела захлопнуть дверь перед Гарри. А потом рухнула на кровать и убаюкала себя смехом напополам со слезами.

На следующий день сотни гномов бурили асфальт у меня в голове. Меня дважды вывернуло, и при мысли о нашем пари мне стало очень плохо.

Попозже я подумала, что надо бы рассказать Полу всю историю, и, может быть, он бы постарался один раз с закрытыми глазами. Или же ты зачтешь, если Гарри сделает № 3 вместо меня.

Маловероятно, я знаю.

Так что можешь вздохнуть спокойно: твои места в полной безопасности. На этот раз не явится спаситель в последний момент. Я наткнулась на несокрушимую стену. Афродита намерена удалиться от дел и ухаживать за своими розами. Они хотя бы то, за что себя выдают.

С любовью из трясины уныния — но хотя бы я могу надеяться, что ты поделишься со мной клубникой на Уимблдоне?

Джейнис.


Парламент — Хилл

«Мэншенс» 27

12 июля

Милый Пирс!

Спасибо, что известил меня о дне приезда Рут.

Я позабочусь убраться вовремя, оставив квартиру в безупречном порядке. Кстати, мой адрес на время твоего пребывания в Лондоне — 35-а Керзон роуд W9 — в крайне неудобной близости от крикетного стадиона для того, кто вряд ли присоединится к тебе в ложе во время первого мачта и кто как-то не представляет себя стоящим в очереди за билетами на заре позади двух тысяч вест-индцев, трубящих в трубы и откалывающих брейк.

Этот углубляющийся пессимизм порожден неприятным происшествием в позапрошлый вечер.

Я как раз получил записку от Джейнис с согласием присутствовать на церемонии награждения на следующей неделе. От радости я решил устроить себе маленький праздник и сводить Пра-а-вду в ресторан в Хайгеде для тет-а-тет при свечах. Мы иногда заглядываем туда, когда я настроен вкусить от благ жизни. То обстоятельство, что другая пара заняла столик по ту сторону зала, естественно, ни малейшего значения не имело. Значение имел тот факт, что дама была Джейнис.

С этой минуты все пошло наперекосяк. Джейнис сидела с каким-то вкрадчивым прохиндеем, который потчевал ее ведрами шампанского и нежных речей. Всякий раз, когда я бросал на нее взгляд, она все больше смахивала на кролика, ослепленного лучами фар. Меня душило негодование: как смеет моя жена позволять этому богатому слизняку соблазнять себя? Мне хотелось врезать ему в челюсть на манер Керка Дугласа. Но ведь я был не один и ничего сделать не мог, тем более что платье Пра-а-вды и то, что из него выскакивало, никак не позволяло заключить, что она — благонравная девушка, торопящаяся к вечерне. В довершение всего Джейнис выглядела абсолютно сногсшибательно, и я горько сожалел, что сижу не с ней, а с моей подушкой без наволочки, которая весь вечер повествовала о новом торговом центре.

В конце концов я решил, что настал момент пройти сквозь строй. Как бы не так! Нас перехватили. Прохиндей возжелал расширить радиус своего обаяния. Коньяк лился рекой. Пра-а-вда узнала в этом субъекте американского актера и выставила свой товар для грудь-досмотра. Джейнис к этому времени нализалась до чертиков. Тут я утратил хладнокровие, покинул Пра-а-вду на приятный произвол судьбы и с неподражаемой рыцарственностью увез Джейнис в такси. Безупречный сэр Галахад.

Ничего хорошего из этого не вышло. Благородные рыцари, спасая прекрасных дам, не ждут, что над ними будут смеяться, и уж тем более захлопнут дверь у них перед носом. Но настоящее унижение ждало меня на следующее утро. Я позвонил приятелю, причастному к шоу-бизнесу.

«Пол Беллами, — сказал он и захохотал. — Это прославленная жопа! Дружочек, он нацеливался на ТЕБЯ!»

На протяжении всех этих унизительных переживаний я пришел к выводу, что ты все-таки прав относительно Джейнис — что она ведет довольно тихую и целомудренную жизнь, выбирая мужчин, которые гарантированно не попытаются прыгнуть на нее. Ну да ведь она всегда была примерно такой же. Секс всегда оставался для нее не слишком легкой проблемой. Но как бы то ни было, полагаю, что в Гилдхолле на следующей неделе холод будет лютым. И зачем только я уехал из Литвы!

