До дачи Влада мы доехали в полном молчании. Меня слегка потряхивало, я была еще слишком слаба после болезни, именно поэтому не рвалась выяснять отношения в машине. Да и за рулем был один из братков Митяя. Антон сидел рядом со мной, словно чужой. Отодвинувшись, он смотрел в окно, будто нашел там что-то интересное, вся его поза говорила о дичайшем напряжении. Казалось, воздух застыл вокруг нас. Зная своего мужа, я понимала, что сейчас он накручивает себя по полной программе. Да и Викинг, по-моему, сделал все, чтобы подпитать его ревность. Но я не боялась. Мне нечего было бояться, перед мужем я чиста и ни в чем не виновата. Нам нужно просто поговорить, он поверит мне, я в этом уверена, потому что мы слишком долго вместе, он поймет, что я говорю правду. Я тихо вздохнула. Господи, как я устала от всего этого. Неужели непонятно, что все, чего я хотела — это спокойно жить, растить своих детей. Ни к какой власти я не рвалась, сюда возвращаться не хотела, ведь все, что меня здесь ждало — это страх, боль и насилие. Мы всего лишь пешки в игре сильнейших мира сего. Чтобы было сегодня со мной, не появись Антон так вовремя? Меня бы уже не было. А его поступок…. Да, он спас меня, но снова убил. Разбудил своего спящего крепким сном зверя. И если я могу закрыть на это глаза, то остальные нет. Нельзя убить вора в законе и остаться после этого в живых.
— Ты понимаешь, что если узнают, что ты убил Азида, то…
Я замолчала, не желая озвучивать очевидные вещи. Антон долго молчал и, не поворачивая головы, смотря все также в окно, ответил:
— Парни спрячут тела. Персонал будет молчать, если не хотят отправится вслед за черножопым паханом. Пока их не найдут — предъявить ничего нельзя. Азид просто исчез. Кто его знает, может заграницу укатил.
И снова замолчал. Браток за рулем по имени Колян хмыкнул. Так и доехали до загородной дачи. Машина сразу же уехала, а я смотрела, как мой муж идет к крыльцу, опираясь на трость. Хотелось кинуться к нему и помочь, но этого делать нельзя. Тошка никогда мне не простит, если я покажу ему свою жалость. Я только неодобрительно покачала головой и прошла за ним в дом.
— А где Кирилл? — первое, что я спросила.
— Я отправил его в Нант, — последовал сухой ответ.
Это было правильно, но я почему-то была уверена, что сын туда не стремился.
— Я так понимаю, без его согласия отправил? — поинтересовалась я.
Тошка резко ко мне обернулся, глаза его полыхали еле сдерживаемой яростью, отчего я поежилась. Вот сейчас, когда мы одни — начнется.
— Мне не нужно было ничье согласие! — повышая голос почти крикнул он, — Кириллу не место среди бандитских пуль! Тем более, когда его мать крутит хвостом перед другим мужиком!
Я задохнулась от возмущения. Да, что он о себе возомнил?
— Это я кручу хвостом?! — закричала я, — А как насчет того, что ты приволок нас сюда и с тех пор жизнь стала походить на ад!
— Я защищал тебя! — заорал он в ответ и было видно, если бы не трость, то стал бы метаться по комнате, словно зверь в клетке, — А чем ты отплатила мне? Раздвинула ножки перед крутым мужиком! Новенького захотелось?!
— Ты совсем больной?! — наверное наши крики было слышно на всю округу, — Я не спала с Виком!
— Не ври мне, — зловещим голосом проговорил муж и его глаза опасно блеснули, — Я не верю тебе, ты защищаешь своего телка, потому что понимаешь, что иначе я убью его.
— Убьешь? — также зло поинтересовалась я, — А что ж тогда не дал ему там, на полу сдохнуть, он бы истек кровью, оставь его там?
— Поверь мне очень хотелось! — рыкнул он, — Но для всех — в больнице ничего не происходило, никого не было.
Мы замолчали, тяжело дыша от пережитых эмоций.
Антон резко развернулся и подошел к окну, вглядываясь и, вероятно, ничего не видя.
— Тоша, — постаралась я успокоится и достучаться до мужа, — Поверь мне, я не изменяла тебе.
Муж молчал и не поворачивался ко мне, я подошла поближе к нему.
— Антон…
— Я не верю тебе. Я видел собственными глазами, как он тебя обнимает и как ты доверчиво к нему льнешь. Слышал разговоры парней, о том, что вы спите. Видел, как после того, как тебя чуть не прихлопнули, ты кинулась к нему, вместо того, чтобы испугаться.
Меня захлестнула боль, а еще жгучая обида и неконтролируемая ярость. Я силой развернула его к себе и, дрожа от гнева, прошипела ему прямо в лицо:
— Не веришь? Пошел к черту! Ты притащил меня и сына в эту страну, когда я не хотела ехать. Когда я просила тебя не лезть в новое дерьмо, ты лез, забыв, что разменной монетой в твоей игре станет твоя семья. Меня три раза пытались убить, два из которых из-за акций завода и к нанятому киллеру это не имело никакого отношения! Ты приставил ко мне охрану, не спросив, а нужно ли мне это, а потом начал дико ревновать! Викинг влюбился в меня, не спорю, но ты позволил не просто усомниться во мне, ты тупо посчитал меня безмозглой телкой, которая не понимает, что такое честь и достоинство! Когда я приехала к тебе в больницу, ты меня оттолкнул, сам же, пока я лежала без сознания и чуть не умерла, не навестил меня ни разу, хотя я, наивная, верила, что ты тут круги нарезаешь. Даже встав на ноги, ты не поделился этой радостью со мной. Не веришь мне? Да, пожалуйста! Иди к черту, Синицин, я не собираюсь оправдываться перед тобой! Я убила собственного отца ради тебя, но ты и после этого унижаешь меня недоверием! Так что, иди к черту, Синицин. Играй в свои мальчишеские игры без меня! Я подаю на развод!
