Во сне его пахло сгоревшим порохом и металлом, кровью и страхом. Пот из-под каски сбегал по лицу и намочил подмышки. Калеб кричал:
— Внутрь! Всем садиться!
Младший сержант Майк Денанцио метнулся к «хаммеру» и скорчился на заднем сиденье. Вслед ему прогремели выстрелы, напоминавшие разрывы многозарядной петарды на праздновании Дня независимости 4 июля.
— Пошел, пошел, пошел! — скомандовал Калеб.
«Хаммер» вдруг резко накренился. Хватая широко раскрытым ртом воздух и отчаянно ругаясь, девятнадцатилетний младший сержант Дэнни Торрес — водитель — давил на педали. Огромный восьмицилиндровый V-образный двигатель со скрежетом взвыл, и машина рванулась вперед. Из радиоприемника доносились неразборчивые хрипы и вопли. Выстрелы. Крики. Еще выстрелы, громче. Ближе.
Из башенки турели 50-калиберный пулемет обдал кабину пылью и грохотом. Майк перезаряжал винтовку М-16, загоняя в магазин новую обойму. Радио хрипело на английском и арабском. «Хаммер» вилял из стороны в сторону.
— Смотри вправо. Вправо! На крыше.
С бешено бьющимся сердцем Калеб выпустил очередь в ответ. Сквозь исчерканное пулями лобовое стекло он увидел, как идущая впереди машина подпрыгнула и перевернулась, когда они с ревом вырвались из засады. Ровная, ничем не примечательная, безжизненная дорога впереди выпрямилась и потянулась между рядами бетонных бункеров. «Хаммер» набирал скорость.
— Порядок? — крикнул Калеб.
— Порядок.
Майк на мгновение поднял вверх большие пальцы обеих рук. Над головой промелькнул зелено-белый дорожный знак на арабском. Рявкнул клаксон. По среднему ряду шоссе медленно полз какой-то фургон. Час пик по-иракски. Калеб позволил себе осторожно перевести дух.
И тут дорога взорвалась вспышкой дыма и боли.
Он не мог дышать.
Он ничего не видел.
Он ни о чем не мог думать.
Он лежал, выкашливая пыль, а сверху на него дождем рушился асфальт, жалящий, как шрапнель. Он прикрыл голову. Вот здесь, под рукой у него что-то лежало… Что? Ботинок. Обыкновенный ботинок, с обыкновенной ступней и биркой, на которой были выбиты чья-то группа крови, чей-то номер социального страхования… Его пулеметчик. Джексон.
Господи Иисусе!
В ноздри ему ударил запах крови и гари. Его ноги… Он не мог пошевелить левой. Он медленно пополз к Дэнни, скорчившемуся в нескольких ярдах поодаль, в рваной униформе, перепачканной кровью и грязью. Он должен помочь ему. Он должен спасти его. Ползи! Волны боли катились по телу, отбирая силы, сбивая дыхание. Ползи!
Одной рукой он взял мальчишку за плечо, намереваясь перевернуть его на спину, и уставился в лицо… Мэгги.
Голова ее безвольно упала в пыль. Одна сторона лица была покрыта какой-то черно-красной массой. Она намочила ей волосы и медленно стекала на землю. Его охватило отчаяние. Он опять опоздал; она была мертва, он не сумел спасти ее…
Она открыла глаза — синие глаза, глаза Дэнни — и заговорила.
— Просыпайся, — услышал он.
Калеб проснулся резко, как от толчка. Голова гудела и раскалывалась от боли. Левую ногу жгло как огнем.
Над ним склонилась Мэгги, в глазах ее светилась забота — в карих глазах, таких глубоких и темных, что зрачок невозможно было отличить от радужки.
Она приложила ладонь к его щеке, ласково погладила.
— Просыпайся, — повторила она. — Тебе всего лишь снится сон.
— Да, мне… — Он заворочался, стараясь принять сидячее положение и с трудом вырываясь из цепких объятий кошмара. — Прости меня.
— Ты очень устал. Тебе лучше лечь в постель.
— Ага.
Кажется, ноги еще повинуются ему. Калеб попробовал встать. Дерьмо собачье!
— Похоже, я…
Он с силой потер лицо руками, словно стараясь стереть из памяти образ умирающего Дэнни. Или Мэгги, окровавленной и обнаженной, которую пожирают языки пламени.
