Мой любимый ангел

Глава вторая

У Эйнджел прервалось дыхание. Какое-то мгновение оба стояли, глядя друг на друга, не в силах промолвить ни слова.

Затем красавец тряхнул головой и направился к ней. С легкой улыбкой молодой человек отвесил старомодный поклон, поведя рукой.

– Миледи, вы оказали мне большую честь.

Эйнджел подумалось, что так кланялись в прошлом веке. Как странно. Этот человек объявил себя Роузвейлом, но он не англичанин. Он…

Тут молодой человек выпрямился и улыбнулся ей такой ослепительной улыбкой, что Эйнджел окончательно смешалась.

Гость сделал еще один шаг по направлению к ней.

Эйнджел попыталась собраться с мыслями. Ее долг – разобраться с этим человеком, ведь она вроде как глава семьи.

Эйнджел вежливо кивнула визитеру и вошла в комнату. Дверь за ее спиной закрылась с тихим щелчком. Уиллет, без сомнения, стоял по ту ее сторону, готовый защитить госпожу от вторгшегося в дом иностранца. Он испытывал глубочайшее недоверие ко всему иностранному.

– Добрый день, сэр, – легко произнесла Эйнджел. – Чему мы обязаны такой честью? – Она смотрела в упор на гостя, слегка склонив голову набок – так было удобнее его рассмотреть. Да, какие-то фамильные черты угадываются… но Роузвейлы почти все светловолосые, как и сама Эйнджел, а у этого каштановые волосы и темные глаза. И лицо античного бога.

– Миледи, я ищу маркиза Пенроуза. – Он произнес титул на французский манер.

Она сглотнула, стараясь унять сердцебиение. Он не знает! Эйнджел глубоко вздохнула.

– Маркиз Пенроуз скончался больше года назад, – сказала она. – Поскольку у моего отца не было наследника мужского пола, титул умер вместе с ним. Маркиз Пенроуз больше не существует.

На мгновение установилась тишина. Эйнджел отметила, что глаза визитера, теперь широко открытые, скорее синие, чем карие, как она подумала вначале. Может быть, он все же Роузвейл?

– Пардон, миледи. Я не понимаю, – сказал он наконец, качая головой.

Эйнджел показала рукой на кресло. Молодой человек вежливо ждал, пока она сядет, прежде чем подойти к креслу, на которое она указала. Двигался он с таким изяществом, что этого не смогла бы не заметить ни одна женщина.

– Если вы объясните мне, что вас привело сюда, я, как мне кажется, смогу сообщить вам необходимую информацию. Скажите, зачем вы хотели видеть моего отца? – Эйнджел постаралась одарить гостя ободряющей улыбкой.

– Я Джулиан Пьер Роузвейл, миледи, на днях прибыл из Франции. Путь был… – он на миг прикрыл глаза и вздохнул, – тяжелый.

Мысли в голове у Эйнджел заметались: француз по фамилии Роузвейл? – но она заставила себя сочувственно кивнуть. Только самое неотложное дело могло вынудить здравомыслящего человека пересечь Канал[6] в разгар зимы.

– Я приехал, чтобы попросить помощи у маркиза, он… был братом моего отца. Раньше я приехать не мог, потому что… – впрочем, не имеет значения… Вы, как я полагаю, моя кузина? – Было видно, что он глубоко удручен.

– Так вы сын Джулиана Роузвейла? Но… – Эйнджел, скрывая замешательство, разгладила руками юбку. – Извините меня, месье, но, насколько я знаю, мой дядя и вся его семья погибли. Как так получилось, что вы уцелели?

– Не только я, миледи, у меня есть младшая сестра. Ее зовут Жюли. Мы с ней избежали страшной участи, которая постигла наших родителей и всех родственников моей матери. Нас спасли и вырастили слуги отца. Они поклялись, что мы их собственные дети.

– Слуги вашего отца?

– Гастон и его жена Анна, – кивнул молодой человек. – Гастон приехал из поместья д'Эре, когда мои родители поженились, а Анна англичанка. Она заставляла нас обоих говорить по-английски, когда рядом никого не было. Только дома, конечно. Мы постоянно жили в страхе, как бы нас не подслушали шпики. Там повсюду шпики.