Я тяжело дышала, смотря, как лицо Антона меняется от холодного и отчужденного к шокированному и виноватому. Я, наконец-то, достучалась до него, только вот мне уже было все равно.
— Лена, девочка моя… — шагнул он ко мне, но я отшатнулась. В моей душе не было ничего хорошего по отношению к этому человеку, по крайней мере, сейчас.
— Не трогай меня и не подходи!
— Лена, я… прости меня… моя чертова ревность….
— Живи с ней дальше один!
Его лицо приобрело высокомерное выражение после моих слов и он, опираясь на трость, приблизился ко мне на расстояние шага.
— Ты серьезно считаешь, что я дам тебе развод? Опять старая песня?
— Ты забыл, дорогой, я — французская подданная, я просто найму адвоката, и он решит все по европейским стандартам.
— Да, плевать я хотел на твоих адвокатов! — взревел Синицин, — Я не дам тебе развода! Ты моя!
— Кто, Антон? — спокойным и безразличным голосом поинтересовалась я, — Твоя кто? Игрушка, главный приз? Кто?
Антон отшатнулся, будто я его ударила, а я, усмехнувшись, развернулась и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж дачного дома.
Меня не просто ранили его слова, они меня разочаровали. Можно справится с болью и предательством, но как справиться с разочарованием в человеке?
Я остановилась на полпути к лестнице и обернулась, окидывая его с ног до головы, разглядывая.
— Мне кажется, я больше не люблю тебя.
Он стоял, как громом пораженный, хотел сделать шаг ко мне, но я еле ощутимо покачала головой. Не стоит. Развернулась и уставшей походкой поднялась на второй этаж. Все, чего я сейчас хотела это уснуть, после болезни быстро уставала, да и противостояние с Синициным мне здоровья не прибавило.
Зашла в гостевую комнату и легла, не разбирая, на постель. Первое время чутко прислушивалась — все ожидала, что Антон со своим ослиным упрямством последует за мной. Но нет, ума хватило не трогать меня в таком состоянии. Зато я отлично слышала, как он ходил на первом этаже. Надо посоветовать Владу сделать здесь звукоизоляцию, а то не дом, а какой-то проходной двор. Следующее, что услышала, так это разговор Антона и Митяя. Почему именно разговор, потому, что муж воспользовался своей любимой привычкой, приобретенной еще во Франции — включать громкую связь во время разговора.
— Здорово, Митяй.
Слышно было плохо, словно через вату, но слышно.
— Здорово, коль не шутишь. Слышал я, что ты в больничке устроил. Не боишься? Помощь не нужна?
— Твои ребята и так помогли. Я к тебе с вопросом. Это правда, что Ленка без сознания в больнице месяц провалялась?
— А ты чем слушал, когда я тебе это говорил? Говорил же, что она больна. Что тогда у Викинга она в полубредовом состоянии находилась, при мне же ее в больницу и отвезли. Кстати, за Вика тебе спасибо, что не дал сдохнуть и ко мне прислал, тут его моя Оксанка заштопала.
— Не за что. Только… если хочешь и дальше его здоровым видеть, Митяй, сделай так, чтобы он мне на глаза не попадался.
— Да, уж понял, не дурак. Давай, братуха, звони, если нужен буду.
Я ухмыльнулась. Надо же, Митяй, оказывается меня защищал. Чего от него не ожидала. Все-таки Оксанка на него положительно действует.
Послышались шаги, которые все приближались, а потом затихли возле моей комнаты. Ну, давай, зайди, кот паршивый. Я была неимоверно зла. Всю жизнь, я скакала возле него, старалась понимать его тяжелый характер, принимать его таким, какой он есть. И что в итоге? А в итоге, мне дико надоело это все. Жутко бесило его недоверие, эгоизм. Я ведь не погрешила душой, сказав ему, что мне кажется, что любви больше нет. Я действительно сейчас так чувствовала. Все обиды копились, копились и теперь вылились наружу. Мне надоела игра в одни ворота. За этими мыслями, я не заметила, как уснула.
А когда проснулась, на меня навалилась дикая апатия, мне было абсолютно все равно.
Все-таки рано я выписалась с больницы, слабость разливалась по телу и я, повинуясь ей, проспала еще несколько часов кряду. В результате, когда я открыла глаза и ощутила, что полностью отдохнула, было утро. Не спеша встала, залезла в шкаф Влада и с радостью нашла там полотенце, решила принять душ. Душевая на даче Речникова находилась в другом конце коридора на втором этаже, куда я, вполне отдохнувшая, прошлепала в домашних тапочках, тех, что дала мне Оксанка, когда меня привезли в больницу. Настроила воду погорячее, хотелось смыть с себя запахи больницы и пот. Закрыв дверь, я медленно разделась и встала под горячие струи воды. Господи, как хорошо!
