Мой ангел

1

Хруст гравия под колесами роскошного лимузина напомнил Хелен звуковое сопровождение некоторых сцен из фильмов ужасов: зубовный скрежет, приглушенные хрипы и треск ломаемых костей… Одри едва не свела ее с ума ужасной привычкой смотреть подобную ересь на сон грядущий. Хелен пыталась привыкнуть долгих три года, но у нее так ничего и не получилось.

Лимузин остановился у парадного входа. На самой верхней ступеньке стоял дядя Хелен – Роберт Джеферсон Гамильтон четвертый. Хелен подождала, пока шофер вылезет, обойдет машину и откроет перед ней дверцу. Этот процесс был строго регламентирован, словно протокол международной встречи, и даже малейшее отступление от данной церемонии могло вызвать взрыв дядиного негодования. Этот ритуал был первым этапом «долгожданной» встречи дяди и племянницы.

– Хелен, дорогая, я рад тебя видеть.

Гамильтон дождался, пока нога Хелен ступит на первую мраморную ступень, простер руки к девушке в жесте радушия и так стоял, пока Хелен поднималась по ступеням. Хелен растянула губы в жалком подобии радостной улыбки. И тут же Гамильтон завладел ладонями племянницы, потянул девушку к себе и едва коснулся ее щеки своей надушенной щекой. Как это было всегда, запах его одеколона вызвал у Хелен спазм в животе, а холодное прикосновение его пальцев – противную дрожь во всем теле.

– Как доехала, дорогая?

– Прекрасно, дядя. – Она постаралась освободиться от его хватки как можно быстрее и при этом не показать своей поспешности.

– Я очень рад. Твоя комната готова, Хелен. Обед через час.

– Спасибо, дядя. Если вы не против, я немного отдохну.

– Замечательно. Макферсон! – крикнул Роберт, и за его спиной как по мановению волшебной палочки возник седовласый дворецкий. – Макферсон, отнесите вещи мисс Гамильтон в ее комнату.

– Конечно, сэр.

Рослый шофер в униформе вытащил из багажного отделения автомобиля и поставил перед Макферсоном чемоданы Хелен. Прямой как палка Макферсон нагнулся над чемоданами ровно под прямым углом и так же распрямился, не перегнувшись больше ни в одном месте. У Хелен создалось впечатление, что внутри него вставлен стальной стержень с единственным шарниром в пояснице.

– Мистер Гамильтон, вам звонит мистер Адамс.

Хелен и ее дядя обернулись одновременно, и девушка обнаружила перед собой незнакомого мужчину, который, несмотря на жару, был одет во все черное: черная водолазка, черные брюки и черные сверкающие туфли. Его волосы были чернее воронова крыла, черные глаза напоминали бездонные высохшие колодцы, а оливковая кожа выдавала в нем южанина. Он был весь такой неприступный, темный и опасный, что она едва не вздрогнула. В голове сразу всплыла картинка, сохранившаяся еще с прошлого лета.

Во время каникул она проводила неделю в доме дяди, и Роберт решил, что Хелен непременно должна отправиться вместе с ним на воскресную проповедь. Хелен вовсе не была набожной, но Роберт настоял, и они отправились на службу. Священник Симпсон оказался вовсе не благодушным старичком, как показалось Хелен вначале. В конце своей проповеди он впал в неистовство и, брызгая слюной и потрясая сжатыми кулаками, грозил грешникам геенной огненной… Сердце Хелен забилось гулкими горячими толчками, и она возвела глаза к потолку, лишь бы не видеть находящегося на грани помешательства святого отца и покорно склонившей головы паствы. Но лучше бы она этого не делала, потому что вопреки всем представлениям Хелен не белокрылые ангелы парили там меж легких облаков, а все та же геенна огненная, которой грозил Симпсон, жарким нарисованным пламенем бушевала над головами прихожан. Злобные черти тащили грешников, чьи измученные и осунувшиеся лица выражали только ужас и покорность судьбе, к огромному котлу; вокруг был только жар раскаленной лавы и клубы едкого дыма, а за всем этим действом горящим взором наблюдал черный ангел, плащ которого темными крыльями спадал с плеч и развевался сзади на фоне бордово-красных языков адского пламени…

Проповедь преподобного Симпсона и слишком реалистичные картины ада так сильно подействовали на нее, что Хелен не могла спать несколько ночей, а та воскресная служба до сих пор стояла у нее перед глазами. Хелен нервно сглотнула и почти поверила, что этот мужчина в черном служил моделью неизвестному художнику, воплотившему свою буйную «адскую» фантазию под потолком небольшой церкви. Спаси и сохрани, Господи, о чем она только думает?! Неужели у того черного ангела были такие же черты лица и бездонные глаза?..

