Глава 23


— Я дам тебе транквилизатор, Софи. Это поможет успокоиться и поспать.

— Со мной все будет в порядке, Клод. Мне ничего не нужно.

Софи лежала на кушетке у себя в гостиной, Клод сидел на придвинутом к кушетке пуфе. Он держал в руке стакан воды и большую темно-зеленую капсулу, вид которой Софи очень не нравился. Она и так, без всяких лекарств, уже несколько дней чувствовала себя словно в дурмане.

— У тебя расстроены нервы, — твердо настаивал Клод. — Или ты примешь лекарство, или я позвоню Уоллис и попрошу ее приехать побыть с тобой. Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии.

— Ну ладно. — У Софи не было сил спорить с Клодом, к тому же более страшной угрозы он и придумать не мог. Софи ни за что не хотела, чтобы свекровь узнала о происшедшем. Уоллис и так уже думала, что Софи под воздействием стресса съехала с катушек. Это только добавит ей уверенности.

Она взяла стакан, который протягивал Клод, ощутив при этом привычное тепло его руки. Все, что касалось Клода, было привычным и успокаивающим, включая вязаный жакет и сладковатый запах трубочного табака. Он не курил уже много лет, но все равно каждое утро набивал ароматным «Бомбей-корт» свою вересковую трубку «Принц» потому лишь, что ему нравился запах и сама «процедура», как он это называл. Даже звук его голоса, глубокий и спокойный, действовал на нее благотворно.

— Ну, давай твою дурманящую пилюлю, — сказала она, не в состоянии найти слова, чтобы выразить, как ей приятно снова видеть Клода. Только сейчас она осознала, как не хватало ей его умиротворяющего присутствия.

Проглотить капсулу оказалось не так-то просто, пришлось выпить всю воду, чтобы протолкнуть ее внутрь, но даже после этого Софи ощущала ее где-то глубоко в горле. У нее действительно нервы были все еще не в порядке. Покончив с пилюлей, она откинулась на подушку, но не отпустила руку Клода.

— Я не слишком хорошо рассмотрела мужчину, который сюда ворвался, но голос у него звучал точно как у Джея, у прежнего Джея, того, который исчез. Это на самом деле так, Клод. Ты ведь веришь мне?

— Да, Софи... верю.

Она уже рассказала ему о случившемся, но теперь припоминала все новые и новые подробности.

— Он задавал мне странные вопросы, вопросы, касающиеся его и меня. — Ей очень хотелось, чтобы Клод ей верил. — Ты ведь не считаешь, что я брежу?

Клод молчал. У Софи было такое ощущение, что если бы она не держала его, он бы отдернул руку.

— Мне очень жаль, Софи, но весьма вероятно, что это был один из твоих «снов наяву». Возможно даже, что ты ходила во сне. Известны случаи, когда люди во сне совершают разные действия, вплоть до убийств. Не исключено, что ты ходила на кухню, чтобы впустить собаку, надевала ночную рубашку и прочее.

— Постой, но Блейз узнал его, — воскликнула она, словно это могло служить надежным доказательством. — Блейз не лаял!

— Блейз не лаял, потому что здесь никого не было. Это был сон.

— Нет!

— Я говорю только, что это вполне вероятно и могло быть спровоцировано неожиданным возвращением Джея. У тебя была другая жизнь, новое распланированное будущее. Мы с тобой были счастливы, по крайней мере, я так думал. Вероятно, этот сон что-то подсказывает тебе.

«Он все еще любит меня», — подумала Софи. Казалось, что пилюля, которую он ей дал, по-прежнему торчит в горле, но на самом деле то был спазм, а его сглотнуть невозможно. Софи было больно осознавать, что Клод продолжает страдать, но из-за сумбура, царившего в голове, она не могла сообразить, как его утешить. Что бы она ни сказала, он может воспринять это как надежду, а это жестоко. Она тоже любит его, но теперь все изменилось — как все это отвратительно. Она любит его как дорогого и преданного друга, но не может, ему об этом сказать.

— Клод, а что, если это был не сон? Что, если это действительно был Джей?

Его усы цвета лесного ореха почти совсем поседели, как и виски. Она заметила это, когда он начал поглаживать отросшую на щеках щетину.