Душевая комната постепенно нагревалась и вот чего я не учла, так это то, что мне неожиданно станет плохо. Я выключила душ, еле успев смыть с себя гель, глубоко задышала. Пока выходила из кабинки, голова закружилась и я, пошатнувшись, ударилась об нее же. Глухо застонав от боли, попыталась не сползти на пол, с той стороны двери услышала встревоженный голос мужа:
— Лен, у тебя все в порядке?
Вот почему я даже не удивлена, что он караулит под дверью? Отвечать ему не посчитала нужным. Вытерлась полотенцем насухо и начала вытирать волосы, когда снова раздался его голос:
— Лена, ответь мне, пожалуйста…
— Уходи, Синицин, — ответила я. Видеть мне его действительно не хотелось. Все эмоции будто заморозились, сейчас мне было все равно, что он думает, что он чувствует, переживает за меня или нет. Но то ли я забыла за это время каким упрямым может быть мой муж, то ли наивно посчитала, что моих слов будет достаточно. Не достаточно, поняла я тогда, когда он принялся настойчиво стучать в дверь.
— Открой мне, слышишь! Я чувствую, что тебе плохо!
Усмехнулась и, завернувшись в полотенце, открыла дверь в душевую комнату. Не учла одного — что станет снова дурно, пока шла открывать, поэтому получилось так, что Синицин поймал меня почти что в полете к полу.
— Лен, ну, что ты творишь? — простонал он, придерживая меня одной рукой, а второй держась за косяк двери. Меня неожиданно пробрал смех, так комично выглядела вся эта ситуация — я слабая после болезни, пытаюсь удержаться за него, а он сам только еле встал на ноги и держится за что пришлось. Два инвалида.
Антон, глядя на то, как я смеюсь, несмело улыбнулся и окинул меня теплым взглядом, в котором сквозила нежность. Я резко перестала смеяться.
— Мне уже лучше, отпусти, — пробормотала я и отвела взгляд. Антон тяжело вздохнул и нехотя меня отпустил. Но не ушел, продолжая пристально на меня смотреть.
— Может, уйдешь? — предложила я, особо не рассчитывая на результат.
— Нет.
Ну, нет, так нет. Стесняться я точно не собираюсь, я его сюда не приглашала. Отвернувшись, прошла к банным халатам, что висели в комнате, сняла полотенце и еще раз решила вытереться насухо.
Антон как-то судорожно вздохнул, а я улыбнулась. Предлагала же уйти.
— Нам надо поговорить.
Я обернулась и окинула мужа взглядом. Стоял напряженный, глазами поедая мою фигуру и было видно, что ему вовсе не до разговоров.
— Нет, — коротко ответила я, тем временем накинув халат, на разгоряченное после душа тело.
— Так и будем общаться?
— Так и будем, — утвердительно кивнула я, — Правда, есть второй вариант, ты даешь мне развод, и мы расходимся, как в море корабли.
— Никакого развода не будет! — рявкнул он и развернувшись ушел, перед этим шарахнув дверью, так, что я вздрогнула.
После водных процедур неожиданно пришел аппетит. И я решила спуститься на кухню и приготовить, что-нибудь поесть. Продуктами Влад запасался всегда, а вот то, что мой дражайший муженек не удосужился что-то приготовить, я не сомневалась.
Мой энтузиазм слегка поубавился, как только я зашла на кухню и обнаружила там Антона. Он стоял возле открытой форточки и курил, в левой руке поблескивала серебряным набалдашником трость, с которой он теперь не расставался. Сможет ли он без нее когда-нибудь обходиться? Первым желанием, конечно, было развернуться и уйти к себе в комнату. Но я, упрямо подняв подбородок, прошла к холодильнику, с целью провести там основательную ревизию. Углубившись в его недрах, я не заметила движения и только почувствовала, как сильные и горячие руки Антона прижимают меня спиной к его мощному телу. Устало вздохнула и захлопнула холодильник.
— Может, все-таки оставишь меня в покое, Синицин?
— Не злись, родная, — прохрипел Антон, уткнувшись мне в шею, — Я не верю в твои слова. Не любишь? Это ложь. Если бы не любила, не дрожала бы в моих руках…
С легкой паникой, я почувствовала, как его рука забралась мне под халат, поднимая его и в следующую секунду, отодвинув мои трусики, принялась ласкать меня. Черт! Вырываться желания не было вовсе! Я судорожно вздохнула, Антон, тем временем, не медлил и вот уже вторая рука легко сжала мою грудь. Не сдержав стона, я инстинктивно прижалась к нему теснее.
Он резко развернул меня к себе, распахнул халат и взял в рот напрягшийся сосок. Волна резкого наслаждения пронзила меня и когда его вторая рука вернулась к моему лону, я закричала.
— Вот так, девочка моя, — хрипло пробормотал Антон, — Кричи, я хочу слышать…
И черт бы побрал моего муженька, потому что его слова, произнесенные хриплым от желания голосом, возбуждали сильнее ласк.
Он мучил меня долго, переходя от груди к не менее чувствительной шее, от шеи к животу, ни на секунду не оставляя меня. Настолько долго, что ноги подкосились и я была готова умолять его, чтобы прекратил мучить, чтобы, наконец, дал то, что так жаждало мое тело. Но, видимо, Антон и сам был на грани. Он стонал вместе со мной, глаза горели еле сдерживаемым желанием.