— Я давно отрубился?
— Теперь даже мне видно, что недавно. — Она нахмурилась. — Больно?
— Немного, — неохотно признал он.
Нога болела так, словно кто-то врезал по ней бейсбольной битой.
— Твоя сестра дала мне таблетки. У тебя есть свои?
— В ванной.
— Хорошо.
— Нет, плохо. — Он все еще не отошел от своего кошмара, а вдобавок навалилась дурнота, вызванная недосыпанием. Так что только таблеток ему и не хватало. — После них я начинаю чудить.
Она вопросительно изогнула брови.
— Чудить?
— Испытываю беспричинную усталость и вялость. А без должной концентрации я не смогу хорошо делать свою работу.
— Да и сейчас тебя вряд ли можно назвать полным сил. Тебе нужно принять таблетки. И отдохнуть. Пойдем. — Она уперлась плечом Калебу в грудь и закинула его руку себе на шею. — Я тебе помогу.
— Я могу идти сам.
— Но только плохо.
Конечно, он мог протестовать. Но правда заключалась в том, что было так приятно опереться на нее — мягкую, теплую и удивительно сильную. Ее волосы то и дело касались его щеки.
— Пойдем же.
Мэгги задыхалась. Все-таки он оказался слишком тяжелым. Но в голосе ее не слышалось раздражения.
Нетвердой походкой Калеб проковылял в ванную и выпил таблетки. Едва удерживаясь на ногах, он сделал свое дело, вымыл Руки и почистил зубы.
Когда он снова открыл дверь, перед ним стояла Мэгги, такая дьявольски красивая, что сердце сладко замерло у него в груди.
— Пойдем спать, — распорядилась она.
Последний из мучивших его кошмаров растаял перед перспективой отвести ее в постель. Его постель.
— Я ждал всю свою жизнь, пока ты скажешь эти слова.
Ее губы дрогнули в улыбке.
— Да мы встретились всего три недели назад…
Он подался вперед, зарылся лицом в ее волосы, одурманенный викодином и исходящим от нее ароматом очарования.
— Всю свою жизнь! — торжественно повторил он.
Они вместе преодолели расстояние в несколько шагов до его постели, двигаясь как школьники, дорвавшиеся до танцев на вечеринке.
— На этот раз я все буду делать очень медленно, — пообещал он. — Я хочу лечь на тебя сверху.
— Да.
Калеб, присев на матрас, глядел, как ее ловкие пальчики откидывают покрывало, расстегивают пуговицы на рубашке и пряжку ремня. Он откинулся на спину, по-прежнему не сводя с нее глаз. Вырез ее футболки предложил ему восхитительное зрелище, когда она наклонилась, чтобы развязать ему шнурки. Он мог видеть ее грудь. Такую мягкую. Такую красивую. Такую…
Голова его коснулась подушки.
Он спал.
Калеб пребывал на той чуткой грани между сном и явью, когда кажется, будто разум парит, не отягощенный земными заботами, но тело его явно испытывало некоторые неудобства. Постоянную и ставшую уже привычной боль в ноге можно было не принимать в расчет. Поступить аналогичным образом с его напрягшимся мужским достоинством было уже сложнее. Особенно когда рядом лежала Мэгги, теплая и мягкая.
Господи, неужели вчера ночью он так позорно заснул?
Калеб повернул голову. Девушка спала, лежа к нему лицом, свернувшись клубочком, подтянув колени к груди и сунув одну руку под подушку. Даже во сне она оставалась независимой и самостоятельной. Загадочной.
Осторожно, одним движением он убрал прядку волос у нее с лица, стараясь не коснуться пурпурных швов на лбу. Несмотря на собственные раны, вчера ночью она ухаживала за ним. Успокаивала и утешала. Обихаживала.
Даже раздела.
При воспоминании о том, как ее маленькие теплые ладошки касались его тела, у Калеба пересохло во рту. Пузырьки предвкушения забурлили в крови и тяжким грузом осели в паху. Он повернулся на бок.
Мэгги открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
Калеб снова ощутил внезапное чувство единения, некий внутренний щелчок, с которым в его восприятии соединились два кусочка головоломки. Как будто ключ вошел в родной замок.
— Ты проснулась, — негромко сказал он явную глупость.