— Но если это Джей, то кто же тот человек, который скоро станет во главе «Бэбкок фармацевтикс»? Ты допускаешь, что он самозванец? Звучит довольно странно.

— Но не невероятно. Ведь такое могло случиться. И я не единственная, кто так думает. Маффин с самого начала...

Он похлопал ее по руке, призывая успокоиться, и Софи ощутила слабую боль: на запястьях виднелись темные синяки.

— Это следы от веревки, — прошептала она. — Клод, смотри! Вот доказательство того, что он здесь был. Он связывал мне руки!

Она провела пальцами по маленьким синим пятнышкам и поднесла руку к его лицу. Уж синяки-то она точно не выдумала. Они настоящие. Пока Клод рассматривал их, Софи с удивлением подумала о том, что они совсем бледные. Клод покачал головой.

— В чем дело? Он связывал мне руки. Я же тебе говорила.

— Да, но это следы не от веревки, Софи. Такие синяки бывали у тебя и раньше, помнишь? Ты щипала себя, чтобы проснуться. Может быть, именно это ты делала и сегодня во сне?

Софи в изнеможении откинулась на подушку. Она не желала принимать такого объяснения, но старалась мыслить здраво. Она ясно представляла себе то, о чем он говорил. Когда она лечилась у него, ее запястья выглядели точно так же: они были покрыты следами от ее собственных щипков, хотя Софи никогда не помнила момента, когда щипала себя. Но сегодня она не могла ущипнуть себя со связанными руками. Он должен это понимать.

До нее дошел успокаивающий голос Клода.

— Ну, будь умницей, — уговаривал он ее, гладя по руке, — ты должна расслабиться, чтобы лекарство подействовало. Вспомни, ведь у Маффин есть собственные причины не желать, чтобы он оказался Джеем Бэбкоком.

— Маффин? — Клод хотел перевести разговор на другую тему, чтобы отвлечь ее внимание от синяков. Софи уткнулась лицом в подушку, лекарство начинало действовать: она чувствовала тяжесть в голове и апатию. Ах, как она надеялась, что Клод — единственный из всех — воспримет ее рассказ всерьез.

Клод положил ее руку на кровать, и она поняла, что скоро он уйдет. Он правильно поступил, дав ей пилюлю: смятение улеглось. Все чувства — приятные и неприятные — уходили куда-то. Странно, но она уже не испытывала панической боязни остаться одной. Это не было забытьем, но все казалось теперь совершенно безразличным.

— Спасибо, что пришел, — сказала она, и глубокий вздох перешел в зевоту. — Теперь я буду в порядке. Возможно, это действительно всего лишь... сон...

Софи закрыла глаза и ощутила, как что-то теплое скользит по ее лицу — тыльная сторона его ладони, покрытая вьющимися темными волосками. Интересно, они тоже поседели?

— Да, Софи, сон, — сказал Клод. — Но это был последний сон. Обещаю, больше ты никаких снов не увидишь.

«Плохих снов, — успела подумать она, улетая куда-то, в какое-то место, такое же теплое и ласковое, как его рука. — Больше никаких дурных снов. Вот что он имел в виду».

Софи проснулась от приглушенного телефонного звонка, смутно понимая, что уже утро и что она все еще лежит на кушетке в гостиной, свернувшись калачиком под пледом, которым, наверное, укрыл ее Клод. Сознание все еще плавало в тумане, и она не могла представить себе, кто бы это мог звонить, в любом случае ей не хотелось, чтобы ее беспокоили. Зеленая пилюля Клода сотворила чудо. Софи давно не чувствовала себя так спокойно и умиротворенно.

Раздалось еще три звонка, потом включился автоответчик. Софи слышала, как на кухне возится Блейз. Наверное, он спал перед холодильником.

И вдруг сквозь все эти звучавшие фоном шумы послышался мужской голос:

— Где ты? Софи, где ты?

Софи не поверила своим ушам. Это был голос Джея, точно такой же, какой она слышала во сне. Он даже задавал тот же самый вопрос: «Где ты?» Софи села и завернулась в плед. Чувство безысходности снова охватило ее. Кто-то играет с ней злую шутку, заставляя сомневаться в здравости собственного рассудка. Она не хотела верить, что это он.

У Софи болезненно сжалось горло. «О, Джей, как ты можешь? Как вообще можно быть таким жестоким? Единственная моя вина в том, что я любила тебя. Единственное, чего я хотела, это чтобы ты любил меня».