До кровати мы не дошли. Я взяла его за руку и привела к кухонному столу. Села и широко раздвинув ноги, притянула его к себе. И он не выдержал, вошел в меня резко, глубоко, восхитительно.
Я выгибалась всем телом и царапала ему спину, слыша его рык при этом, который все больше меня заводил. Его толчки становились быстрее, и я почти сорвала голос в крике.
— Родная моя, любимая…
Он достиг разрядки первым, но не оставил меня и довел до какого-то сумасшедшего оргазма. Все-таки я соскучилась по этому засранцу, — промелькнуло на задворках сознания.
Мы оба тяжело дышали, Антон продолжал сжимать меня в объятьях.
— Девочка моя… — с нежностью прошептал он и потянулся к моим губам. Но я резко отвернулась, не смотря в его глаза, произнесла:
— Это ничего не доказывает, Антон. Это желание, а не любовь.
Муж застыл, как памятник самому себе, а потом, взявшись пальцами за мой подбородок, почти что нежно повернул к себе, заставив посмотреть на него.
— Я виноват, родная, — произнес он, глядя в мои глаза с любовью, — Я эгоист и собственник. Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
— Ты не понимаешь, Антон? Не важно, что ты сделаешь или нет, важно то, что через пару-тройку дней ты все забудешь, обещания, заверения и у тебя опять появиться тысячи причин, чтобы быть эгоистом и собственником. В последнее время ты даже перестал интересоваться, что же со мной случилось. Я, например, узнала кто нанял киллера. А ты, вообще, в курсе, что меня держали в плену, чуть не изнасиловали и не убили? Тебе, вообще, интересно? Или тебя волнуют только собственные чувства? Ревность, говоришь? То есть по твоему мнению, если я недостойная предательница, то и хрен со мной, можно не интересоваться, что со мной происходило за этот месяц? Ты жесток, Антон. Ты и раньше таким был, только я не думала, что эта черта характера распространяется на близких тебе людей. Пусти меня!
После потрясающего секса и последующей моей отповеди, я, вырвавшись из его объятий, ушла в гостевую комнату. И не выходила из нее весь день до самой ночи, проклиная собственную, в принципе здоровую, реакцию тела на него и отсутствие связи с внешним миром. Безумно хотелось позвонить сыну, матери, узнать, как там Катарина. Но мой телефон был разбит вдребезги Лукой, а просить у Антона я не хотела, тем более, что прекрасно знала, что даже сейчас он контролирует ситуацию и знает, что с Кириллом и Катариной все в порядке. От этого злилась еще сильнее, получалось, что он просто суперпапа, а я нерадивая мамашка, которая уже месяц не звонит собственной семье. Я была на сто процентов уверена, что мама и сын не в курсе происходящий событий со мной, а Антон «успокоил» их какой-нибудь фразой, что я на отдыхе в заграничном санатории и дозвонится нет возможности. Убила бы придурка!
Как у этого самовлюбленного типа получается так выкручиваться? Ведь даже моя собственная мать относится к нему, как к божеству и все время твердит мне, что более лучшего отца своим детям я не найду. Я затыкалась во время таких разговоров, захлебываясь собственным ядом, что сочился из меня, так и хотелось крикнуть ей: «Открой глаза! Он бандит! Все, что происходит опасного в нашей жизни принес он!» Но я молчала, всегда защищала его, даже от собственной реакции. Причин злится все эти девять лет у меня не было, на самом деле. Мы спокойно жили, занимаясь каждый своим делом. И получилось так, что все больше и больше отдалялись друг от друга. И вот теперь, здесь в России, когда наши отношения основательно встряхнулись, оказалось, что нет того Антона, ради которого я убила собственного отца, нет той меня, что замирала от одного его взгляда, так что сердце переворачивались и становилось трудно дышать. Что же осталось? Безумное сексуальное притяжение? Но разве на нем можно строить отношения? И действительно ли я хочу разрушать наш брак? Усмехнулась, вспомнив старую русскую поговорку — хорошее дело браком не назовут. Его слова там на кухне… Верит ли он сам в то, что говорит? Кто же я для него? Кто он теперь для меня?
Голова шла кругом и хотелось уйти от этих мыслей, хотя бы ненадолго, переключится на что-нибудь другое. И у меня получилось, только и новые мысли не принесли спокойствия. Лука. Мой брат, который причинил мне неимоверную боль, которому я причинила такую же боль. Теперь, после выписки из больницы можно было об этом подумать, только надо ли? Те дни, что я побывала почти что наедине с его ненавистью, злостью и обидой и те несколько минут в машине с его прощением и каким-то пониманием, перевернули мою душу. Я испытывала двоякие чувства к этому человеку, но сильнее всего был страх, а еще тоска, по чему-то такому, чего у меня никогда на самом деле не было. Я чувствовала вину перед ним, но извинятся не хотелось. И видеть его тоже. Я боялась его. Чувство вины — это самое острое чувство во мне сейчас. Перед матерью, детьми, а еще перед Виком.
Я надеялась, что все с ним будет хорошо. Даже после того, что он сделал, я не держала на него зла, не могла, злости во мне и так предостаточно, а Слава… его могла лишь пожалеть. За все это время, я привязалась к нему, как к другу, в начале был даже какой-то интерес, как к мужчине. Но всегда, всегда перед глазами, в сердце был Антон.
