Хью кивнул:
— И как он продвигается?
— Очень хорошо. Я получаю огромное удовольствие от того, что пишу. Это будет настоящий роман, а не какая-то пустая, киселеобразная масса, на написание которой я потратила столько лет. Правда, в нем должно быть много секса, взаимоотношений между мужчинами и женщинами, а моя главная героиня в этом смысле абсолютно безнадежна и ведет жизнь пугливой монахини. — Орла состроила физиономию и засмеялась. — Но мы скоро сдвинем дело с мертвой точки. Я говорю о моей подруге Милли, — объяснила она с некоторым опозданием. — Она была тогда на вечеринке, но я почти уверена, что не знакомила вас.
Хью честно признался:
— Нет, не знакомила.
— Тем не менее я выступила в роли свахи и дела немного пошли на лад. — Зеленые глаза Орлы засверкали озорными искорками. — В общем, завтра вечером у нее свидание с замечательным парнем, и я знаю, что у них все получится.
У Хью свело скулы, он попытался скрыть это под слабой улыбкой.
— Правда?
— О да. Вот, посмотри. — Орла встала коленями на стул у окна, энергично подзывая его. — Вот он, вон там!
Мужчина, подравнивавший края лужайки, по пояс голый, с широкими загорелыми плечами, явно знал свое дело. Хью сразу узнал в нем того пьяного парня с вечеринки Орлы, который тогда схватил Милли и — по ее собственным словам — поцеловал, как пылесос.
— Твой садовник. — Хью почувствовал, как его скулы расслабились.
— Он очень хорошо образован, — с гордостью объявила Орла. — Его любимый автор Салман Рушди.
Отходя от окна, чтобы она не заметила выражения его лица, Хью произнес между прочим:
— А как ты можешь быть уверена, что эта девушка... — Он притворился, что вспоминает имя. — ...Милли... говорит тебе обо всем, что с ней происходит?
Орла рассмеялась:
— Честное слово, это чисто мужской вопрос! Я же сказала, Милли моя подруга. Я ей доверяю.
— Откуда ты знаешь, что можешь ей доверять? — Хью получал удовольствие от разговора.
Орла бросила на него полный жалости взгляд.
— Потому что, мистер Фома Неверующий, я ее знаю. Она ни за что не станет мне врать. Милли Брэди так же честна, как ясен день.
Возможно, речь идет о зимнем дне в полярной Гренландии, подумал Хью.
— Как бы там ни было, скрестим пальцы за их удачу. — И она скрестила свои сверкающие бриллиантами пальцы и весело помахала ими у него перед носом.
— Говорю тебе, у меня очень большие надежды на завтрашнюю ночь.
— Перестань, развеселись, ты совсем не страшная. Милли без всякого энтузиазма посмотрела на свое отражение в зеркале над камином и сказала:
— Я не хочу.
— Ну и не надо, — пожала плечами Эстер, как будто все было так просто.
— Я должна. Мне его жаль. Нельзя обижать человека, у которого только что умер отец.
— Ладно. Я так. Придется тебе сходить на свидание с Ричардом-садовником, «у которого только что умер отец». Постарайся не слишком веселиться, ладно? Мы же не хотим, чтобы ты от восторга лишилась чувств!
В счастливом состоянии Эстер была так же невыносима, как и на пороге самоубийства, думала Милли. В этот миг входная дверь распахнулась, возвещая о возвращении Нэта. Пока новый ресторан Лукаса не был отремонтирован и открыт для публики, Нэт работал в мексиканском баре на набережной. Радостно визжа, Эстер бросилась к нему и покрыла его лицо поцелуями. В зеркале Милли увидела, что Нэт улыбнулся и прошептал Эстер на ухо что-то фривольное. Потом он перехватил взгляд Милли и постарался вести себя сдержаннее. Он покашлял, прочищая горло, и толкнул Эстер в бок. Потому что такой вот этот Нэт, подумала Милли. Умный. Добрый и понимающий. Не хочет, чтобы она чувствовала себя неуютно.
Отступив на несколько шагов, Милли осмотрела в зеркале свой наряд. Ничего броского, только светло-зеленое платье на лямках и подходящий по цвету пушистый кардиган из ангоры на случай, если станет прохладно. Немного скучновато, если говорить честно, но вполне подходяще для обеда с профессионалом-садовником.
Терпеливо подождав, пока Эстер закончит любезничать с Нэтом, Милли спросила:
— Как я выгляжу?
Эстер, никогда особо не блиставшая деликатностью и вниманием к чувствам других людей, улыбнулась:
— Похожа на крыжовник.
Ричард, как и предполагала Милли, появился в точно назначенное время и выглядел как идеальный зять — мечта каждой матери. Мускулистый, но не слишком. Славный и красивый, но без перебора. На нем была темно-синяя рубашка поло, наглаженные бежевые хлопковые брюки и — самое главное — пара начищенных до блеска рыжевато-коричневых ботинок. Еще от него пахло лосьоном после бритья, но не чрезмерно. Короткие, чистые ногти. И одна из тех милых, честных, с морщинками вокруг глаз, улыбок, которые обожают будущие тещи всего мира.
Сердце Милли рухнуло в ее розовые сандалии. Это был именно тот тип мужчины, с которым ей следовало создавать свой дом, — преданный, работящий, он будет обращаться с ней как с принцессой и приносить завтрак в постель.
И он ей совсем не нравился.
Это было так несправедливо.
— Ты фантастически выглядишь. — Щеки Ричарда зарделись, и это было естественно и славно.
— Спасибо. Э, ты тоже.
Ох!
— Ты готова?
Милли храбро улыбнулась и взяла сумку:
— Готова! — Обернувшись, она крикнула: — Эстер! Мы уходим. До скорого.
Эстер появилась наверху у лестницы, в руках она сжимала пустую бутылку из-под минеральной воды.
— Я разлила воду по всему ковру в моей спальне, — сказала она, невинно поднимая брови. — Ничего, если я воспользуюсь твоим пылесосом?
Через двадцать семь часов, оставив Милли одну за столиком, Ричард отправился в мужской туалет. На самом деле прошло не двадцать семь, а только два часа, но казалось, что двадцать семь.
Он привез ее в «Винченцо», популярный итальянский ресторан в бухте, где на каждом столике горели свечи, настоящие рыболовные сети свисали с потолка и постоянно звучал «корнетто» — чувственная музыка, льющаяся из колонок, установленных над баром. Никто не смог бы упрекнуть хозяина ресторана, что он не старается создать интимную атмосферу, столь необходимую для потенциальных влюбленных.
Бедный старый Винченцо, думала Милли, конечно, не его вина, что их свидание не отличается особым пылом.
Проблема была в Ричарде, у которого было не больше харизмы, чем у некоторых политиков, выступающих по телевидению от имени разных партий. Сначала она опасалась, что он без остановки будет говорить о своем отце, но эти страхи не оправдались. Вместо этого он все болтал и болтал кое о чем гораздо худшем.
О садоводстве.
Для некоторого разнообразия время от времени он упоминал Салмана Рушди.
Считая себя ужасно злой, но не в состоянии удержаться от дурных мыслей, Милли фантазировала, что дверь кабинки может заклинить и это вынудит Ричарда провести в мужском туалете остаток вечера. Ей было очень, очень, очень скучно. Не говоря уже о том, что она была до ужаса трезвой.
Боясь повторить свое выступление на приеме у Орлы, Ричард решительно пил только минеральную воду. Вначале он спросил Милли, желает ли она выпить вина, и она охотно закивала, рассчитывая, что он закажет бутылку. В ответ Ричард улыбнулся официанту открытой улыбкой, собравшей морщинки вокруг глаз, и объявил с гордостью:
— И маленький бокал белого вина для леди.
Правда, через пятьдесят пять минут он заказал еще один бокал. Через сорок пять минут после того, как она прикончила первый.
Чувствуя себя хулиганкой — но почему, почему? — Милли решила воспользоваться его отсутствием. Взяв свой пустой бокал, она героически пыталась привлечь внимание официанта. Тот промчался мимо, не обращая внимания на отчаянное движение ее бровей. Черт, тонких намеков здесь не понимают. Нэт всегда ей говорил, что щелкать пальцами, привлекая внимание, чрезвычайно грубо, но тому толстому парню у окна это помогло. Может, если она встанет на стул, выпрямится и завопит: «Эй, вы!», такое сработает.
Плечи Милли уже были готовы покорно опуститься, когда чей-то голос прошептал ей в ухо:
— Я просто ненавижу, когда барышня попадает в беду.
ГЛАВА 45
Столики в ресторане «Винченцо» стояли вплотную друг к другу — как предполагала Милли, для создания более интимной атмосферы. С крайним удивлением она наблюдала, как мужчина за соседним столиком выхватил у нее бокал и до краев наполнил его красным вином. Потом, балансируя на одних задних ножках стула, он широким жестом вернул ей бокал со словами:
— Пожалуйста, похоже, вам это сейчас необходимо.
Милли решила, что ему около тридцати и что он над ней смеется. Но вполне доброжелательно. И он определенно совершил добрый поступок, даже если счел ее алкоголичкой.
— Спасибо, но я не барышня в беде.
— Ха, нас не проведешь, — улыбнулся ей его приятель.
— Правда, все в порядке! — Хотя она не соглашалась с их определением, она не забывала прихлебывать вино.
— Милая девочка, вы нас не обманете. Последние сорок минут мы сидели здесь и подслушивали. Вы сегодня не слишком счастливы, — произнес первый торжественно. — Более того, как доктора, мы пришли к единому мнению. Наш диагноз — крайняя форма уныния. — Говоря это, он снова наполнил ее бокал. — Замучены сильнейшей скукой и разговорами о рододендронах.
— И о саженцах лиственных культур, — монотонно добавил его друг.
— И об альпийских горках, настурциях и необходимости покрывать газон перегноем после стрижки.
— Однако, если честно, рассказ о перекрестном опылении мы даже сочли почти интересным.
— Но только потому, что от него можно было бы перейти к теме секса, — вторил второй. Обращаясь к Милли, он горестно качал головой.
— Мы ведь правы, да? У вас адски нудное свидание, и вас надо спасать.
Надо, надо!
— Он славный человек, — слабо возразила Милли.
— Очень простое лечение. Немедленно отсюда смыться. Кстати, я Джед. — Он подмигнул и кивнул в сторону распахнутой входной двери.
— Я не могу. У него только что умер отец.
— Наверное, от скуки, потому что приходилось сидеть и слушать сына, бесконечно вещающего о герметизации компоста, устройстве дренажной системы и важности отсекания лишних веток...
— Он возвращается! — вскрикнула Милли, завидев Ричарда, пробирающегося между сдвинутыми вплотную столиками.
Сев за стол, Ричард произнес с энтузиазмом:
— Извини, я задержался. В мужском туалете на подоконнике засыхает герань в горшке! Я объяснял владельцу ресторана, что ее необходимо регулярно поливать и прищипывать свежие побеги, тогда она даже зацветет.
— Правда? — Краем глаза Милли видела, как трясутся плечи Джеда. Держа свой бокал так, чтобы Ричард не заметил остатков красной жидкости, Милли смело сказала: — Мне бы хотелось еще выпить.
Через десять минут Джед и его друг закончили есть и попросили счет. Когда они расплатились Джед встал и объявил:
— Так, мы уходим. Но сначала мне нужно в туалет. Я тебя догоню.
Уходя, он посмотрел через плечо, на долю секунды перехватив взгляд Милли. Подождав, пока он исчезнет за дверями, она взяла сумку и отодвину ла свой стул.
— Извини, я на минуту.
Джед ждал ее в узком коридоре, ведущем к туалетам.
— Я не мог уйти, не проверив, как там герань, — сказал он Милли. — Я так за нее волнуюсь.
— Я тоже, — заверила Милли. — Надеюсь, Винченцо не забудет прищипывать побеги.
— Я был уверен, что откуда-то вас знаю. Но не сразу сообразил. — Он улыбался. — Вы гориллограмма.
— Наконец-то ко мне пришла слава! — Милли была в восторге. — Где вы меня видели?
— В больнице. Вы были потрясающей. Тем больше причин вас спасать, — объявил он. — В конце концов, гориллы — вымирающий вид.
— Я же не могу просто вылезти из окна в туалете. — Милли покачала головой. — Его...
— ...отец только что умер. Я не забыл. — Достав из кармана куртки мобильный телефон, Джед засунул его в ее раскрытую сумку. — Знаете, я не совсем бесчувственный.
— Извините.
Он сверкнул хитрой улыбкой.
— Может, вы ему объясните, что это естественный способ отсекания лишних веток с древа жизни.
В следующее мгновение он исчез, совсем как Супермен.
С той лишь разницей, что он не носил трусы поверх брюк.
Чтобы оттянуть время, Милли пошла в туалет и подправила помаду на губах. Она заметила, что в любом случае окна были слишком маленькие, чтобы в них протиснуться. Ее попа не прошла бы, и она застряла бы там, как волкодав, пробирающийся в дом через кошачий ход.
Через пять минут ее сумка начала звенеть, прервав глубокомысленную лекцию Ричарда об особенностях поливки на самом захватывающем месте.
— Мне очень жаль. Извини меня. — Милли достала телефон и крепко прилгала его к уху. — Да, алло?
— Мы на улице.
— Что значит, где я? Я обедаю с другом, — возмущенно ответила Милли.
— В грязной, обшарпанной «тойоте», с помятым передним крылом.
— Но я не должна сегодня работать! О боже! — воскликнула Милли с ужасом в глазах. — Я совсем забыла!
— Дорогая, больше достоверности, — подначивал Джед.
— Ты сказал им, что я уже еду? Ладно, ладно. Я в «Винченцо». Лукас, извини меня... Ты где? Прямо за углом? И мой костюм у тебя в машине? Это замечательно! Хорошо, я буду через тридцать секунд. Слушай, я теперь твоя должница.
— Рад помочь, — весело заметил Джед, прежде чем отключиться.
— Что случилось? — спросил Ричард. Даже пятилетний ребенок мог бы уже догадаться.
— Не могу поверить. — Милли ударила себя ладонью по лбу. — Я должна была выступать сегодня на свадьбе в Труро. Я записала все подробности на бумажке, а в ежедневник перенести забыла. Мать невесты позвонила Лукасу, чтобы выяснить, почему я не явилась. Боже, я такая идиотка. А Лукас уже едет сюда, чтобы отвезти меня... Слушай, очень жаль, но мне придется уйти. — Качая головой, Милли достала кошелек и вынула двадцатифунтовую банкноту.
