Мой сладкий грех

Глава 13

Назар

Просыпаюсь среди ночи от очередного навязчивого сна. Сажусь на кровати, спустив ноги на пол, растираю виски. В последнее время он перестал мне сниться, думал прошло, но вот опять.

С того последнего боя прошло уже пять месяцев, а чувство неприятия до сих пор периодически посещает. Поначалу, когда уже вернулся из Гамбурга домой, постоянно снился один и тот же сон: я на ринге, во время боя мой соперник останавливается, не нападает и не обороняется, а я начинаю наносить удар за ударом, просто забиваю его до смерти, он падает навзничь, и я в агонии понимаю, что убил его. Вокруг крики толпы, рефери тормошит парня, а он не шевелится.

Накидываю халат, выхожу на крышу, вдыхаю свежий воздух. На часах 4.20. Почему сон вернулся? В последнее время меня отпустило, думал уже насовсем. Непроизвольно возвращаюсь мыслями на пять месяцев назад. Этот бой считался одним из самых престижных за мою карьеру. Нидерландский боксер, многократный победитель, и его команда устроили целое шоу перед боем. На телевидении, на плакатах, во всех своих интервью он обещал меня уничтожить, выражаясь довольно резко, порой даже откровенно некрасиво, давил на психику. Я не приемлю подобное в спорте, и меня сложно вывести из себя, Богданович с детства учил и повторял, как мантру — «Преодолеть страх. Отсечь лишнее». На ринг я выходил совершенно спокойным и уверенным в себе. Поединок закончил прямым нокаутом в одиннадцатом раунде. Соперник рухнул и больше не поднялся.

Вот тут и начался мой кошмар. Медики пытались привести его в чувство прямо на ринге, он не реагировал. Беснующаяся толпа, напоминала средневековую площадь с гильотиной в центре во время казни. Все радовалась и ликовали, крики сливались в моей голове с комментариями в микрофон ведущего. Парня уносили на носилках, мне вручали пояс, а я находился словно в тумане. Не испытывал радости, отказался давать интервью, ушел из зала, дальше все разгребал мой промоутер.

Соперник впал в кому, к утру сообщили, что у него случился отек мозга и, скорее всего, шансов нет. Я крепкий морально, всегда трезво воспринимаю любые события. Но тут мой организм дал сбой. Жить с тем, что ты убил человека, еще и получил за это немыслимые деньги, этого не пожелал бы и врагу. Около трех недель я существовал, как на автопилоте. Каждые два часа мне докладывали о состоянии парня, мне притащили психолога, который ежедневно внушал, что так бывает, что это такой вид спорта, что бывают осечки. Я кивал, делал вид, что соглашаюсь, но легче не становилось, становилось только хуже.

Когда позвонили и сказали, что соперник вышел из комы, помчался в больницу, но меня не пустили. Заверили, что применяют лучшее лечение и все теперь будет хорошо. Еще через пару недель его перевели из реанимации, он практически восстановился. А когда я, все-таки, приехал к нему в клинику, меня прибило снова. Парень оглох на оба уха, ему придется всю оставшуюся жизнь носить слуховой аппарат. Я собрал вещи и уехал домой, понял, что больше с смогу, не хочу никого калечить.

Промоутер обрывал телефон, даже приезжал, укатывал вернуться. Чтобы отстал, я сказал, что подумаю, что мне нужно время. Дома тоже поначалу сходил с ума, гостиничный бизнес не приносил никакого удовольствия. Вставал утром и заставлял себя ехать на работу.

Как-то поехал к Богдановичу на тренировку, и он меня в тот вечер славно нагрузил. Стало легче в своей стихии, соскучился за боксом. Стал приезжать несколько раз в неделю, а потом и вовсе перешел на пятидневку. Все понемногу начало налаживаться, даже временами нравиться.

А потом появилась Ника. Теплый лучик, возвративший меня к жизни, подаривший смысл, пробудивший такие чувства, о которых я даже не предполагал, что они во мне могут возникнуть. Мой желанный запретный плод, искренняя, живая, безупречная. Временами с характером, временами покладистая, как мартовская кошка, готовая на любые эксперименты в постели, поддерживающая любые мои идеи в быту и в жизни. Не предполагал, что бывают такие, а тем более буквально у меня под носом.

При воспоминании о ней, улыбка сама собой появляется на моем лице, и так каждый раз. Не видел ее два дня, соскучился. Позавчера у нее была защита диплома, вечером семейный праздник по этому поводу, а вчера выпускной. Вечером она прислала несколько фотографий в выпускном платье, кучу сердечек и поцелуев. Никогда не думал, что буду тащиться от подобной ерунды, но каждый раз плавлюсь от ее необъятной любви.

Вчера посидели с пацанами в баре, приехал в яхт-клуб после двенадцати, упал на кровать в приятном предвкушении завтрашнего переезда. Ремонт в доме закончен, но Ника не успела с мелочами. В коробках в гараже еще стоит не распакованная посуда, всякая всячина, полотенца, книги, папки для кабинета и прочее. Сегодня собирались закрыть этот вопрос, я даже вызвался помочь. Ника категорически не хочет, чтобы в этом принимали участие мой повар и горничная. Снова улыбаюсь, представляя, что сегодня будем спать в нашей кровати.