Это объясняет хорошее владение английским языком, подумала Эйнджел. Он говорит почти без ошибок, лишь редкие оговорки выдают его происхождение.

Тесно переплетенные пальцы тети Шарлот были почти так же белы, как ее лицо, но держалась она прямо, а на лице застыло спокойное выражение.

– Тетя, позвольте представить вам нашего гостя, – просто сказала Эйнджел, вводя молодого человека в комнату. – Он недавно прибыл из Франции, несмотря на зимние шторма. По его словам, он Джулиан Роузвейл, сын вашего брата Джулиана. – По правде говоря, это была довольно-таки странная манера представления, но Эйнджел не была склонна слепо верить словам молодого человека о его происхождении. У тети Шарлот больше возможностей понять, говорил ли он правду. – Сэр, – мягко произнесла Эйнджел, – это сестра моего покойного отца, леди Шарлот Клэр.

Тетя Шарлот поднялась с места, ответив еле заметным кивком на экстравагантный поклон визитера. Она не протянула ему руки, вместо этого долго и пристально смотрела на него.

– Вы не похожи на Роузвейлов, месье, – сказала она наконец.

– Да, не похож. Я пошел в маму. Все д'Эре… у них были темные волосы.

Тетя Шарлот задумчиво кивнула головой и сделала знак гостю приблизиться.

– Ростом вы как Джулиан, определенно, что же до остального… – Она повернулась к стоявшей у двери Эйнджел. – Дорогая моя, будь добра, сходи в мою комнату. Там в ящике стола у кровати ты найдешь резную янтарную шкатулку. – Она засунула пальцы за высокий ворот платья.

Эйнджел заколебалась. Для такого дела есть слуги, ведь так?

– Прости, дитя, но я не могу доверить свою шкатулку слугам. – Тетя Шарлот наконец достала золотую цепочку, на которой висели два ключика. – Тебе понадобится ключ, – сказала она, протягивая Эйнджел тот, что побольше.

– Хорошо, тетя. – Эйнджел повернулась к двери, но еще раньше около нее оказался новоиспеченный кузен, который и распахнул перед ней створку. Где он обучился манерам? Странно видеть такую воспитанность у того, кто вырос в революцию.

Она взбежала по ступенькам, гадая, что такое может быть в таинственной резной шкатулке. Эйнджел была уверена, что никогда ее и в глаза не видела. Наверное, тетя хорошо ее прятала.

Стоявший у кровати тети Шарлот стол не представлял собой ничего особенного. В ящике лежала пачка писем, перевязанная черной лентой, засушенный букетик цветов, обернутый тончайшим муслином, и красивая резная шкатулка.

Шкатулка была заперта.

Эйнджел взяла ее, янтарь на ощупь показался теплым. Шкатулка была очень старая, потертая и исцарапанная. Интересно, что в ней?

Эйнджел, бросив последний взгляд на содержимое ящика, осторожно задвинула его и заперла на ключ.

Уиллет по-прежнему стоял у двери. Наверняка подслушивал, но ни за что не признался бы в этом, тем более Эйнджел. Если она захочет узнать, о чем говорилось в ее отсутствие, придется спросить у тети.

Француз, сидевший на диване рядом с леди Шарлот, как только дверь открылась, вскочил на ноги. Эйнджел показалось даже, что он быстро отпустил тетину руку. Да уж, ловок, ничего не скажешь. Ведь Эйнджел отсутствовала не больше десяти минут.

– Спасибо, милая, – сказала леди Шарлот, протягивая руку к шкатулке. – Это как раз то, что нужно. – Она занялась замком, не умолкая ни на мгновение. – Я уверена, Пьер именно тот, за кого себя выдает, но сейчас мы увидим и доказательство.

– Пьер?.. – Эйнджел посмотрела на француза.

– Так меня звали родные, – торопливо сказал он. – Отца звали Джулиан, сестру – Жюли, поэтому так было удобнее.

– Ну вот, пожалуйста! – сказала леди Шарлот. Шкатулка была открыта. На мягкой бархатной подкладке лежали две миниатюры – на них мужчина и женщина, оба в вычурных одеждах французского двора конца прошлого века.

Леди Шарлот протянула мужской портрет племяннице.

– Это Джулиан Роузвейл, дорогая. Твой дядя… и отец Пьера.

