Открытая книга
Марк
— Ну вот, мы с тобой попали в эту загадочную комнату Синей Бороды. Готова окунуться в невероятное приключение, моя милая Лиззи?
Прикрыв глаза, вдыхаю аромат ее волос, словно обезумевший маньяк.
— Ты что делаешь?! — возмущенно выкрикивает в лютой темноте, и только эхо отбивается от стен, приумножаясь по прохладному пространству подвала. — Не подходи! То есть… подходи, но не слишком близко!
По руке меня шлепает и отбегает. Фырчит, рычит, и что-то невнятно бормочет.
Смеюсь, не до конца врубаясь в правила игры. Они постоянно меняются. Это же Синичкина. От нее уже не знаешь, чего ожидать. Это беспощадный круговорот ее настроения и сопротивления. Либо принимаешь, либо сдаешься.
Кисть разминаю, ворочая ладонью по кругу. Место удара нещадно жжет. Она силы не сдерживает, себя не контролирует.
Шаг делаю. Глаза привыкают ко мраку.
— Отвечай, — требует откуда-то со спины.
Оборачиваюсь, меняя траекторию. Иду в сторону ее милого, но до жути злобного голоса.
— Что?
— Не беси, Маркуша, — шипит разозлено. — Не смей!
Хохот внутренности раздирает. И другие эмоции тоже.
Неконтролируемые и неподвластные.
— Повтори вопрос, — прошу насмешливо.
Ее ревность заводит. Хочу продлить. Хочу большего.
Всю ее хочу.
— Коз-зее-ел, — опять, с другой стороны.
Когда она успевает?
— Хватит кататься по углам, колобочек. Иди ко мне в объятия, и я все тебе расскажу.
— Ненавижу-у, — хнычет упрямо.
— Взаимно, — вздыхаю, повторяя излюбленную фразу.
— Ты такой говнюк! Как же ты меня своим дурацким поведением достал!
— Зачем пришла тогда? — вопрос сам собой напрашивается.
— Чтобы понять…
— Что понять?
Наворачиваю круги. Не от скуки смертной, просто приходится. За ее голоском по пятам следую.
— Кто Она, — с волнением. — Я вас видела в ресторане, так что не отвертишься, Маркуша!
— И не собирался, — выдаю однозначно.
— Тогда скажи, кто она и почему ты ее целовал!
— Подруга детства, — уверенно шагаю к выключателю.
Эти кошки мышки порядком надоели. У меня терпение лопается. С хрустом и с треском.
С фейверком, если хотите.
— Не смей свет включать!
Опять шипит, маленькая разозленная фурия.
— Понял, — ладони вверх поднимаю, будто она видит.
— Отвечай дальше! — требует грозным голоском.
А мне смешно. Он у нее тоненький, почти детский, и ее злость всегда веселила.
— Вопрос повтори, — на нее одна управа. — Я забыл…
— Козел!
— Меее, — выдыхаю на автомате.
Приучила же…
— Марк! — слышу, ножкой топает. — Разве… разве у тебя были друзья в детстве?
Очень удивлена по интонациям.
— Да. Она.
Ошалелый топот и свет включается.
Я оборачиваюсь.
Лиза стоит у крохотного подвесного светильника, хрупкими пальчиками держит тонкую плетеную ниточку, свисающую вниз. Конус с округлой лампочкой находится у ее головы, с легким скрежетом раскачиваясь из стороны в сторону. Она слишком сильно дернула ее на себя, оголив провод, отчего треск энергии в лампочке с шумом пронизывает стеклянный прибор. Ток создает вспышки яркого отсвета, а затем мгновенного затемнения.
Не прекращаясь. Со звуковыми эффектами.
Вссссзз… вссзз…
Свет полу-тусклой дугой очерчивает милое разозленное личико и взлохмаченные во все стороны прядки карамельных волос. Стены воспаляются в нежную, почти мистическую лаву, полностью погружаясь в мир дисбаланса и контраста.
Но главное во всей этой цветомузыке — она.
Встречаюсь с Синичкой глазами, ее — горят. Она вся горит, щечки красные, губы сжимает и смотрит с безумным возмущением.
И это очень красиво.
Эмоции на ее лице слишком быстро сменяют друг друга. Только и поспевай отслеживать. Блики освещают тонкие тени и капризные переходы от гнева к недовольству, от удивления к грусти.
И обратно.
Это понятно, почему она боится открываться мне при свете. Ее лицо — книга, которую можно с легкостью читать. В порыве сильных эмоций она совершенно не умеет сдерживать себя.
От этого еще веселее.
Еще ярче.
Еще острее.
— Но со мной ты дружить не хотел…
— Не хотел. Никогда.
Глаза в глаза. И все чувства наружу.
Хмурится и губу прикусывает. Обдумывает.
Отворачивается лишь на секунду. И назад, в пучину своих теплых глаз меня погружает. И я ныряю. На самое дно. И дышать уже невозможно.
Искрящийся взрыв. И помещение становится полностью белым.
Эмоциональный пик
А потом свет гаснет.
Темнота.
— Перегорела… — шепчет испуганно.
— Бывает…
Молчим. Даже странно становится. И не похоже на нас.
Долго. Мучительно.
— Почему ты ее целовал?! Она дорога тебе?
Снова голосовые связки взрывает.
— Целова-ал, — тяну протяжно, делая медленный шаг к ней. Но в этот раз так, чтобы она не слышала.
Пора поймать свою маленькую птичку в клетку.
— Ой, Маркуша! — с обидой.
— Что?
— Почему же? Почему целовал?
— Не думал, что ты смотришь на меня. Ты же с женихом своим была. С этим придурком, — говорю с издёвкой.
— Так ты сделал это нарочно?
— Не знаю, — гогочу, нападая на свою добычу. По дурманящему запаху ее ощущаю. Она с визгом брыкается и умудряется укусить за шею. Острыми маленькими клыками вонзается.
— Аррр…
А я все равно удерживаю. Через боль. Поймал свою Синичку. И не отпускаю.
— Отстань!
— Ни за что!
Наклоняюсь, чтобы поцеловать. И плевать на все.
И плевать на всех.
Сейчас есть только Мы.
Как бы она не сопротивлялась.
— Не надо, не надо! — отварачивается, так, что мои губы проходятся по ее разгоряченной шелковистой щеке.
Тяжелый выдох взрывает тишину. И он мой.
Я так устал от этих игр. Безумно устал.
А победителя все нет.
— Просто ответь мне, Маркуша. Без этой своей извечной вредности, — просит Самая Вредная девочка на свете. — Эта девушка… она дорога тебе?
— Да. Очень…