Нашей… Я больше не говорю в моей. Эта девочка настолько слилась с моим домом, что я не рассматриваю их теперь отдельно. Там все наше.

Стук в дверь возвращает меня в утреннюю реальность. Кто в такое время? Поворачиваю защелку, открываю.

— Ника?

— Привет. Наши пошли встречать рассвет, а мне очень захотелось встретить его с тобой.

Бледно голубое платье с открытыми плечами и двойной юбкой — снизу короткая мини, поверх длинная прозрачная ткань в несколько слоев, туфли на высоком каблуке, подобранные наверх волосы в шикарной салонной прическе, яркий вечерний макияж — мне даже не верится, что на меня поутру свалилась самая моя желанная фантазия, упакованная в такую красивую обертку. Загребаю ее за талию прямо в комнату, проворачиваю другой рукой защелку и впиваюсь в сладкие родные губы.

— Не сердишься, что я тебя разбудила? — переводит дыхание в моих объятиях. — Мне просто безумно захотелось тебя увидеть.

— Не откладывай свои желания на потом, Солнышко. Особенно, когда они касаются меня. И ты меня не разбудила.

Беру ее за руку и веду в спальню. Она неспеша снимает туфли, вытаскивает шпильки из волос, пряди одна за другой падают на голые плечи. Смотрит при этом прямо мне в глаза. Зависаю на этой картине, и она понимает, что меня бомбит от каждого ее жеста. Стою посреди комнаты, зачарованный, не двигаюсь, упиваюсь ее красотой, чистотой и, вместе с тем, порочностью.

Ника подходит вплотную, тянет за пояс моего халата, медленно снимает его с моих плеч и скидывает на пол. Потом опускается на колени, обхватывает член рукой и проводит языком по головке.

— Даа, родная… — вырывается у меня.

Она захватывает член губами и скользит по нему сначала медленно, потом быстрее, жестче, изощреннее.

Кладу руку на ее голову, взлетаю, мы оба стонем, громко и надсадно. Это не первый наш минет, но сейчас это высший пилотаж. Ника стоит передо мной на коленях в этом, мать твою, облаке шикарного платья, такая чистая и непорочная на вид и выдает самый пошлый и развратный отсос, сжигая в пепел все мое нутро. Я, сильный здоровый мужик, бессилен перед чарами этой маленькой девчонки, это какое-то наваждение, необъяснимая зависимость, неосязаемая глубина чувств, в которую самому порой страшно заглянуть и понять, что там не видно дна.

Она подводит меня практически к краю, поднимаю ее с пола, тяну вниз за собачку молнии у нее на спине.

— Мне нужно в душ, — заглядывает мне в глаза.

— Не нужно, — отсекаю ее попытку ускользнуть.

Снимаю платье, ставлю на кровать на коленки и вхожу до упора. Она мокрая, горячая, погружаюсь в бушующее море похоти и любви. Взрываюсь от ее страстных криков, разлетаюсь на куски от ее вида сзади, погибаю и воскресаю, трахаю до умопомрачения, пока оба без сил не сваливаемся в оргазме от этого безумия.

— Люблю тебя, — шепчу на ушко, лежащей после душа на моем плече, малышке.

— И я тебя люблю. Давай спать, очень устала.

— Спи, — целую в лоб. Она прикрывает глаза, а я еще раз проживаю свои эмоции этого утра, начиная с ее прихода.

Просыпаемся поздно. Не спешу открывать глаза, ощутив шевеление Ники. Она легонько, чтобы не разбудить, целует меня в плечо и на цыпочках пробирается в душ.

— Меня с собой возьмешь? — спрашиваю вдогонку.

Она разворачивается и дарит теплую влюбленную улыбку.

— Я думала ты спишь.

— Тебя дома в розыск не объявят?

— Все, кто далеко живет, должны были ночевать у одногруппницы. У них большой дом возле моря, там собирались и рассвет встречать. Так что родители думают, я у Риты.

Посылает мне воздушный поцелуй и исчезает за дверью душевой.

Еще немного валяюсь в полудреме, потом встаю с кровати, раздвигаю шторы, на море начинается шторм. Прикидываю как построить планы на день, чтобы успеть закончить в доме, на работу нужно еще заехать… В этот момент дверь номера открывается с той стороны ключом, я напрягаюсь. Отец в три шага оказывается посреди гостиной.

— Привет, у тебя телефон в отключке.

Его взгляд падает на разложенное на спинке дивана голубое платье и туфли на полу. Он переводит взгляд на меня, не успеваю ничего сказать, из душевой, обернутая полотенцем, выходит Ника.

— Назар, я тут подумала…, — застывает в проеме.

Ошарашена не меньше отца, пару секунд приходит в себя.

— Здравствуйте, — выдавливает испуганным голосом.

— Здравствуй, Ника.