К черту! Не хочу больше думать ни о чем! Хотя бы немного побыть в тишине. Мне это просто необходимо.
Мне было безумно жарко, так, что хотелось содрать с себя саднящую кожу, казалось, что жар пробирает до самых костей. Неужели снова температура поднимается? — подумала я сквозь сон, попыталась открыть глаза, но не смогла и снова провалилась в тяжелую темноту.
Облегчением стало прикосновение руки, холодной, именно то, чего так хотелось, и я уткнулась в нее лицом, судорожно вдыхая.
— Родная, да, ты горишь! — услышала я взволнованный голос Антона, но открывать глаза и, вообще, как-то реагировать сил не было.
Отрезвил меня все же его голос, когда он набрал скорую и начал диктовать адрес. Меня буквально подбросило на кровати и я, открыв глаза, резко сказала:
— Не надо больше врачей! Прошу!
Неожиданно, даже для самого себя, Антон подчинился и сбросил вызов.
— Маленькая, у тебя температура…
— Я знаю, но я больше не могу быть в больнице, иначе с ума сойду, — ответила я, чувствуя, как слабость разливается по всему моему телу.
— Я позвоню Владу…
— Тоша, — снова прервала я его, — Мы сами справимся.
Антон посмотрел на меня с минуту, а я молилась, чтобы меня сейчас окончательно не покинули силы, и я не рухнула бы мешком на кровать.
— Хорошо, — через долгую минуту произнес он напряженным голосом, — Сейчас принесу аптечку и посмотрю, чем еще тебя можно полечить.
Как только он вышел из комнаты, я с размаху легла на подушку, тихонько застонав. Сумасбродство? Да, именно оно, но мне осточертела больница, врачи и сама эта болезнь. Сознание я не теряла, температура высокая, но не критичная, поэтому справлюсь своими силами.
Уже через две минуты меня напичкали жаропонижающими и заставили выпить горячий чай с молоком. После чая на меня напала полудрема и пришло даже какое-то облегчение, поэтому я с блаженным стоном, уткнувшись в подушку, снова провалилась в сон.
Была глубокая ночь, когда я проснулась от легкого проглаживания и тихого бормотания.
— Маленькая моя, родная, девочка моя любимая…Прости меня, малыш, я сошел с ума, плохо думая о тебе… Я конченный урод, ты не заслуживаешь такого, как я, но именно ты делаешь меня лучше, только из-за тебя эта земля еще мирится с моим существованием…Я так боюсь потерять тебя… И именно из-за этого страха теряю остатки разума…Больно, как же мне было больно, когда ты сказала, что не любишь меня…Но я готов к этому… Давно готов. Такая, как ты, не может любить такое чудовище, как я. Все просто, девочка моя. Моей любви хватит на двоих, родная.
Мое сердце упало после его слов. На глаза навернулись слезы, из груди рвались рыдания, я прикусила губу, чтобы не разреветься. Но это не помогло. Мне было безумно жаль его, я чувствовала его боль, как свою, а еще я поняла, что…. Люблю его вопреки всему, не за что-то, а просто так. Не девической любовью, как девять лет тому назад, а любовью уже взрослой женщины.
Антон продолжал нашептывать и успокаивающе гладить меня по плечам, и я не выдержала, разрыдалась в голос, содрогаясь от дрожи в его объятьях.
Ничего не имело значения. Я выплескивала со слезами свою обиду и злость, свой страх, что пережила за последние месяцы, свою по сути капитуляцию, потому что мое сердце, в который раз тянулось к нему, даже зная, понимая, что ничего не измениться, что он таким и останется. Но разве нужен он мне будет другой? Будет ли он тем Антоном, которого я любила?
Все время пока я плакала, он крепко обнимал меня, повернув к себе, целовал мое лицо и шептал какие-то нежные глупости, которые я не воспринимала, но которые дарили мне утешение. Когда я немного успокоилась, то поняла, что в нашей схватке нет победителей и проигравших. Мы оба заложники наших чувств и наших страстей. И, по сути, мой муж так и остался тем мальчишкой, которого не любили в детстве собственные родители и который больше всего на свете боялся быть отвергнутым, поэтому маскировал свой страх, заменяя боль на жестокосердие. Глубоко вздохнув, я оторвала голову от его плеча и тихим, но твердым голосом произнесла:
— Твоей любви не хватит на нас двоих, Тошка.
Муж замер, превратившись в каменное изваяние и впиваясь в меня замершим взглядом.
— Таких жертв не нужно. Ты прав. Я солгала и тебе, и себе, посчитав, что не люблю тебя. Люблю, до боли в сердце, люблю, вопреки всему. Я никогда не спала с Виком, Антон.
— Я верю, маленькая, — сдавленно прошептал он.
— Но никогда тебе не прощу твоего недоверия.
Антон сжал челюсти и прикрыл глаза, не выпуская из объятий. Молчал, а я… Да, я решила чуть-чуть, совсем немного, помучить его своим молчанием и только выдержав паузу, сказала:
— Поэтому всю свою жизнь ты будешь вымаливать у меня прощение, зараза такая.
Антон с шумом выдохнул и с недоверием распахнул глаза, вглядываясь в мое лицо.
Я робко ему улыбнулась и тут же была зацелована нежнейшими поцелуями, что порхали по щекам, глазам, всему лицу. Прерывисто вздохнула, запуская свои пальцы в его волосы.