— Что ты, не надо. — Казалось, Ричард удивлен.
Надо, надо, потому что я от тебя убегаю!
— Пожалуйста. Позволь мне это сделать. — Она поспешно сунула деньги ему в руку. — Лучше я заплачу половину, иначе буду ужасно себя чувствовать. Наверное, Лукас уже здесь, я побегу! Пока!
Как только Милли вышла из ресторана, с другой стороны улицы раздался пронзительный свист.
— Это как грабить банк! — воскликнул Джед, когда Милли подбежала к грязной серебристой «тойоте». — Всегда хотел быть водителем при побеге. Давай запрыгивай!
Милли сомневалась.
— Я не должна прыгать в машины к незнакомым мужчинам.
— Отлично, и это говорит девушка, зарабатывающая на жизнь выступлениями в роли гориллы. И потом, мы не незнакомцы, мы хирурги. — Говоря это, Джед помахал своим больничным удостоверением. — Более того, мы только что спасли тебя от садовника, с которым так же весело, как с удобрением. И у тебя все еще мой телефон, — напомнил он ей. — Но тебе решать. Мы едем в «Мандрагора-клуб». Если хочешь присоединиться, будем очень рады. Но должен предупредить на случай, если ты уже без ума от меня, я никогда не сплю с незнакомыми девушками в первую же ночь.
Милли взглянула на ярко освещенный вход «Винченцо». Затем проверила, сколько времени. Пятнадцать минут одиннадцатого. Если она сейчас вернется домой, ей придется остаток вечера сидеть в кресле, пока Эстер и Нэт будут обниматься на диване.
Запрыгнув на заднее сиденье машины — и приземлившись на стетоскоп, — Милли сказала:
— «Мандрагора» звучит заманчиво.
Клуб был заполнен людьми, и на танцполе не было ни дюйма свободного пространства, но это не помешало Джеду и Уоррену, его соучастнику, вытащить Милли на середину. Они отплясывали с энтузиазмом возбужденных лабрадоров, пока жажда и усталость не заставили их направиться в бар. Прикончив по пинте легкого пива, они вернулись обратно на танцпол, чтобы отдавить побольше ног. Милли, как фрисби, летала от одного к другому. Это было напряженно, но весело. Джед и Уоррен были здесь не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление — как многие другие, — они просто веселились от души, максимально используя свое драгоценное свободное время этой ночью. Ни один из них не позволил ей заплатить за выпивку. И — самое главное — никто даже не упомянул о садоводстве.
Это больше похоже на веселье, думала Милли, тяжело дыша и перелетая от Уоренна к Джеду и обратно — теперь уже не как фрисби, а как граната. Ходить в такие заведения и развлекаться — вот что нужно, чтобы не думать о...
Ну, о другом.
О других людях.
О других людях, которые останутся безымянными и которые, без сомнения, не тратят свое бесценное время на размышления о ней.
Как же его звали? Боже, разве не странно, она не может вспомнить.
— Меняемся! — прокричал Уоррен ей в ухо. — Скажи Джеду, что его очередь!
Ух ты! Милли пронеслась по танцполу и налетела на широкую грудь Джеда.
— Уоррен говорит, что твоя очередь, — проорала она, стараясь перекричать музыку.
Джед поднял ее и покрутил как волчок. Когда он опустил ее на пол, Милли пришлось схватить его за руки, чтобы сохранить равновесие. Прижав ее к себе, он улыбнулся и направился с ней в сторону бара.
— Готова к еще одной пинте? Ты отстаешь. Тот слабак, кто последним прикончит кружку.
Мочевой пузырь Милли и так чуть не лопался. Сначала несколько бокалов вина, а за последний час три пинты легкого пива давали о себе знать.
— Мне половину, — взмолилась Милли.
— Половину? — Брови Джеда возмущенно подскочили. — Ты что, какая-то девчонка?
— И моя фамилия Слабак. — В виде извинения она сжала его руку. — Что я могу сказать? Я представительница слабого пола, мне не угнаться за вами.
Когда музыка на мгновение замолкла, в ее сумке снова зазвонил телефон. Милли совсем забыла, что он остался у нее, и стала оглядываться, стараясь понять, откуда исходит звук.
Засмеявшись, Джед ловко провел рукой вокруг ее талии и вытащил телефон из ее сумки.
— Да? Привет, вы где? Нет, мы в «Мандрагоре», — он перекрикивал возобновившийся водопад музыки. — Едете сюда? Отлично! Увидимся. — Он выключил телефон и улыбнулся Милли. — Последняя смена закончила работу. Они направляются сюда.
— Хорошо. — Милли скрестила ноги.
— Слушай, можно тебя спросить? Но это личный вопрос.
— Спрашивай. Только побыстрее, — очень романтично заявила Милли, — потому что я страшно хочу писать.
Джед колебался. Он и так весь взмок и раскраснелся после недавних упражнений на танцполе, а теперь стал и вовсе пунцовым.
— Скажи, я тебе нравлюсь?
Милли была потрясена:
— Конечно нравишься! Ты меня спас, верно? Я была барышня в беде, а ты героическим рыцарем! А потом ты платил за всю мою выпивку, а это тоже неплохо...
— Я имел в виду, — прервал Джед ее бормотание, — ты в меня не влюбилась?
Милли онемела.
— Не влюбилась, верно? — Он был нетерпелив.
— Э... в общем, нет.
— Блестяще. — Джед облегченно вздохнул и неуклюже похлопал ее по плечу. — Ух. То есть я так и предполагал, но решил проверить.
К этому времени его уши были уже интенсивно-красными. Улыбаясь, потому что и так все было очевидно, Милли спросила:
— Почему ты спрашиваешь?
Джед пожал плечами и, казалось, застеснялся; теперь он больше походил на скромного молодого фермера, чем на опытного хирурга.
— Есть одна медсестра, которая мне очень нравится, она одна из тех, кто сейчас едет сюда из больницы. Я просто хотел удостовериться, что ты не расстроишься, если я ...
— ...переключишься на нее? — вмешался Уоррен, присоединившись к ним в баре. — Речь идет о Дженни, да? Он уже несколько недель зациклен на ней, — пояснил он.
— Ты точно не возражаешь? — Джед проигнорировал своего друга. — Мы же затащили тебя сюда. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя...
— Дурачок, конечно я не возражаю! — Милли засмеялась над выражением его лица. — Давай дерзай.
Он с облегчением запечатлел влажный поцелуй на ее лбу.
— Отлично, когда они приедут, я тебя познакомлю со всей командой. Кто знает, может, кто-нибудь придется тебе по душе, — добавил он, подмигивая. — Например, Рауль, ортопед, он во всех отношениях неплохая добыча.
— Спасибо, но я правда не ищу... ну, знаешь...
— Эй, — нетерпеливо прервал их Уоррен. — Мы не пьем и теряем драгоценное время. — Он пнул Джеда в бок. — Ты заказываешь или нет? Я готов.
К тому моменту ноги Милли уже перекрутились до самых щиколоток и она произнесла:
— А мне надо в туалет. Вернусь через секунду.
ГЛАВА 46
Воздух в женском туалете был насыщен сигаретным дымом, лаком для волос, духами и слухами. В ожидании своей очереди Милли прислонилась к прохладным плиткам стены, закрыла глаза и сосредоточилась на обрывках разговоров, жужжащих вокруг. В основном потому, что это было лучше, чем думать о том, как хочется писать.
— ...Говорю же тебе, это как целовать верблюда.
— .. .Черт, вставка из бюстгальтера куда-то делась... выпала, наверное, на танцполе.
— ...Как она может ему нравиться? Это же ходячий мешок целлюлита.
— ...Говорю тебе, он красавчик.
— ...Надо ее найти, они же сорок фунтов в «Ла Сензе» стоят!
— ...Но я его люблю, и он сказал, что л-любит меня, а теперь он вьется вокруг этой толстой коровы, и я не знаю, что мне де-е-елать...
— ...Представляешь застрял в кольце, вставленном в ее пупок. Пришлось вызывать «скорую», и их вместе унесли на носилках.
— .. .У него жена умерла в прошлом году. Глаза Милли резко открылись. Пальцы на ногах напряглись. Эту последнюю фразу произнесла высокая брюнетка, которая увлеченно пудрила щеки у раковины. Рядом ее коренастая подруга подкрашивала глаза лиловыми тенями.
Дверь туалетной кабинки распахнулась. Очередь Милли.
Это все мое воображение, подумала Милли. Они могут говорить о ком угодно, надо взять себя в руки, это просто необходимо.
Но она стала писать медленно и бесшумно, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Откуда ты знаешь?
— Я сама его спросила, балда! Вчера он работал в кафе, а Джерри, как обычно, трепался о своей подружке — боже, этот парень просто размокший салат, — а я спросила: «А как у вас? Есть подружка?», а он и говорит: «Нет», а я подумала: «Ура». Потом сказала: «Почему? С вами что-то не в порядке — слишком уродливый?», а он вроде улыбнулся и согласился: «Наверное, в этом причина». Тогда Джерри пихнул меня, потащил в кухню и прошипел: «Идиотка, он был женат. Его жена умерла в прошлом году». А я тогда: «О господи, так печально». Такая, в общем, траге-е-едия.
Милли закончила мучительно медленно и тихо писать, дернула за цепочку и вышла из кабинки. Так Печально яростно расчесывала волосы, забрасывая их за плечи, и гримасничала своему отражению в зеркале, проверяя, нет ли помады на зубах.
— Впрочем, это трагедия для него, — продолжала она со счастливым выражением, — но большая уда-а-ача для меня. Я обязательно раскручу его сегодня ночью.
— Да-а-а. — Балда говорила с сомнением. — Но откуда ты знаешь, что нравишься ему?
Так Печально возмущенно хмыкнула.
— Брось. Кому я могу не понравиться? Балда была гораздо менее привлекательна и поэтому ревниво произнесла:
— Возможно, ты не его тип.
Так Печально поправила розово-флуоресцентную лямку бюстгальтера, прыснула в рот освежителем и сделала шаг назад, чтобы полюбоваться своим отражением. Она удовлетворенно улыбнулась и сказала:
— Я женщина, верно? У меня размер 36-2 Д. Конечно, я его тип.
Милли вела себя не слишком мудро. Они могли говорить о ком угодно. А так как объект их внимания работал в кафе, маловероятно, что это был Хью. Тем не менее у Милли было непреодолимое желание броситься на Так Печально, толкнуть ее к раковине и исчиркать все лицо карандашом для бровей.
Все равно это не может быть Хью.
Черт, а до этого у нее так замечательно получалось. Она совсем о нем не думала. Даже не могла припомнить его имя.
У Милли заныл желудок, и она стала рыться в сумке, ища абрикосовую помаду.
Чтобы быть во всеоружии.
Хотя, конечно, это не может быть Хью.
* * *
Это был Хью.
Милли сразу его заметила и поняла, что с самого начала в глубине души знала, что это он. По закону подлости Так Печально говорила о нем. Потому что, будем честны; возможно, в Ньюки полно других вдовцов, но, положа руку на сердце, многих ли секс-бомба двадцати с лишним лет назвала бы привлекательными?
И вот теперь она болтала с ним, не теряя зря времени, нацелившись на него, как снаряд с тепловым наведением.
У Милли внутри забил фонтан ревности; она фиксировала все, как камера наблюдения. Так Печально стояла от него в нескольких дюймах, она наклонилась поближе, прошептала что-то ему на ухо, откинула назад свои длинные волосы и засмеялась.
Хью тоже засмеялся. Негодяй.
А вообще, что он здесь делает? Это ночной клуб — место, где мужчины знакомятся с женщинами, а женщины знакомятся с мужчинами. Почему Хью решил прийти сюда? Его не должно такое интересовать.
Подлец.
С пересохшим ртом Милли наблюдала, как он разговаривал и улыбался, как будто его ничто в мире не волновало. Так Печально кивала, жестикулировала и вызывающе льнула к нему, перенося тяжесть тела с одного каблука на другой. Ее бюст размера 36-2 Д выпирал из малюсенькой кофточки цвета электрик, а ноги, запакованные в микроскопические белые шорты, были бесконечны.
Милли посмотрела вниз на свое собственное платье джерси цвета зеленого крыжовника и почувствовала себя миской с оставленной засохшей едой для кошек. По контрасту с ней Так Печально предлагала себя на том самом блюдечке с голубой каемочкой и походила на соблазнительную горку крупных, аппетитных креветок.
Кровь Милли закипела от зависти. Теперь она была зеленая и без зеленого платья. Так Печально провела длинными ногтями по рукаву темно-синей рубашки Хью. Это была настоящая любовная прелюдия. А он стоял там и позволял ей это с собой проделывать.
Я знаю, почему он здесь сегодня вечером. Хью попробовал со мной и ушел. Вернее, убежал. Но сейчас ему предлагают что-то свеженькое...
— Вот ты где! Мы решили, ты от нас сбежала.
Джед материализовался из сигаретной пелены как джинн, сжимая в руках две наполовину расплескавшиеся кружки легкого пива и потея сильнее обычного. Его рубашка уже не отлипала, а влажные волосы наводили на мысль о мокрой кошке. Тронутая тем что он ее разыскивал, Милли улыбнулась.
— Она здесь?
— Кто, Мадонна? Нет. — Он улыбнулся и похлопал по карману с мобильным телефоном. — Позвонила и сказала, что опаздывает. А я ей заявил, что раз она не смогла явиться вовремя, придется ей делать прыжок с разбега.
— Хорошо сказано. Не давай спуску недоделанной, третьеразрядной знаменитости. — Милли одобрительно кивала. — А как твоя медсестра?
— Пока не появилась. Как думаешь, от меня не пахнет чесноком?
Он стал энергично дышать, закрывая рот ладонью. Честное слово, эти медики, мозги у них как сладкий крем.
— Ты ел спагетти с соусом «маринара» в итальянском ресторане, — напомнила Милли. — Конечно, от тебя пахнет чесноком.
— О боже.
— Вот. — Она порылась в сумке и положила ему в руку пару мятных драже «Тик-Так» — вероятно, это походило на усилия мыши, чешущей за ухом слона, но ценится даже небольшая помощь. Джед взял их и с благодарностью сжал ей плечо, а она тем временем тоже бросила несколько драже себе в рот.