Софи, раздавленная, тяжело рухнула на кушетку, она не желала верить в собственную догадку. Из всех невероятных событий, случившихся за последние сутки, самым невероятным казалось то, что он намеренно хотел причинить ей страдание.

Что-то ткнулось ей в ногу, на мгновение вернув к реальности. Что-то прохладное и мокрое. Это Блейз пытался просунуть морду под плед, поддевая его носом. Обессиленно рассмеявшись, Софи протянула руку и почесала пса за ушами. «Мы все нуждаемся в ласке, — подумала она. — Любовь необходима нам как воздух. Но почему же так мучительно трудно обрести ее?»

— Софи? Ты там? Сними трубку, если ты там...

Блейз настороженно вскинул голову. Софи замерла, прислушиваясь. Да, это был Джей. Она слышала тревогу в его голосе, побуждавшем ее подойти к телефону, но не могла заставить себя сделать это. Перед ее мысленным взором все еще стоял образ того, другого мужчины. Сон не сон, но память о пережитом ужасе и смятении была еще слишком свежа.

— Софи? — Джей еще несколько раз повторил ее имя, потом громкий щелчок оповестил о том, что он повесил трубку.

Она чувствовала себя виноватой, но не могла говорить с ним, объяснять, что произошло. По крайней мере, у нее будет время, чтобы успокоиться и подумать, как рассказать ему о ворвавшемся к ней в дом человеке. Клод не убедил ее в том, что она просто бредила, но и в обратном Софи не была уверена. Ей очень хотелось выговориться, но она не знала, как сделать это так, чтобы не расстроить Джея.

Едва она успела высвободиться из пледа и высвободить из него собаку, телефон зазвонил снова.

— Софи, ты там? Черт возьми, я уже всех обзвонил... — Голос срывался от волнения.

Софи не слышала, что еще он говорил. Она вскочила с кушетки и бросилась на кухню, спеша снять трубку прежде, чем он положит свою. Кажется, он сказал что-то насчет того, что сейчас приедет и взломает дверь.

Запыхавшись, Софи схватила трубку:

— Джей?

— Софи, это ты?

— Да, извини...

— Господи, как ты меня напугала! Я знал, что ты должна быть дома и не мог понять, почему ты не отвечаешь. Разве дети не пришли сегодня?

Дети? Какой сегодня день? Она оглянулась и посмотрела на календарь, висевший рядом с часами. На сегодня была запланирована загородная прогулка, но, поскольку у Софи не было микроавтобуса, родителей попросили подвезти детей к аквариуму. Она должна была встретиться там с Эллен через пятнадцать минут.

— Я проспала, — сказала Софи.

— Ну, тогда не буду тебя задерживать. Я только что вернулся из Ла Джоллы. Еще даже вещи не распаковал, хотел прежде всего услышать твой голос. И поговорить о переезде. Я готов перевезти твои вещи уже сегодня. Прямо сейчас. Что скажешь?

Он говорил так твердо, так уверенно. Ах, как бы хотелось Софи с легким сердцем ответить ему — все бы отдала за то, чтобы избавиться от переполнявших ее сомнений. Она колебалась, рассказывать ли ему о ночном нападении, но решила пока ничего не говорить. Напряженно вслушиваясь в каждое слово, в каждый звук его голоса, она не слышала ничего, что напоминало бы ей того, другого человека. Наоборот, этот был как солнечный луч, выглянувший из-за темного облака.

Но печальная правда состояла в том, что Софи больше не доверяла самой себе и собственным ощущениям. Просто не доверяла.

Да, возможно, то был бред. В противном случае... Прижав трубку к уху плечом, Софи потрогала синяки на запястье. Их тайный смысл слишком пугал ее.

— Если ты не против, — продолжал Джей, — то я через пятнадцать минут буду у тебя под дверью с грузовиком.

— Я не могу, Джей. Не сегодня. Эллен одна не справится на прогулке с десятью ребятишками.

— Ну, тогда приходи вечером, ладно? Может быть, останешься и на ночь? Предупреждаю: Уоллис снова устраивает развлечение — барбекю у бассейна. Я начинаю чувствовать себя политиком, участвующим в избирательной гонке. Приглашены некоторые члены совета директоров, и мне велено обаять их, но я надеюсь, что Маффин напьется и столкнет кого-нибудь в бассейн.

