Моя прелестная роза

Глава 13

Когда пошел одиннадцатый час, Стивен еще не догадывался, какое тяжкое испытание ему уготовлено. Труппа направлялась к месту своего очередного выступления. Большинство актеров находились в телегах и переднем фургоне, Стивен же правил задним фургоном, где были уложены костюмы и декорации.

Аошади, естественно, даже отдаленно не напоминали тех, что были украшением его конюшни, а это означало, что он может спокойно беседовать со своей пассажиркой. Розалинда сидела с непокрытой головой, лицо и волосы сверкали в солнечном свете. Тепло ее рыжеватых волос напоминало ему, что в воздухе чувствуется первое дуновение осени. Дни шли неумолимой чередой.

Стараясь не задумываться над этим, он как бы вскользь спросил:

— А куда мы, кстати сказать, направляемся?

— В замок Бурн, владение герцога Кэндовера. Папа упоминал об этом. Странно, что вы не слышали. Он очень горд тем, что мы в четвертый раз играем здесь по личному приглашению герцога.

— Замок Бурн? Господи помилуй! — Стивен невольно натянул поводья, и лошади жалобно зафыркали. Впрочем, он тут же ослабил поводья, надеясь, что Розалинда не заметила резкой перемены в его настроении.

Рейф Уитбурн, герцог Кэндовер, один из ближайших друзей Майкла. Они знакомы вот уже многие годы. Во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы герцог Кэндовер мог опознать Стивена с первого взгляда. Стивен почувствовал непреодолимое желание передать поводья Розалинде и задать тягу.

Уже много недель он путешествовал вместе с Фицджералдами в волшебном мире, не имеющем ничего общего С привычным ему миром. Но вот-вот эти два мира окажутся в соприкосновении. Работай он за кулисами, он мог бы не опасаться, что его узнают, но в этот вечер ему выпало играть герцога Афинского. Они с Розалиндой первыми должны появиться на этих проклятых подмостках, и у него пет шансов избежать узнавания.

Стараясь не выдать снедающего его беспокойства, он спросил:

— Представление будет лишь для домочадцев герцога?

— Нет. Это будет большой праздник, — безмятежно ответила Розалинда. Алоизий ехал в том же фургоне, что и они, и как раз в этот момент сунул свою морду между ними. Она погладила косматую голову.

— Герцог и герцогиня приглашают гостей со всей округи. Перед началом спектакля они угощают всех ужином и посылают те же блюда нам, скромным комедиантам. Превосходная еда, отзывчивая публика. Это кульминационный пункт нашего ежегодного тура.

Ну и чудеса. Он, Стивен, знаком с доброй половиной присутствующих. Даже может оказаться крестным отцом чьих-либо детей.

— И как начались здесь ваши выступления? — спросил он с кислой физиономией.

— Герцог и некоторые из его влиятельных друзей посетили наш спектакль в Уиткоме. Они, видимо, приехали с целью хорошенько посмеяться, но остались в искреннем восхищении. В тот вечер шла «Буря». — Она улыбнулась, припоминая то, что тогда произошло. — После окончания спектакля Кэндовер прошел за кулисы — кстати, он очень хорош собой, — изящно пофлиртовал со всеми женщинами нашей труппы, включая старую Нэн, и пригласил нас выступить в своем открытом театре.

— И вы, конечно же, согласились? — лишенным какого-либо выражения голосом произнес Стивен. У него еще оставалось время бежать, но он не мог подвести и без того немногочисленную труппу. Оставить Томаса без Тезея было бы очень некрасиво.

— Тпру! — закричал Стивен, объезжая глубокую колею. Но почему он так опасается разоблачения? В конце концов герцог Ашбертон может поступать как ему заблагорассудится. Кое-кто, возможно, будет посмеиваться над его эксцентричным поведением, кое-кто, возможно, проявит недовольство, но, разумеется, только за его спиной.

Стало быть, ему стыдно появляться на подмостках? Отнюдь. Он гордится своим несомненным, хотя и скромным, талантом и получает удовольствие от игры с труппой.

Почему же он так обеспокоен?