— Спасибо. Эй, «Чумбавумба»! — При первых звуках заводного ритма его глаза загорелись. — Обожаю эту песню!
Милли вздрогнула, но выбора не было: кружку у нее забрали — опять — и вытащили ее на танцпол. Радостно подпевая песне: «А я выпью пива, и еще пива, и еще пива, а потом еще, а потом еще...», Джед подбрасывал ее, как шарик для пинг-понга.
Ни на секунду не забывая, что Хью рядом, в каких-то десяти футах, Милли притворилась, что не замечает его. Ей только оставалось поспевать за партнером и делать вид, что она прекрасно проводит время. А потом, кто сказал, что Хью вообще ее заметил? Так Печально по-прежнему красовалась перед ним, тряся волосами, как в рекламе «Тимотей», и уделяя ему все свое внимание. С чего бы ему смотреть на придурков, прыгающих по танцполу?
— Эй, она пришла! — закричал Джед, резко тормозя. — Быстрее, есть еще эти штуки?
Снова порывшись в сумке, Милли обнаружила последнее драже «Тик-Так» — немного подтаявшее, но вполне съедобное — и забросила его ему в рот. Джед был уже в нервном нетерпении, как гончая-переросток, которой не терпится броситься за зайцем.
— Беги.
— Ты не против?
— Не глупи. Мне все равно нужно присесть. Удачи тебе.
Это было как выстрел из стартового пистолета. Облегченно улыбаясь и выдыхая смесь чеснока и ментола, Джед рванул в сторону бара и девушки его мечты. Оставив Милли в одиночестве посреди бурлящего танцпола.
Черт, теперь кажется, что меня бросили.
На этот раз — хотя ее глаза только на мгновенье «стрельнули» в сторону Хью — Милли знала, что с за ней наблюдает. Стараясь сохранить безразличный вид, — и, как всегда, ужасно переигрывая, — она взглянула на часы (зачем?), погладила сумку (бессмысленно), поправила волосы (еще на месте) и медленно направилась к тому месту, где Джед поставил их кружки.
В самом углу нашелся маленький незанятый столик, откуда танцпол не был виден. Чувствуя себя в безопасности, но немного глупо, Милли села и стала перерывать сумку. У нее где-то был записан телефон вызова такси. Джед говорил ей, что из-за огромно количества алкоголя, которое планировалось употребить сегодня ночью, они оставят свою машину и вернутся домой на такси. Он предложил завести ее по дороге. Но это будет еще через несколько часов а она уже была готова двигаться к дому. Где же карточка с телефоном? Может, она тоже решила сбежать и бросить ее, как и все остальные...
— Милли.
Она подняла голову — он был перед ней.
ГЛАВА 47
О господи, подумала Милли, чувствуя, что в желудке что-то перекручивается, как клубок змей из «Индианы Джонса».
Надеясь, что Хью не догадается, что происходит у нее в желудке, она изобразила на лице сияющую, беззаботную улыбку и сказала:
— О, привет, не знала, что ты здесь.
Казалось, его это позабавило.
— Думаю, ты знала.
— Нет, не знала!
— Знала.
Это было нелепо.
— Ладно. — Милли кивнула с выражением «ну, что с тобой спорить?». — Почему ты решил, что я знала о твоем присутствии?
— Ты на меня не смотрела. Сейчас, на танцполе, с этим твоим приятелем. — Хью сделал паузу. — Ты смотрела куда угодно, но только не на меня. Что может означать только одно: ты заметила меня раньше и сознательно старалась не смотреть в мою сторону. Кстати, стоит ли тебе это пить? — Он кивнул в сторону наполовину пустой кружки с пивом.
Было одно волнующее мгновение, когда ей показалось, что он считает ее беременной.
— Это разрешено. Мне уже больше восемнадцати.
— Я видел, как ты что-то недавно приняла. Таблетку. — У него был ровный тон. — И дала одну своему парню.
Милли постаралась не улыбаться. Неудивительно, что у него был осуждающий тон.
— И ты решил, что это экстази? Ради всего святого, разве похоже, что я принимаю наркотики?
— Вы оба отплясывали так, как будто были под кайфом, — рассудительно сказал Хью.
— Вообще-то мы были под «Тик-Таком». — Милли глотнула из своей кружки. — А я танцевала так, чтобы составить Джеду компанию.
— Хм. Жаль, твой парень это не ценит. Он сейчас у стойки бара забалтывает новую девицу.
— Джед не мой парень. Просто знакомый. — Вытянув шею, Милли разглядела Джеда в баре, он старался очаровать свою долгожданную медсестру, по которой вздыхал уже несколько месяцев. Она была высокая, с сильно вьющимися волосами и ртом как у Джулии Робертс. — А ты-то что здесь делаешь? Вернее, я знаю, что ты здесь делаешь, — поправилась она, помахав свободной рукой, — но никогда бы не подумала, что это твое место.
Произнося эти неуклюжие слова, Милли поняла, что за ней наблюдают. Теперь была ее очередь. Так Печально пристально следила за ними обоими через просвет в толпе, полностью игнорируя мужчину, который стоял рядом и шептал ей что-то на ухо.
— Это не мое место. Меня сюда затащили помимо моей воли. — Хью проследил за взглядом Милли. — Я создал вебсайт для новой компании. Они открылись на прошлой неделе и очень настаивали, чтобы я пошел с ними сегодня вечером это отметить.
— Правда? Я слышала, что ты в последнее время работаешь в кафе. — У Милли внутри все еще было перекручено, но она чувствовала, что неплохо справляется с этим. Боже, они практически вели нормальную, вежливую беседу.
— Я об этом и говорил. — Хью слегка улыбнулся. — Интернет-кафе на Вардор-стрит. Я занимался их техническим обеспечением.
О. Значит, он не мыл посуду.
— Ее зовут Анита, — продолжал он. — Она официантка.
— Она собирается покорить тебя сегодня. — Милли не была уверена, стоит ли это говорить, но все равно сказала. Пусть, какого черта.
Хью засмеялся и подвинул стул.
— Я уже догадался.
— Я слышала, как она говорила о тебе в туалете. Она «36-2 Д», — беспечно добавила она.
Боже, она что, стала мазохисткой?
— Я это знаю. Она мне сообщила.
— Тогда почему ты не рядом с ней?
— Перестань, — сухо произнес Хью. — Я подошел к тебе, именно чтобы сбежать от Аниты.
Как это льстит ее самолюбию. Заинтригованная, Милли спросила себя, какие еще фокусы он припас. Может, он пригласит ее потанцевать с ним что-нибудь медленное и тягучее. Но не потому, что он в нее влюблен или еще что-нибудь в этом роде, а только чтобы отделаться от Так Печально.
Этот сценарий был ей знаком по подростковым годам — очень эффективный способ дать кому-то понять, что он тебя не интересует. Беда в том, что если ты втайне была увлечена мальчиком, который использовал тебя для своих целей, то, когда музыка заканчивалась, было больно слышать его самодовольное заявление: «Хорошо, мы ее отшили, теперь можешь идти».
Или даже — ух: «Здорово, Милли, ты славный парень».
Такие слова быстро не забудешь. Особенно когда тебе пятнадцать.
— Но это неправда, — заметил Хью.
— Правда! Он так меня и назвал! И даже шлепнул меня по заду, говоря это.
Хью смотрел на нее удивленно.
— Что?
Милли слишком поздно поняла, что они говорят вовсе не о ее подростковом унижении. Теперь он решит, что она не в себе.
А с чокнутой спать дважды не захочется.
Тряся головой и стараясь выглядеть нормально, она сказала:
— Извини, извини. Что неправда?
К счастью, он решил не замечать ее временного помрачения.
— Я хотел сказать, что подошел к тебе не для того, чтобы отделаться от Аниты. Нам надо кое о чем поговорить. — Хью мялся, искал слова. — Я должен извиниться перед тобой.
Ты чертовски прав, приятель!
— Слушай, не стоит, — соврала Милли. — Я серьезно. Все в порядке.
— Нет, не в порядке. Я должен объяснить, почему...
— Хью? — Очевидно устав дожидаться, Анита материализовалась перед ними. — Потанцуешь со мной?
Вот так просто, восхитилась Милли. Никаких сомнений, никакой неуверенности. Так Печально хотела его вернуть, поэтому она пришла за ним. Как трехлетний ребенок упрямо требует отдать назад любимую игрушку.
— Вообще-то, — заметил Хью, — я собирался...
— Пожалуйста! Это моя любимая песня.
Диджей гордился своими разносторонними вкусами, поэтому после ухающего техно-рэпа поставил Селин Дион, выводящую трели о сердце, которое будет продолжать биться-я-я.
— Вообще-то, — повторил Хью, — я собирался пригласить Милли потанцевать со мной.
Многих лет как ни бывало: ей вдруг опять было пятнадцать. У нее были скобы на зубах, и она сохла по Энди Тренту. Милли знала, что ничего не значила для Энди, — он приглашал ее танцевать, только чтобы заставить ревновать Стефани Чемберс, — но она не могла ему отказать, это было легче сказать, чем сделать. Если бы она сказала Энди «нет», он бы только пожал плечами, засмеялся и пригласил кого-то еще. А если она говорила «да», у нее была возможность обнимать его три минуты и вспоминать об этом многие недели; три минуты божественной близости, прежде чем закончится музыка, он по-приятельски шлепнет ее и вернется к своим друзьям.
Поэтому она никогда не могла заставить себя сказать «нет». Кому вообще нужна эта гордость? Три минуты невообразимого счастья было лучше, чем ничего. Сказать «нет» — значит отрезать себе нос, чтобы досадить лицу.
Хватит, хватит, мне уже не пятнадцать. Мне двадцать пять. Я взрослая женщина с громадной гордостью и зубами без железок.
— Хорошо, — выпалила Милли.
— Извини. — Хью пожал плечами и улыбнулся Так Печально.
Девица бросила убийственный взгляд в сторону Милли и отчалила.
— Теперь нам придется это сделать, — пробормотал Хью, отчего ее самооценка безгранично выросла.
— Необязательно. Если честно, я бы лучше осталась здесь.
— Не глупи.
Милли совсем не была уверена, что ей хочется танцевать.
— Я думала, ты хотел мне что-то сообщить.
Улыбнувшись, Хью взял ее вялую руку и поднял Милли на ноги.
— Это может подождать.
О боже, есть ли на свете более изощренная пытка? Пока они танцевали вместе, каждая клеточка тела Милли требовала большего, желая бесстыдно прижаться бедрами к его бедрам, провести руками по его спине, на дюйм приблизить голову к его плечу... и еще на дюйм, и еще на дюйм...
Давай, взывали ее возбужденные гормоны, давайте раскрутим это шоу! Это он, верно? Не старайся делать вид, что ты забыла! Именно с ним тебе прошлый раз было так хорошо, так чего же ты сейчас ждешь?
Они были простыми гормонами, они не понимали. Милли собрала свою силу воли, всю до последней капли, и сосредоточилась на музыке. Когда они с Эстер пошли в кино смотреть «Титаник», менеджер кинотеатра был вынужден попросить их плакать потише. Очевидно, другие зрители жаловались, что не слышали слов. Не думай о Хью, не думай о нем, скоро все кончится, продолжай двигаться и не думай о Хью. О господи, он ущипнул меня за зад!
— Что? — спросил Хью с невинным видом.
— Зачем ты это сделал?
— Что сделал? — поддразнивал он ее.
— Это! — Это было так пошло и неромантично с его стороны. Совсем не интеллигентно.
В бешенстве Милли ущипнула его в ответ — и довольно сильно.
— Ой, больно!
— Вот и хорошо.
Через долю секунды она почувствовала, что это повторилось. Обернувшись, Милли увидела счастливого Джеда, удаляющегося с медсестрой его мечты. Он ей подмигнул и пошло, неромантично поднял два пальца вверх.
Ради его же блага, Милли надеялась, что с пациентами он обращается нежнее.
— Извини. Я думала, это ты. — Бормоча это, она старалась избегать взгляда темных глаз Хью. У нее было жуткое ощущение, что он над ней смеется. И еще ей хотелось, чтобы Селин Дион поторопилась и закончила; эта песня тянулась больше времени, чем понадобилось, чтобы потонул «Титаник».
Но больше всего на свете ей хотелось, чтобы Хью не пользовался этим лосьоном после бритья. Он слишком настойчиво напоминал ей о той ночи, и она боялась, что теперь этот запах будет преследовать ее всю жизнь. Ее тело было запрограммировано реагировать именно на этот запах.
Совсем не смешно, мрачно решила Милли, если понимаешь, что зависишь от флакона с лосьоном. Не смешно и несправедливо. Если бы она могла затащить Хью в раздевалку, сорвать с него одежду и исцарапать его щеткой с жесткой щетиной, она бы сразу это сделала.
Однако есть вероятность, что, осуществив первые два пункта, она потом... о боже... отклонится от цели...
— С тобой все в порядке?
— Что?
— Ты как-то странно дышишь, — заметил Хью.
Черт возьми, это неудивительно. Понимая, что слишком увлеклась и пыхтит уже практически ему в ухо, Милли сделала резкий шаг назад.
— Все в порядке. Просто какая-то... э-э... слабость...
Он выглядел встревоженным:
— Идиотка! Что ж ты ничего не говоришь?
— Вот, говорю. — Для убедительности Милли пошатнулась, а потом вскрикнула, потому что ее ноги вдруг оторвались от пола. — Господи, что ты делаешь?!
— Уношу тебя отсюда, пока ты не отключилась. — Подняв ее на руки, Хью быстро продвигался сквозь толпу танцующих, направляясь к выходу. Милли слышала, как за спиной раздался пронзительный свист и хриплый — и не слишком приличный — крик одобрения.
Зная, что ее сумка болтается на ремешке и совсем неэлегантно бьет ее по заду, Милли взмолилась:
— Поставь меня на ноги! Я не имела в виду, что потеряю сознание — я не из обморочных особ!
— В этом месте кто угодно может упасть в обморок. Ничего страшного, — сказал Хью ухмыляющимся громилам у дверей. — Я ее не похищаю. Ей просто нужно немного свежего воздуха.
ГЛАВА 48
Оказавшись на улице, Хью посадил Милли на скамейку и попытался убедить ее опустить голову между коленями. Милли посчитала это унижением ее достоинства и, не желая выглядеть глупее, чем она уже выглядела по его милости, категорически отказалась.