— Может, сама упадет? — не слишком любезно предположила Софи.

Ей совершенно не хотелось присутствовать на вечернике, но очень хотелось видеть Джея. Ей необходимо было его увидеть. Казалось, это единственный способ унять волнение, от которого ее бросало в дрожь.

— Я приду, — пообещала она.

«И расскажу ему, что стряслось, — добавила про себя. — После того, как все разбредутся и у нас появится возможность поговорить с глазу на глаз».

Джей вздохнул, словно у него гора свалилась с плеч.

— Я еще не сказал, как сильно скучал по тебе? — волнующим гортанным голосом спросил он. — В какой-то момент, когда у меня снимали электроэнцефалограмму, альфа-лучи вывели на мониторе твое имя. Должен предупредить, сегодня вечером мне будет трудно держать руки за спиной.

Софи начинало казаться, что звук его голоса искусителей для нее не меньше, чем его прикосновения. Когда в нем появлялись эти низкие жадные обертоны, когда Джей начинал говорить вот так, с придыханием, она терялась.

— Как долго будет продолжаться вечеринка?

— Они уйдут, как только покончат со своими ребрышками.

Софи едва сдерживала улыбку и была рада, что он не видит ее.

— Какая форма одежды?

— Обычная.

— И это значит...

— Для тебя — чем меньше, тем лучше.

— Ну, уж извини, это семейное мероприятие, так что мне придется все же что-нибудь надеть.

— Платье, но ничего больше.

Софи рассмеялась:

— Ничего, кроме улыбки.

Его голос зазвучал еще более хрипло:

— Ничего — и им придется снова заточить меня.

На другом конце линии раздалась трель сотового аппарата, Джей на секунду отвлекся.

— Съезд гостей намечен рано: часов на шесть, — сообщил он, возвращаясь к прерванному разговору. — Успеешь?

Софи знала, что это будет трудно, но пообещала постараться.

— Отлично. Не опаздывай, я придумал небольшой сюрприз, ты пожалеешь, если пропустишь его. Мне нужно ответить по другому аппарату. Я тебе никогда не говорил, что обожаю, как ты улыбаешься?

Софи поспешно выпалила свой вопрос:

— Небольшой сюрприз? — Но ответа услышать не успела — Джей уже положил трубку.

Вешая свою, Софи удивилась: как это ему удалось? Как ему удалось заставить ее улыбаться?


План Маффин состоял в том, чтобы незаметно проскользнуть на кухню, пока никого нет поблизости, и быстренько вернуться в комнату, прихватив с собой что-нибудь съестное: пакет печенья из рисовой муки с карамельным кремом и термос с горячим кофе — это поможет ей продержаться несколько часов, а может, и целый день. С того момента, когда Маффин накануне вечером вернулась от Делайлы, она передвигалась по дому тайком, до сих пор умудряясь избегать встреч с членами семьи. Она надеялась, что сможет ни с кем не сталкиваться еще некоторое время. Особенно ей не хотелось видеть Джея, который должен был вернуться из клиники рано утром.

Выйдя из комнаты, она огляделась — горизонт был свободен, но ее внимание привлекло взволнованное контральто Милдред, доносившееся откуда-то из парадного вестибюля.

— Простите, доктор Лоран, — говорила служанка, — но миссис Бэбкок уже ушла и вернется не раньше, чем после обеда. Сказать ей, чтобы она вам позвонила, когда придет?

— Пожалуйста. Мне нужно поговорить с ней как можно скорее.

Маффин тут же заинтересовалась. Если она не ошибается, доктор Лоран — это Клод, бывший жених Софи. Маффин заправила в джинсы свою необъятную артистическую блузу и порадовалась тому, что не вышла из комнаты в халате.

— Милдред, подождите! — крикнула она служанке, которая готова была закрыть дверь за посетителем. — Может быть, я смогу помочь доктору Лорану? Здравствуйте, Клод, как поживаете?

Возвышавшийся в дверном проеме психиатр насторожился, но, когда Маффин подошла и протянула руку, улыбнулся:

— Все в порядке, благодарю вас.