— Как ты, малыш? — тут же забеспокоился Тошка и опустил на лоб ладонь, проверяя нет ли у меня температуры.
— В порядке, — прошептала я, смотря на него, на его мужественное лицо, сверкающие любовью глаза, чувственный рот, который мне тут же захотелось поцеловать. Облизала пересохшие губы и услышала мучительный стон.
Антон уткнулся лицом мне в шею и пробормотал:
— Это никогда не кончится. Я понял это давно, но надеялся, что с возрастом хотя бы притупится. Ошибся. Мне необходимо касаться тебя. Понимать, что ты моя. Иначе схожу с ума. Иначе, начинаю думать, что не нужен тебе. Я ненормальный, потому что ты сейчас больна, а я только и могу думать о том, какое мягкое твое тело, как я хочу взять тебя, услышать, как ты кричишь подо мной, чувствовать тебя, всеми клеточками, всей кожей, вдыхать твой запах, только так, я не схожу с ума. Только тогда, я прекращаю думать о том, что однажды ты уйдешь, бросив мне, что не любишь, что не нужен.
Я задохнулась от нахлынувших эмоций и обняв его в ответ, тихо прошептала.
— Тогда не сходи с ума, родной. Возьми меня, я твоя.
Все мои мысли были вытеснены его жадным поцелуем, страстным, собственническим. Казалось, он выпивает меня по глоткам, не оставляя и остатка. Мы целовались так страстно и так долго, что я потерялась во времени и пространстве и когда он нежно приподнял мои бедра, я вдруг поняла, что готова его принять и что мы оба раздеты.
Антон вошел в меня с болезненным стоном, прикрыв веки, а я с восхищением смотрела на его лицо, поддернутое в этот момент дымкой желания и страсти. Не было никого прекраснее в этот момент. Все мои мысли смыло волной, когда он начал двигаться во мне, заполняя до конца, так жарко, что становилось невозможно дышать, невозможно не прикоснуться к нему и не ощутить его упругие мышцы под своими пальцами. Я подалась ему навстречу, но Антон прижал меня к кровати, глухо пробормотав:
— Нет, маленькая, не двигайся, пожалуйста…
И я поняла в этот момент, что он сдерживает свои желания, боясь испугать, хочет быть нежным. Только кому нужна была нежность в этот момент, когда я сама желала дикого слияния, чтобы почувствовать его кожей, слиться с ним в единое целое.
Скрестив свои ноги на его талии, я сжала внутренние мышцы и закусив губу, посмотрела с вызовом в его глаза, которые широко распахнулись.
— Ты не хочешь нежности, — констатировал он, вглядываясь в мое лицо.
А после дал то, чего мы желали оба. Движения были дикими, страстными, наслаждение на грани фола. Зажав мои руки над головой, он врывался в меня с силой, отпустив себя. И я, в который раз, чуть не сорвала голос.
— Ты невероятная, маленькая моя, — сказал он после, приглушенным голосом, пока я лежала уставшая и довольная на его груди и перебирала пальцами его пальцы, разглядывая его руку, будто не было ничего важнее сейчас.
— Ты должна была испугаться.
— Чего именно, Антон? Страсти?
— Нет. Моей животной похоти.
— Увы и ах, — произнесла я с легким смешком, — Но нет, не испугалась. Ты преувеличиваешь, дорогой, свою звериную сущность.
— Даже так? — с наигранным шоком произнес он и перевернул меня на спину.
Но тут же посерьезнел и, недолго помолчав, произнес:
— Прости меня.
Я хотела возразить, но он приложил ладонь к моим губам и продолжил:
— Нет. Послушай, я не знаю, как ты все эти годы выносила мой идиотский характер, как сглаживала и терпела, но я клянусь. Нет, не то, что перестану быть собственником, эгоистом, видимо, это уже неискоренимо. Я клянусь, что постараюсь не делать больно тебе, умерить свою жестокость и чаще говорить тебе, что я на самом деле к тебе чувствую. Я постараюсь исправиться, маленькая моя, но мне иногда нужна будет твоя помощь.
Антон несмело, как-то робко посмотрел на меня и улыбнулся, а я тяжело вздохнула, про себя поклявшись, что волшебного пинка, если что, я ему дам.
— Заметано, — ответила я весело и улыбнулась ему в ответ.
Утром приехал Влад и, посмотрев на довольную физиономию моего мужа, только и делал, что ухмылялся и бросал на него ехидные взгляды. Интересно, что бы это значило?
На скорую руку я приготовила завтрак, и мы втроем сели за стол.
— Как дела, Влад? — спросила я, решив прервать затянувшееся молчание.
— Да, все в норме, — ответил тот, — Выходной, вот решил вас навестить. Посмотреть, не убили ли вы тут друг друга. А то Антон у нас парень горячий, — засмеялся Влад.
Я же нахмурилась. Речников явно в курсе тех событий и мыслей Антона. Тема была мне неприятна. Он что, всех вокруг известил о наших проблемах?
Хорошее расположение духа у Антона смыло волной, едва он взглянул на мое потемневшее лицо.
— Влад, заканчивай, — отрывисто бросил он.
— А я что, я ничего. — ответил Речников, — Это ты тут ее во всех смертных грехах обвинял.
Я со звоном бросила вилку на стол и порывисто поднявшись со стула, удалилась в гостевую.