— Я хорошо себя чувствую, правда. Видишь? — Она потрясла головой. — Никогда не чувствовала себя лучше.
— Посиди еще несколько минут. Потом можешь вернуться туда.
Милли подумала, что такая перспектива ее не привлекает. Джед был занят своей медсестрой. А «Так Печально», без сомнения, желала снова завладеть Хью. Милли оглядела улицу и увидела, что неподалеку затормозило такси и из него высадились гогочущая компания клубных завсегдатаев.
— Пожалуй, я на этом закончу. Поймаю такси, чтобы доехать до дома.
— Я бы тебя отвез, но я не на машине, — сказал Хью. — Нет, подожди. — Он положил свою руку на руку Милли, когда она уже собиралась подозвать такси. — Не уезжай. Нам еще надо поговорить.
Милли задрожала. Ей вовсе не улыбалось выслушивать сейчас лекцию на тему «ты прекрасная девушка, но...».
И не только сейчас.
Наблюдая, как мимо проплывает такси, Милли беспечно произнесла:
— У меня идея получше. Давай не будем говорить об этом.
Хью проигнорировал ее предложение.
— Я не связался с тобой после той ночи, потому что чувствовал вину перед своей женой. Потом, прежде чем я смог извиниться, я узнал о твоем соглашении с Орлой. — Он сделал паузу. — Я решил, что ты ей рассказала о нас.
— Я не рассказывала.
— Теперь я это знаю.
Он сидел рядом с ней на скамейке, сцепив руки и упираясь локтями в колени. Это все, что он хотел сказать? Милли затаила дыхание и позволила себе надеяться, хотя и осторожно.
— Ты бы мог спросить меня.
— Да, знаю. Слушай, мне жаль.
— Ладно. Извинения принимаются. — Милли почувствовала, что ее желудок снова перекручивает. Хью собирается ее поцеловать? Она повернулась, совсем немного, чтобы ему было удобнее, если он соберется. Она была неисправимой оптимисткой, поэтому ее надежда еще немного окрепла. Но, судя по его виду, он не собирался схватить ее в объятия и поцеловать. Его взгляд по-прежнему был устремлен на мостовую.
Потом он заговорил, было ясно, что ему нелегко.
— Я еще кое о чем жалею. О той ночи. Этого не должно было случиться.
Что? О чем ты говоришь? А вслух она пробормотала:
— О.
— Я один в этом виноват. Мне не следовало вот так появляться у твоего дома. Не знаю, что на меня нашло. Понимаешь...
— Нет-нет, все нормально, это уже неважно. — Милли говорила быстро, чтобы не дать ему возможности перейти к тому, что она «прекрасная девушка», возможно, даже «славный парень». — Я знаю, что ты пытаешься объяснить, но в этом нет никакой необходимости. Это было нечто сиюминутное, вот и все. Просто одноразовый опыт. Я уже практически забыла, что это вообще произошло.
— Правда?
— Правда! Боже, это уже ничего не значит. А теперь мы можем поменять тему разговора? Поговорим о чем-нибудь еще?
О чем-нибудь более доступном, например о квантовой физике?
Хью посмотрел на нее сбоку и хитро улыбнулся; он уже не скрывал, что ему стало легче.
— «Поменять тему разговора»? — задумчиво повторил он. — Обычно я ненавижу, когда так говорят.
— Серьезно? А я ненавижу, когда говорят, что отправляются в «шикарный ресторан». — Милли знала, что начинает болтать лишнее, но ей было все равно. Лучше уж это, чем выслушивать объяснения, почему кто-то тебя не любит. — Я хочу сказать, «шикарный». Не переношу это слово! А заказать «роскошную еду»... что это такое? Как еда может быть роскошной?
— Жевать печенье, — сказал Хью. — Это выражение я не выношу. «Жевать» — противное слово. Сразу понятно, что имеется в виду «чавкая».
Радуясь, что можно поиграть в такую игру, Милли воскликнула:
— А я ненавижу, когда кто-то говорит: «О, Цветочек сегодня в ударе», а ты понимаешь, что он имеет в виду свою машину. Некоторые считают, что это мило — давать своей машине ласковое прозвище, и всегда выбирают что-то тошнотворное — Пушок, или Пончик, или Эрик.
— Мужчины так не делают, — заметил Хью. — Только девушки.
— Продолжай, — потребовала Милли. — Твоя очередь.
— Члены «Созвездия Столовой Горы», — быстро сказал он. — Люди, которые хотят доказать, какие они умные, и любят упоминать в разговоре о том, что их коэффициент интеллекта двести пятьдесят. Потому что иначе кто-то может решить, что они тупые.
— Я в «Созвездии» с прошлого года, — сообщила Милли. — А коэффициент интеллекта у меня больше шестнадцати тысяч.
— А мою машину зовут Колокольчик, — парировал Хью.
— Мне всегда хочется врезать человеку, который повторяет: «О. Мой. Бог».
— А меня коробит, когда кто-то говорит: «Это проще пареной репы».
— Послушай, — весело заявила Милли, — между нами, мы очень много вещей ненавидим.
— Ага, здорово, верно?
Они улыбнулись друг другу. Хью встал и протянул ей руку.
— Мы быстрее поймаем машину на площади, если ты не возражаешь против такой прогулки.
— Знаешь, что я ненавижу больше всего? Когда вокруг тебя начинают суетиться, хотя ты прекрасно себя чувствуешь. — Чтобы доказать, как прекрасно она себя чувствует, Милли специально проигнорировала протянутую руку.
— Следующий раз, когда ты рухнешь без сознания в ночном клубе, я оставлю тебя валяться на полу. — Оглянувшись на нее, он небрежно добавил: — Кстати, мне совсем не улыбается идти по улице с девушкой, у которой платье заправлено в трусы.
— Не-е-ет! — Милли испуганно похлопала себя руками по бедрам. Удостоверившись, что ее платье в трусы не заправлено, она шлепнула Хью по руке.
— А еще я ненавижу две вещи, — сказал Хью. — Агрессивных женщин. И женщин, у которых нет чувства юмора.
— Ненавижу мужчин, которые пользуются противным лосьоном после бритья.
— А меня раздражает, когда звонят по телефону, изображая нелепые акценты, и просят разгадывать кроссворд.
— Все было не так! — воскликнула Милли. — Ты сам захотел, чтобы я сообщила тебе подсказки к кроссворду. Тебе не терпелось покрасоваться своей эрудицией. А этого я в мужчинах вообще терпеть не могу.
— Я пытался тебе помочь. Мне было тебя жаль, потому что ты такая тупая. Впрочем, это типично для мужчин. Мы не можем удержаться, если есть возможность показать свое превосходство. Вот сюда. — Хью показал на вход в парк. — Так мы срежем путь до площади.
— И еще я ненавижу, когда приезжие считают, что лучше знают, как срезать путь, чем те, кто прожили здесь всю жизнь.
Он рассмеялся; она видела, как блеснули в темноте его зубы — белоснежный результат действия «Персила».
— Отлично. Будем делать все по-твоему. Скажи мне, как быстрее добраться до площади.
— Через парк, дурачок.
— А это, — объявил Хью, — мне нравится. Люблю девушек, которые признают, что были не правы.
— Я не сказала, что была не права. — Милли была в ударе. — Я только сказала, что на этот раз ты случайно оказался прав, но не надо из этого делать вывод, что ты всегда все знаешь лучше. Потому что на самом деле я Королева Коротких Путей Ньюки. Показывать мне короткий путь — это то же самое, что показывать Делии Смит, как лучше печь торт. Или демонстрировать Михаэлю Шумахеру, как срезать углы на трассе.
— В общем, яйца курицу не учат, или не учите бабушку есть сырые яйца, — с серьезным видом кивал Хью.
— Ух, ненавижу это выражение. Меня от него тошнит.
— Это потому, что ты пытаешься ничего не воображать, а не получается? И ты видишь, как вокруг ее морщинистого рта остается скорлупа, а желток стекает по ее волосатому подбородку?
Милли начала смеяться. Откуда он это знает?
— Точно! Ты тоже это представляешь?
— Конечно, — сказал Хью. — Каждый раз.
Ай-ай-ай.
Милли поняла, что этот момент она запомнит на всю жизнь. Она старалась сохранить его в сознании, как бабочку, пойманную в коробку. Все чувства были обострены; она чувствовала, как лезвия травы щекочут ей ноги, а теплый ночной бриз обвевает голые плечи. В темноте вырисовывались силуэты деревьев. Она слушала шорох листьев, крики шумной компании вдалеке, а еще дыхание Хью. Она чувствовала запах его лосьона после бритья и сладко-свежий запах только что скошенной травы. Его светлые волосы поблескивали, отражая лунный свет. Темные глаза стали — на какой-то момент — абсолютно серьезными, как будто он тоже понял, что происходит.
Тело Милли было подобно жужжащему сгустку энергии. Только теперь она в полной мере поняла, насколько влюблена в этого мужчину.
Полностью, абсолютно и безнадежно.
Не говоря уже о бессмысленности этого факта, потому что он ясно дал ей понять, что произошедшее больше никогда не повторится.
Не желая сопротивляться, Милли закрыла глаза. Возможно, она знала это и раньше, но теперь была совершенно уверена. Это было нечто гораздо большее, чем обычное физическое влечение, это было осознание того, что рядом человек, с которым у тебя полное взаимопонимание.
Она знала, что с этим мужчиной она могла бы прожить всю жизнь.
Это был он — Ее Единственный. Другого быть не должно.
И кого же благодарить за это открытие? Какую-то беззубую старую бабушку, которая любит сырые яйца?
— Слышишь? — спросил Хью, поворачивая голову.
О, не беспокойся, это мое сердце разбивается на миллиард кусочков.
— Если не ошибаюсь, — произнесла Милли, — это брачный крик крупнокрапчатого, длиннохвостого, краснокрылого дрозда-белобровика.
В этот момент, как по заказу, над головой, в кроне одного из деревьев, запела птица. Хью посмотрел на нее с жалостью.
— Кого я точно не выношу, так это умников. Если прислушаешься, думаю, ты поймешь, что это призывный крик мелкокрапчатого,длиннохвостого, краснокрылого дрозда-чернобровика.
— Знаешь что, — сказала Милли, — давай все равно его пристрелим. — Присмотревшись к темноте, она заметила какое-то движение. — Там кто-то есть.
— Да, слышу. Разговаривают двое. А теперь я их вижу, — добавил Хью, когда они проследовали по извилистой тропинке и подошли ближе. — Вон там, на скамейке.
Скамейка у самого выхода; чтобы выйти из парка, нужно было пройти мимо нее. Когда они приблизились, Милли увидела, что пара сплелась в довольно интимной позе.
— Надеюсь, они не занимаются сексом, — прошептала Милли.
Хью это позабавило, он прошептал ей в ответ:
— Почему же? Это ведь имбудет неудобно.
Да, болван, а мне будет завидно!
Они уже почти поравнялись со скамейкой; пара на ней целовалась — страстно... и громко.
— Фу, — пробормотала Милли. — Ненавижу, когда громко целуются.
— Они нас не видели. И не знают, что мы здесь. — Хью говорил полушепотом. — Иначе, уверен, они вели бы себя потише.
У Милли было искушение кашлянуть и прервать их полное страсти объятие. Хорошо, что это оказалось не более чем объятие, иначе сейчас они были бы на скамейке уже в горизонтальном положении.
Место было очень неудобное — ведь узкие деревянные доски не прогибались — а, судя по виду, парочку нельзя было назвать зелеными юнцами. Милли не могла разглядеть их лиц, но на мужчине были ботинки и брюки, которые никто моложе тридцати ни за что не согласился бы надеть, а отсюда можно было сделать вывод, что никто из женщин моложе тридцати не согласился бы выйти на люди с кавалером, одетым таким образом.
В следующее мгновение почти одновременно произошли два события. Мужчина, который почти лежал на женщине, перестал ее шумно целовать и у него появилась возможность издать стон страсти. Взяв ее лицо в руки, он темпераментно выдохнул:
— О боже, ты сводишь меня с ума...
— Меня сводит с ума, когда люди так говорят, — прошептал Хью на ухо Милли.
Но Милли его не слышала; она была в слишком глубоком шоке.
Конечно нет. Это же не может быть ее босс, верно? Тим Флитвуд? Голос очень похож, но это же невозможно, да?
Потому что, кроме всего прочего, женщина, лежащая под ним, абсолютно точно не была его женой — страшной Сильвией.
Через долю секунды туфля, болтавшаяся на ноге женщины, соскользнула и упала на землю. Это была элегантная светло-зеленая лодочка на золотой подкладке с кожаным бантиком на заднике.
Милли третий раз испытала шок. Туфля была размера три с половиной. Она это знала, потому что примеряла ее на прошлой неделе. Или, вернее, пыталась примерить. У Милли был пятый размер, поэтому туфля не налезала.
— Дорогой, ты сейчас такой страшный, — поразила своим обычным отсутствием такта владелица новых дорогих туфель.
Милли закрыла глаза, но было слишком поздно: она узнала ногу в тонком чулке, не говоря уже о туфлях. Конечно, спутать эту ногу с другой было трудно, равно как и руки, которые погрузились в волосы Тима Флитвуда (правда, «погрузились» — это громко сказано, потому что волос у него на голове было не слишком много).
Но главной приметой и решающей уликой были драгоценности. Эти кольца, браслет, изящные золотые часики.
ГЛАВА 49
— В чем там было дело? — спросил Хью через тридцать секунд. Он потирал руку в которую ногти Милли впились так сильно, что оставили отчетливые отметины. Еще минуту назад они размеренным шагом шли по парку; и вдруг она схватила его за руку и с нечеловеческой силой практически вытащила его за ворота.
Милли не отвечала. Казалось, она не замечала, что происходит вокруг, она быстро устремилась прочь от этого места; спина ее была напряжена, руки крепко прижаты к груди. Стараясь догнать ее, Хью удивлялся скорости, которую она развила.
— Милли! Остановись на минуту. Объясни, что происходит.
Когда она обернулась и посмотрела на него, он увидел, какое бледное у нее лицо.
— Я не могу тебе сказать.
— Ты должна.
Она была в таком плачевном состоянии, что сердце его сжалось от сочувствия. Ему хотелось защитить Милли от всего, что причиняет ей боль. Обнять ее и все уладить. Мысль, что кто-то ее обижает, была ему невыносима.
