Мужчина, который вернулся

Глава 4

На следующий день Филип Дрю обедал в «Фалезе», и, с точки зрения хозяйки, вечер увенчался полным успехом.

Гость отпускал комплименты по поводу блюд и цветочных композиций. Стол явно произвел на него впечатление, как и поданные к трапезе вина, которые были выше всяких похвал.

— Ваш муж, должно быть, знаменит своим белым рейнвейном, — пробормотал он, пробуя содержимое бокала, и Гэй с печальным видом признала, что муж был широко известен очень многим. На ней были тонкие черные брюки колоколом, а расшитый бисером топ позволял обойтись без лишних драгоценностей, но пара невероятно дорогих украшений все же пережила намерение Гэй временно избавиться от неуместных в трауре побрякушек и ненавязчиво обращала внимание присутствующих на безупречность ее холеной кожи. Высокая прическа демонстрировала великолепие светлых волос и одновременно подчеркивала красоту шеи.

Возможно, убитые горем вдовы так не одеваются. Но Филип Дрю явно исповедовал широту взглядов — как, вероятно, и подобает людям его профессии — и больше значения придавал поведению, чем внешности. Он с непреходящим интересом наблюдал за сменой выражений на лице хозяйки; особенно его завораживал трепет ресниц и белые веки, к которым ресницы прикреплялись.

В этот раз Гэй не использовала тени для век… вероятно, посчитала, что они так же неуместны, как и некоторые драгоценности. Макияж отличался очаровательной скромностью и был наложен с исключительным искусством.

Никто не мог сравниться в очаровании с хозяйкой дома. И ни один мужчина не мог заметнее оценить ее обаяние и привлекательность, чем доктор Дрю, сидящий на противоположном конце стола… так как в отсутствие хозяина она настояла, чтобы его место занял доктор.

Харриет затратила на свою внешность не меньше усилий, чем сводная сестра, но результаты неизбежно оказались не столь впечатляющими. Во-первых, платье — ей не пришло в голову на такой случай надеть что-то другое, — вряд ли можно было ожидать, что обычный мужчина догадается, что это предельно простое платье стоит больших денег и с изнанки на нем красуется ярлык знаменитой фирмы. Платье было из тяжелого белого шелка, без вышивки, и к нему Харриет надела жемчуг — наследство и память о матери.

Харриет долго так и этак причесывала волосы, пытаясь придать им форму в разных стилях, но под конец решила оставить, как обычно, распущенными. При свете свечей она выглядела очаровательно, со склоненной задумчиво головой, скромно опущенными глазами, словно в размышлении обо всем, что представало перед ней.

Почти не принимая участия в застольном разговоре, Харриет после обеда оставила сотрапезников наедине и отправилась разливать кофе и расставлять чашки. Филип Дрю вскочил, предлагая помощь, но девушка, не поднимая на него глаз, заверила, что вполне способна принести и подать кофе без его участия.

Доктор с явным неудовольствием опустился в свое глубокое, удобное кресло. Он предложил хозяйке сигарету и поднес зажигалку, но Харриет, которая решила последовать примеру сестры и нарочито медлила, такой предупредительности с его стороны не дождалась.

Прежде она уже как-то уверяла гостя, что не курит, однако сегодня, очевидно, почувствовала такое желание. Сигарета в пальцах девушки дрожала так, что это заметил доктор Дрю и тихо сказал, что она неправильно затягивается. В конце концов Харриет выронила сигарету, та упала ей на колени и прожгла белое платье. Заливаясь густой краской и кусая губы, девушка попыталась притвориться, что ничего не произошло.

— В мастерской обязательно что-нибудь сделают, — пробормотала она. — Там могут отремонтировать все, что угодно.

— Какая жалость, что ты испортила именно это платье, — сказала Гэй, наклоняясь к ней, чтобы оценить причиненный ущерб. — Что-то ты сегодня не в своей тарелке, дорогая. Такой неловкой я тебя еще не видела.

Харриет торопливо разлила кофе по чашкам, потом извинилась и сказала, что пойдет наверх проверить, все ли окна закрыты. У экономки был выходной вечер, и она пообещала женщине, что займется проверкой сама, так как Гэй боялась оставлять на ночь окна в свободных комнатах открытыми. Сегодняшний день был очень теплый, все окна стояли распахнутыми настежь.

Какое-то мгновение Харриет боялась, что доктор Дрю предложит проводить ее. Тот раздавил сигарету в пепельнице и сделал движение, словно собирался встать. Но потом, очевидно, передумал и уселся поудобнее.

— Дорогая моя, если увидишь что-то страшное, просто кричи, — беззаботно посоветовала Гэй, перед тем как Харриет вышла из комнаты.