— М-м… — Ее рука скользнула по его животу. — Ты тоже.
Он даже прикрыл глаза, когда на него нахлынула невыносимая приятная волна, рожденная ее прикосновением.
— Вчера ночью я свалился и оставил тебя одну.
Мэгги медленно провела рукой по его напрягшемуся естеству.
— Ты все можешь компенсировать мне здесь и сейчас.
Калеб поймал ее за запястье.
— Что я и собираюсь сделать.
Она попыталась высвободиться, и между бровями у нее пролегла крошечная морщинка.
— Тогда…
— Ш-ш… — Он заглушил ее протест поцелуем.
Она ответила ему легко и страстно, разомкнув губы и целуя его в ответ. Но, когда она вознамерилась сделать их поцелуй еще более страстным, когда принялась покусывать кончик его языка и потерлась своим бедром о его, он снова схватил ее за руки.
— Позволь мне, — прошептал он, не отнимая губ.
— Позволить тебе что?
— Позволь мне… поцеловать тебя. Вот здесь. — Он прижался губами к ее теплой, пылающей щеке. — Вот здесь. — Калеб перешел к изгибу ее бровей. — И вот здесь. — Он коснулся подбородка.
Мэгги перестала сопротивляться. Губы ее мягко улыбнулись.
— Где-нибудь еще?
— Везде, — ответил он и принялся воплощать свое обещание, лаская и целуя ее роскошное, крепкое тело, еще более возбуждаясь оттого, как под его руками у нее перехватывает дыхание и напрягаются мышцы.
Соски у нее встали по стойке смирно. Он свел их вместе, облизывая кончики и играя с ними до тех пор, пока она не выгнулась дугой, предлагая ему исследовать и другие глубины своего тела. И он тоже хотел этого. Он хотел ее всю. Вкусить ее, взять ее, удержать ее… Но он сумел обуздать свою жадность и вновь коснулся ее губ глубоким поцелуем. Он хотел, чтобы она знала, кто рядом с ней. Хотел, чтобы она нуждалась в нем. Запомнила его.
Калеб скользнул губами по ее гладкому животу с соблазнительной впадинкой и принялся покрывать горячими поцелуями бедра девушки. Она призывно приподняла их, настойчиво приглашая его войти. Он раздвинул ее лоно пальцами, одновременно пожирая его глазами. Она была влажной и горячей. Она извивалась от нетерпения. Он опустил голову, вдыхая аромат ее возбуждения, дразня ее своим дыханием.
Мэгги подняла с подушки голову, глядя на него темными от страсти глазами. Пожирая его взглядом.
— Пожалуйста.
Он вошел в нее двумя пальцами, чувствуя, как она сжалась вокруг них.
— Пожалуйста что?
— Калеб!
Собственное имя, произнесенное ее голосом, заставило его потерять остатки рассудка. Он пригнул голову ниже, наслаждаясь тем, как она движется и вздрагивает, стонет и задыхается под ним. Из-за него.
Он хотел, чтобы так продолжалось вечно.
У Мэгги на происходящее оказалась несколько иная точка зрения.
Она схватила Калеба за коротко остриженные волосы и потянула достаточно сильно, чтобы привлечь его внимание. Лицо у нее раскраснелось, глаза блестели.
— В меня! — приказала она. — Сейчас же!
Калеб был польщен, тронут… и невероятно возбужден.
— Дай мне только взять презерватив.
— Сейчас же!
Но он вознамерился во что бы то ни стало защитить ее. Они уже и так занимались сексом без презерватива. Может быть, конечно, тогда она принимала таблетки. Но сейчас-то она ничего не принимает. Он должен был доказать, что она может доверить ему защиту и заботу о себе.
Поэтому он заставил ее подождать, поднялся и достал пачку презервативов. После чего лег снова — раненая нога не позволяла ему оставаться сверху.
Мэгги толчком в грудь опрокинула его на спину и устроилась на нем. Ее обнаженная грудь касалась его щек, скользила по его груди, а коленями она сжимала его бедра.
Он застонал от удовольствия и боли.
Она выпрямилась, упершись руками ему в плечи.
— Тебе больно?
Нет. Да. Какая разница? В этом новом положении их тела сблизились еще больше. Она был горячей, влажной и жаждущей именно там, где требовалось ему.
Калеб стиснул зубы.