Как будто он сам мало ее обидел.
Милли дрожала всем телом. Зеленый кардиган из ангоры был обвязан вокруг ее талии. Хью осторожно развязал рукава и надел его ей на плечи, как будто она была ребенком.
— Тот мужчина, на скамейке. — Слова вырывались отрывисто, сквозь сжатые зубы. — Я его знаю. Это Тим Флитвуд, мой бывший босс.
— Ясно.— Хью медленно кивал, удивляясь, из-за чего весь этот сыр-бор. Он знал, почему Милли ушла из турагентства; она ему рассказала о затюканном муже и его безумно ревнивой жене-собственнице. Но почему эта встреча сегодня вызвала такое...
— И женщину я тоже знаю — ту, с которой он был, — произнесла Милли. — О, Хью, это ужасно, мне так стыдно. Это моя мать.
Когда они спустились на пляж, уже начался прилив. Почти полная луна освещала чернильную воду. Милли села на сухой песок, куда не мог достать прилив, и обняла колени. Хью сел рядом с ней и дал ей выговориться.
— Понимаешь, мы знали, что она с кем-то встречается, и догадывались, что он женат. В теории я могла с этим смириться. Но это был такой шок, когда я увидела их вместе — моя собственная мать целует какого-то мужчину... это так противно... и к тому же в публичном месте, где их могут увидеть! И ко всему прочему, надо же ей было выбрать именно Тима Флитвуда!
— Хорошо, что она тебя не видела, — заметил Хью.
— Еще бы она меня видела! Она была занята — засовывала свой язык в мерзкий рот своего старого дружка... у, гадость! Как подумаю об этом, сразу тошнит. — Милли в отвращении закрыла лицо руками. — Мне хотелось закричать, вылить на них ведро воды, что угодно, чтобы они прекратили вот так лапать друг друга!
Хью сдержал улыбку. Бедная Милли, она была расстроена, но в этом была и смешная сторона. Когда он представил себе, как она выливает ведро холодной воды на свою мать и бывшего босса, он с трудом сохранил серьезное выражение лица.
Очень удачно, что под рукой не оказалось ведра.
— Почему же ты не закричала? — Он действительно был удивлен, что она этого не сделала; такой поступок вполне соответствовал бы ее характеру.
— Я не могла. Не могла. Тебе было бы так неудобно. — Она снова заговорила громче. — Если мне так стыдно — боже, моя собственная мать! — то как бы себя почувствовал ты?
Хью был тронут; он обнял ее.
— Сумасшедшая. Знаешь, думаю, я бы пережил.
— Конечно, — заметила Милли. — Ты бы пережил, а я нет.
Его губы скривились.
— Почему? Что, по-твоему, я должен был сказать? «Эй, пошла вон, Милли Брэди, я не хочу иметь дело с девушкой, чья мать бесстыдно соблазняет женатых мужчин на скамейке в парке?»
Милли подобрала светло-серый камешек и бросила его — плюх! — в море. Как ни смешно, она ждала, что Хью скажет нечто подобное, почти слово в слово. Ну, может, не скажет, потому что он не так груб. Но она могла представить, что он так думает, что было не лучше.
Но его рука обнимала ее за талию, что было совсем неплохо. Все же это было очень приятно, хотя она и знала, что это ничего не значит. Вернее, это значило: «не расстраивайся и не беспокойся о своей падшей матери», и в этом жесте не было ничего романтичного. Впрочем, нищим не пристало привередничать, и сейчас даже дружеский жест был лучше чем ничего, особенно если учесть, что малейший физический контакт заставлял ее всю трепетать и беспомощно вздрагивать от удовольствия, как щенок, которому чешут живот.
Дыхание Милли становилось более поверхностным и частым, по мере того как пальцы Хью, нежно прикасаясь к ее чувствительной коже, начали пробираться туда, куда не следовало.
О, он делал это так соблазнительно, что она не была уверена, что у нее хватит духу его остановить.
— Пожалуйста, не надо, — хрипло проговорила Милли.
— Но я хочу. Я должен, — прошептал в ответ Хью, его теплое дыхание коснулось ее уха. — Ты слишком долго скрывала. Мое терпение лопнуло.
— Нет. Нельзя. — Собрав всю свою волю, Милли хлопнула ладонью по его пальцам и оторвала их от своей ноги. Она глубоко вздохнула. — Нет, нет, нет.
Хью улыбнулся.
— Так нечестно.
— Уверяю тебя, — сказала она с чувством, — ничего интересного.
Говоря это, она крепко зажала татуировку рукой. К ее облегчению, Хью не настаивал.
— Ладно, твое дело. Но мне любопытно еще кое-что узнать. Почему ты не рассказала Орле о нас?
Да, вздыхать с облегчением, было рано.
— Потому что это было один раз. И ничего не значило, — врала Милли (конечно, все было совсем наоборот). — Это... несущественно, — продолжала она. — И потом я знала, что ты бы не хотел, чтобы о тебе упоминали, даже под вымышленным именем. И вообще. Орла позволила кое-что оставлять при себе. — Особенно то, из-за чего я выгляжу абсолютно бесхарактерной растяпой. — Я считала, что это ее просто не касается. Хью поднял бровь.
— Я думал, она тебе заплатила за то, чтобы ты ей рассказывала все.
— Слушай, ничего страшного, ведь Орла не узнает об этом. — Милли заерзала на песке — ей было неудобно сидеть, попа затекла совершенно. — Ты же ей не скажешь, верно? Я тоже. Значит, Орла никогда об этом не узнает.
— Ты уверена, что это не обман?
— Конечно уверена! — А что он собирался предложить? Чтобы она вернула Орле пять тысяч фунтов? — У нее масса вещей, о которых она может писать. — Милли начала раздражаться и потеплее закуталась в кардиган из ангоры цвета зеленого крыжовника. — Ты так ведешь себя, как будто все произошедшее между нами в ту ночь имело какое-то значение. Но ведь это не так. Черт возьми, по сравнению со всем остальным, что случилось в последнее время, это ничего не значит! Это ничего не значило. Это была просто... мимолетная прихоть.
Тишина. Интересно, думала Милли, не слишком ли далеко она зашла? В конце концов, после такого заявления мужчина мог и обидеться.
Казалось, Хью целый час изучал выражение ее лица, наконец он медленно склонил голову на бок.
— Мимолетная прихоть. Да, конечно. Ты абсолютно права.
Такси остановилось около дома Милли. Хью предстояло еще ехать до Падстова, поэтому он сказал:
— Я пересяду вперед.
Это был лишь предлог, чтобы вылезти из машины и сказать Милли «спокойной ночи». События этого вечера потрясли его больше, чем он сам себе признавался, и он делал отчаяные усилия, стараясь держать чувства под контролем.
Сначала он увидел Милли в клубе с Джедом. Решил, что тот — ее новый парень, и ему это совсем не понравилось. Затем он танцевал с Милли и задавался вопросом, так же ли глубоко это действует на нее, как и на него.
Хью действительно не находил ответа на этот вопрос, пока она не произнесла этих слов: «мимолетная прихоть». Тогда он точно понял, что не был для нее прихотью.
Чувство вины смешивалось с чувством облегчения. Это был непростой ответ. Он не хотел испытывать к кому-нибудь такие чувства, но ничего не мог с этим поделать.
Водитель закурил, а они все стояли рядом на мостовой и смотрели друг другу в глаза.
— Боже, уже поздно, — дрожа, сказала Милли. — Два часа ночи.
Ему ужасно хотелось поцеловать ее, но он знал, что этого делать нельзя. Это было несправедливо по отношению к Милли. Он знал, чего ему еще хотелось, но это было бы тоже несправедливо.
Вместо этого, улыбнувшись, он произнес:
— Спасибо, что спасла меня сегодня вечером.
— Пожалуйста.
Она дрожала то ли от холода, то ли от волнения. Хью не мог определить. Уходить не хотелось.
Но надо.
— Я даже получил удовольствие от вечера, хотя совсем этого не ожидал.
— Я тоже. — Милли состроила физиономию. — Если не считать момента, когда мы натолкнулись на маму.
— И момента, когда ты назвала меня прихотью.
Боже, что я делаю? Зачем я это говорю? Я хочу услышать от нее, что это неправда?
— Я люблю это слово, — сообщила Милли. — Вообще-то, это одно из моих самых любимых слов. — Она медленно повторила: — Прихоть.
Хью кивнул.
— А мне нравится «выхухоль».
— А мне «тетраэдр».
— Оберег.
— Лапсанг. — Она как будто пробовала звуки на вкус.
— Йодлер.
— Фанданго. Хотя, — призналась Милли, — я не знаю, что это значит.
Она улыбалась и все еще дрожала, немного запинаясь на некоторых словах. Хью тоже дрожал; вот опять, снова это происходило, то, что уже было на пляже. Опять что-то неуловимое, сокровенное; между ними пробегали искры. Так на него действовала Милли. Он этого не хотел, но это происходило. От этого было невозможно укрыться.
Ему очень нравилось слово «тестостерон», но вряд ли стоило это произносить вслух.
Он не должен поддаваться, не должен. Если его снова захлестнет чувство вины, как это было в прошлый раз, это будет конец. Он возненавидит себя, а Милли, конечно, уже никогда его не простит.
Это не должно повториться.
Хью слегка наклонил голову, чтобы ему не бил в глаза свет фар приближающейся машины. Милли неверно расценила его движение, решив, очевидно, что он собирается ее поцеловать, и подставила ему щеку. Благопристойное прикосновение губами к щеке было очень мало похоже на то, чего ему хотелось на самом деле, но он знал, что не может рисковать, поэтому поступил пусть и неуклюже, но по-джентльменски. Легкое прикосновение в двух дюймах от уголка ее рта.
Испытывая взаимное притяжение, они молча смотрели друг на друга, тем временем мимо них проехала машина.
Милли прочистила горло и стала рыться в сумочке, ища ключи от входной двери.
— «Доппельгенгер» — красивое слово.
— Это немецкое слово. Так нечестно. — Малюсенькая мошка вилась перед ее лицом, и он нежно прогнал ее рукой. — Нельзя использовать иностранные слова. Иначе все закончится тем, что ты будешь перечислять виды макарон. «Паппарделла». «Кончилья». «Вермишель». Видишь? — Он пожал плечами. — У этих итальянцев все самые лучшие слова. Кто может соревноваться с ними?
— «Вермишель» — это по-французски; значит «червячки».
Таксист уже выкурил сигарету и начал крутить настройку своего радиоприемника; он обнаружил какого-то печального местного диджея, с особым пристрастием к музыке кантри и вестернам. Сладкий голос начал выводить «Бу-у-удь рядом со своим му-у-ужчиной», и они оба подпрыгнули от этих звуков.
— Боже, теперь я точно ухожу.
Хью улыбнулся; она как-то сказала ему, что скорее завяжет свои кишки в узел, чем будет слушать кантри и вестерн.
— Дай мне знать, что будет с твоей мамой, — говорил Хью, пока Милли отпирала входную дверь.
Теперь их уже разделяли несколько шагов, и им было легче притворяться, что они только добрые друзья.
— Не беспокойся. — Милли помахала ему через плечо; он уже садился в такси. — Завтра с утра я ей выскажу все, что она заслуживает.
Лукас доехал до конца дороги и остановился. Других машин не было, но он все равно ждал на перекрестке, с возрастающим интересом наблюдая в зеркало заднего вида за тем, что происходит позади.
Никто лучше Лукаса не разбирался в «языке тела». Он лучше других умел толковать едва заметные, казалось бы незначительные, сигналы; это был особый талант, как умение идеально подавать мяч или способность рисовать, как Дега.
Сигналы, посылаемые участниками этой сцены на дороге около дома Милли, не были незначительными. Любой другой свидетель мог просто заключить, что это пара влюбленных, но Лукас был способен разобраться в этой ситуации гораздо глубже.
Он никогда не видел Милли такой, она была вся во власти эмоций, и он очень сомневался, что ей доводилось испытывать такое прежде. Лукас узнал высокого блондина, с которым она была, — как-то несколько месяцев назад он натолкнулся на них в баре. Но тогда было похоже, что Милли сама мало была с ним знакома; между ними не было никакой интимной атмосферы. Еще Лукас вспомнил, что видел его на вечеринке у Орлы, но, он был в этом уверен, с другой девушкой. И он не помнил, чтобы они там общались с Милли.
Теперь же он мог безошибочно оценить ситуацию. Это было серьезно. Когда он проехал мимо, они, очевидно, не замечали ничего, кроме друг друга; воздух вокруг них буквально вибрировал от взаимного влечения. Если бы Лукас загудел, они бы не заметили. Если бы он вылез из машины и станцевал голым на капоте, они бы не обратили внимания.
Интересно, что Милли не упоминала об этом новом повороте в своей жизни.
Но больше всего Лукас был заинтригован тем, что они прощались друг с другом на пороге, вместо того чтобы довести вечер до логического конца.
Хотя было ясно, что им обоим хотелось это сделать.
В зеркало заднего вида Лукас видел, как Милли сделала шаг назад, а блондин сел в ожидавшее его такси. Лукас был слишком далеко, чтобы разглядеть выражение ее лица, но догадывался, что это не была традиционная улыбка, говорящая «уф, хорошо, что я от него отделалась».
В следующее мгновение такси отъехало, и Милли исчезла в дверях дома.
Действительно, очень интересно, подумал Лукас. Наконец-то Милли нашла мужчину, в которого она, без сомнения, безумно влюблена.
И по каким-то причинам он не мог провести с ней ночь.
Кроме того, она держала их отношения в тайне.
Так-так, подумал Лукас, с удовольствием вспоминая множество моментов, когда Милли, напустив на себя строгий вид, выговаривала ему по поводу его сексуальной жизни.
У него не оставалось сомнений. Новый мужчина Милли был женат.
ГЛАВА 50
Поговорить с матерью о Тиме Флитвуде Милли не удалось. Она еще спала у себя наверху, когда на следующее утро в восемь часов в дверь позвонили.
Нэт в полосатых трусах-боксерах открыл дверь; на пороге он обнаружил женщину средних лет в строгом темно-синем жакете и серой плиссированной юбке.
— Здравствуйте. Милли Брэди все еще проживает здесь?