Значит, ты приезжаешь 23-го. Я не стибрю твой галстук члена МКК, когда покину твою квартиру. Рут предположительно на ближайшие две недели обоснуется в Уимблдоне, к большой зависти Джейнис, а ты будешь якшаться с престарелыми маразматиками в Длинном Зале МКК, к большой моей зависти. Я буду смотреть матчи по телику и злорадствовать, чуть хлынет дождь.

Буду звонить. Нам следует недипломатично пообедать раз-другой. Уже предвкушаю.

Всего наилучшего.

Гарри.


ЛОНДОН W4

10 ч 14 ИЮНЯ

ТЕЛЕГРАММА: КЛАЙВУ БЛЕЙКМОРУ

ДОРСЕТ

СЕРН-АББАС ШКОЛА ПЕТУШЭРРОУ

ГОРЯЧИЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ВЫСШЕЙ СТИПЕНДИЕЙ ШКОЛЫ ПАГАНИНИ ТОЧКА ДАЖЕ НЕ ПОДОЗРЕВАЛА ТЫ ИГРАЕШЬ СКРИПКЕ

ТОННЫ ЛЮБВИ

МАМУЛЯ


(По-гречески).

Почтовое отправление пострадало при доставке

Парламент-Хилл

«Мэншенс» 27

17 июня

было это предвидением или догадкой с твоей

хитрый мудила; тем не менее так и произошло.

олюций по всей Восточной Европе, которые я

здесь; короче говоря, мы с Джейнис теперь

бности, когда встретимся в клубном

ложе

жен поблагодарить в первую очередь гос

завчера отдали свои голоса за меня. Ре

роятно мое отточенное умение

вать отсутствие новостей за новости. Ладб

сайдерские шансы; и чувствуя себя приниже

Ветераны Бейрута и Эфиопии с полным самодо

о в довольно возлиятельном стиле. И потому я

Банкетный приз О'Вопивона — мой, пока

Джейнис

локтем мне в ребра, и не успел я огля

моргать впритык перед камерами и мик

пожимая руки Бог знает кому.

ная речь, видимо, зафонтанировала сама со

ся, благодаря всех и каждого, начиная с мое

включая уборщицу. Моя возлюбленная женушка

дя со мной ночи напролет — или нет как уж

скла

хохота, прежде чем я сообразил, что я такое ска

хлопали и топали, обернувшись к нашему столи

ис, такую сногсшибательно сексуальную, когда

луй взасос, когда-либо запечатленный на плен

и в результате, сознаюсь почти со стыдом,

все прощено, и негасимая любовь

могу сказать, опираясь на авторитет

Года — что нет ничего более

окутывающего поле боя после ре

и занятия любовью как

Джейнис эти последние восемь ме

зажгло огонь, я и не

Если ты можешь

членство за неде

столько коррупц

Пожалуйста, от


Речное Подворье № 1

грянет беда. Я

камуфляжу, чтобы Аманд

женщины в ложу не доп

Клайв, как ни пора

скрипачом вроде Менухина.

Всего наилучшего,

Гарри.


АФИНЫ 11 ч 21 ИЮНЯ

ТЕЛЕГРАММА: ДЖЕЙНИС БЛЕЙКМОР

РЕЧНОЕ ПОДВОРЬЕ 1

ЛОНДОН W4 CK

ФУЕВАЯ ГРЕЧЕСКАЯ ПОЧТА ИЗУРОДОВАЛА ПИСЬМО ГАРРИ

ПИРС ПРЕДПОЛАГАЕТ ПОБЕДА ВАША ЖАРЧАЙШИЕ

ПОЗДРАВЛЕНИЯ ТОЧКА МЫ ЛАЧУЖКЕ ИДИОТКА

ПРИСЛУГА УТВЕРЖДАЕТ АНГЛИЙСКАЯ

ДАМА ВОЛНОВАЛАСЬ ТЕЛЕФОНУ НЕ ПОНЯЛА НИЧЕГО ТОЧКА

ТЕПЕРЬ ТЫ ПЕРМАНЕНТНО НЕДОСТИЖИМА

ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ПРАЗДНУЯ

КРОВАТИ ГАРРИ СЧАСТЛИВАЯ МРАЗЬ

ПИСЬМО СЛЕДУЕТ БРАВО УИМБЛДОНСКИЕ МЕСТА РАСКРЫВАЮТ ОБЪЯТИЯ ТОЧКА

ЛЮБОВЬЮ

РУТ


Дамаскину 69

Неаполис

Афины

21 июня

Милая Венера!