– Хелен, дорогая, позволь представить тебе моего личного помощника Марка Макиавелли. Марк, моя племянница Хелен, – глухо, как сквозь слой ваты, донесся до Хелен голос дяди.

Нет, этого просто не может быть! Вряд ли возможно такое ужасное совпадение. Этот – как его? а, Макиавелли! – не может иметь никакого отношения к ужасной проповеди, произнесенной полоумным пастором Симпсоном. Этот человек не имеет никакого отношения к черному ангелу смерти, поджидающему у ворот ада грешников… Хелен заметила, что оба мужчины смотрят на нее, очевидно ожидая хоть какой-то реакции с ее стороны. Хелен заставила себя улыбнуться.

– Очень приятно, мистер Макиавелли, – выговорила она онемевшими губами.

Чтобы успокоиться, девушка постаралась припомнить психологические приемчики, которым ее обучила Одри, и быстренько представила, что под черной одеждой у Марка Макиавелли розовое белье с кружевами и носки в разноцветный горошек.

– Мне тоже, мисс Гамильтон.

Взгляд Марка равнодушно скользнул по ней сверху вниз и тут же перенесся на дядю Хелен.

– Спасибо, Марк, я сейчас иду. – Роберт сделал слабый жест рукой.

Удовлетворенный полученным обещанием Марк скрылся в доме, а Роберт приобнял Хелен за плечи и повлек в том же направлении.

– Ты выглядишь немного растерянной, Хелен, – попенял он девушке, – и довольно утомленной.

– Меня слегка укачало во время поездки.

– Это ничего. Обед будет только через час, и за это время ты сможешь немного передохнуть и прийти в себя. Ты еще помнишь, где твоя комната? – Хелен кивнула. – Входи же, дорогая, и располагайся. Мелисса позовет тебя к столу. А сейчас извини, мне нужно идти.

Роберт адресовал Хелен сдержанную улыбку и направился в сторону кабинета, который располагался на первом этаже. Хелен предстояло подняться на второй этаж, где находились спальни, по широкой мраморной лестнице. Она подняла голову и посмотрела на огромную хрустальную люстру. Хелен всегда опасалась, что в один прекрасный момент эта громадина сверкающим водопадом низвергнется вниз… Кажется, подобную сцену она углядела в одном из обожаемых Одри фильмов, но от того, что это было всего лишь кино, легче ей не становилось. Еще одна фобия в придачу к остальным. Хелен вздохнула: одной больше, одной меньше – какая разница?

Едва дотрагиваясь кончиками пальцев до полированной поверхности дубовых перил и стараясь не думать об огромной люстре над головой, Хелен стала подниматься по ступеням. Ей казалось, что весь этот громадный и пышный дом рассматривает ее, чужачку, которая снова посмела вторгнуться в роскошные апартаменты. Предки Гамильтонов с полотен хорошо знавших свое дело художников смотрели на нее строго и пронзительно, и в их темных нарисованных глазах даже не было искры дружелюбия и снисходительности. Чужачка… Больше всего Хелен хотелось втянуть голову в плечи и быстренько прошмыгнуть в комнату, но она вздернула подбородок и посмотрела в глаза своего изображенного на большом полотне – шесть футов на четыре – сурового деда. Роберт Гамильтон третий взирал на своего потомка в лице Хелен с явным неодобрением, словно опасался, что она может осквернить своим присутствием этот дворец. Ничего не поделаешь. Придется ему смириться с ее присутствием… по крайней мере, пока.

В комнате ничего не изменилось с того дня, когда она была здесь на каникулах в прошлом году. Хелен со вздохом опустилась на кровать, а потом откинулась на подушки. Заколка тут же впилась в затылок. Хелен раздраженно расстегнула ее и отбросила на край кровати, с явным облегчением встряхнув головой. Освобожденные из плена густые пряди медового цвета тут же рассыпались по плечам. Следом за заколкой отправились и очки, и Хелен наконец откинулась на подушки, раскинув в разные стороны руки. Боже, как хорошо! Она едва выжила после вчерашнего. Одри предложила устроить небольшие посиделки в честь окончания колледжа. Но по непонятной причине посиделки превратились в грандиозную вечеринку, на которую неизвестно каким ветром занесло и Джонатана, ее однокурсника, который давно и весьма настойчиво пытался добиться благосклонности Хелен.