— Э, привет. — У Нэта возникло подозрение, что эта женщина — офицер по надзору за условно освобожденными. — Да-да, она здесь живет. Но она еще не встала.
— Не беспокойтесь, мне нужна не Милли. — Женщина сдержанно улыбнулась и указала на свой портфель. — Вообще-то я ищу Адель Брэди, мать Милли. Я знаю, что она приехала в гости к дочери, но...
— Понятно. Нет, мамы Милли здесь нет, — объяснил Нэт. — Она остановилась у папы Милли.
— Правда? — Брови женщины поднялись вверх. — Я думала, они разведены.
— Да, разведены. Она остановилась у папы Милли и его подруги. — Улыбаясь, Нэт добавил: — Мама Милли все еще молода, свободна и не замужем.
— Ясно. — Еще одна ледяная улыбка. — Возможно, вы бы могли дать мне их адрес.
Нэт почесал голову:
— Не имею представления, где они живут. Эстер! Эстер! — закричал он.
В следующий момент наверху, около лестницы появилась Эстер, она была завернута в полотенце и с нее еще стекала вода — она только что вышла из душа.
— Здравствуйте. Простите, что беспокою. Меня зовут Сильвия Флитвуд. Милли раньше работала у нас. — Раскрыв портфель, Сильвия вытащили пачку глянцевых брошюр. — Дело в том, что мать Милли — наш клиент, ее чрезвычайно интересовали кое-какие рекламные проспекты. Их доставили в офис вчера в конце дня, и я решила завести их по дороге на работу.
— Понятно. — Эстер много слышала от Милли о Сильвии Флитвуд. Она одержима ревностью и параноидальным страхом, что все другие женщины покушаются на ее затюканного мужа. Как будто кто-то в здравом рассудке заинтересуется мужчиной, позволяющим так помыкать собой. — Что ж, вы можете оставить проспекты здесь. Милли позаботится, чтобы ее мама их получила.
— Миссис Брэди очень хотела побыстрее получить их, — настаивала Сильвия. — Будет лучше, если я сама ей отвезу.
Эстер пожала плечами; для нее это не имело никакого значения.
— Хорошо, раз вы настаиваете... — Она сообщила Сильвии Флитвуд адрес и услужливо подсказала, как найти дом Ллойда и Джуди, который стоял на узкой аллее в стороне от основной дороги, ведущей из Ньюки в Падстов.
— Спасибо. Вы мне очень помогли. — Сильвия Флитвуд быстро направилась обратно к своей машине.
— Какая любезность, верно? — сказал Нэт, когда они закрыли входную дверь. — Проделать такой путь только для того, чтобы завести несколько рекламных проспектов?
Эстер изогнулась от удовольствия, потому что он ее обнял и поцеловал в шею.
— Эта женщина так хлопочет, чтобы помешать Адель появиться в офисе при ее муже. Она боится, что один его вид возбудит у мамы Милли непреодолимое влечение...
— Кстати, о непреодолимом влечении. — Руки Нэта стали коварно перемещаться по ее влажному, завернутому в полотенце телу.
— Не-е-ет! Я опоздаю на работу, — неубедительно запротестовала Эстер.
— Скажи своему боссу, что ты опоздаешь на полчаса. Знаешь, не беспокойся, я сам скажу твоему боссу. — С торжественным видом Нэт снял с нее полотенце и бросил его на пол. — Эстер, ты опоздаешь на полчаса.
Она улыбнулась. Вот в чем заключается прелесть работы на себя.
— О, хорошо. Спасибо, что предупредил.
— Пожалуйста, — сказал Нэт.
— Вообще-то, чтобы наверняка, может, сразу договориться о часовом опоздании?
Взяв его за руку, Эстер повела Нэта наверх по лестнице, спрашивая себя, была ли она в жизни более счастливой. Как могла она когда-то считать, что Лукас в чем-то лучше Нэта?
— Интересно, почему та женщина из турагентства не нашла адрес мамы Милли у себя в базе данных? — лениво спросила Эстер.
Нэт нежно подтолкнул ее в дверь спальни, опрокидывая и на смятую постель, пробормотал:
— Тш-ш. Ты слишком много говоришь.
Когда через сорок минут Милли вышла из своей спальни, Эстер около двери уже торопливо проводила щеткой по волосам, одновременно засовывая ноги в розовые кроссовки «Рибок».
— Ты опаздываешь на работу. — Милли сделала вид, что не догадывается о причине.
Эстер подмигнула:
— Есть вещи поважнее.
Нахмурившись, Милли сказала:
— Кажется, я недавно слышала звонок в дверь.
— О да. Твоя мама уезжает на Тринидад.
ЧТО?
Милли заморгала:
— О чем ты?
— Или на Тобаго. На один из них. Тринидад и Тобаго — так было написано на верхней брошюре.
— Ты это серьезно? Моя мать приходила сообщить, что отправляется на Тринидад, а ты даже не подумала меня разбудить?
Глаза Эстер округлились, когда голос Милли взмыл вверх на несколько октав.
— Черт, не выпрыгивай из трусов. Когда ты издаешь этот дельфиний писк, ты становишься похожа на Бьорк. И вообще, здесь была не твоя мама. Нас посетило твое «милое» бывшее начальство.
Милли спросила слабым голосом:
— Ты имеешь в виду Тима Флитвуда?
— Нет, дурочка. Его убийственную жену.
О боже. Сильвия.
— Что она здесь делала? — взвизгнула Милли.
— Слушай, ты так невнимательно слушаешь. Она принесла проспекты, которые заказывала твоя мама. О Тринидад и Тобаго. — Эстер произносила слова медленно и старательно, потому что было ясно, что Милли не способна что-либо воспринимать. — Ей был нужен адрес твоей мамы, чтобы передать ей заказ, вот и все. А теперь благодаря тебе я действительно здорово опаздываю. Все. Я побежала.
Когда входная дверь захлопнулась, Милли схватилась за голову и пробормотала:
— О, черт.
Ллойда и Джуди не было дома—они отправились на одну из своих долгих утренних прогулок, — и кухня была в полном распоряжении Адель. Она наслаждалась завтраком: чай «Эрл Грей», масляные круассаны и черносмородиновый джем. Засучив рукава лимонно-желтого атласного пеньюара, чтобы не опустить их ненароком в масленку, она подливала себе чай из чайника и задумчиво любовалась своими ногтями с французским маникюром. Телефон снова начал звонить, но Адель знала, что в такой ранний утренний час ее никто беспокоить не станет, поэтому даже и не подумала снять трубку. У нее было занятие получше — например, размышлять о дорогом Тиме, — и она не собиралась, как какая-то заезженная секретарша, тратить свое драгоценное время, записывая сообщения для Ллойда и Джуди.
Когда телефон перестал звенеть, кто-то позвонил в дверь. Раздраженно вздохнув и чуть не уронив черносмородиновый джем на пеньюар, Адель отодвинула назад стул и медленно встала. Если это опять ужасный старый сосед Ллойда пришел со своими занудными разговорами, придется притвориться, что она ни слова не понимает — что не так сложно, учитывая его невыносимый корнуоллский акцент, — и выпроводить его. Желательно до того, как он занесет в дом коровий навоз на своих обляпанных грязью подошвах.
Ее ноздри приготовились к деревенскому зловонию, а сознание — к разговору с человеком, который подвязывает свои брюки синим нейлоновым шпагатом для упаковки; Адель собралась с силами и открыла дверь.
— Ты путаешься с моим мужем? — потребовала ответа Сильвия Флитвуд.
Пораженная Адель отступила назад.
— Простите?
— Ты слышала.
— Извините, но это нелепо. — Адель покачала головой. — Вы не можете появляться вот так на пороге чужого дома и обвинять людей в подобных вещах...
— Отлично, я выражусь по-другому. Я знаю, что ты путаешься с моим мужем, и я приехала тебе сообщить, что этому — конец. Боже, чем ты только душишься, — произнесла Сильвия с искаженным от отвращения лицом. — Я обыскивала машину Тима, она вся провоняла твоими дешевыми духами.
Это было уже слишком, это было невыносимо. Дрожа от негодования, Адель бросила в ответ:
— Никакие они не дешевые, это «Джорджио Армани».
— Меня от них тошнит, — заявила Сильвия. — Как ты смеешь покушаться на чужих мужей? У нас счастливый брак...
— Не говорите ерунды, — весело захохотала Адель, решив, что отпираться глупо — шила в мешке не утаить. — Он столько лет был несчастен.
Сильвия поменяла тактику, перейдя в наступление, а ее глаза сузились, как у змеи.
— Я приехала сказать, чтобы ты убиралась из Корнуолла. Если ты останешься, я превращу твою жизнь в кошмар, я тебе обещаю.
— Но я вполне счастлива здесь. Вы не можете приказывать мне, чтобы я уехала. И вы не можете приказывать Тиму, чтобы он со мной не встречался, — продолжила Адель спокойным голосом. — Знаете, может, последние двадцать лет вы и помыкали им, обращаясь с ним как с собачонкой, но он все же взрослый мужчина, способный на самостоятельные решения, и, думаю, вы очень скоро убедитесь, что он вовсе не хочет прекращать наши отношения... А-а-а!
Адель рванулась назад, но не успела заслониться руками от жидкости, брызнувшей ей в лицо. Боже! Боже! Жена Тима сошла с ума! Если это отбеливатель... или какая-то кислота... о боже, не может быть, только не это!..
Пятясь назад и пытаясь нащупать телефон в прихожей, Адель визжала:
— Звоните в службу спасения!.. Только не лицо!.. Скорее!.. Звоните девять-девять-девять!..
Сильвия смеялась над ее страданиями.
— Глупая сука, только взгляни на себя! Давай, можешь открыть глаза. Это не кислота.
— А-а-а-а-а! — в два раза громче закричала Адель, оторвав руки от лица. Ее желтый атласный халат спереди был весь заляпан черной жидкостью, которая стекала у нее с рук, с лица, с волос. — ЧЕРТ, ЧТО ТЫ СО МНОЙ СОТВОРИЛА?! — завопила она, отчаянно тряся головой и, как собака, разбрасывая черные брызги.
— Дала тебе информацию к размышлению. — Сильвия злорадно улыбалась. — Теперь ты не похожа на красотку, верно? — Она торжествующе продемонстрировала пустую бутылку: — Не волнуйся, это всего лишь несмываемые чернила.
— Несмываемые чернила? Ты рехнулась? — взвизгнула Адель, в ужасе прижимая руки к груди. — Этот пеньюар стоил двести пятьдесят фунтов!
Когда Милли доехала до дома отца, Адель уже уехала.
— Твоя машина! — возмутилась Милли, когда Ллойд и Джуди вышли ей на встречу.
— Знаю. Раньше меня никогда не называли шлюхой, — усмехнулся Ллойд, воспринимая ситуацию в своей обычной беспечной манере. — Боюсь, обо мне пойдет дурная слава.
Его славная, красная «ауди», припаркованная около дома, была эффектно расписана граффити — особенно выделялись слова «ШЛЮХА», «ПОТАСКУХА», «ПРОСТИТУТКА».
— Сегодня утром твой отец поленился идти до пляжа пешком, поэтому мы поехали в моей машине, — объяснила Джуди. — Когда отъезжали, мы видели женщину в сером «рено». Вероятно, она решила, что машина Ллойда принадлежит Адель.
— Сильвия сначала проделала это, а потом позвонила в дверь. Черт, наверное, мама в ужасном состоянии.
— Когда мы вернулись, она отмывалась в душе уже добрых сорок минут. Эти чернила непросто оттереть. Не представляю, что подумают о твоей матери пассажиры лондонского поезда. — Ллойд очень старался сохранять серьезное лицо. — Сегодня самый жаркий день в году, а она упакована, как пчеловод... черная вуаль, длинные перчатки и шляпа величиной с сомбреро.
— Это все я виновата, — сокрушалась Милли. — Если бы я не спала сегодня утром, когда приезжала Сильвия, я бы никогда не дала ей ваш адрес.
— Пожалуйста, только послушай, что ты говоришь! — Ллойд неодобрительно потряс головой. — В первую очередь виновата твоя мать — это она связалась с женатым мужчиной.
— И что теперь будет? У них все кончено?
— Она говорила с Тимом Флитвудом перед отъездом, — беззаботно сказала Джуди. — Зачитала ему расписание поездов и решительно заявила, что у него есть двадцать четыре часа, чтобы уйти от Сильвии и поехать вслед за ней в Лондон.
Милли широко раскрыла глаза.
— Черт, думаете, он это сделает?
— Ну, мы слышали только то, что говорила Адель, — пожала плечами Джуди. — Но должна сказать, у нее был тон матери, приказывающей подростку прибраться в комнате.
— Я все еще не могу поверить, — удивлялась Милли, протирая солнечные очки подолом своей юбки в горошек. — Нашла с кем закрутить роман. Как ему удавалось так надолго убегать от Сильвии, чтобы встречаться с мамой? Я считала, что Сильвия установила на нем электронный датчик.
— Он записался на вечерние курсы, — сказала Джуди. — Адель мне объяснила, когда паковала вещи.
— И Сильвия не записалась вместе с ним? — Это было поразительно. Каждый год они записывались на какие-нибудь курсы и всегда ходили парой.
— Он записался в мужскую дискуссионную группу «Роль мужчины в двадцать первом веке; исследование подавленных эмоций». — Джуди героически сдерживала смех. — Очевидно, он заявил Сильвии, что хочет раскрыть свое внутреннее «я». И это сработало, но на прошлой неделе Сильвия во всем разобралась. Она явилась в Общественный центр, когда группа уже расходилась, и выяснила, что Тим не удосужился посетить ни одного занятия.
Милли все еще считала, что во всем этом есть и ее вина. Она наблюдала, как ее отец лизнул указательный палец и попытался оттереть с капота своей машины выполненное несмываемым фломастером граффити.
Надписи не стирались.
— Ты вызовешь полицию?
— Чтобы бедную женщину арестовали за нанесение материального урона машине? — Ллойд рассмеялся. — Не вижу в этом особой необходимости.
Милли кивнула на граффити — это были не те надписи, которыми хочется похвалиться, разъезжая по Корнуоллу.
— Машину придется перекрасить. Это будет стоить денег.