Проблема, видимо, заключается в столкновении миров. Эти последние недели — особенные в его жизни. Приятное воспоминание о них поможет ему выдержать предстоящие трудные месяцы. Если слух об этом его приключении распространится в высшем свете, среди равных ему, это может неприятно отразиться на его редкостных, удивительных переживаниях.

Хуже того, люди вульгарные вообразят, будто у него была связь с какой-нибудь актрисой, а может быть, и с несколькими. Невыносимо даже думать, что доброе имя Розалинды и ее семьи будут трепать злые языки. Но как избежать узнавания?

И тут его озарила внезапная мысль:

— Мне бы хотелось сыграть Тезея в парике и с бородой, чтобы не выглядеть современным. Это ведь нетрудно сделать?

— Но для чего вы хотите надеть бороду? — удивилась она. — У вас будут чесаться подбородок и шея. Я это хорошо знаю, потому что мне самой приходилось играть бородатых мужчин. К тому же становится трудно выражать эмоции.

Он искоса поглядел на нее.

— Когда я впервые играл эту роль, вы сами сказали: все, что от меня требуется, это передать властность характера и любовь к суженой.

— Я думаю, вы сможете передать властность даже с мешком на голове, — сказала она смеясь. — Ну что ж, нацепляйте бороду и бакенбарды.

Это его немного успокоило. Изменив свою внешность, а заодно и голос, он сможет, пожалуй, избежать разоблачения. Вряд ли кто-нибудь станет предполагать, что герцог Ашбертон может участвовать в представлениях бродячих комедиантов.

Первые повозки уже втягивались на территорию замка между двумя сторожевыми башнями. Когда наступил их черед, Розалинда сказала:

— Посмотрите, какое романтическое зрелище. Воздвигнутый на холме, с зубчатыми стенами и башнями, замок Бурн выглядел очень величественно, однако Стивен подумал, что Ашбертонское аббатство превосходит красотой даже этот замок. Проезжая по подъездной дороге, он пониже нахлобучил шляпу и втянул голову в плечи, стараясь казаться как можно незаметнее. Однако вот уже несколько недель вся его немногочисленная одежда хранилась в седельной суме, так что всегдашнего аристократического лоска у Стивена сильно поубавилось.

Их путь пролегал мимо конюшен и каретных сараев. Тут стояли великолепные кареты, многие со старинными гербами. Розалинда махнула рукой в сторону одной из них.

— Замечательные экипажи, не правда ли? — воскликнула она. И с поддразнивающими огоньками в глазах прибавила: — Но вы ведь, наверное, привыкли к такой роскоши?

Она была права: дорогие экипажи даже не привлекли его внимания.

— А вы хотели бы разъезжать в одной из таких карет? — спросил он серьезно. — Хотели бы иметь много дорогих платьев и драгоценностей?

Она посмотрела на него т: удивлением:

— Не то чтобы очень. У меня уже есть все необходимое: несколько дорогих украшений и платьев, есть доброе здоровье, прекрасная семья и друзья. У меня нет ни малейшего желания тешить свое тщеславие. — Она устремила задумчивый взгляд на замок. — Конечно, я хотела бы иметь красивый дом, но богатство и счастье — вещи отнюдь не равнозначные, и сдается мне, высокое положение накладывает большую ответственность.

Ее слова глубоко поразили его. Элементарный комфорт, здоровье, дружеская компания. В конце концов, что еще нужно человеку для счастья? Богатство, титулы, власть — на что они в самом деле нужны? Только чтобы тешить тщеславие.

— Вы мудрая женщина, Розалинда, — спокойно произнес он.

Когда он подал фургон правее, они поехали мимо второго ряда карет. Герб на одном из них показался ему знакомым.

Боже, мысленно простонал он. Это же герб Херрингтонов. А его старшая сестра Клаудия — графиня Херрингтон… Они с мужем, вероятно, гостили у друзей, и естественно, что таких именитых особ пригласили на вечернее празднество.

Если бы он составил список тех, от кого хотел укрыться, Клаудия стояла бы на первом месте. Они обычно ладили, но она очень строго придерживалась условностей. Если она узнает, что ее благородный брат подвизается на подмостках, то уж не преминет высказать свое мнение об этом. Он еще раз подумал: не сбежать ли ему?