Так вот почему ящик был под замком! Тетя Шарлот нашла способ поддерживать связь с Джулианом, несмотря на семейный скандал.

На портрете был определенно изображен Роузвейл, хоть и в напудренном парике. Почти копия отца Эйнджел, только помоложе.

– А это… – тетя Шарлот протянула второй портрет, – это Амели д'Эре, жена Джулиана. Мать Пьера. По-моему, он очень похож на нее.

Эйнджел поднесла к глазам красивую миниатюру. Цвет волос женщины угадать было трудно, они были густо присыпаны пудрой, но брови у нее были темные, а глаза синие. Те же тонкие черты лица, что и у Пьера, и тот же решительный подбородок. Если портрет отвечал оригиналу, то не оставалось сомнений: Пьер и Амели д'Эре связаны кровными узами.

А если Пьер законный сын Джулиана, то он имеет полное право называться и маркизом Пенроузом, и графом Пенроузом.

Бедный Фредерик!

Леди Шарлот между тем расспрашивала Пьера:

– Расскажите мне о вашей сестре. Жюли, вы говорите? Господи, я не знала, что у него есть дети, тем более сразу двое. Сколько ей лет?

Пьер с любовью рассматривал миниатюры. Оторвав от них взгляд, он мгновение смотрел куда-то вдаль, потом, моргнув, ответил:

– Жюли двадцать четыре года, мадам, она на год моложе меня. Она… – он пристально посмотрел на Эйнджел, – она ужасно похожа на вашу племянницу. Ну, может, волосы у нее не такого пепельного оттенка, но в остальном они как близнецы.

– Она что же, не могла приехать с вами? Мы были бы счастливы принять ее в нашей семье, правда, Эйнджел?

На лице Пьера отразилось удивление.

– Эйнджел? Ведь это же ангел, да?

– Вообще-то, сэр, мое имя Анджелина. Когда я была маленькая, как-то так получилось, что меня стали называть в шутку ангелом, хотя уж на ангела-то я нисколько не походила. Ну а позже отцу почему-то нравилось называть меня так. Но вы говорили о своей сестре. Прошу вас, продолжайте.

Пусть не отклоняется от темы. Ей нужно больше доказательств, прежде чем она поверит ему. Тетю Шарлот он очаровал без труда, но она, Эйнджел, орешек потверже.

– Дело в том, что у нас было очень мало денег. Хватило только на одного. Я пообещал Жюли, что, как только смогу, сразу же пошлю за ней.

Эйнджел показалось, что юноша стесняется. Бедняга. Наверное, это очень нелегко – признаваться, что ты нуждаешься.

– Поймите меня правильно, сэр, – торопливо заговорила она, не дав тетке встать на защиту возможного самозванца, – но мне нужны доказательства. Физического сходства недостаточно. Ваше родство с семейством д'Эре может быть… иным, чем вы описали.

Краем глаза Эйнджел заметила, как краснеет шея тети Шарлот. Ну конечно же, ее возмутило само предположение, что Пьер родился вовсе не в супружеской постели.

– В настоящий момент это трудновато, – резко произнес он, глядя в глаза Эйнджел. – И все же я уверен, что смогу все объяснить удовлетворительным образом наследнику вашего отца, когда встречусь с ним. Где он?

– Я наследница моего отца, – отрезала Эйнджел. – Я баронесса Роузвейл, глава семьи.

– Но ведь вы женщина. – Слова эти сопровождались крайне удивленным взглядом.

– Женщина. Без сомнения, в вашей стране все иначе, месье, но в Англии древний титул, за неимением сына, может наследоваться по женской линии. Но вы вроде бы собирались объяснить…

Пьер нахмурился и тяжело вздохнул.

– Мы с Жюли, да будет вам известно, миледи, родились во время революции. Это было время, когда царил полный хаос. У меня есть запись о браке моих родителей, что же до остального… – он выразительно пожал плечами, – у меня нет ничего, кроме моего слова да свидетельств Гастона и Анны. Мой отец как раз перед тем, как его увели, настоял на том, чтобы мы уехали как можно дальше от Парижа и от гильотины. Жюли и я… мы были совсем маленькими. У нас не осталось никаких воспоминаний о тех временах. Возможно, я нашел бы какие-то доказательства, если бы вернулся в Париж и занялся поисками, но я даже не знаю, с чего начать. Да и денег у меня нет, чтобы платить за информацию.