— Ты охренел?! — послышалось рычание моего мужа, но дальше я слушать не стала. Мне было понятно, что Антон поделился с друзьями, но приятного из этого было мало. Да и Влад, мог бы промолчать. Но почему-то, обычно тактичный Влад вмиг растерял свою тактичность, а еще чувство самосохранения, раз решил вывести Антона из себя.
Глубоко подышав, чтобы успокоиться, я направилась в душевую. Пусть мужчины выясняют отношения, раз им так хочется. Но через несколько минут дверь душевой комнаты открылась и ко мне зашел Антон.
Я стола под струями воды и как только он зашел, отвернулась к стене. Была немного зла. У мужиков все-таки не язык, а помело, а еще нас обвиняют в излишней болтливости.
— Ты его, случайно, не убил? — спросила я с нервным смешком.
— Нет, просто сказал, что он идиот и выставил его за дверь.
— Из собственного дома? Оригинально, — озвучила я, намыливая мочалку. Послышалось шуршание одежды и через минуту Антон присоединился ко мне.
— Синицин, я не в настроении.
Сильные руки Антона легли мне на плечи и сжали, не давая возможности двигаться.
— Прости меня, — горячо зашептал он, — За все и за испорченное утро тоже. Я не верил тому, о чем говорили напрямую. До конца не хотел верить. Но когда увидел тебя там, в его руках… мне даже в голову не пришло, что тебе настолько плохо. Глаза застилала ревность. Я успокаивался и снова слухи о вас доводили меня до бешенства и безумия. Прости меня, за то, что не спросил, а спросив, не поверил. Прости за то, что Влад в курсе. Только ведь именно Влад и Митяй рассказали мне про тебя и Вика. Они тоже сначала поверили.
Я устало вздохнула и, расслабившись, прижалась к его груди.
— Когда мы вернемся во Францию? — спросила я.
— Скоро, маленькая моя, — шепнул Антон и заскользил по моей шее в поцелуе. Его руки наглаживали мое тело, которые благодаря мылу скользили так соблазняюще, что я не сдержала чувственного стона. Антон знал мое тело, как свое, знал, как ласкать, чтобы принести удовольствие. Вот и сейчас его рука, легонько сжала мою грудь, и я приготовилась к долгому и чувственно-нежному наслаждению.
Но Антон умел удивлять. Внезапно, его ласки оборвались, и он рывком прижал меня к стенке душевой, прижавшись ко мне настолько близко, что я чувствовала его возбуждение.
— Сладкая моя, — севшим голосом пробормотал он, — Ты моя. Никому тебя не отдам. Никогда. Можешь забыть о побеге от меня.
Какой побег, когда я задыхалась от страсти и проснувшегося вожделения?
Оторвавшись от меня и чуть раздвинув мои ноги, он рывком вошел, сорвав с моих губ блаженный стон.
То, что происходило дальше было невероятно дико и необузданно. Он входил в меня мощными толчками, на всю глубину, продолжая удерживать и вжимать меня в стену душевой. Это было жестко, но настолько восхитительно, что я чувствовала, что еще чуть-чуть и потеряю сознание. Невероятное слияние тел и душ, обжигающие прикосновения, я нуждалась в нем так же, как и он и когда я думала, что лучше, чувственнее и сильнее быть не может, он доказывал обратное. Он подводил меня к грани, балансируя на ней и не давал взорваться в удовольствии, оттягивая момент и снова, и снова.
— Антон, пожалуйста! — кричала я о пощаде.
А он будто стремился доказать, что он единственный, кто может довести меня до безумия, кто любит и желает настолько сильно.
И только взорвавшись от сильного оргазма, я почувствовала, что он ослабил хватку и через секунду последовал за мной. Мои ноги подкашивались, я закрыла глаза, содрогаясь в конвульсиях удовольствия.
— Посмотри на меня, — простонал он и я утонула в темном омуте его глаз, повернувшись в его руках к нему лицом.
Мои ноги подкосились, Антон, подхватив меня на руки, вынес меня из душевой. Ему пришлось отпустить меня, чтобы наскоро вытереть наши тела полотенцем. Но похоже, надолго расставаться со мной он не мог, поэтому после того, как убедился, что я достаточно суха и с меня не капает вода, он вновь подхватил меня на руки и отнес в спальню. Я была совсем не против, чтобы меня потаскали на руках и уткнулась в его грудь, с улыбкой.
Он уложил меня на кровать. И только тогда, от осознания, меня будто пронзило током, и я подскочила с кровати, как ошпаренная.
— Тошка! — закричала я, во все глаза смотря на него, — Ты смог меня донести!
Я бросила взгляд на трость, которая сиротливо стояла возле окна.
Антон слегка побледнел и смотрел то на меня, то на свою трость. А потом лучезарно улыбнувшись, в мгновение ока оказался около меня и увлек на кровать. Все еще улыбаясь, он покрыл мое лицо поцелуями.
— Ты — мое лучшее лекарство, — с нежностью прошептал мне он, — Если бы не ты, я не встал бы на ноги.
Я не стала уточнять, прекрасно поняв, что в этой ситуации на ноги помог ему встать стресс и злость. Вернее сказать, цель — посмотреть бесстыжей женушке в глаза. Я слишком хорошо знала своего мужа. Но чего уж теперь? Да и не все ли равно? Есть результат и он устраивает нас обоих.
— Льстец, — заключила я, посмеиваясь.