— Дорогая, взгляни на все с моей точки зрения. — Ллойд ласково обнял ее за плечи. — Благодаря Сильвии Флитвуд моя бывшая жена в два счета собралась и уехала, вернулась обратно в Лондон. Сильвия добилась того, о чем я молился. Она вынула занозу из моей задницы. — Вокруг его серых глаз собрались морщинки, он понизил голос и признался: — Дорогая, перекрасить машину — это значит заплатить небольшую цену, поверь мне. Эта женщина оказала мне огромную услугу. Вообще-то мне следует послать ей красные розы и ящик шампанского.
ГЛАВА 51
Когда на следующее утро зазвонил телефон, Милли была на кухне, а Нэт обучал ее готовить омлет-суфле.
— ... а затем смешиваешь яичные белки со взбитыми желтками с помощью металлической вилки — нет-нет, деревянной...
— Милли, это тебя. — В дверях с недовольным выражением на лице появилась Эстер. — Какой-то француз с красивым голосом утверждает, что это «ошен важно».
— Простите. — Нэт сделал вид, что расстроен. — Что более «ошен важно»: какой-то француз с красивым голосом или мой мастер-класс по приготовлению омлета?
— Глупый вопрос. — Милли быстро схватила телефон. — Алло?
— А, мадмуазель, бон суар. Возможно, ви змоглии би сообщиить вашей ошаровательной подруге, что у меня не только кразиивий голос, но и зам я очень кразиивий.
О! Сердце Милли забилось в груди, как выброшенная на берег пикша. Отличный финал для книги.
— Он говорит, что рядом с ним Дэвид Джинола выглядит как Квазимодо, — сообщила она Эстер, не прикрывая трубку. — Впрочем, это только его слова. Может, он сам похож на старшего брата Квазимодо.
— Дело в том, что мне нужна помощь с кроззвордом, — сказал Хью. — Шезднадцать по гориизонтали, два злова, четиире и три букви, «положение вне игрии».
— Знаете, что я думаю? — спросила Милли. — Я считаю, все мужчины должны разговаривать с французским акцентом. Это должно быть обязательным. — Дрожа от радости, она добавила: — «Тайм аут».
— Эй, экселант, мерси боку, мадмуазель. Вообще-то, — Хью перешел на нормальную речь, — я звоню, потому что...
— Можешь не говорить, тебе ужасно интересно узнать, что я сказала матери. — Зажав беспроводной телефон в кулаке, Милли устремилась мимо Нэта прочь из кухни. В гостиной она изложила Хью, что произошло.
— Вот такие дела, — закончила она через несколько минут. — Мама вернулась в Лондон и теперь старательно трет лицо разными чистящими и моющими средствами. Мой папа празднует. А мамин любовник решил не ехать к ней, потому что он — вялый салат и никогда не бросит свою жену.
В этот момент в кухне раздался визг, а за ним последовало хихиканье:
— Извини мою соседку по квартире, — вздохнула Милли. — Похоже, она там развлекается. Снова.
— Как у них идут дела?
— О, они до противного счастливы, похожи на пару молодоженов. Я, конечно, рада за них, но...
— Все еще думаешь о переезде?
А что? Хочешь предложить мне переехать к тебе? Правда? Ух ты, это было бы здорово!
Милли благоразумно оставила эти шаловливые фантазии при себе:
— Возможно. Это самое разумное.
— Где же ты хочешь поселиться? — спросил Хью.
Ха, значит, не с тобой, верно?
— Ну, Лукас предложил мне комнату в его доме. Он говорит, я могу там жить, сколько мне будет надо.
Последовала короткая пауза.
— Ты примешь предложение?
— Еще не знаю. — Милли опять глубоко вздохнула. — Наверное, это смешно: уехать отсюда, из-за слишком высокой сексуальной активности... и поселиться у Лукаса. Перескочить с одной горячей сковородки на другую. Но все равно, очень мило, что он это предложил.
В отличие от тебя, мистер Не Понимающий Намеков.
— Возможно, он рассчитывает, что ты будешь с ним спать. — Хью говорил неодобрительно. — В виде благодарности.
— Возможно, он на это рассчитывает, — согласилась Милли.
— Ты станешь еще одной зарубкой на спинке его кровати.
— Я открою тебе секрет, — сказала Милли. — У Лукаса уже столько зарубок, что не осталось свободного места.
Когда через пять минут Милли повесила трубку, она осталась в недоумении, что означал его звонок. Это ее фантазия или Хью действительно еле сдерживался, чтобы не сказать ей, что она не должна спать с Лукасом?
Вероятнее всего, это фантазия. Из опыта Милли знала, что Хью обычно говорит то, что хочет.
И не мог он ее ревновать, это вообще невозможно — ведь он абсолютно ясно дал ей понять, что не хочет ничего, кроме дружеских отношений.
Ладно, не думай об этом. Как будто она собиралась спать с Лукасом.
Вспоминая свою вчерашнюю беседу с Лукасом, Милли удивлялась, как ему удается всему давать неверное объяснение. Затронув в разговоре тему ее личной жизни, он понимающе улыбнулся, когда она абсолютно честно сказала, что у нее никого нет.
— Брось, можешь мне все рассказать. — Улыбка стала шире, и он ободряюще кивнул. Господи, он может быть таким настырным.
— Я уже говорила, — терпеливо повторила Милли. — Честное слово, мне нечего рассказывать.
— А вчера вечером все выглядело по-другому. Я вас видел.
— Видел? И с кем я была?
Он поднял бровь и спросил с иронией:
— Хочешь сказать, ты не помнишь?
Он мог видеть ее с Ричардом в ресторане... с Джедом в клубе...
— В какое время? — спросила Милли.
— Поздно.
А. Милли почувствовала, что краснеет.
— Знаешь, ты можешь мне доверять, — продолжал Лукас. — Я не болтлив.
— О да, конечно ты не болтлив. Такой тихоня, что объявил парню Эстер, что переспал с ней.
Лукас невозмутимо пожал плечами.
— Этого требовал здравый смысл. Нельзя скрывать такие вещи, если Нэт будет работать на меня. Лучше избавиться от секретов — вот что я всегда говорю.
Милли была поражена его логике. Она поклялась себе, что никогда в жизни не будет доверять Лукасу никаких личных тайн.
— Неважно. Он никто, — объявила она. Лукас одарил ее игривой улыбкой.
— Значит, я был прав.
— В чем?
— Он женат.
Милли занервничала и поспешила поменять тему, позволив ему считать, что он попал в самую точку. В общем, такое объяснение ее устраивало.
И потом, конечно, это было гораздо менее унизительно, чем признавать правду. Что Хью не был женат, а просто не влюблен в нее.
Только представь, даже Джед не увлекся.
Боже, наверное, я не более сексапильна, чем нудная старая перечница.
Кухня была пуста, взбитые яичные белки медленно оседали в стеклянной миске. Очевидно, пока Милли говорила по телефону, Эстер и Нэт улизнули; она слышала ерзанье и взрывы смеха — звуки доносились сверху, из спальни Эстер.
Если честно, эти двое были невыносимы. Им следовало бы постыдиться так себя вести. Разве они не понимают, что секса тоже может быть слишкоммного?
Убедившись, что мастер-класс по приготовлению омлета не возобновится — ввиду того, что шеф-повару сделали предложение, от которого он не смог отказаться, — Милли нашла кусок лимонной ватрушки и съела его вместо омлета. Затем она взяла свои ключи от машины.
— Я уезжаю! — крикнула она наверх. Ерзанье и визги на мгновение прекратились.
— Ладно! — проорала в ответ Эстер. — Повеселись!
Эх.
Орла загорала около бассейна. К счастью, Ричарда-садовника поблизости не было видно.
— Иди сюда, садись. — Желая поскорее услышать последние новости, Орла указала Милли на шезлонг цвета индиго рядом с собой. Судя по количеству барахла вокруг. Орла сидела у бассейна уже довольно долго. Здесь были груды глянцевых журналов, несколько блокнотов и развернутых газет, а еще трава была усеяна пустыми банками из-под пива, обертками шоколадок, распечатанными письмами и несколькими упаковками жвачки.
Золотисто-рыжие волосы Орлы были подобраны и закреплены гребнями, на ней был шафранно-желтое бикини и толстый слой «Амбр Солер», защищающий от солнца ее бледную веснушчатую кожу. Зажав фломастер в зубах, Орла положила блокнот на колени, а затем записала все детали, которые ей изложила Милли.
— Ричард так меня разочаровал. — Она трагически покачала головой. — Я правда считала, что вы идеально подойдете друг другу.
— Он скучный, — медленно произнесла Милли — Ну о-о-очень скучный.
— Но у него фантастическое тело!
— Возможно, но разговаривать с ним не интереснее, чем наблюдать, как растет трава.
Орла с сожалением отложила фломастер и начала покусывать дужку своих солнечных очков.
— Думаю, Ричард считает, что наблюдать за ростом травы очень увлекательно — бедный ягненок.
Милли продолжила посвящать Орлу в курс последних событий. Она рассказала о побеге из ресторана с Джедом и Уорреном — Орле это чрезвычайно понравилось — и о появлении в клубе медсестры Джеда — Орла была разочарована. Она вскрикивала от восторга, слушая рассказ Милли о матери и Тиме Флитвуде, правда, сцену в парке Милли опустила. Еще громче она вскрикнула, когда Милли мимоходом упомянула, что Лукас предложил ей комнату в его доме.
— Это было бы фантастически здорово. — Орла даже подпрыгнула на своем шезлонге. — Представь, сколько здесь потенциальных возможностей! Ты и Лукас — это замечательно, — дорогая, ты должна это сделать.
— Не знаю. — Милли сделала серьезное лицо. — Я не уверена.
— Перестань! Ведь мне нужно написать книгу... Должно же что-то происходить, — запротестовала Орла. — Иначе мои читатели умрут со скуки. Чтобы привлечь их интерес, необходима ситуация «сделает она или не сделает», нужен мужчина, от которого женщины были бы без ума — будем откровенны, Лукас отлично подходит. Он просто божественен!
— Он безнравственный, беспринципный бывший диджей без малейшего понятия о морали и с мыслями, направленными только в одну сторону. — А еще у него есть чувство юмора, и Милли была уверена, что он не станет возражать против такой характеристики. — Он не способен сохранять верность одной женщине, — продолжала она, — и ему наплевать, что от этого кто-то может страдать. Лукаса волнует только секс без ограничений.
— Тем лучше. — На лице Орлы сверкнула шаловливая улыбка. Она писала «правильный» роман, чтобы поразить критиков, но это не означало, что в нем все должно быть благопристойно. Даже у таких убийственных рецензентов, как Кристи Карсон, бывают любовные приключения.
Не слишком много. Хотя бы чуть-чуть.
— Но я не хочу заниматься сексом с Лукасом, — запротестовала Милли.
— Дорогая, беда в том, что ты ни с кем не хочешь заниматься сексом.
О, хочу, хочу, подумала Милли, испытывая мучительное желание.
— Даже с Коном Деверо, — в отчаянии продолжала Орла. — Скажи, как тебе мог не понравиться Кон? Что с ним не так?
Помимо того, что ему нравится Лукас?
— Ничего, — вздохнула Милли. — Но он в Америке. Слушай, мне очень жаль, я предупреждала, что я скучная.
Но Орла уже не слушала, она спустила ноги с шезлонга и рылась теперь в письмах и разорванных конвертах, разбросанных по траве. Найдя то, что искала, она победно помахала перед носом Милли белой глянцевой карточкой.
Милли очередной раз вздрогнула. Боже, что сделала Орла на этот раз — записала ее членом какого-нибудь клуба для одиноких?
Она не упустит ни одной возможности.
— Нашла. — Орла была довольна собой.
С подозрением разглядывая карточку, Милли спросила:
— Что это?
— В конце следующей недели. Большая церемония вручения книжных наград в Лондоне. Много веселья и очень модное мероприятие. Видишь? — Орла указала на выделенные слова. — Здесь написано «Орла Харт со спутником». Конечно, этим спутником обычно был Джайлс, но на этот раз вместо него я могу пригласить тебя. Обещаю, мы сказочно проведем время! Я познакомлю тебя со всеми, кого знаю, а из восьмисот или около того гостей ты просто обязана найти кого-нибудь себе по вкусу. Кроме того, — продолжала Орла, как ребенок радуясь своему блестящему плану, — ты ведь не знаешь, возможно, я приготовлю для тебя еще один сюрприз!
Ее глаза горели, она гордилась своей изобретательностью. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что Орла перебрала в уме все возможные мужские кандидатуры и выбрала очередного претендента в конкурсе «устрой личную жизнь Милли». Она во что бы то ни стало решила найти пару для Милли.
— Я бы не хотела тебя разочаровывать, — сказала Милли, — но в следующие выходные я работаю. Проводы на пенсию одного из смотрителей зоопарка Пэйнтон. Честное слово, — заверила она, видя, что глаза Орлы подозрительно сузились. Милли порылась в сумке и достала ежедневник. — Видишь? Воскресенье днем, ровно в три часа, рядом с вольером с обезьянами.
Забрав у нее ежедневник, Орла широко улыбнулась.
— Нет проблем, Золушка, ты поедешь на вручение премий. Я говорила о конце недели в широком смысле — на самом деле церемония состоится в четверг вечером. А в четверг вечером, — она победно ткнула в нужную страницу, — ты свободна.
Милли сдалась на милость победителя. Возможно, поездка в Лондон будет как раз кстати, и она сможет хотя бы отвлечься от мыслей о Хью. Если смотреть на это глазами оптимиста, все же был шанс, что она встретит своего идеального мужчину на церемонии вручения книжных премий в первоклассной лондонской гостинице.
Даже в шикарнойгостинице.
И они будут наслаждаться роскошнойедой.
Возможно, они будут ее жевать.
Хм. Отвлечься от мыслей о Хью — легче сказать, чем сделать.
— Значит, договорились, — подытожила довольная собой Орла. — Я забронирую для нас места в гостинице. Вообще сейчас самое подходящее время...
— Чего-то не хватает. — Милли поняла, что сама подозрительно рассматривает Орлу, пока та звонит по телефону. Только когда номера были заказаны и Орла нагнулась, чтобы снова забросить мобильный телефон под шезлонг, до Милли вдруг дошло: — Ты по-другому пахнешь.
Это звучало дико, но это было правдой. От Орлы пахло «Амбр Солэр» и мятной жвачкой с небольшой примесью «Рив Гош».
Отсутствовал противный запах сигарет.