Я изумлена, поражена, благоговею, в полной ярости — тем не менее триумф summa cum laude.[29]

Пирс говорит, ты звонила, подтвердив половинчатое известие, которое он получил от. Гарри.

Хотела бы я знать, какие посольские жены в эту самую минуту потеют кровью над второй половиной разорванного письма.

Итак, счет от № 1 до № 10 завершен, и ты заработала свое постоянное место под королевской ложей на Уимблдоне. Не вполне по-честному, могла бы я придраться: соблазнение собственного мужа НЕ входило в правила маркиза Куинсберри, даже если прелиминариями вы как будто занимались на телевизионных экранах. Однако сейчас не время придираться к одному удару пониже пояса, и ты заслуживаешь своего места под солнцем.

Каковое получишь, боюсь, не так скоро, как обещано — мы задерживаемся на пару дней, потому что Пирс слег с гриппом. То есть так он утверждает, мне же кажется, что он все время планировал стать твоим десятым и теперь свалился от. разочарования. Если разовьется терминальная импотенция, я буду знать, что не ошиблась, Мне будет не хватать нашего обмена опытом в высоком искусстве. Мне даже грустно. Словно я была зрительницей лучшей в мире комедии положений. И очень привязалась к твоим уличным жертвам; хотя ни одного из них я в глаза не видела, у меня такое ощущение, что я знаю их всех — их явные лица и их скрытые лица; их, как членов общества, и их члены, скрытые от общества. Говоря откровенно, по-моему, никто из них меня не увлек бы — слишком мало романтики, не хватает изюминки. Кроме, может быть Кевина, а он, как ни петушится, больше смахивает на старшего непутевого брата, чем на путного любовника. Но ведь, бесспорно, у меня был Жан-Клод (о покинувший этот Свет возлюбленный!). И у меня есть, есть Пирс. Пусть он лысеет, пусть он зануден, пусть у него почечуй, пусть он обходится со мной, как с нашалившим ребенком, но он — мужчина, и мужчина, которого я люблю. Он даже в постели хорош, когда вкладывает в это душу, а у меня, по-моему, нет души, чтобы ее куда-нибудь вкладывать; просто инкубатор для глупых фантазий.

Возможно, я обладаю мудростью дурочки. Так говорит Пирс, а он не дурачок и не мудр, а просто прагматичный тот, кто он есть: прирожденный будущий посол, вопреки наличию такой помехи, как самая не посольская жена в мире.

Вот так. Поздравления вам обоим. Возможно, я даже научусь выносить Гарри.

Как всегда с любовью. Скоро увидимся. Ряд Г. место 24, твоя навсегда.

Рут.


Школа Петушэрроу

Серн-Аббас

Дорсет

Суббота

Дорогие мам и пап!

Дозванивался вам с утра, а потом вспомнил, что пап на крикете с дядей Пирсом, а ты, мам, на Уимблдоне с тетей Рут, как и говорила. А все-таки наследместа, это какие? И удобные? А пап должен нацеплять рвотный галстук, как те другое старичье? Большое спасибо за подарок, она клевая, лучше школьной. С Паганини не все ладится, а вот Моцарт — орешки щелкать, и Лист о'кей, если кому такое нравится. Мы сегодня врезали Уимблдонским юниорам самый большой счет за всю историю школы, а потом застукали мистера Мейсона, когда он раздевал новую сестру-хозяйку — она какая-то вся бугристая. Чарли окосел. Пап, а ты теперь получишь суперназначение, раз получил высшую премию и опять решил жить с мам — чего это ты? С нетерпением жду летних каникул.

С любовью,

Клайв.

Загрузка...