Но ведь в нем нуждается труппа. Из слов Розалинды можно сделать вывод, что сегодняшнее представление очень важно для ее семьи, особенно для отца. Они вели себя с ним так благородно, неужели же он отплатит им низостью?

Вечер предстоял долгий, напряженный. Остановившись рядом с другими фургонами, Стивен помолился Гермесу, греческому богу, покровителю всех плутов и мошенников.

Сейчас для него важна любая помощь, откуда бы ни последовала.

Джессика осторожно поддернула левый край накладной бороды и отошла назад.

— Что скажешь. Роза?

Розалинда внимательно оглядела их жертву и кивнула:

— Думаю, все будет в порядке.

— Будет ли мне дозволено увидеть мое собственное лицо? — сухо спросил Стивен.

Розалинда лукаво улыбнулась:

— Боюсь, с такой густой бородой вы даже не сможете увидеть собственного лица.

Джессика сдвинула темные брови:

— Мне кажется, у него очень внушительный вид. Похож на одного из этих средневековых королей. Может быть, на Эдуарда.

Не дожидаясь, пока сестры придут к общему мнению, на какого именно короля он походит, Стивен вынул ручное зеркальце из шкатулки с гримировальными принадлежностями и обозрел плоды их труда. Рассмотрев себя, он испустил вздох облегчения. Надетый на него парик спадал длинными волнами до самых плеч, с париком удачно сочеталась и пышная борода. Никто, конечно, не подумает, что это его естественные волосы, и тем не менее облик изменился почти до полной неузнаваемости, а именно это и требовалось.

— Я думаю, что скорее похож на пророка из Ветхого завета, слишком долго жившего в пустыне.

Розалинда с улыбкой подняла герцогскую диадему — покрытый дешевой позолотой железный обруч — и водрузила его на голову Стивена.

— Должна признать вашу идею весьма удачной. Вы просто олицетворение властности.

— Это подчеркивает запах сухой лаванды, исходящий от парика. Что поделаешь, приходится бороться с молью, — захохотала Джессика, отскакивая, прежде чем сестра успела стегнуть ее золотистой косой, извлеченной из сундука.

Стивен встал и поправил свою пурпурную мантию. Розалинда права насчет бороды, он и в самом деле испытывает сильный зуд.

— Должно быть, скоро пора начинать.

Мимо, в костюме Оберона, быстро прошел Томас Фицджералд.

Он был в своей стихии, суетился, отдавал зачастую противоречивые распоряжения. К счастью, Розалинда успешно проделала всю необходимую распорядительную работу: костюмы, декорации и, сами актеры были готовы к началу спектакля. Даже погода благоприятствовала представлению. Артистические уборные помещались под амфитеатром. Подойдя к маленькому окошку, Стивен выглянул наружу. Построенный в виде незавершенного круга, амфитеатр размещался на склоне холма, сцена — в самом низу, у подножия. Скамьи для зрителей поднимались круто одна над другой, обеспечивая хорошее обозрение. За сценой, на расстоянии вытянутой руки, стояли огромные старые деревья. Именно поэтому выбрали «Сон в летнюю ночь» — деревья могли служить естественной декорацией к спектаклю.

Незадолго перед тем Стивен помог рабочим сцены натянуть веревки на деревья. Чтобы освоиться с новым местом, наскоро была проведена репетиция. Актеры и актрисы, играющие эльфов и фей, весело раскачивались на веревках. Стивен даже вздрогнул, наблюдая, как быстро соскользнула по веревке Розалинда, но сама она была явно очень довольна. Даже Мария, которая играла Титанию, приняла участие в общей забаве.

Уже нисходили сумерки, сцена с высокими деревьями вместо задника превращалась в таинственный лес, созданный воображением Шекспира. В саду заливисто запел соловей. Понемногу стали собираться и зрители. Женщины в богатых туалетах, элегантно одетые мужчины, проходя в сумерках и весело болтая, рассаживались по местам. Стивен поискал взглядом сестру, но не смог ее увидеть, ибо его поле зрения было ограничено. Может быть, у нее головная боль и она решила пропустить спектакль? Однако вряд ли имеет смысл рассчитывать на такую удачу.