Эйнджел предпочла пока не услышать последних слов.

– Могу я посмотреть запись о браке ваших родителей? – спросила она.

– Она дома, у Жюли. Мы не могли рисковать…

– Понятно. А где вы живете?

– В маленькой рыбацкой деревушке между Марселем и Тулоном. Она называется Каси.

– Жюли сейчас там?

– Да, конечно. С Гастоном и Анной. Мы наскребли денег только на одного, как я вам уже говорил, да и то на самое медленное и дешевое путешествие. Мы думали, если мне удастся добраться до маркиза, он поможет нам… в память о своем брате.

– Конечно, мы поможем, – проговорила леди Шарлот, беря Пьера за руку. – Эйнджел…

– Мы с удовольствием поможем найти необходимые вам доказательства, месье, – перебила ее Эйнджел. – Однако должна вам сказать, я несколько удивлена тем, что вы ожидали помощи от моего отца. Вы, я уверена, знаете, что мой отец не поддерживал связи со своим братом с тех самых пор, как дядя Джулиан уехал из Англии. Прощать было не в натуре моего отца. Да и дяди Джулиана тоже, как я поняла из слов тети.

– Я это знал, но мне не верилось, что человек способен равнодушно смотреть, как дети его погибшего брата умирают с голоду. Жюли не виновата ни в чем. Она племянница английского маркиза и внучка французского графа, а живет в нищете, как простая крестьянка. Неужели вы хотите сказать, миледи, что ваша семья оттолкнет ее?

– Нет, но…

– Конечно, нет! – Леди Шарлот явно была на стороне Пьера. – Мы поможем вам обоим. И слугам, которые спасли вас. Вы понимаете, разумеется, что для подкрепления ваших прав на титулы нужно свидетельство о вашем рождении. Иначе кузен Фредерик не уступит. Но не бойтесь, мы пошлем кого-нибудь в Париж найти документы и…

– Я думаю, тетя Шарлот, прежде чем решать что-то, мне надо посоветоваться с моими адвокатами, – вмешалась Эйнджел. – Если мистер Роузвейл скажет, где его можно найти…

– Какой мистер Роузвейл?! Пьер маркиз Пенроуз, так и только так к нему нужно обращаться. Он…

– По-моему, тетя, вы забегаете вперед. Простите, сэр, но если вы полноправный маркиз, то и граф Пенроуз также. Этот титул после кончины моего отца перешел к моему двоюродному брату Фредерику. На мой взгляд, вряд ли стоит афишировать ваши притязания, пока у вас не появится что-то посущественнее фамильного сходства.

Эйнджел внимательно посмотрела на Пьера, пытаясь понять, как подействовали на него ее слова. Вид у него был простодушный и бесхитростный, и ни малейшей тени не промелькнуло на его лице.

Пьер тепло улыбнулся обеим женщинам. Да, он хорош, ничего не скажешь. Да и манеры его очаровательны. Когда он вот так улыбается и его синие глаза светятся лаской, Эйнджел хочется верить, что он именно тот, за кого себя выдает. Это так легко – верить ему. А если они познакомятся поближе, возможно, станут друзьями, даже… Нет! Эйнджел одернула себя. Нельзя допустить, чтобы его красота и обаяние подействовали на ее суждения. Она глава семьи и должна поступить с этим юношей, как того требует долг…

– Разве мы не пригласим Пьера пожить у нас в аббатстве, дорогая? Один в чужой стране, ему, наверное, трудно…

Господи, что еще скажет тетя Шарлот? Такая несдержанность совершенно нехарактерна для нее. Можно подумать, красивая внешность и старомодная учтивость подействовали на строй ее мыслей. Этот Пьер опасен.

Юноша взял руку леди Шарлот и склонился над ней, почти касаясь ее губами.

– Вы необычайно добры, миледи, но я не могу принять ваше приглашение. Я живу в Лондоне, у брата Анны. Не хочу обременять вас, пока ситуация не… прояснится. Это было бы неуместно.

Леди Шарлот тяжело вздохнула, но ничего не сказала.