Его глубокий бас рокотал, как грузовик на низкой скорости. «Весьма приятный голос, — отметила про себя. Маффин, — хотя, пожалуй, немного трескучий — рессоры требуют смазки». Некоторая надтреснутость, казалось, была свойственна всему его облику, что побудило Маффин покрепче взять его под руку. Она не собиралась отпускать его, пока не разузнает все, что ей нужно.

— Спасибо, Милдред, я позабочусь о докторе Лоране. — Она кивком головы отослала топтавшуюся в вестибюле служанку и повернулась к Клоду: — Уоллис может не скоро вернуться. Не могу ли я быть вам полезной?

Он заверил ее, что ему ничего не нужно, но Маффин не отставала и вышла за дверь вместе с ним.

— Какой прекрасный день, — воскликнула она, ведя его вниз по ступенькам в сквер перед домом с традиционным классическим фонтаном в центре. — Почему бы нам не воспользоваться моментом и не насладиться им?

Момент растянулся на некоторое время, пока они шли вдоль декоративной изгороди и Маффин ловко выпытывала у Клода причину его визита.

— Меня беспокоит Софи, — сказал Клод. — Я недавно беседовал с ней, и мне показалось, что ее одолевают страхи. Вот я и подумал, что следует попросить Уоллис присмотреть за ней, чтобы ничего не случилось.

— Страхи? — Маффин с трудом приноравливалась к его длинному шагу. — Что вы имеете в виду? — Он настоящий гигант, подумала она, добрый гигант, хотя и есть в его облике что-то неуловимо зловещее. Но, вероятно, таковы все крупные мужчины.

Казалось, он не хочет больше ничего говорить, но у Маффин был особый дар затрагивать чувствительные струны в душе собеседника и выуживать из него то, что ей нужно. Клод был врачом Софи и, возможно, сохранил в душе преувеличенное чувство ответственности за нее, что подсказало Маффин сыграть на универсальной мотивации: чувстве вины,

— Не могу представить себе, что такого вы могли бы сказать Уоллис, чего нельзя сказать мне, — обиженно заметила она. — Мы с Софи дружим много лет, оставались друзьями даже тогда, когда Бэбкоки с ней не разговаривали. Вы не можете не помнить, что я была единственным членом семьи, присутствовавшим на вашей помолвке.

Он кивнул, подтверждая, что это действительно так.

— Я беспокоюсь о том, чтобы личная жизнь Софи не оказалась выставленной на всеобщее обозрение, — заявила она.

— Я тоже пекусь о ее благополучии.

Несколько минут они шли молча, Маффин намеренно старалась вызвать у него неловкость. Кому-то из них все равно пришлось бы рано или поздно заговорить, но первой она быть не собиралась. В конце концов, это ее незаслуженно обидели, сочтя недостойной откровенности, и она была полна решимости разыгрывать эту карту, чего бы ей это ни стоило.

— Единственное, что имеет значение, — это ее благополучие, — признал Клод.

Начало оказалось именно таким, какого ожидала Маффин. Ей не потребовалось долго уговаривать его: он вскоре лопнул, как глиняный горшок, и выложил ей всю историю. Маффин совершенно искренне не знала, что подумать. На Софи кто-то напал — или ей показалось, что напал, — кто-то, кто выглядел и говорил точно так же, как Джей Бэбкок. То ли Маффин снова сбрендила, то ли ей действительно есть чего бояться.

— Я предупреждала ее, что он может оказаться опасным, — сказала Маффин.

Клод в нерешительности остановился и, повернувшись, посмотрел на нее:

— Что вы хотите этим сказать?

— Она не верит, что он на самом деле Джей. Никогда не верила. И это делает ее опасной для него.

— Вы полагаете, он способен причинить ей вред?

— Вероятно, уже попытался. — Маффин не могла бы сказать, верит ли в это сама или старается поквитаться с Джеем Бэбкоком, но не долго думая, решила, что это не имеет значения. Важно то, что у нее теперь есть оружие против этого негодяя.


Джей поднял сжатый кулак, тупо глядя на то, что осталось от застекленного портрета отца. Кто-то разбил его вдребезги. Рамка, стекло, фотография — все было сокрушено одним ударом. Кровь капала с его ладони на лежавший па столе кабинетный ежедневник в кожаном переплете, окрашивая осколки стекла и порванный портрет алыми пятнами. Все выглядело так, словно сам охотник оказался жертвой.