Повеяло запахом роз, подошла Розалинда. Ее взбитые волосы были украшены золотой диадемой. Она была очень хороша в царственном одеянии повелительницы амазонок.

Грим подчеркивал полноту ее губ, длинные темные ресницы придавали глазам соблазнительный вид. Она выглядела молодой женщиной в полном расцвете, необыкновенно привлекательной и желанной.

Он хотел обнять ее, но благоразумие заставило его сдержаться. Он только сунул руку под мантию и обвил ее теплую гибкую талию, уверенный, что никто не сможет этого заметить.

Их тела соединились от плавного изгиба ее бедра до упругой груди. Кровь судорожно запульсировала в его жилах. Раскрыв пальцы, он стал медленно гладить ее, тихо приговаривая при этом:

— Готова ли ты к нашему предстоящему венчанию, моя Ипполита?

Она подняла полуприкрытые веками, затуманенные желанием глаза и ответила:

— Да, я готова, мой дражайший герцог.

И прижалась к нему сильнее.

В нем так и закипела кровь. На какое-то мгновение он дал полную волю воображению. Они бессмертная королевская чета, возлюбленные, неразделимо слившиеся в страсти. Он будет подносить ей бокалы вина, дарить благоухающие розы, и они будут жить вместе в заколдованном лесу, вечно молодые и сильные.

Знакомые колики в животе вернули его к реальности. Что за проклятие! Он был похож на мотылька, порхающего вблизи пламени — волшебного очарования Розалинды. Почему он мучает и ее, и себя?

Да потому, наверное, что даже неутоленное желание, при всей своей мучительности, все же слаще, чем холодные доводы рассудка. И все же он опустил руку и отодвинулся.

— А вы не ставили здесь «Как вам это понравится»? Здешняя сцена как будто нарочно создана, чтобы быть декорацией Арденнского леса.

Резкий переход от чувственного волнения к повседневной реальности на какой-то миг ошеломил ее.

— Мы играли ее здесь в прошлом году, — чуть погодя проронила она. — Я была моей тезкой, Розалиндой.

«Жаль, что мне не посчастливилось ее видеть, — подумал он. — Ее высокая великолепная фигура, вероятно, прекрасно выглядела бы в бриджах». А ему очень хотелось лицезреть ее во всех возможных видах — и прежде всего между двух атласных простыней, под покровом этих чудесных рыжевато-золотистых волос.

Он слегка нагнулся, собираясь поцеловать ее изящное ушко, полускрытое растрепавшимися волосами. Однако в этот момент он увидел, что по сцене прямо к нему идут герцог и герцогиня Кэндовер.

Сердце у него дрогнуло. Напомнив себе, что они никоим образом не могут знать о его присутствии здесь, он сказал сдавленным голосом:

— Видимо, это герцог и герцогиня. Они направляются прямо к артистической уборной.

— Герцог и герцогиня всегда лично приходят, чтобы приветствовать труппу и спросить, все ли готово к началу спектакля, — объяснила Розалинда. — Не правда ли, герцогиня чудо как хороша? Они женаты вот уже несколько лет, но ведут себя так, словно у них все еще медовый месяц.

Герцогиня Марго и в самом деле была очень красива, почти так же красива, как жена Майкла, Кэтрин. И почти так же желанна, как Розалинда.

Проклиная свою одержимость, которая резко ограничивала его кругозор, Стивен поспешно отошел в дальний угол артистической уборной. Войдя, Кэндоверы приветствовали Томаса и Марию как старых знакомых, а затем обратились с дружескими словами и к другим артистам. Стивен оглядывал Кэндовера с непреодолимым интересом. Несколько недель назад и сам он держался как человек, требующий к себе почтения, являя олицетворение властности, граничащей с высокомерием.

Перед тем как окончательно проститься, герцогиня с улыбкой оглядела остальных членов труппы. Ее взгляд на миг задержался на Стивене с его окладистой бородой. Он почтительно наклонил голову, и она отвернулась от него.

После того как они ушли, Томас повелительным жестом воздел обе руки:

— Эту пьесу никогда еще не играли на лучшей сцене, и сегодняшний вечер исполнен таинственного волшебства. Так давайте же сыграем так, чтобы никто никогда не смог забыть этого спектакля.