— Совсем не уверен, что мне льстит это замечание, — уже у самой двери услышала Харриет протест доктора. — Вчера мисс Стайлс пронзительно закричала от одного лишь моего вида. А если в доме скрывается нечто пострашнее меня… ну, тогда мы наверняка услышим настоящий рев!

Оба рассмеялись, словно эта шутка была очень забавной, и Харриет пошла своей дорогой. Она закрывала окна со всей возможной медлительностью, а когда все-таки закончила, отправилась в свою комнату и подкрасила лицо, затем чуть сбрызнула себя духами, спустилась вниз в легком облаке цветочного аромата и, войдя в гостиную, заметила, как Гэй, сморщив нос, взглянула на сестру с умеренным удивлением, вскоре сменившимся легкой задумчивостью. Впрочем, она сказала только:

— Долго же ты отсутствовала, дорогая моя. Насколько я понимаю, тебе не встретилось ничего страшнее доктора Дрю?

— Нет, — ответила Харриет.

Взгляды Харриет и доктора Дрю встретились, и в темных глазах врача блеснул холодный юмор, а через мгновение — легкий вызов, словно он ожидал, что Харриет опровергнет это замечание, возразив, что в нем нет ничего устрашающего. Но Харриет не сказала ни слова. Она просто заняла свое место и молча уставилась в окно на освещенную луной террасу.

У девушки, как только она вернулась в комнату, возникло отчетливое впечатление, что без нее здесь прекрасно обходятся. Позы гостя и хозяйки были непринужденны, в воздухе витал приятный, особенный аромат дорогих сигарет доктора Дрю — похоже, они очень пришлись по вкусу Гэй, — и было ясно, что время, которое Харриет отсутствовала, они хорошо провели тет-а-тет.

Гэй объяснила, что доктор сейчас рассказывает о своих путешествиях и Харриет наверняка поразится, когда услышит, сколько он странствовал. Еще доктор поведал о своей практике в Лондоне и причине, почему временно ее оставил. Подхватил болезнь — какой-то вирус, — и ему рекомендовали сменить городскую жизнь на деревенскую из-за воздуха. К счастью, старому доктору Парксу требовался помощник-заместитель, чтобы вести его практику, и доктор Дрю заполнил брешь. И замечательно, потому что доктор Паркс чудесный старичок, но ему уже пора на пенсию, а доктор Дрю на самом деле врач-консультант. Специалист по нервным расстройствам!

— Да неужели? — бросила Харриет. Она оторвалась от залитой лунным светом террасы и обернулась к присутствующим. С первого взгляда было ясно, что Филип Дрю совершенно не похож на недавнего больного. Ей он показался отменно здоровым. И Харриет пожалела гипотетического несчастного пациента с временным расстройством нервной системы, которого ожидает неизбежное открытие, что доктор Дрю не способен сострадать, поскольку людям вроде доктора Дрю это чувство незнакомо.

Исключение возможно только в редких случаях, при условии, что пациент — молодая и красивая вдова, готовая приписать ему качества, которыми он почти наверняка не обладает…

— Ну, не думаю, что здесь вы переутомитесь, — услышала она свое замечание, слегка ехидное. — Деревенские жители редко болеют, а нервы у них в полном порядке.

Доктор Дрю не стал вступать в спор по этому поводу и просто сидел, глядя на девушку с раздражающим самодовольством, чуть уловимой насмешкой в одном уголке губ и тлеющей сигаретой в другом.

В десять часов доктор Дрю поднялся, сказав, что должен идти, и Гэй захотела проводить его к автомобилю. Однако доктор сразу заметил, что ночной воздух повредит ей в нынешнем, безусловно хрупком состоянии и ей лучше остаться дома. Уже начало октября, и с заходом солнца в воздухе по-осеннему холодно. Не следует обманываться слабым солнечным светом в дневное время.

Гэй, всю жизнь обожавшая, чтобы с нее сдували пылинки, казалось, хотела взбунтоваться, но затем явно решила, что будет любопытно побыть хрупкой фарфоровой статуэткой. Покойный муж отнюдь не считал ее фарфоровой, хотя ценил за красоту. Доктор Дрю недвусмысленно дал понять, что Гэй ему нравится, и, кроме того, проявил твердость настоящего мужчины, когда настоял на своем, оберегая потенциальное сокровище. Во всяком случае так могло показаться, когда он бережно опустил руку на плечо Гэй и на миг сжал его.

И в самом деле, если она не в состоянии присмотреть за собой, кто должен сделать за нее эту работу?

Харриет проводила его к автомобилю и стояла рядом, пока он открывал дверцу и садился за руль. В своем легком платье она выглядела как бледная моль во мраке, ночной ветер шевелил волосы. Харриет обхватила ладонями голые плечи, и доктор Дрю заметил, что она ежится.

