Харли
Я собираюсь убить Нолана. Долго и медленно. Меня еще никогда в жизни так не баловали. Он отправил меня в этот салон, чтобы я подготовилась к благотворительному ужину «Хулиганов» в поддержку борьбы с раком груди, который состоится сегодня вечером. Я думала, что мне просто сделают прическу и макияж. О, нет! Он записал меня на все — прическу, маникюр, педикюр, эпиляцию ног, уход за лицом и макияж.
Ладно, я скажу, что уход за лицом действительно хороший. И мои ногти выглядят красиво, даже если я буду их уничтожать, когда вернусь на работу. Прическа и макияж — это не страшно, с этим я справлюсь. А вот с чем я не могу справиться и отказываюсь делать это снова, так это с эпиляцией ног. Да, черт возьми, они стали гладкими, как стекло, но, черт возьми, как же это больно! Я отомщу Нолану за это. Мои ноги не так уж плохи, и я вполне могла бы побриться. Поэтому собираюсь достать его, когда он меньше всего этого ожидает. Например, когда он будет спать. Я куплю несколько восковых полосок, наклею их ему на ноги и отдеру, посмотрим, как ему понравится.
Накрасившись, я иду домой одеваться. Вхожу в парадную дверь как раз в тот момент, когда Нолан выходит в гостиную в своем смокинге. В моей голове играет песня OneRepublic — «Stop and Stare», потому что именно это я и делаю. Я могу только стоять и смотреть на Нолана, который выглядит до смешного красивым в своем приталенном черном смокинге и галстуке-бабочке. Он застенчиво улыбается и застегивает пуговицы на смокинге, а затем проводит руками по лацканам.
— Как я выгляжу? — спрашивает он, разводя руки в стороны.
— Я стараюсь сейчас не запрыгнуть на тебя, так что, как ты думаешь? — хриплю я.
Нолан смеется.
— Твоя прическа и макияж выглядят потрясающе, — говорит он.
— Да? Ну, у меня есть повод побеседовать с тобой позже обо всем этом, — рычу я, проводя рукой по своему телу.
Нолан сдерживает улыбку.
— У тебя много вариантов наказания на уме, не так ли?
— Придурок, — бурчу я, проталкиваясь мимо него. — Мне нужно одеться, чтобы мы не опоздали.
Слышу, как он хмыкает, когда я захлопываю дверь спальни. Улыбаюсь и качаю головой. На то, чтобы надеть платье, у меня уходит всего несколько минут. Я смотрю на себя в зеркало. Должна признать, что выгляжу очень сексуально. Я обуваю на ноги рабочие ботинки и открываю дверь. На кухне я застаю Нолана, который пьет стакан воды.
— Ну как? — спрашиваю я, убедившись, что мои сапоги видны.
Глаза Нолана тут же устремляются на мои ноги, и он давится водой. Ему приходится крутиться и наклоняться над раковиной, откашливаясь. Он пару раз сильно кашляет, а потом хватает бумажное полотенце и вытирает лицо. Я не могу удержаться от смеха.
— Харли! Лучше бы ты пошутила!
Я бросаю на него невинный взгляд.
— Ты хочешь сказать, что я не могу надеть свои ботинки?
— Детка, давай, надень свои туфли, нам пора выезжать. — Он ухмыляется.
— Ну и ладно! — я хмыкаю. — Но ты помассируешь мне ноги, когда мы вернемся домой.
Я возвращаюсь в спальню и надеваю туфли на четырехдюймовых каблуках, которые купил для меня Нолан. Я надевала их, когда возвращалась домой с работы, чтобы научится ходить на них как нормальный человек. И должна сказать, что мне стало чертовски комфортно в них. Я даже могу в них бегать. Конечно, это благодаря Нолану, который гонялся за мной по дому.
Когда возвращаюсь в гостиную, Нолан улыбается.
— Намного лучше. Ты выглядишь великолепно.
Я улыбаюсь.
— Спасибо.
Он подходит и кладет руки мне на бедра. Наклоняется и целует меня в щеку.
— Не хочу испортить твою помаду, — тихо бормочет он. — А это… — он проводит пальцем между моих грудей, где декольте очень обнажено из-за опасно низкого V-образного выреза платья. — … будет сводить меня с ума всю ночь, — ворчливо говорит он.
— Может быть, если ты будешь хорошим мальчиком, я позволю тебе трахнуть меня в чулане для метел, — мурлычу я, проводя рукой вниз, чтобы прикрыть его стояк.
Нолан закрывает глаза. Я вижу, как раздуваются его ноздри и сжимается челюсть.
— Детка. — Предупреждает он.
Я резко отпускаю его и отступаю назад.
— Пойдем, пора уже, — щебечу я и направляюсь к двери.
Он тяжело вздыхает и следует за мной к выходу.