– Благодарю за понимание, сэр, – искренно произнесла Эйнджел. – Если вы сообщите свой адрес, я буду держать вас в курсе дела. Не могу обещать, что вы получите известие скоро, хотя я непременно пошлю людей в Париж.

– Значит, ты пошлешь их, Эйнджел? – Тетя Шарлот светилась от радости. – Это чудесно! Но ты только подумай, какой это будет удар для Фредерика. Он снова станет просто мистером Роузвейлом. Да дед Огастес в гробу перевернется!

– Макс!

Он тихо промычал, не открывая глаз.

– Макс, уже утро. Ты говорил, тебе надо рано уходить. – Луиза погладила его жесткий подбородок. – И побриться тебе нужно, – прошептала она, напрасно стараясь придать своему голосу строгость.

Его глаза оставались закрытыми. Он не шевелился.

Она снова опустила голову на подушку, с наслаждением погружаясь в тепло постели и близость лежавшего рядом мужчины. К чему настаивать, когда он дал ясно понять, что вставать не хочет. Лучше…

В мгновение ока он обхватил ее, жарко шепча на ухо:

– Если мне что-то и нужно, лапочка, так это нечто более срочное, чем бритье.

– Правда? И что же? Ты…

Больше ей ничего не удалось сказать. Он замкнул ее рот таким страстным поцелуем, что она забыла обо всем на свете. Он весь горел и знал, как разжечь пламя в ней.

Луиза застонала. Он мгновенно отозвался:

– Что? Тебе больно?

Она застонала снова, теперь уже нарочно.

– Ты идиот, Макс. – Она провела рукой по его спине, опустила ее ниже и стала теребить пальцами мягкую кожу ягодиц.

– Невозможно, – произнес он. Его рука снова задвигалась, вдавившись ногтями в ее плоть. Он шумно вздохнул и перевернулся на спину вместе с ней, придавив к постели ее руку. – Женщин невозможно понять, лапочка. Мужчинам не стоит и пытаться. Но есть кое-что, – он обнял ее за талию, – за чем обычно следует ответ. – Он подложил ладонь под ее грудь, словно взвешивая, и стал тихонько водить своим грубым большим пальцем по соску.

Луиза закрыла глаза, стараясь не застонать от удовольствия. В некоторых вещах он понимал ее даже слишком хорошо.

– Ммм, да, этого-то я и ожидал.

Луиза лежала, не открывая глаз, она вся пылала и уже не соображала, что он с ней делает.

– А теперь, лапочка, – произнес он негромко, и в голосе его было столько желания, что у нее зашлось сердце, – делай со мной все, что хочешь.

– По-моему, для мужчины, который не может понять женщин, ты справляешься очень даже ничего.

Макс, завязывавший галстук, на мгновение остановился и повернулся к ней. Она была сейчас прекрасна, как никогда, раскрасневшаяся, волосы разметались по смятым подушкам. Ему захотелось сбросить одежду и вернуться к ней.

– Нет, Макс. – Луиза покачала головой и села, закрывшись простыней. Она поняла, о чем он думает. – Ты же знаешь, тебе надо идти. Но тебя ждать вечером?

– Нет, – резко сказал он.

– Макс?..

– Прости, Луиза, нечаянно вырвалось. Не подумай, что я сержусь на тебя. Просто у меня… другое в голове. Мне надо съездить за город. По… семейным делам. Это наверняка будет неприятно.

Она не стала ни о чем спрашивать. Она никогда не проявляла любопытства. Луиза была необыкновенной женщиной, и Макс был рад, что встретил ее. Он ласково ей улыбнулся и снова занялся галстуком.

До его ушей донесся протяжный вздох. В чем дело?

– Макс, я хочу тебе кое-что сказать, дорогой. Выслушай меня, прошу.

Он повернулся. Никогда еще он не слышал, чтобы она говорила таким голосом. Да и выглядела она странно – бледная, как простыня, которую скомкала под подбородком.

– Я знаю, ты этого не скажешь, а я должна. Макс, дорогой… Когда ты женишься, а это так или иначе скоро случится, тебе придется оставить меня. Ты человек чести и не должен изменять жене с такой женщиной, как я. – Говоря, она теребила пальцами простыню.

Макс почувствовал бешенство. Да его Луиза стоит дюжины жеманных дамочек из так называемого светского общества! Она подарила ему свою дружбу, смех, она делит с ним радость соединения, и она же дает ему совет – бросить ее.