Выражение лица Ноя было столь же грозным, сколь и вид зажатого у него под мышкой ружья. Прирожденный охотник, он в тот день принес несколько куропаток, и все домочадцы были созваны полюбоваться его добычей. Джею было тогда не больше десяти, и он не мог понять хищнического инстинкта отца. Теперь понимал. Это было второй натурой.

Но если то событие его просто встревожило, то нынешнее встревожило очень сильно.

Кто-то разбил портрет.

Не требовалось никаких иных доказательств, что это сделал он сам, но он этого не помнил. Помнил лишь, как боль пронзила глаз. Она была такой невыносимой, что на мгновение он ослеп, такой бешеной, что захотелось немедленно что-нибудь сокрушить.

Коробка с бумажными салфетками стояла на старинном секретере, который он приспособил под письменный стол для спальни. Джей вытащил сразу несколько штук и прижал к кровоточащим порезам. Фамильное кресло скрипнуло, когда он, закрыв глаза, откинулся на его спинку. Когда же это началось — эти провалы в памяти, эта боль, доводящая до белого каления?

Курс медикаментозного лечения не дал никаких результатов. Головные боли становились еще сильнее, к тому же появились и другие симптомы: жестокие желания и приступы буйной ярости, тому пример — сегодняшний случай. Портрет — не первая вещь, которую он сокрушил. Однажды он обнаружил разбитое зеркало во врачебном кабинете. Единственное, что он помнил: вот он смотрит на себя в это зеркало, а уже в следующий момент — зеркало оказывается разлетевшимся на куски.

«У тебя кровь на руках. Ты так же виновен, как все мы!»

Уставившись на осколки стекла, застрявшие в ладони, Джей словно наяву слышал, как отец бросает ему это обвинение. Но он не мог взять в толк, что это значит. И что, дьявол его побери, с ним происходит.

Догадка исказила гримасой лицо, когда он посильнее прижал к ране окровавленные салфетки. Вот так же, как он остановил кровотечение, кто-то хочет остановить его. Лечение не помогает снять симптомы, оно порождает их. Существует некий план, призванный остановить его, — если возможно, сделать недееспособным, и список подозреваемых обширен.

Даже она в нем есть. Софи.

Джей убеждал себя в том, что это невозможно. Она не могла быть врагом. Ей не свойственны тщеславие и желание что-то урвать для себя. И все же какой-то смысл в этом явно был. Она ведет себя странно, что-то скрывает. По нескольку раз в день меняет мнение о том, кто он. При этом ни один из приводимых ею доводов не является истинным, вынужден был признать Джей. Она опасна, потому что делает его уязвимым, как никто другой.

Она будит в нем темные, жестокие и прекрасные порывы. Порывы, сжигающие душу. Она — та самая ацетиленовая горелка, что пылает в нем бело-синим пламенем, вдруг понял Джей. Без нее не было бы ничего, кроме тьмы, кроме пустоты, из которой он пришел.

Да, именно уязвимым. Неуравновешенным. Не вполне здравомыслящим. Именно таким, и даже хуже, он становился из-за милой маленькой очаровательницы по имени Софи. Джей произнес ее имя, произнес тихо, почти прошептал и немедленно ощутил ошеломляющий прилив желания. Нокаутирующий удар, который мог бы лишить его чувств, если бы он не взял себя в руки.

Что же дает ей такую власть над ним?

Этот вопрос неотступно мучил его, пока он разглядывал пятна крови и разбросанные вокруг осколки стекла. В голове снова запульсировала боль. Но, обозревая бедлам, который устроил, Джей заметил нечто, что заставило его податься вперед. На кабинетном ежедневнике поперек календаря было что-то написано.

Следуй за мной. Кто-то написал эту фразу несколько раз, и это мог быть только он. Почерк — его. Вглядываясь в знакомые буквы, Джей осознал, что написал это не только на календаре, это же он нацарапал на столе в «Крутом Дэне». Только не помнил почему и когда.

Охваченный смятением, потрясенный, Джей встал с кресла. В его несчастной, разламывающейся от боли голове теснилось слишком много вопросов, слишком многого он не понимал. Кто-то хочет его поиметь, но он сам поимеет этого «кого-то». Сегодня вечером он расставит сети и поглядит, кто в них попадется.


Загрузка...