Когда мы добираемся до места, Нолан отдает ключи парковщику, а затем протягивает мне свой локоть. Я просовываю свою руку через его и позволяю ему провести меня в зал. Ужин проходит в бальном зале Массачусетского конференц-центра.
Мы входим в бальный зал, и я поражаюсь элегантности декораций. В центре — танцпол, окруженный столами. На возвышении стоит длинный главный стол, за которым, судя по всему, сидят все главные лица, в том числе и отец Нолана. В одном конце комнаты находится большой буфет с едой и бар. Диджей располагается на другой стороне комнаты в кабинке, установленной в одном из углов. А поскольку благотворительный вечер посвящен раку груди, все декорации выполнены в разных оттенках розового. Я смотрю на Нолана.
— Ты все это сделал? — спрашиваю я в благоговении.
Он скромно пожимает плечами.
— Брок очень помог.
— Это невероятно, — говорю я ему. — Твоя мама гордилась бы тобой.
Нолан благодарно улыбается и ведет меня к небольшому столику с карточками. Он записывает наши имена и ведет нас к столику справа от главного стола. Брок и его жена сидят там, потягивая шампанское из фужеров.
Брок улыбается нам.
— Привет, ребята!
Он встает и пожимает руку Нолану, а затем чмокает меня в щеку.
— Привет, Брок. Привет, Мари! Рада снова тебя видеть, — говорю я и обнимаю ее.
— Я тоже, Харли! — отвечает она.
— Все идет гладко? — спрашивает Нолан у Брока.
— Пока да. — Он кивает.
— Хорошо.
Я оглядываю комнату. Поднимаю глаза на главный стол и вижу, как мистер Хаммерстайн смотрит на меня. Я просто закатываю глаза. Как скажешь, старик. За другими столами сидят игроки, их супруги и люди, которых я не знаю, но они, вероятно, работают с Ноланом. Я замечаю Романа. Он разговаривает с парой незнакомых мне парней. Увидев меня, он ухмыляется и подмигивает мне. Здорово. Это как раз то, что мне нужно — Роман, флиртующий со мной.
Нолан
Я наблюдаю за Харли и Мари, которые танцуют на танцполе. После нескольких бокалов вина и стакана скотча, а также после того, как я пробыл здесь уже пару часов, мне захотелось в туалет. Я сообщаю Броку, куда направляюсь, прежде чем выйти из-за стола. Мне требуется всего несколько минут, чтобы сходить в туалет и вернуться в бальный зал. За это короткое время я успеваю заметить, что Роман влетает в зал и пытается сбить Харли с ног. Он обхватывает ее за талию, его большие руки практически на ее заднице. Я вижу, что она прижимается к его груди и отворачивает лицо, когда он наклоняется, чтобы поговорить с ней. Должно быть, он в стельку пьян. Я пробираюсь через переполненный танцпол к ним. Подхожу к Харли сзади, вырываю ее из его рук и прижимаю к себе.
— Убери свои чертовы руки от моей девушки, Боровский, — рявкаю я на Романа.
Роман одаривает меня горькой улыбкой.
— Не понимаю, что ты нашла в этом парне, Харли, — говорит Роман и делает шаг ко мне.
Его глаза остекленевшие, и он слегка покачивается на ногах. Определенно пьян.
— Харли слишком хороша для тебя, Хаммерстайн. Давай, Харли, я прощу тебе удар по яйцам, если ты уйдешь отсюда со мной, — говорит Роман с самодовольной улыбкой и протягивает руку Харли.
Харли закатывает глаза и издаёт прерывистый вздох.
— Правда, Роман? Из-за твоего поведения мне снова хочется ударить тебя по яйцам.
Улыбка Романа исчезает в мгновение ока. Его глаза яростно сверкают, когда он смотрит на Харли.
— Слушай сюда, ты, маленькая дрянь, тебе повезло, что я вообще обратил на тебя внимание, будучи такой мужеподобной, как ты… — Роман огрызается, указывая пальцем на Харли, которая возмущенно задыхается.
— С кем, блядь, думаешь ты разговариваешь, Роман? — рычу я, делая шаг к нему.
Хотелось бы мне быть на пару дюймов выше, чтобы я мог заехать ему в лицо. Сейчас ему пришлось бы нагнуться, чтобы сделать это.
— Я говорю не с тобой, Хаммерстайн. А с твоим парнем, — рычит он, глядя на Харли через мое плечо.
Я оглядываюсь через плечо, когда слышу, как Харли разражается смехом. Я поднимаю на нее бровь. Какого черта она смеется?
— Прости. — Она хихикает, размахивая рукой перед лицом. — Я просто нашла это забавным.
— Ты думаешь, это смешно, что я назвал тебя мужиком? — спрашивает Роман в замешательстве.