— Нет, — выдохнул он и стиснул ее бедра, резким толчком войдя в нее.
Магия… Волшебство…
Он хотел — даже намеревался — чтобы в этот раз все получилось медленно и неторопливо. Но она сидела на нем, раскачивалась, приподнималась, стремясь взять его с собой в галопирующую гонку за наслаждением. Ее грудь уткнулась ему в лицо, губы у нее разошлись и распухли, а глаза были непроницаемо-темными и невидящими.
— Мэгги…
Она взглянула на него, действительно взглянула, так что Калеб разглядел пламя страсти и нежность в ее глазах. Этого оказалось достаточно. Он закончил длинным и судорожным взрывом, опустошившим внутренности и сердце. И Калебу показалось, что он расслышал, как, обессилено падая ему на грудь, она шепчет его имя.
Маргред пропустила восход солнца над океаном. Не видела она и того, как встал Калеб. В какой-то момент — после того как они занимались любовью во второй или третий раз — он покинул постель. Она слышала, как он ходит в соседней комнате.
Он оказался прав. В этой кровати и вправду можно было лежать и смотреть на море. Вид солнечных лучей, танцующих на волнах, согрел ей сердце.
Она потянулась под простынями, наслаждаясь прикосновением тонкой ткани к обнаженной коже. До сих пор ей еще не доводилось спать с любовником. И это принесло незнакомое чувство… удовлетворения. Вес собственнической руки Калеба, ровный ритм его дыхания, присутствие его обнаженного тела рядом с ней всю ночь… Температура его тела была на несколько градусов ниже, чем у нее. И это тоже оказалось на удивление приятным.
Смешанный аромат секса и мужчины впитался в ее кожу и повис в воздухе комнаты. Она с наслаждением вдыхала эти запахи, а тело ее расслабилось и отдыхало.
И вдруг девушка уловила еще один аромат. Какой-то новый оттенок — еда? — дразнил ее ноздри и аппетит.
Калеб готовил ей завтрак.
Как… мило!
Она натянула футболку через голову, стараясь не зацепить швы, и босиком отправилась на поиски Калеба.
Он был в кухне и, полуголый, стоял спиной к двери, сосредоточив все свое внимание на плите. Взгляд Маргред скользнул по его гладким, мощным плечам, спустился по длинной, сильной спине… И еще ниже…
В ней проснулся голод другого рода. Очевидно, завтраку придется подождать.
Она подошла сзади и обхватила его руками за талию.
— Доброе утро.
Калеб вздрогнул, напрягся, но тут же расслабился.
— Доброе утро, — ответил он хрипловатым со сна голосом.
Она поцеловала его в спину между лопаток и запустила пальцы в линию волос, разделявшую мускулистый живот. Калеб охнул и затаил дыхание. Тугие узлы мускулов перекатились у Маргред под руками. Он повернулся, и она даже через джинсы почувствовала, как его возбужденное естество прижалось к ее животу. Она облизнула губы.
— Что ты готовишь?
Его взгляд замер на ее губах.
— Яичницу. Гренки. Повар из меня неважный.
Маргред в жизни ничего не готовила. Она прижалась к нему, наслаждаясь тем, как затуманился его взгляд и как напряглось его тело.
— Пахнет замечательно.
Он улыбнулся одной из своих редких улыбок, которая показалась ей ослепительнее, чем игра солнечных лучей на волнах.
— Колдунья!
Это кофе.
Она потерлась носом о его голую грудь.
— Это в самом деле то, что я думаю?
— Скорее всего. — Он откашлялся и взял со столика рядом с плитой стеклянный кувшинчик, полный прозрачной коричневой жидкости. — Хочешь попробовать?
— Кофе?
— Только что сварен.
Маргред никогда не просила своих любовников о сексе (и загнала в самые дальние утолки памяти воспоминание о собственном голосе, произнесшем «Пожалуйста»). Быть может, ему нужно еще какое-то время, чтобы прийти в себя?
Кроме того, она тоже голодна.
Передернув плечами, она отпустила его.
— Хорошо. Спасибо.
Пока она усаживалась за стол, он налил кофе. Она отпила глоточек и поморщилась. На вкус напиток и вполовину не был так хорош, как можно было ожидать по запаху.
— Ты пьешь его с сахаром? — поинтересовался Калеб.
В самом деле, как она его пьет? Почему бы не попробовать?