Все актеры дружно поддержали его.

— О да, сэр! — воскликнул Брайан в костюме Пэка.

Его голос прозвучал звонче, чем все остальные, и это его смутило.

Его отец усмехнулся и жестом пригласил Стивена, Розалинду и играющих с ними актеров выйти на сцену. Под звуки фанфар они вышли в зачарованное царство, созданное Шекспировым воображением. Вечерняя тьма уже сгустилась, и сцена была озарена высокими, трепещущими на ветру факелами. Высоко вверху, на деревьях, словно сказочные звезды, мерцали маленькие лампы.

Они вышли на середину открытой сцены. Величественно повернувшись к своей царственной невесте, Стивен заметил во втором ряду свою сестру.

Клаудия была красивой женщиной с каштановыми волосами, с волевым, как у всех Кеньонов, лицом, которое отнюдь не портило суровое, даже непреклонное выражение. Она сидела рядом со своим спокойным мужем, аккуратно сложив руки на коленях. Любопытно, как сложилась их семейная жизнь, подумал Стивен. Искренне ли любят друг друга Клаудия и Херрингтон, или же их семья устроена на обычный аристократический лад и, в сущности, они — два незнакомца, живущие под одной крышей? Если бы он относился к сестре как настоящий брат, то знал бы это. Стивен поклялся, что выяснит все за то время, что еще отпущено ему судьбой.

Надо было начинать монолог, и Стивен заговорил глубоким грудным голосом, без труда заполняя его звучанием весь амфитеатр. Он великий Тезей. Участвовал в кровопролитных битвах, совершил много героических подвигов и наконец вернулся к своей возлюбленной.

На его слова тут же откликнулась повелительница амазонок, в ее ответе слышалось сладостное нетерпение женщины, которая не может дождаться, когда наконец станет женой своего суженого. Глядя в ее шоколадные глаза, Стивен ответил ей с глубочайшим волнением, вкладывая в слова герцога Афинского то, что не посмел бы сказать герцог Ашбертон.

Затем Тезей и Ипполита покинули сцену, уступив место молодым возлюбленным. Розалинда помчалась переодеваться феей, он отошел в тенистый уголок.

По ходу пьесы становилось все яснее, что пожелание Томаса Фицджералда осуществляется в полной мере. В своей жизни Стивен видел более десятка постановок «Сна в летнюю ночь». В трех из них сам принимал участие. Но ему еще никогда не приходилось видеть лучшее исполнение.

Все в этой постановке дышало очарованием. На всех придворных короля эльфов и фей лежала какая-то неземная красота. Томас и Мария играли супругов, которые прожили вместе целую вечность, но все еще сохранили пламя страсти. Оба были остры на язык. Все актеры играли замечательно, особенно блистала язвительностью Джессика в роли Гермии.

Комедия ошибок продолжалась до тех пор, пока не пришло время вновь появиться Стивену и Розалинде. Он уже перестал опасаться, что его могут узнать. Многие зрители знали герцога Ашбертона, но в этот вечер он был Стивеном Ашем, низвергнувшим тиранию своего высокого положения, и играл, как никогда в своей жизни.

После того как Брайан прочел заключительный монолог Пэка, наступило короткое затишье. Затем вся публика вскочила на ноги, зрители хлопали и кричали с энтузиазмом, более подобающим лондонским рабочим, чем пресыщенным аристократам.

Актеры начали выходить с поклонами. Стивен и Розалинда появились вместе. В лицо им ударила мощная волна рукоплесканий и одобрительных криков. Стивен упивался этими проявлениями восторга, зная, что на этот раз вполне их заслужил. Горячее одобрение публики — самый опьяняющий из всех напитков. Неудивительно, что актеры приучаются наслаждаться этим состоянием, столь похожим на наркотическое. Какое это счастье — чувствовать свою власть над душами.

По окончании спектакля зрители стали подниматься на сцену к актерам. Стивен увидел, что к нему направляются несколько женщин, и поспешил укрыться в самом дальнем углу мужской артистической уборной. Розалинда еще раньше предупредила его, что вся труппа, не снимая костюмов, побывает на приеме в замке. Она сказала, что в Уитком они вернутся уже при лунном свете.