— Вам тоже лучше вернуться, — грубовато посоветовал он.

— Только не говорите, что я подхвачу воспаление легких, — насмешливо откликнулась она.

Врач отрицательно покачал головой:

— Воспаление легких вам не, грозит. Но вы легко пугаетесь, и я не могу бросить вас одну на дороге. Вряд ли ваша сестра сумеет без лишних сложностей привести вас в чувство.

«Неприятный тип, — подумала Харриет, со злостью разглядывая задние фары его автомобиля. — Только потому, что вчера вечером я сделала глупость!»

Харриет поклялась себе, что бы ни случилось с ней в будущем, она никогда — или надеется, что никогда, — не прибегнет к профессиональной помощи доктора Дрю. Да и в тот вечер он ничем особенным себя не проявил. Помнится, ему даже не пришло в голову предложить ей немного коньяку.

По возвращении в гостиную Харриет нашла сводную сестру в уютной позе перед электрокамином, мечтательно созерцающей горку фальшивых дров. На лице — сосредоточенность, в фиалковых глазах — истома.

— Он милый, правда? — протянула Гэй, словно обращаясь к самой себе, и Харриет подумала, что отвечать не имеет смысла.

— Принеси мне бокал на ночь, хорошо, дорогая? — попросила Гэй, сползая еще ниже в кресле. — Большой коньяку и содовой. И налей себе, если хочешь.

— Нет, — ответила Харриет, удивленная этим предложением, потому что была крайне воздержанна, — но с удовольствием присоединюсь с чашкой шоколада. Сначала принесу коньяк, потом вернусь с шоколадом.

— Давай, — рассеянно проворковала Гэй.

На кухне никого не оказалось, так как прислуга уже спала, и кувшинчик молока на плите вскипел очень быстро. Харриет принесла в гостиную чашку с шоколадом и тарелку бисквитов, и, пока уплетала пирожные — она почему-то не получила удовольствия от сегодняшнего обеда и фактически не притронулась к еде, — Гэй очнулась от рассеянности и внимательно посмотрела на сестру.

— Я сейчас подумала, — наконец произнесла она, — какая странная штука — жизнь.

— В каком смысле? — спросила Харриет, без труда представляя себе, что последует дальше.

— Ну… — Гэй с удовольствием потянулась, затем свернулась в кресле клубочком, как довольная кошечка. — Всего несколько недель назад я была совершенно разбита смертью Брюса. Да, в самом деле, — в ответ на вопросительный взгляд сестры. — Я клялась, что больше не выйду замуж, потому что от мужчин одно беспокойство. — Видимо, она имела в виду шум, поднятый кончиной мужа. — Думала, что куда веселее жить одной или в компании с кем-то вроде тебя. И ты все еще нужна мне, что бы ни произошло. — Она взъерошила чуть растрепанные волосы Харриет.

— Спасибо, — пробормотала Харриет. Если она и собиралась выяснить вечером с сестрой отношения, то теперь перед собой увидела красный свет. Предупреждение, что, в конце концов, не обязательно безоговорочно жертвовать своими планами.

Гэй задумчиво затянулась сигаретой.

— Да, странно, — повторила она. — Странно, как меняется настроение. Но ведь тогда я не имела возможности познакомиться с таким мужчиной, как доктор Дрю, верно?

— Хочешь сказать, что до возвращения из Италии не встречала доктора Дрю?

— Да.

— Но после первой встречи он произвел на тебя большое впечатление?

— Я подумала, что он очень хороший врач и, видимо, отлично понимает мои ощущения. Но до вчерашнего вечера, когда я увидела его в вечернем костюме, не понимала, что он изумительно привлекательный мужчина. Не думаю, что раньше встречала такого мужчину. И сегодня вечером я так увлеклась разговором, что от души пожалела, когда он решил откланяться. Конечно, будь я немного сильнее, вероятно, он остался бы подольше. Но, как врач, он остерегался перегрузить меня. В следующий раз… В следующий раз я настоятельно попрошу его задержаться.

— О! Значит, в твои планы входит и следующий раз? — спросила Харриет, удивляясь, почему сделала такое глупое замечание, ведь намерения вдовы ясны как день.

— Конечно. А потом будет много других «следующих раз», и думаю, отказов не последует. Уверена, что ему здесь понравилось, а ты?

— По-моему, обворожительная пациентка пленила его своими чарами.

Гэй прыснула:

— Какая безбожная лесть, дорогая моя. И ты правда считаешь меня обворожительной?

— Словно я не знаю! — воскликнула Харриет, качая головой. — Сколько мужчин признавалось тебе в любви, после того как ты достигла соответствующего возраста?

— Множество. — Гэй снова рассмеялась.

