Той ночью я не спала. В ушах стоял гул от голосов в холле — льера Брошка устроила настоящий разбор полетов. Доносились приглушенные крики, плач, а потом властный голос крума Жерона, требовавшего тишины для «благополучия льеры Мэриэм». Мое сердце бешено колотилось. Мой план сработал слишком хорошо. Теперь весь замок знал, что на меня было совершено покушение.
Дверь скрипнула. В комнату бесшумно вошла Кристина. Ее глаза блестели в свете единственной свечи не только от страха, но и от слез. — Передала, льера, — прошептала она, и голос ее дрожал. — Крум Жерон… он очень испугался. Сказал, что придет утром. И дал это. — Она сунула мне в руку маленький пузырек с темной жидкостью. — Сказал, три капли в воду вызовут бледность, дурноту и… и спазмы, похожие на выкидыш. Он сказал, вы должны быть готовы. Чтобы все выглядело правдоподобно.
Кровь отхлынула от моего лица. Я сжала пузырек, словно это была граната, которая вот-вот взорвется в моей руке. Я так увлеклась своей игрой, своей «войной», что забыла о самой главной лжи — о ребенке. А теперь мне предстояло разыграть самую страшную сцену.
— Спасибо, Кристина. Иди. И… будь осторожна.
Она кивнула и исчезла так же бесшумно. Я осталась одна с моим новым, опасным оружием, которое должно было не спасти меня, а нанести сокрушительный удар.
Утро началось с визита свекрови. Она выглядела помятой и злой. — Ничего не выяснили, — отрезала она, плюхаясь в кресло у моего камина. — Все сваливают друг на друга. Кухарка говорит, что травы были свежие, служанка — что просто принесла то, что дали. Гурий исчез. Сбежал, мерзавец!
— Гурий? — я сделала удивленное лицо, стараясь скрыть дрожь в руках. — А при чем тут он?
— Он приносил на кухню какие-то свои снадобья «для укрепления здоровья» льеры Лизаветы, — льера Брошка с ненавистью выплюнула имя. — Видимо, что-то перепутали.
Я опустила глаза, изображая испуг. Идеально. Подозрение пало именно туда, куда нужно. Теперь нужно было добавить драмы. Самой настоящей.
— Матушка, я чувствую себя нехорошо, — прошептала я, слабо проводя рукой по лбу. — Всю ночь тошнило… Голова кружится… и внизу живота тянет…
Лицо свекрови вытянулось. Все ее внимание теперь было приковано ко мне.
— Тянет? Сейчас позову Жерона!
— Нет, нет, — я остановила ее, делая вид, что вот-вот расплачусь. — Просто… может, воздуха? Может, мне пройтись? В сад? Только ненадолго… Мне так страшно сидеть в четырех стенах…
Она смотрела на меня с подозрением, смешанным с тревогой за «внука». Идея прогулки под ее присмотром показалась ей меньшим злом.
— Хорошо. Только с Кристиной. И всего на полчаса. И чтобы сразу назад!
План приводился в действие. Я накинула плащ, Кристина меня поддержала, и мы вышли в тот самый внутренний сад. Я заранее подлила три капли зелья в кувшин с водой. Эффект начал проявляться почти сразу — легкая тошнота, слабость в ногах, голова стала ватной. А потом пришла и боль — резкая, схваткообразная, заставившая меня согнуться и вскрикнуть.
— Льера! — испуганно вскрикнула Кристина.
— Живот… — прошипела я, и на этот раз в моем голосе не было притворства. Зелье работало слишком хорошо.
Я сделала несколько шагов, опираясь на Кристину, и специально оступилась на ровном месте, сделав вид, что голова закружилась от слабости. Я не сильно упала, скорее грузно опустилась на сырущую землю, но этого было достаточно.
— Ой! Льера упала! Помогите! — завизжала Кристина совсем уже искренне.