Подождав, пока все голоса смолкнут, Стивен снял с себя парик, бороду и костюм. Он знал, что в последние несколько дней его пребывания в труппе «Сон в летнюю ночь» не будет исполняться, и, разоблачаясь, не без некоторой грусти прощался с Тезеем.

Взяв сундук, куда складывали костюмы, он вынес его на улицу. Он ведь единственный актер труппы, не пошедший в замок. Почему бы ему и не заняться каким-нибудь полезным трудом?

Он поставил сундук в заднюю часть фургона. Алоизий, который спал на земле, поднял голову, заскулил, затем завилял хвостом. На него вдруг наплыло облачко табачного дыма. Повернувшись, футах в десяти от себя Стивен увидел тлеющий кончик сигары.

— Стало быть, это все-таки ты, Ашбертон, — протянул насмешливый голос.

Вот черт! Все же попался! Вздохнув, Стивен прислонился спиной к фургону и скрестил руки на груди. При достаточно ярком свете луны он мог разглядеть высокую темную фигуру и ястребиные черты лица. Это был герцог Кэндовер. Именно он и вывел на чистую воду Стивена.

— Добрый вечер, Кэндовер, — смирившись с этим неожиданным поворотом судьбы, сказал Стивен. — Как ты смог меня узнать? Я, кажется, сделал все возможное, чтобы этого не произошло.

— Марго узнала твой голос, — объяснил Кэндовер. — Когда она предположила, что это ты исполняешь Тезея, я было подумал, что моя дорогая женушка перебрала бургундского. Затем я увидел, что в афише поименован некий Стивен Аш, чье имя подозрительно смахивает на твое собственное. Вот я и решил пойти посмотреть, почему ты отсутствуешь на приеме. Конечно, Марго оказалась права. Она очень хорошо распознает голоса, с малейшими нюансами. — На какой-то миг кончик сигары вспыхнул ярче. — В женитьбе на леди, которая обладает всеми задатками хорошего шпиона, оказывается, есть свои преимущества. Женщины с задатками шпионов обычно не разглашают тайн, это также одно из их преимуществ.

— Знает ли еще кто-нибудь обо всем этом? — спросил Стивен.

Кэндовер покачал головой:

— Нет, только мы двое. Кстати, не хочешь ли сигару?

— Спасибо. — Стивен курил редко, но иногда бывает нужно чем-то занять руки, вот тут-то сигара и может пригодиться. Он принял предложение Кэндовера.

Кэндовер стряхнул тлеющий пепел.

— Безусловно, труппа Фицджералда выгодно отличается от всех бродячих комедиантов, но все же, честно сказать, я никак не ожидал увидеть тебя среди ее актеров. Могу ли я спросить, почему ты присоединился к труппе, или это не мое дело?

Чувствуя, что это как раз тот случай, когда некоторая доля откровенности не помешает, Стивен спросил:

— Тебя никогда не утомляет твое высокое положение?

— Иногда. Не очень часто, правда. Только иногда, — задумчиво сказал Кэндовер. — Значит, ты отдыхаешь от обязанностей герцога, как бы взял себе отпуск?

— Вот именно. И, естественно, мне хотелось бы сохранить это в тайне.

— А знаешь, ты вполне приличный актер, — язвительно сказал Кэндовер. — Боюсь только, что семья может не одобрить твоего нового увлечения.

— Майкл, вероятно, просто посмеялся бы, но вот для нервов моей сестры, боюсь, это будет слишком тяжелым испытанием, — откровенно признался Стивен. — Если бы она взялась за меня, это наверняка явилось бы не менее тяжелым испытанием для моих нервов.

Кэндовер громко рассмеялся.

— Пожалуй ты прав. Твоя сестра — женщина беспощадная. Я никому ничего не скажу. Удивляюсь только, что Фицджералд не протрубил всем о твоем участии. Это могло бы принести ему немалые дивиденды.

Герцог бросил сигару наземь и растоптал ее ногой.

— Он не знает. Никто в труппе не знает.

— Ты, кажется, веришь, что тебе удастся сохранить свое инкогнито. Впрочем, если ты мог бы снова нацепить всю эту буйную растительность, ни одна живая душа тебя бы не узнала.