Милли произнесла обличающим тоном:
— Ты бросила курить! — Сказав это, она инстинктивно бросила взгляд на траву, где обычно валялись пачки «Мальборо», пара зажигалок и несколько затушенных окурков. — Не могу поверить — когда это случилось?
— Пять дней назад. — Глаза Орлы блестели от гордости. — Разве не удивительно? И я чувствую себя фантастически! Конечно, в первый день было паршиво, но сейчас все гораздо легче, и я не понимаю, почему не сделала этого много лет назад. Но, — заявила она с кривой улыбкой, — я все же смогла.
Милли тоже смогла бы.
— Дай угадаю. Это все потому, что ты была замужем за Джайлсом.
— Верно! Я тоже думаю, все дело в этом, — воскликнула Орла. — То есть он физически не заставлял меня курить, но я все время была на пределе, и еще одна сигарета была единственным способом успокоиться. — Она широко раскинула руки, явно восхищаясь простотой решения. — Теперь у меня нет Джайлса, я в миллион раз спокойней, и сигареты мне больше не нужны. Честное слово, это как обратиться в христианство: мне хочется подбегать к людям на улице и рассказывать им, как замечательно совсем не курить. Вообще теперь, когда я даже просто вижу, как кто-то курит, меня так и подмывает вырвать сигарету из пальцев курильщика и рассказать, какой он отвратительный и жалкий!
Орла была охвачена явной постникотиновой эйфорией, для нее это было так ново — не курить! Милли все это уже видела, она послушно кивала и делала вид, что удивлена. Но она слишком хорошо знала симптомы. Пока Милли росла, так же вел себя ее отец, широким жестом подальше забрасывая сигареты и со страстью обличая греховное пристрастие к... обычно это продолжалось недели две, пока ему не становилось скучно и он снова не начинал курить.
У него было не меньше пятнадцати попыток, прежде чем ему наконец удалось окончательно бросить.
— ...А иногда мне хочется ткнуть их физиономией в грязную, старую пепельницу и сказать: «Видишь? Видишь? Вот чем ты пахнешь!» Я знаю, что так нельзя, — признала Орла с сожалением. — Потому что тогда меня, вероятно, арестуют, или набьют мне морду, или еще что-нибудь, но если честно, эти люди не имеют понятия, какой вред они причиняют своим телам...
— А она почему здесь? — Милли поспешно подняла сигнальный экземпляр романа Кристи Карсона. Она хотела отвлечь Орлу от темы курения. — Я думала, ты написала рецензию.
Мягкая обложка книги была сильно помята, уголки загнуты и Милли недоумевала, почему Орла взяла книгу в сад. Если только она не использовала ее, чтобы бить ос.
— Я знаю, знаю. Мне просто захотелось ее перечитать. — Она выглядела смущенной. — Может, Кристи Карсон и настоящая свинья, но его книга очень хороша.
ГЛАВА 52
— О, привет, заходи. Его здесь нет, — сказала Саша, когда на следующий день Милли приехала к Лукасу домой. — Он поехал в ресторан, чтобы нагнать страху на электриков. Если хочешь чаю, поставь чайник.
Милли последовала за ней на кухню, стараясь не разглядывать ее пышные формы. Величавая платиновая блондинка в белом бикини при любых обстоятельствах привлекала внимание. То, что Саша тщательно гладила свое монашеское одеяние, делало ее окончательно неотразимой.
— Я заскочила, чтобы проверить заказы на следующую неделю, — говоря это, Милли наполняла чайник водой. Она еще не знала, будет ли переезжать в дом Лукаса, но все деловые вопросы по-прежнему решались здесь.
— Все хорошо. Посмотри там. — Саша кивнула в сторону соснового буфета, где лежал раскрытый ежедневник с заказами. — Я переговорила по телефону. Эрик готов выполнить заказ в Труро в понедельник. И составила объявление для местной газеты, ведь нам нужен кто-то, чтобы заменить Лукаса. Скоро устроим прослушивание, — сообщила она. — Да, и я записала тебе еще один заказ.
Несмотря на свою внешность, Саша была прекрасным работником. В восхищении наблюдая, как она снимает с гладильной доски идеально отглаженный костюм монахини и вешает его на обитые тканью плечики, Милли спросила:
— Неужели тебя не волнует, что Лукас спит с другими женщинами?
Святые небеса, она не собиралась так резко переходить к этой теме. Но это уже несколько месяцев являлось для нее загадкой. Да и Лукас не делал из своих приключений тайны; он часто обсуждал их в присутствии Саши.
— Нет. — Было видно, что Сашу позабавил вопрос. — А что?
— Ну взгляни на себя! Ты можешь иметь любого мужчину, какого только захочешь. А ты живешь с Лукасом, который имеет любую женщину, какую только захочет. Слушай, разве ты не считаешь, что заслуживаешь лучшего?
— Милли, ты серьезно? Мы с Лукасом не пара! У меня здесь собственная комната. — Саша показала наверх. — Я плачу ему ренту. Да, мы раза два переспали, когда только познакомились, но довольно быстро оба поняли, что нам лучше оставаться друзьями. Сейчас у Лукаса своя жизнь, а у меня своя. Если честно, — добавила она с улыбкой, — у меня появился мужчина, с которым я часто встречаюсь в последнее время. Он адвокат в Труро. И Лукаса это устраивает. Неужели все это время ты считала, что мы с Лукасом вместе? Ну ты меня насмешила!
Милли тоже не могла поверить. Она снова умудрилась все неверно истолковать. Саша, казалось, подходила на такую роль, вот Милли и сделала поспешные выводы, решив, что они живут вместе, как обычная пара.
— Я такая идиотка, — униженно произнесла Милли.
— И все это время ты меня жалела. Как мило с твоей стороны! Хотя, конечно, Лукас делал все, чтобы укрепить этот миф; ему нравится поддерживать имидж, который он себе создал.
— Да, он часто об этом упоминает.
— Хочешь, открою тебе секрет? — Уголки пухлого рта Саши озорно изогнулись. — Лукас не спит с таким количеством девушек, как он говорит. На самом деле он гораздо разборчивее, чем можно подумать.
— Ты шутишь! — В это действительно было трудно поверить.
— Не шучу. Это правда. — Саша подняла бровь. — Конечно, его репутация «плохого мальчика» может пострадать, поэтому ты уж не проговорись. Но по-своему наш Лукас вполне джентльмен.
— Джентльмен, — слабым эхом отозвалась Милли.
— У него больше моральных принципов, чем у многих мужчин, которых я знаю.
— Моральных принципов, — раздался еще более слабый голос Милли.
— Знаю, это для тебя ужасный шок. Может, лучше присядешь? — ласково сказала Саша. — Ты выглядишь бледной.
Сжимая в руках ежедневник с заказами, Милли опустилась на высокий кухонный табурет.
— Это как узнать, что Дед Мороз не существует.
— Прости, что разбила твои иллюзии. Я сама приготовлю нам чай.
— Черт! — воскликнула Милли, когда Саша опустила чайные пакетики в кружки и открыла упаковку сливок. — Ты записала мне заказ на четверг?
— А? Что-то не так? — Счастливо напевая что-то себе под нос, Саша оглянулась. Милли проверяла заказы в ежедневнике.
— Я не могу в четверг. Я буду в Лондоне.
— О. Но об этом нигде не сказано. Тебе следовало меня предупредить.
Она была абсолютно права. Милли мрачно произнесла:
— Я сама узнала только вчера.
Ее задание заключалось в следующем: появиться в четверг в восемь часов в муниципальном центре Полперро, где одно местное семейство организует вечеринку-сюрприз по случаю возвращения брата, много лет назад эмигрировавшего в Австралию. В отличие от других, стихи, которые они сочинили, оказались остроумными.
Мысленно скрестив пальцы на удачу, Милли подняла глаза.
— А ты не смогла бы выполнить этот заказ вместо меня, а?
Саша поставила кружку с чаем на стол и сдвинула ярко-красным ногтем прикрепленный листок со стихотворением, открыв то, что еще было написано на той же странице.
— Прости, в четверг вечером большая гулянка у нашей спасательной службы. Меня заказали, чтобы я изобразила мою монахиню-шалунью. — Она подмигнула, зажгла сигарету и сладострастно поерзала, входя в образ. — Я же не могу подвести наших смелых спасателей, верно?
Милли застонала.
— Но ты можешь попросить Эрика, — предложила Саша.
Милли поморщилась. Эрик, учитель истории, специализировался на комедийных поцелуеграммах. Его упитанный Маугли имел бурный успех у басовитых женщин опасного возраста, которые любили славно посмеяться. Что было забавно, если учитывать, что Эрик — благослови его бог — весил около центнера и без одежды выглядел как клубничное бланманже.
Милли весила в два раза меньше, поэтому она вздохнула и сказала:
— Они хотят гориллу. Он никогда не влезет в мой костюм.
— В таком случае заказ придется отменить. — Саша безразлично выпустила колечко дыма и подвинула ей телефон.
Контактный номер был там же, в ежедневнике. К своему стыду, Милли призналась себе, что еще две недели назад она бы без колебаний позвонила и отменила заказ. Но с тех пор как Лукас предложил ей руководить этим бизнесом, совесть не позволяла ей отказывать клиентам. Разочаровывать людей значит признавать свою неэффективность. Это крайне непрофессионально.
В итоге оставалось два варианта. Или найти кого-то, кто подменил бы ее в четверг вечером, или отменить свои собственные дела и самой выполнить работу.
— Хочешь, я им позвоню? — предложила Саша. — Я могу сказать, что тебя отвезли в больницу с аппендицитом.
Решай, решай. Милли все еще колебалась.
— Нет, не надо. — Милли отодвинула от себя телефон. — Я что-нибудь придумаю.
В тот же вечер, когда в шесть часов Милли зашла в супермаркет, она услышала знакомый голос, который заставил ее замереть на месте.
— Нет, нет, нет, ты взял макароны быстрого приготовления. А мы любим нормальные, помнишь?
Голос Сильвии Флитвуд раздавался из-за ближайшего стеллажа. Не в силах противиться искушению, Милли прокралась по проходу и приготовилась взглянуть на Сильвию.
— А теперь оливковое масло. Рафинированное, дорогой? Или экстра-рафинированное? Как думаешь, что нам выбрать? О, и еще не забыть о хлебе чиабатта.
Чувствуя себя персонажем из «Ангелов Чарли», Милли спряталась за нагромождением банок с томатным пюре и стала шпионить за Сильвией и Тимом, которые стояли к ней спиной.
— Думаю, экстра-рафинированное, — решил Тим, тщательно взвесив все достоинства продукта. — Оно дороже, но зато и вкуснее.
Сильвия согласно кивала:
— Ты прав, Тимми. Конечно экстра-рафинированное. Нам важен вкус, верно?
— Да, дорогая, да. А теперь хлеб. Ты точно хочешь чиабатту или ради разнообразия попробуем фокаччиа?
— Фокаччиа подойдет, — радостно согласилась Сильвия. — Кстати, мы можем взять большой, ты же знаешь, какими голодными мы бываем после гольфа.
Милли ретировалась прежде, чем они повернулись и увидели ее. Сильвия и Тим вернулись к своей привычной жизни, словно помеха, которой выступила ее мать, никогда не существовала. Похоже, Тиму хватило одного волнующего приключения. Он бы никогда не покинул Сильвию и бесконечно удобное и привычное существование в этом браке.
Нэт с удовлетворением осматривал сверкающую кухню, заново выкрашенную и полностью оборудованную орудиями его ремесла. На чистых белых стенах висели алюминиевые кастрюли и все известные в мире приспособления для готовки. Бледно-серая плитка на полу и духовка из нержавеющей стали сияли чистотой. Через день или два здесь поставят застекленные шкафы с посудой. Первые меню, организованные по принципу а-ля-карт, уже были согласованы. Меньше чем через две недели ресторан Кемпа откроет свои двери для посетителей.
Следовало отдать Лукасу должное — когда нужно было действовать, он не медлил.
Открыв шкаф со столовым бельем и проведя рукой по аккуратно сложенным стопкам скатертей и салфеток цвета оранжевых ноготков, Нэт задумался. Был ли он когда в своей жизни счастливее? Ответ ясен: не был. У него сейчас есть все: работа, о которой он мечтал, и девушка, которую он хотел. И он не сомневался, что они с Лукасом составят потрясающую команду.
Дверь была приоткрыта, чтобы выветрился запах свежей краски, и Нэт услышал, как Эстер смеется над какими-то комментариями Лукаса. Теперь они прекрасно ладили. Улыбаясь про себя, Нэт удивлялся иронии судьбы.
Лукас Кемп оказался человеком, которому можно доверять.
Нэт вошел в ресторанный зал и обнаружил Эстер на стремянке — она вешала последний ламбрекен на нужное место.
— Превосходно, — произнес Лукас и с улыбкой повернулся к Нэту. — Должен признать, твоя подруга умеет вешать норовистые занавески.
Гордая собой, Эстер поклонилась.
— Я королева развешивания занавесок. Ну как?
— Замечательно. — Нэт помог ей спуститься с лестницы и отошел назад, чтобы все получше разглядеть. За последнюю неделю помещение преобразилось. Исчезли уродливые цветастые узоры и ужасные рюши и оборки. Вместо этого стены были выкрашены в цвет оранжевых ноготков и голубого аметиста, большие цветовые пятна как драгоценности поблескивали на белом фоне. Узорчатое ковровое покрытие тоже было снято, и внизу обнажились изношенные доски пола. Теперь благодаря профессиональной циклевке и нескольким слоям светлого, как мед, лака дерево обрело новую жизнь. На стенах висели современные авторские полотна с умелой подсветкой. Люстра — главное украшение — была сделана местным мастером: она свисала с потолка и позвякивала фиолетовым и оранжевым стеклом, покачиваясь и поблескивая в солнечном свете. Оставалось лишь подвязать занавески цвета ноготков, чтобы они не хлопали на легком ветру, проникающем сквозь открытые окна.
— Просто фантастика, — одобрил Нэт.
— Особенно занавески. — Эстер игриво толкнула его в бок.
— Они вне конкуренции. Особенно занавески.
— Не так важно, как выглядит помещение, — произнес Лукас. — Главное — еда. Мало кому захочется сказать: «О, знаю, давайте сходим в то место, где паршивая еда, но повесили прекрасные занавески.
Нэт улыбнулся:
— Еда в этом ресторане будет даже лучше, чем занавески.