— Да.
Он передал ей голубую чашу с мелким белым песком и ложечку. Она нерешительно высыпала в свою чашку ложку с верхом.
Ага. Намного лучше.
Она добавила еще одну ложечку. Еще лучше.
Она добавила третью ложку и закрыла глаза от удовольствия. Райское наслаждение.
С удовлетворенным вздохом Мэгги поставила чашечку на стол.
— Спасибо.
Калеб наблюдал за нею, и на лице его изумление смешивалось с недоумением.
— Не стоит благодарности.
Он поставил перед ней тарелку с яичницей и гренками. Маргред взялась за вилку.
Он налил себе кофе и устроился за столом напротив.
— Нам нужно поговорить, — заявил он.
Ее вилка замерла на полпути ко рту.
— Судя по тону, вряд ли речь пойдет о чем-то приятном. Он коротко рассмеялся.
— Н-да. Однако… Если тебе так хочется, то речь пойдет как раз о приятном.
Пауза, во время которой ее завтрак остывал.
— Ты можешь доверять мне, — сообщил он.
Он выглядел таким славным и милым. Таким честным. Таким… надежным, со своей выступающей вперед челюстью и серьезными зелеными глазами.
— Я тебе доверяю, — откликнулась она.
«Настолько, насколько могу…»
Калеб перегнулся через стол и взял ее за руку. Его ладонь была твердой и надежной. Обитатели морских глубин были чувственными созданиями, но они редко дотрагивались друг до друга, разве что во время спаривания или ухода за детенышем. И ей это теплое, сильное пожатие показалось странно… успокаивающим.
— В таком случае, мне нужно, чтобы ты рассказала правду.
— Правду… — осторожно повторила она.
— Расскажи мне о том, что случилось позавчера ночью.
— Я не помню.
Холодное разочарование в его глазах было хуже пощечины.
— Нет, правда, — взмолилась Маргред.
Сделав усилие, она заставила свой разум заняться воспоминаниями. Селки жили исключительно текущим моментом. И не в их правилах было помнить о прошлых неприятностях. Но ради Калеба она заставит себя вспомнить.
— Я только-только… появилась на пляже, когда на меня напали. Ударили по голове. — Губы девушки искрились от недовольства и отвращения к самой себе. — Должно быть, я максимально облегчила ему задачу. Обычно подобная невнимательность мне несвойственна.
— Ему?
— Тому, кто напал на меня.
— Следовательно, ты уверена, что это был именно мужчина.
Маргред нахмурилась.
— Полагаю… я успела заметить какое-то движение. — Левой рукой она сделала в воздухе движение, как будто ударила себя по голове. — Позади меня и выше. Вот я и подумала… Это должен был быть мужчина. Или очень высокая женщина.
От которой исходит зловещий запах порождения огня… А вот этого лучше ему не говорить.
— Хорошо, с этим понятно, — заметил Калеб.
Маргред растерянно заморгала. Когда он только успел достать свой блокнот?
— Итак, ты его не видела. Лица, я имею в виду.
— Нет, — решительно заявила она.
— Но подозреваешь, кто бы это мог быть?
Что. Не кто.
— Нет.
Калеб не сводил с нее пристального взора своих зеленых глаз.
— Ты больше ничего не заметила? Рукав, ботинок, что-нибудь еще в этом роде.
Она отрицательно покачала головой.
— Я была оглушена. Потом упала. Правда, я точно помню…
Калеб напрягся.
— Что?
— Нет, ничего.
— Скажи мне.
— Запах, — неохотно призналась она.
— Запах… — повторил он. — Ты можешь его описать?
Это был запах демона.
Нет, сказать такое Маргред просто не могла. Но ведь она пообещала рассказать ему правду.
— Он был очень… едким. Запах гари. Наподобие серы.
— Может быть, он исходил от костра, — предположил Калеб.
Она пожала плечами.
— Что он жег?
— О чем ты?
— Позапрошлой ночью ты сказала… — Калеб перевернул несколько страничек в своем блокноте. — «Мне нужно то, что он отнял у меня… в огне». Так что же он отнял у тебя, Мэгги?
— Я не…..помню.
Но Маргред не могла ответить так, она пообещала не говорить таких слов, они заключили соглашение.
— Я не могу сказать тебе этого.