— Зачем самому напрашиваться на неприятности? — Стивен выпустил клуб бледного дыма. — К тому же вечер очень приятный. Такой тихий, мирный.

— Очень хорошо, — Кэндовер протянул ему руку. — Рад был повидаться. Ты должен как-нибудь навестить нас. Или ты собираешься остаться на подмостках?

— Нет, можешь этого не опасаться. Через неделю-другую я уйду из труппы. — Стивен пожал протянутую ему руку, — Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания твоей проницательной герцогине.

Медленно выдыхая дым сигары, он провожал взглядом высокую фигуру Кэндовера, вскоре исчезнувшую среди вечерних теней. На этот раз, кажется, обойдется благополучно. Многие, конечно, поспешили бы разболтать такую сногсшибательную новость, но Кэндовер не принадлежит к их числу.

Почувствовав боль, он приложил руку к животу и с чувством облегчения понял, что это не пролог к сильному приступу. Просто гнетущее ощущение в подвздошной области или пониже.

Он устало опустился наземь и оперся спиной о колесо фургона. Он уже привык к постоянной боли и даже научился ее игнорировать, пока она не приобретала острого характера. Тогда приходилось принимать опий, хотя это и дурманило голову.

Сколько времени прошло с тех пор, как он чувствовал себя совершенно здоровым? Месяца три, вероятно. Он и еще несколько домочадцев отравились рыбой. Тут же вызвали доктора Блэкмера, который быстро устранил все последствия отравления. Все остальные выздоровели, но он, Стивен, с этого времени страдает от повторяющихся колик.

Стивен невесело улыбнулся. Неужели он умирает из-за тухлой рыбы? Когда встретится с доктором Блэкмером, он непременно скажет ему об этом. Возможно, эта информация будет содействовать развитию медицинской науки.

Он потер живот. Болезнь развивается быстро. Пожалуй, в его распоряжении не остается даже и шести месяцев, о которых говорил доктор. Все, на что он может рассчитывать, три месяца, и один из них уже истек. Хорошо, что на следующей неделе он покинет труппу.

Конечно, приятно было бы посетить герцога Кэндовера, но вряд ли он когда-нибудь увидится с герцогом и его женой. Возможно, он никогда уже не сможет сидеть вечером на траве в полном одиночестве, если не считать звезд. Сердце сдавила сильная тоска.

Все, что он ни делал, все, что ни видел, предвещало ему неминуемое прощание. Хватит ли у него сил оставить Розалинду? Если бы эти последние недели она была с ним, он умер бы счастливым человеком — во всяком случае, не таким несчастным. Не таким одиноким.

Он вдруг почувствовал сильный соблазн осуществить это тайное желание. Конечно, она более или менее равнодушна к богатству, но, может быть, ей захочется обеспечить жизнь всей своей семьи. Для этого ей только требуется пожертвовать несколькими неделями или месяцами своей жизни.

Да, месяцами, но какими мучительными, ведь ей придется изо дня в день наблюдать за его медленным угасанием. Не лучше ли проститься прямо сейчас, прежде чем появятся явные признаки ухудшения?

Алоизий перекатился на бок и положил морду на колени Стивену. Он почесал у пса за ухом. Он наверняка будет скучать по своему четвероногому другу.

Он будет скучать обо всем, что так или иначе связано с труппой Фицджералда.

Как только Розалинда узнала, что Стивена нет на приеме, она попросила у слуги корзинку и уложила туда кое-что из еды и несколько бутылок. Затем пошла через парк к амфитеатру. Вечерний воздух приятно остужал ее после веселой, разгоряченной атмосферы приема. Существует древняя, восходящая еще к средневековью традиция общения между актерами и аристократами, и в замке Бурн эта традиция бережно поддерживается. Но, что ни говори, это был тяжелый день, и она устала от многолюдья.

К тому времени когда она подошла к фургонам, ее глаза уже привыкли к лунному свету, и она без труда различила фигуру человека, опирающегося спиной о колесо.

— Привет, — весело сказала она, изящно опускаясь на траву. Юбка Ипполиты раскинулась вокруг нее широким веером. — Я подумала, что вы голодны или хотите пить. Хотите шампанского?