– Моя жена, кто бы ею ни стал, вряд ли будет вмешиваться в мои дела. Если она выйдет за меня ради титула – а другой причины я просто не вижу, – ей будет прекрасно известно, что надо этим и довольствоваться. Ее дело – родить мне наследника, и все. Она будет делать то, что я ей скажу, а значит, смотреть сквозь пальцы на мои отношения с тобой. – Макс умолк. Луиза сидела потупившись. – Если, конечно, ты сама не хочешь избавиться от меня.

– Ох, Макс, ты прекрасно знаешь, что не хочу. Но я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Может, даже лучше, чем ты сам себя знаешь. Брак, который ты мне описал… Да это же какое-то бездушное сожительство. Кончится тем, что ты возненавидишь свою жену, да и себя тоже. В браке должна быть любовь… или по крайней мере привязанность.

Макс задумчиво покачал головой. Они были давно знакомы, но она никогда не заговаривала о таких вещах. Во время его редких наездов в Англию с Пиренеев она всегда встречала его с радостью и вела себя с ним так, словно он был единственным ее любовником, хотя Макс знал, что это не так – Луиза умерла бы с голоду, если б ее кто-то не содержал.

Она не изменилась и когда он вернулся окончательно и, как мог, стал содержать ее сам. Она брала у него деньги, но оставалась все такой же бескорыстной. Эта женщина была настоящим бриллиантом, и Макс не собирался отказываться от нее.

– Ты сама знаешь, Луиза, брак – это всего лишь сделка. Да, я должен жениться, в этом ты права. А поскольку, кроме титула, у меня нет ни гроша, у невесты должно быть богатое приданое. Я не сомневаюсь, что непременно найдется какой-нибудь богач, который польстится на мое лордство, а уж я постараюсь в обмен на хомут заполучить женино состояние и ее покорность. Я не претендую на невесть какую красотку, хотя, конечно, было бы неплохо, если бы…

Макс оборвал себя на полуслове, увидев отвращение на милом лице Луизы.

– Черт меня побери, я говорю как самодовольный дурак, да? Но ты не думай, я буду с ней ласков, обещаю. В моем семействе хватало забитых женщин, – Максу вспомнилась бедняжка Мэри Роузвейл, – и я не собираюсь добавлять к ним еще одну. У нее будут деньги, положение и, даст Бог, дети.

– Но твоей любви у нее не будет.

Макс резко хохотнул.

– Господи, Луиза, ты что, в самом деле думаешь, что я на это способен? Да я не видел ни одного брака по любви, ни в моем роду, ни вообще. Любовь, если она действительно существует, можно найти только между мужчиной и его любовницей. – Макс взял руку Луизы и поднес к губам. Она смотрела на него широко открытыми глазами, удивленная таким взрывом чувств.

В дверь постучали, однако никто не вошел. Луизины слуги были приучены не входить без спроса.

– Что там такое? – спросила Луиза.

– Коляска его светлости ждет у ворот, мэм.

Макс повернулся к двери:

– Скажи Рэмзи, я скоро спущусь.

– Слушаюсь, милорд.

– Мне надо идти, милая. Я… подумаю о том, что ты мне сказала.

– То есть ты посвятишь этому минуту-другую и забудешь.

Макс с улыбкой покачал головой.

– До свидания, милая. Вернусь, как только смогу.

Он легко сбежал по лестнице в тесную прихожую, где служанка ждала его с теплым сюртуком для верховой езды, шляпой и перчатками. В такое время года за один день доехать не удастся. Темнеет рано, а дороги просто никуда. Будь она проклята, эта женщина. Не могла удержаться, чтобы не подгадить ему, что и понятно, при ее-то происхождении. Но почему это надо было делать именно зимой? Макс тряхнул головой. Ничего не поделаешь. Впереди долгий, тяжелый путь, но надо нагрянуть к ней, пока она его не ждет.

Служанка открыла дверь. Все вокруг было бело от инея, у лошадиных морд курились белые облачка.

Пока он будет ехать в Роузвейлское аббатство, если вообще доедет по такой погоде, он успеет подобрать нужные слова для своей незнакомой кузины. Уж он постарается.