Перестав меня целовать, муж долго всматривался в мое лицо, а потом, внезапно, произнес:
— Лен, расскажи, что произошло за это время.
— Будто ты не знаешь, — проворчала я, недовольная тем, что он перешел на неприятные воспоминания, — Я получила воспаление легких, а потом меня чуть не убил Азид.
— Расскажи мне то, о чем я не знаю, — потребовал муж, — Что произошло, после того, как ты уехала от меня, там в больнице.
Я похолодела. Рассказать ему про Луку означало… Многое, что означало, например, то, что если я Луку отпустила, то он его найдет и прибьет и даже то, что он мой брат его не спасет. Как, вообще, такое можно рассказать?
— Нет.
— Почему? — тут же бросил мне муж, напрягшись всем телом.
— Потому что не хочу.
— Мне допросить Викинга?
Я взвилась на постели от возмущения и негодования.
— Синицин, ты в своем репертуаре!
Антон с тяжелым вздохом притянул меня к себе и как я не сопротивлялась, сжал в железных объятьях.
— Я должен знать, родная, — услышала я его севший голос, — Я не знаю, что с тобой произошло, все время боюсь испугать тебя. Знаю только, что несколько дней тебя не было. Кто это сделал? И… что он делал с тобой?
Я поежилась от воспоминаний. Сейчас эти воспоминания выглядели как горячечный бред. Брат, который не погнушался касаться меня, как мужчина. Брат, который желал моей смерти. Брат, который отпустил меня, признавшись в своей братской любви.
Я вздохнула несколько раз, для того, чтобы успокоиться и рассказала ему краткую версию тех событий. Лука- мой сводный брат, решил отомстить за смерть отца, сам убить не смог, поэтому позвал Азида, а потом в нем проснулись все-таки братские чувства, и он сдал меня на руки Викингу.
— Я до сих пор в себя прийти не могу, — под конец рассказа пожаловалась я, — У меня ощущение, что я в индийскую мелодраму попала. Но… видеть я его не хочу. Не смогу. Между нами слишком большая пропасть, чтобы стать близкими людьми.
Все Антону я не расскажу даже под страхом смерти. Это слишком грязно, слишком странно и больно, в общем, все слишком.
— Так что киллер в Нанте, его рук дело. Но благодаря тому, что вы с Митяем на завод замахнулись, меня еще и за это убить пытались.
Муж тяжело вздохнул и, уткнувшись мне в шею, пробормотал:
— Не нужен мне завод. Я Митяю акции обратно отдам.
Я скептически посмотрела на мужа и даже бровь выгнула. Да, ладно? Столько за них воевать, а теперь — отдам? Увидев, что я не верю ни единому слову, Антон посчитал необходимым пояснить:
— Ты права. Я хотел вернуться в Россию. Пусть под другим именем. Но с той же властью и силой. Кто я был во Франции? Бизнесмен среднего порядка, русский эмигрант, бизнес которого держится на плаву, благодаря таким же эмигрантам из России. Только здесь у меня могла быть та власть и те деньги, которые нужны. Мы приехали сюда из-за киллера, но, когда Митяй предложил это дело, тем более и ты как-то с этим заводом была связана, я понял, что это мой шанс вернуться.
— А все просто, Антон, оказалось, — прервала я его, — Завод связан со мной, благодаря моему отцу и Лешке.
— Лешке? — переспросил муж.
Пришлось ему рассказать о том разговоре с Азидом, состоявшийся еще в мое первое похищение. Антон только кивнул на это и продолжил:
— Только, получается, если я хочу вернуться, мне придется пожертвовать тобой, семьей. И я понял это только тогда, когда чуть не потерял тебя. А зачем мне все это, если рядом не будет вас?
Я смотрела на мужа, боясь поверить в то, что услышала. Неужели дошло, наконец, что его игры плохо закончатся?
— И что теперь, что ты решил?
Антон сжал меня в объятьях, так что у меня дыхание перехватило.
— К черту все! Ты, Кирилл и Катарина самое дорогое, что у меня есть. Я умею признавать свои ошибки и плевать на остальное.
Внезапно он обхватил руками мое лицо и пристально вглядываясь, произнес:
— Я больше не позволю нам отдалится друг от друга, слышишь? Плевать на агентство и твой магазин, пусть оно все синим пламенем горит, если забирает у меня тебя. Никакой работы дома и в выходные и тебя это тоже касается.
Я фыркнула, но скорее для вида, так как была полностью с ним согласна. Но Антон понял это по-своему.
— Ленка, я сожгу твой магазин к чертовой бабушке, если ты будешь там и выходные проводить. Будешь у меня дома сидеть.
— А кушать мы что будем, если работать перестанем? — переспросила я со смехом.
— Хорошо, — изменил траекторию мыслей муж, — Твой магазин закроем, а ты пойдешь работать в мое агентство, будешь у меня вместо секретарши.
— Сейчас, ага, бегу и падаю.
— Между прочим, зря отказываешься, — весело пояснил Антон, — Обязанности твои будут весьма разносторонние, например, с утра, когда ты принесешь мне кофе, можно будет заняться кое-чем поинтереснее, чем на звонки отвечать и мои приказы записывать.
— Ты охамел, Синицин! — возмутилась я, выбралась из его объятий и запустила в него подушкой.
Антон засмеялся и, поймав меня за руки, снова повалил на кровать, целуя в губы.
— Мы возвращаемся, маленькая моя.