Благодаря осведомленности Одри Хелен тоже была известна причина его настойчивости – он поспорил на нее со своими приятелями и пребывал в твердой уверенности, что ей об этом неизвестно, – и Хелен старалась держаться от Джонатана подальше. Но получалось плохо, и Хелен все больше чувствовала себя дичью, которую отчаявшийся охотник изо всех сил пытается загнать в ловушку: Джонатан понимал, что отпущенное ему время катастрофически тает, а проиграть тот дурацкий спор ему очень не хотелось. К тому же в этом случае страдала и его репутация неотразимого мачо, так что Джонатан старался как мог. Чего только стоили его весьма сомнительные комплименты и попытка напоить ее! За исключением двух небольших глотков, все вино, которое Джонатан целый вечер подливал Хелен в бокал, оказалось в горшке с любимым фикусом Одри, а незадачливый ловелас все больше и больше недоумевал, почему Хелен категорически отказывается пьянеть. Лишь в конце вечеринки при активном содействии Одри Хелен удалось избавиться от настойчивого ухажера. И еще примерно с полчаса после его ухода подруги предавались буйному веселью, вспоминая растерянного и разозленного таким поворотом дела Джонатана.

Девушки легли около часу ночи, а под утро Хелен опять навестил давнишний кошмар, и своим воплем она разбудила не только Одри, но и соседок в двух смежных комнатах. И потом не смогла сомкнуть глаз, обливаясь холодным потом и боясь спустить ноги с кровати. Словно ей не двадцать три, а всего пять лет, и она все еще верит в лохматых чудовищ, обитающих под кроватью и питающихся непослушными девочками на завтрак, обед и ужин…

Мелодичный звон часов вернул Хелен к реальности. Она бросила взгляд на циферблат и поняла, что слишком увлеклась воспоминаниями. Время поджимало, и, если она не поторопится, у Роберта, ценящего пунктуальность, появятся первые основания для недовольства племянницей. Хелен отправилась в ванную, снимая по пути одежду и бросая ее на пол. Распахнув дверь, она замерла на пороге, в изумлении оглядывая розовую ванную, представшую ее глазам: мраморные стены и пол, зеркальный потолок, золоченые краны, сетка душа и изгиб утопленной в пол ванны… Господи, что стало с этой комнатой?! Хелен двинулась вперед так неуверенно, словно опасалась, что пол под ее ногами вот-вот превратится в розовую бездну. Конечно, ничего подобного не произошло. Пол под ногами был монолитным и незыблемым, как тысячелетние базальтовые скалы, а розовые отшлифованные до зеркального блеска плиты холодили ступни.

Хелен забралась в душ и повернула позолоченный кран. Вопреки ее ожиданиям сверху хлынула вода, а не розовое масло. Впрочем, краны и сетка могли быть не просто позолоченными, а выполненными из чистейшего золота – это вполне в духе ее дяди. Не хватает только золотого унитаза. Хелен покосилась на сей предмет сантехники, и его форма в виде розового цветка едва не ввергла ее в истерику. Да, за год, что ее не было, ванная комната изменилась до неузнаваемости. И не в лучшую сторону!

Хелен схватила с полочки розовую бутылочку геля для душа – сам гель тоже был розового цвета! – и мягкую розовую мочалку. Она принялась тереться настолько яростно, насколько мог позволить мягкий поролон. Выйдя из-под душа, она сняла розовый халат с крючка на двери, стащила с головы розовую резиновую шапочку и решила, что, если бы ей привелось пользоваться этой ванной комнатой несколько дней кряду, она и сама стала бы розовой, как кукла Барби. К счастью, это было невозможно. Выбравшись из «кукольного рая», Хелен расположилась перед зеркалом на пуфике и принялась расчесывать волосы, одновременно раздумывая, что надеть. Хелен всегда отдавала предпочтения джинсам и футболкам, но явиться на обед в джинсах?! В доме Роберта это было неслыханно! В распоряжении Хелен было только одно платье – светло-коричневое, прямого покроя. Увидев однажды ее в этом платье, Одри пришла в ужас и заявила, чтобы Хелен никогда – «никогда» было повторено несколько раз самым категоричным тоном, на который была способна Одри! – не смела так себя уродовать.

Хелен была согласна с подругой, но сейчас у нее просто не оставалось выбора: ей очень не хотелось выслушивать дядины нотации. Поэтому Хелен надела ненавистное платье и туфли на низком каблуке. Решив следовать стилю, который просто диктовало это платье, Хелен отказалась от косметики, собрала волосы в аккуратный пучок на затылке и нацепила очки. Потом она взглянула на себя в зеркало и решила, что теперь ее вполне могут принять за престарелую тетушку ее пятидесятилетнего дяди. Зато Роберту не к чему будет придраться.