— Когда я тебя нашел, на тебе ничего не было. — Голос Калеба прозвучал нежно и ласково.
Она закусила губу.
— Не было.
— Хочешь поговорить об этом?
…Она только что вылезла из своей шкуры. Она помнила, как сложила ее, спрятав в углублении под скалой. От предвкушения скорой встречи у нее участился пульс, и она подошла к краю скалы, когда вдруг услышала — почувствовала? — как из темноты сзади материализовался нападавший и швырнул ее на камни. Голова у нее взорвалась болью. Она скорчилась на земле. И ощутила, как яростная, всепоглощающая чужая воля готовится жадно сожрать ее плоть, облизывает ее, словно клубы дыма. И она предпочла потерять сознание, чтобы не достаться этой силе.
Маргред с содроганием прижала пальцы к раскалывающимся от боли вискам.
— Может быть, хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Калеб. Голос его звучал нежно и заботливо, но при этом неумолимо и непреклонно. — Еще кофе. Или воды, например.
Она с трудом сглотнула.
— Нет. Нет, со мной все в порядке.
— Твоя одежда… — напомнил он. — Что с ней случилось?
— Я сняла ее.
— Зачем?
— Я… купалась.
— Ты сняла одежду, чтобы искупаться, — без всякого выражения повторил Калеб.
Маргред гордо подняла голову.
— Да.
— Ты заранее решила, что пойдешь купаться?
Она непонимающе посмотрела на него.
— Именно поэтому ты и отправилась на пляж в ту ночь? — Он сформулировал свой вопрос по-другому. — Ты хотела поплавать?
— Нет, я же говорила. Я хотела увидеть тебя.
— Спустя три недели ты вдруг решила… Что? Что ты должна увидеться со мной?
Она ощутила, что разговор принимает опасный поворот — подобно тому, как холодные пальцы отлива затягивают неопытного пловца, — и отреагировала мгновенно и инстинктивно, чтобы защитить себя.
— Бедный Калеб! Ты ждал меня? Наверное, твое самолюбие было уязвлено?
— Мэгги…
— Я была там. Что еще ты хочешь от меня услышать?
Он сжал губы, и они превратились в узкую полоску.
— Итак, ты пришла на пляж. В котором часу?
— Солнце только что зашло, — сказала она. — Прилив достиг максимальной величины.
— Я проверю таблицу приливов и отливов. Ты, случайно, не смотрела на часы?
— У меня не было с собой часов, — ответила она истинную правду.
— В котором часу ты вышла из дома?
Маргред молчала.
— Мэгги?
Ей нечего было ответить на этот вопрос. Калеб вздохнул.
— Ладно, на сегодня достаточно. Как ты сюда попала?
— Не понимаю.
— Мы не обнаружили автомобиля. Ты шла пешком?
— Я… может быть.
— Итак, ты прошла сквозь рощицу… — Он выжидательно умолк.
— Я вышла из-за скалы, — пояснила она. — Откуда мы… откуда ты упал вчера.
— Отлично. Ты спустилась по тропинке?
— Нет.
— Так как же ты попала на пляж, Мэгги? Ты можешь доверять мне, — сказал он.
— Мне нужна правда, — сказал он.
Ну вот, она и сказала ее.
— Я приплыла.
Он с силой ударил ладонями по столу.
— Черт возьми, Мэгги, мы же договорились! Никаких игр, никакой лжи. Помнишь?
Негодование Маргред смешивалось с изрядной долей сожаления. Ну вот, называется, сказала правду. Если уж он не смог принять объяснение «я приплыла», то с таким же успехом не сможет поверить и следующим ее словам:
«Я — бессмертное создание, селки, запертая в смертном теле. Да, кстати, твоя мать тоже была ею».
Она откинулась на спинку стула, надменно приподняв высокие брови.
— Насколько мне помнится, заключенное нами соглашение предполагает никакой лжи, никаких игр… и никаких хитроумных домогательств. Или о последнем ты благополучно забыл?
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, — возмущенно заявил Калеб.
— Тогда смирись с тем, что у меня могут быть причины — веские причины — говорить или не говорить что-то.
— Я не смогу защитить тебя, если ты ничего не станешь мне рассказывать.
«Ты не сможешь защитить меня в любом случае», — с болью в сердце подумала Маргред. Но она знала его уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что с этим он не смирится никогда.