— Ну, это. И то, что ты выходишь из себя и обзываешься, потому что не получаешь того, чего хочешь. Сколько тебе… пять? Повзрослей, черт возьми, и оставь нас с Ноланом в покое, — говорит она, и в конце ее тон становится серьезным.
Я гордо улыбаюсь своей девушке. Мне нравится, что она не терпит ничьего дерьма и отстаивает себя.
— О, Нолан, твой парень заступается за тебя, потому что ты слишком слаб, чтобы бороться вместо него, как мило, — насмехается Роман.
Мое раздражение быстро и яростно нарастает. Мои кулаки сжимаются по бокам, и мне требуется каждая унция контроля, чтобы не замахнуться на него, потому что знаю, если я это сделаю, то буду тем, кого вырубят на хрен. Харли хватает меня за руку и тянет ее.
— Перестань, детка. Он того не стоит, — мягко говорит она.
Я позволяю ей оттащить меня, продолжая смотреть на Романа.
— Он просто завидует, потому что мой член больше его, — говорит Харли достаточно громко, чтобы Роман и несколько его товарищей по команде, которые наблюдают за происходящим, услышали.
Его товарищи по команде взрываются смехом, а Роман велит им заткнуться.
Харли вытаскивает меня из зала в коридор. Она поворачивается ко мне лицом и кладет руки на шею, а затем притягивает меня к себе и нежно целует в губы.
— Не слушай его, Нолан.
— Он меня просто бесит.
— Я знаю. Но он мудак, и ничто из того, что мы сделаем или скажем, не изменит этого.
Я вздыхаю.
— Я знаю.
Харли снова целует меня, а затем большим пальцем стирает помаду, которую оставила на моих губах. Я ухмыляюсь.
— Как насчет того, чтобы я произнес свою маленькую речь, а потом мы сможем убраться отсюда к черту?
— Ух! Звучит фантастически! Я должна выбраться из этого платья и этих туфлей!
Я смеюсь и беру ее за руку. Веду обратно к столу и усаживаю с Броком и Мари, а сам иду к диджейской кабинке за микрофоном. Каждый год я произношу небольшую речь, в которой благодарю всех за то, что пришли и пожертвовали деньги.
Когда я подхожу к помосту, на котором сидит мой отец с другими высокопоставленными лицами, диджей вырубает музыку. Я встаю перед длинным столом и поднимаю микрофон.
— Добрый вечер, уважаемые гости, — начинаю я с небольшой улыбкой. — Я просто хочу воспользоваться моментом и поблагодарить всех за то, что вы здесь и поддерживаете эту замечательную инициативу. Как вы все знаете, это очень близко моему сердцу, так как моя мать умерла от рака груди.
Я смотрю на Харли, которая ободряюще улыбается мне.
— Я работаю в организации «Хулиганы» уже почти восемь лет. Мой отец держит меня на поводке, предлагая чертовы тонны денег…
— Нолан! — предупреждающе шипит отец позади меня.
Я бросаю на него скучающий взгляд, прежде чем продолжить.
— То, что я действительно хотел сделать и ради чего поступил в Гарвард, — это помочь найти лекарство от рака. Я наконец… наконец набрался смелости и начал поиск новой работы в той области, ради которой поступил в колледж. Я наконец-то понял, что деньги не значат для меня все. — Снова смотрю на Харли и одариваю ее любящей улыбкой. — Я наконец понял, что деньги не сделают меня счастливым. Так что, папа, я увольняюсь.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, и вижу, что он совершенно не в себе, сидя на своем месте. Я бы не удивился, если бы его кресло вспыхнуло. Бросаю на него взгляд, который говорит: «Извини, но я не извиняюсь», и пожимаю плечами.
— Хаммерстайн уходит, — говорю я на прощание в микрофон и бросаю его на стол перед отцом.
Я спрыгиваю с помоста и хватаю Харли за руку, поднимая ее на ноги. Притихший зал разражается аплодисментами, свистом и радостными возгласами, когда мы с Харли выбегаем из зала.
На улице я обхватываю Харли и кручу ее на руках. Она визжит и крепко обнимает меня за шею. Я ставлю ее на ноги, и она взволнованно кричит.
— Боже мой! Это было потрясающе, Нолан! Хаммерстайн уходит! — подражает она.
Я смеюсь.
— Не знаю, что на меня нашло!
Харли качает головой в благоговейном ужасе, а потом берет за плечо мой смокинг и говорит:
— Тебе этого не повторить!
Я разражаюсь хохотом, когда она врывается в песню MC Hammer «Can't Touch This». Я так чертовски счастлив, что присоединяюсь к ней. Мы начинаем исполнять танец Хаммера и бегущего человека во время пения. Мы смеемся так сильно, что по щекам текут слезы. Парковщики смотрят на нас как на сумасшедших.
Эту ночь я буду помнить всегда и благодарить за нее нужно только одного человека… Харли Джеймсон.