Он поворачивается ко мне:

— Выйди на пару слов, — выходит и закрывает за собой дверь.

Ника, стоит, не дыша и со страхом взирает на меня.

— Выдыхай. Это, рано или поздно, должно было произойти, — говорю ей и выхожу на коридор.

Сказать, что отец злой — ничего не сказать. Он взбешен, но сдерживает себя, видимо, чтобы Ника не слышала крик.

— Ты что творишь, совсем головой поехал?!

— Напрочь.

— Тебе что, телок мало? Экстрима захотелось?

Молчу. Вижу, что сейчас любые доводы мимо.

— Калинины знают, где она зависает?

— Нет.

— Твою мать, Назар! Куда тебя занесло? Давно это у вас?

— Давно.

— Нет слов…Вечером договорим. Надеюсь, ты приедешь на ужин? Мама второй день ждет.

— Приеду.

Отходит к лифту и со злостью нажимает кнопку вызова, тот сразу же открывается.

Возвращаюсь в номер, Ника в полуобморочном состоянии, ее трясет.

— Сильно ругался?

Обнимаю, пытаюсь привести в чувства.

— Успокойся. Я разберусь с этим. Нужно твоим родителям сказать, невозможно больше скрывать.

Она кивает, страх в ее глазах так никуда и не пропадает.

— Отметим мамин День рождения и скажу.

— Хорошо.

— Отвези меня домой.

— Сейчас оденусь и поедем.

Ужин у родителей планировался еще два дня назад, но Серега попросил съездить с ним по работе в другой город, и у меня не получилось. А потом мы в баре отмечали покупку его нового автосалона. Сегодня, судя по всему, ужин не получится снова. Уже в гостиной вижу, что две пары родных глаз взирают на меня, как на нашкодившего кота.

— Привет, — говорю без энтузиазма. Не знаю, когда отец сказал маме, но она до сих пор в состоянии шока.

— Привет, если не возражаешь, сначала поговорим. Или ты голодный?

— Не голодный.

— Как так получилось, сынок?

— Мам, как у всех получилось. Мы такие же люди, как и все остальные.

Отец встает с кресла и подходит ближе.

— Ты вообще соображаешь, что делаешь? Куда ты полез?

— Да, я в здравом уме и светлой памяти.

— Мне, почему-то, так не кажется! — повышает он голос. — Какого черта именно она? Ты же знал, что из тех, кого нельзя трахать, она на первом месте.

— Из всех трахать захотелось именно ее.

— Назар, Влад, выбирайте выражения, — возмущенно вклинивается мама.

— И ты решил не отказывать себе в желаниях, вижу цель, не вижу препятствий! — игнорирует ее отец, его глаза мечут гром и молнию. — Как она вообще могла оказаться в твоей постели, что у вас общего?

— Тебе рассказать интимные подробности?

— Мне и на х*р не нужны твои интимные подробности! Расскажи лучше свои планы. На сколько тебя еще с ней хватит — месяц, два? А что, когда наиграешься?

— У меня нет графика. И почему вы мне приписываете свои сценарии? Я не собираюсь с ней играть.

— Может, женишься? — саркастически улыбается отец.

— Так далеко не думал.

— Да ты вообще ни хр*на не думал! Ты просто уложил в постель девчонку, которая для меня как дочь! И как мне на это реагировать?

— Просто прими как факт.

— Бл*дь, не принимается!

Он садится на диван, но снова поднимается, кладет руки в карманы спортивных штанов и начинает шагать по комнате.

— Боже, завтра у Марины день рождения. Как я буду Калининым в глаза смотреть? — напрягает мама, заламывая пальцы на руках.

— Мама, хватит делать из Ники жертву. Я что ее изнасиловал? Она не маленькая. Ей двадцать лет, она спит с мужиком, с которым сама считает нужным. Я ее не из школы после уроков забрал и увез в свою постель. Она сама со мной пошла, добровольно. И почему у вас об этом представление, как будто меня в ней интересует сугубо секс?

— А что тебя интересует?! — взрывается папа. — Может, ты ее в филармонию водишь, стихи читаешь?

— В нашем городе без филармонии есть чем заняться.

— Назар, обидишь Нику!.. — он громко дышит, скулы играют, въедается в меня строгим взглядом.

Мне порядком надоедает эта полиция нравов, терпение лопается.

— И что?! Что ты сделаешь? Хватит меня отчитывать, как подростка!

Выхожу из гостиной, пересекаю двор, сажусь в машину и даю по газам. Понимал, что этот разговор неизбежен, но все равно, потряхивает. Никогда не разговаривал так с отцом. Маме мог надерзить в подростковом возрасте, за что потом получал от отца по ушам. Но с ним никогда не позволял себе повышать голос или умалять его авторитет.

Сейчас неприятный осадок скребет внутри, а сверху по голове стучит злость. Значит, Ника бедная девочка, а я злодей, и им за меня стыдно. Стыдно, бл*дь! Как будто я сделал что-то вопиюще-мерзкое. Пи*дец, у родителей мнение обо мне.