В этот момент из двери на террасу выскочил он. Итан Райан. Он был без камзола, в одной белой рубашке, закатанной по локти, и выглядел… уставшим и раздраженным. Видимо, ночной скандал не прошел для него даром.
Увидев меня, сидящую на земле, бледную, с лицом, искаженным болью, он остановился. Его взгляд скользнул по моему лицу, по тому, как я судорожно вцепилась в подол платья, по испачканной землей ткани. В его глазах мелькнуло что-то… сложное. Не любовь, нет. Скорее, шок. И та самая досада на проблемы, но уже смешанная с чем-то другим.
— Опять что-то случилось? — его голос прозвучал резко, но уже без прежней уверенности.
— Льер, ей плохо! Она упала! — запищала Кристина, уже не сдерживая слез.
Он подошел ближе, его глаза сузились. Он изучал меня, как изучал карту перед битвой, но теперь на карте был хаос.
— Что на этот раз? — его голос стал тише.
— Боль… — выдохнула я, и слезы сами поступили из моих глаз от боли и страха. Я почувствовала, как по ногам течет что-то теплое и липкое. Ужас сковал меня настоящий, дикий. А что, если крум ошибся с дозировкой? — Ребенок… наш ребенок… — простонала я. — Я упала… из-за слабости… после того взвара…
Я увидела, как он побледнел. Как сжались его кулаки. Он ненавидел меня, но ребенок… наследник… это было его. И теперь на него напали сразу двумя способами: ядом и силой.
— Взвар… и падение… — прошептала я, делая последнюю, отчаянную ставку. — Его подали… специально. Как и… предыдущей. Чтобы я не мешала… всем.
Это был удар ниже пояса. Я знала это. Но я тоже играла ва-банк на грани жизни и смерти.
— Ты… — он шагнул ко мне так близко, что я почувствовала запах кожи и вина. — Ты уверена?
В его голосе не было злости. Был ужас. Холодный, расчетливый ужас воина, который видит, как противник бьет по самому уязвимому месту.
— Я… чувствую, — простонала я, и очередная волна боли скрутила меня. На этот раз я не притворялась.
Его рука взметнулась, но не для удара. Он схватил меня на руки так легко, будто я была перышком, и понес к замку, крича на бегу: — ЖЕРОНА! НЕМЕДЛЕННО ЖЕРОНА К ЛЬЕРЕ! ОНА УПАЛА! ОТРАВЛЕНА!
Все последующие часы прошли в тумане. Боль, суета, голос крума Жерона, строгий и повелительный: «Всех вон!». Потом долгий разговор с ним наедине, когда боль уже утихла, оставшись лишь тупой ноющей тяжестью внизу живота и страшной пустотой.
— Все кончено, льера Мэриэм, — сказал он тихо, его лицо было скорбным. — Вы потеряли ребенка. Слабость от яда и падение… Этого оказалось достаточно. Теперь вам нужен покой. И… готовьтесь. Льера Брошка будет вне себя.
Я лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я добилась своего. Теперь все — и свекровь, и муж — думали, что я — жертва покушения, потерявшая ребенка. Моя позиция должна была укрепиться. Но почему же на душе было так пусто и гадко?
Вечером мне принесли ужин. На подносе, кроме еды, лежал маленький, изящный кинжал в кожаных ножнах. Ни записки, ни объяснений. Просто лежал там, как будто так и должно быть.
Я взяла его в руки. Клинок был острым, отполированным до зеркального блеска. Рукоять идеально ложилась в ладонь.
Это было послание. Ясное и недвусмысленное.
«Защищайся. Но помни, кто хозяин в этом доме. Ты выжила. Но ты проиграла.»
Я сжала рукоять кинжала. Наконец-то что-то настоящее. Не слова, не угрозы. Предмет.
Война продолжалась. Но правила снова изменились. И теперь я должна была играть новую роль — роль скорбящей матери, потерявшей ребенка из-за врагов. И по иронии судьбы, это была правда. Просто врагом была я сама.