— Пожалуй, не откажусь, — поколебавшись, сказал он.

В его голосе звучали какие-то мрачные нотки, возможно, просто продолжало сказываться напряжение, которое он испытывал во время спектакля. В таком случае шампанское должно подбодрить его. Бутылка была уже распечатана, поэтому она просто вытащила пробку и разлила вино по бокалам.

— За наш сегодняшний успех! — Они чокнулись и выпили.

Розалинда почувствовала, что напряжение, которое не покидало ее целый день, наконец начинает ослабевать. Она посмотрела на темную громаду замка, маячившую на фоне предночного неба.

— В замке прохладно, везде гуляют сквозняки, но он, конечно, очень живописен.

— А вы хотели бы иметь собственный замок? — спросил он серьезным тоном. — Или, может быть, аббатство? Она ответила не сразу, подумав.

— Пожалуй, я предпочла бы аббатство с крытыми аркадами, где я могла бы разгуливать в ненастные дни, думая о чем-нибудь своем.

— Я запомнил ваши слова. Не подарить ли мне вам аббатство с крытыми аркадами?

— Но я просто не знаю, что стала бы делать с аббатством. К тому же я не привыкла к глубоким размышлениям. — Вспомнив только что услышанные ею новости, она слегка помрачнела. — Папа сказал, что получил письмо от Саймона Кента. Он с большой охотой принимает папино предложение. И через четыре дня присоединится к нашей труппе.

— Так скоро? — С минуту Стивен помолчал. — Я уеду на другой день после его прибытия.

Она вздрогнула, и отнюдь не только из-за прохлады. Он обвил ее рукой, она прижалась к нему и положила голову на плечо. Голова легла очень удобно.

— Вам вовсе незачем уезжать с приездом Кента, — задумчиво сказала она. — Ролей у нас предостаточно. Надо устанавливать декорации. Править фургонами.

— К сожалению, мне пора, Роза, — спокойно сказал он.

Она еще теснее прижалась к нему. Он был такой теплый, надежный, полный жизни. Трудно смириться с тем, что скоро он уедет.

— Я буду скучать по вас, — шепнула она.

— И я тоже буду скучать. — Он поцеловал ее в голову.

Она подняла лицо, и вдруг их губы соединились в неистовом поцелуе. В бархатисто-мягкой ночи плыли ароматы шампанского и цветов, реяли чувственные тайны, избегающие света дня. Они обхватили руками друг друга и повалились на траву, сплетенные в одно целое. Ей нравилось ощущать его упругое, сильное, хорошо знающее, чего хочет, тело, приятно было сознавать, что она может пробудить подобное желание. Он обхватил одну ее грудь, затем провел рукой по старому шелковому платью повелительницы амазонок. Она резко глотнула воздух, когда рука остановилась между ее бедрами. В каждой ее жилке радостно билась кровь, стремление отдаться перехлестывало все остальные чувства. Но где-то в глубине души она боялась темной силы любви. Короткое удовлетворение от страсти, а затем долгая пора мучительного раскаяния.

Он заколебался, почувствовав ее отчужденность. И тут как раз, заскулив, Алоизий сунул свой холодный нос между ними.

Когда он лизнул Розалинду в щеку, она, помимо воли, рассмеялась:

— Господи, как быстро романтическая пьеса может уступить место фарсу.

Стивен откатился в сторону.

— У этого пса куда больше здравого смысла, чем у любого из нас, — задыхаясь, проговорил он.

Он встал и, протянув руку, помог подняться и ей. Его руки быстро прошлись по ней, оправляя ее одежды и успокаивая взбудораженные нервы.

Затем, подняв голову, он крепко ее поцеловал.

— Возвращайтесь на прием и приходите оттуда вместе со всеми остальными. Иначе я могу совершить что-нибудь такое, о чем мы оба пожалеем.

Разумеется, он был прав. Оставив ему шампанское и корзинку с едой, она возвратилась в замок. Голова у нее все еще кружилась.

И все это время она раздумывала: а если бы что-нибудь и в самом деле случилось, раскаивались бы она в своей уступчивости или нет.