— Ну, тогда не спрашивай, считаю ли я тебя очаровательной. Но доктор Дрю не я — и не все те другие мужчины, павшие к твоим ногам! Просто учти, что он, возможно, женат.

— Нет, я его спрашивала. — Фиалковые глаза блестели весельем, потому что Харриет выглядела слегка шокированной этой новостью. — Спросила, есть ли у него жена, и если нет, то почему.

— И что он ответил?

— Подтвердил, что является стойким и убежденным противником брака. Но все равно, долго ему не продержаться. Мужчины его типа внезапно капитулируют в назревший момент, и к тому же, на мой взгляд, Филип Дрю уже немного устал от холостяцкой жизни. Я сужу по его поведению в гостиной и по сожалению на лице, которое, я заметила, появилось, когда наступило время уходить. Он что-то говорил о довольно милой квартире в Лондоне, но квартира — не дом. Ну, ведь не дом, правда?

— Не знаю. — Харриет пожала плечами. — Все зависит от площади квартиры и нравится она тебе или нет. Мне очень нравится моя двухкомнатная норка в Лондоне, но, похоже, раз я не собираюсь возвращаться, ее следует сдать.

— Погоди, не торопись, дорогая моя, — предостерегла Гэй и попросила передать ей сигарету. — Ты скажешь, что у меня предчувствие по поводу доктора Дрю. По разным причинам, но мы превосходно подходим друг другу. Я всегда думала, как прекрасно иметь мужем врача, и, раз у меня не очень богатырское здоровье, это было бы солидным капиталовложением. И к тому же я люблю такой тип — с ярко выраженным мужским началом. Если он тебя не любит, натерпишься страху, потому что жалости от него не жди. Но если абсолютно уверена в обратном!..

Сидя в кресле, Харриет смотрела на сестру с нескрываемым удивлением.

— Ты же — на этом этапе — не собираешься выйти за него замуж? — с ужасом спросила она.

Сводная сестра хитро улыбнулась, окутавшись облаком сигаретного дыма.

— Дорогая, ты не очень сообразительна, правда? Разве я не сказала абсолютно ясно, что речь идет только о браке, и не меньше?

— Не говори глупостей!

— Я и не говорю. Просто решила, что опять должна выйти замуж.

— Но ты вдова всего несколько недель!

— Разумеется, я вступлю в брак не раньше, чем положено вдове, — скажем, через шесть месяцев? Думаю, через полгода у меня появится полное право на новое замужество.

Харриет поднялась и принялась расхаживать по комнате. Возможно, она старомодна, но что-то во взглядах сестры и ее способах самовыражения иногда вызывало у нее активное неприятие.

— А ты не ставишь телегу впереди лошади? — с непривычной ноткой осуждения спросила наконец Харриет.

— В каком смысле?

— Ну, прежде чем ты станешь женой доктора Дрю, у самого доктора Дрю должно появиться желание стать твоим мужем! Пусть ты полна очарования и невероятно соблазнительна, но, вполне возможно, его вообще не привлекают брачные узы.

— Теперь ты говоришь глупости, — заметила с тихой улыбкой Гэй.

— Ну, возможно, у него кто-то есть на примете, на случай, если однажды он захочет создать семью.

— Опять ты болтаешь глупости.

— Он встречает много симпатичных медсестер, и такие люди…

— Врачи закала Филипа Дрю редко женятся на медсестрах.

Харриет пожала плечами:

— Ты же его почти не знаешь. Строить планы на мужчину, с которым едва знакома!

Гэй откинулась на спинку кресла, бросила на сестру задумчивый взгляд, затем задумчивость сменилась пеленой непроницаемости.

— А, ну хватит на сегодня об этом. Я могу наверняка сказать, что ты все еще думаешь о Брюсе и сроке моего вдовства. Но ты забыла, что у меня еще есть много других обязанностей. Дом большой, поместье тоже не маленькое, и если я не приобрету мужа, то хотя бы агент, действующий в моих интересах, мне необходим. — Она стряхнула пепел сигареты в пепельницу. — Кстати, что на самом деле заставило тебя вчера упасть в обморок? — с внезапной резкостью спросила она.

— Говорю же… после прогулки по чердаку я немного разволновалась, доктор Дрю напугал меня, войдя через сад.

— Но еще даже не стемнело, и у него был вполне респектабельный вид. Грабители обычно не вламываются в дома в вечерних костюмах.

Харриет явно была недовольна собой.

— Знаю, глупо, но я сама не понимаю… Разве что…

— Да?

— Нет, ничего.

— Кстати, что ты искала на чердаке?

— Ничего особенного. Картину.

— Там есть картины?

— О да, довольно много. Семейные портреты, все в таком духе…

— Семейные портреты?

— В основном просто хлам — так, ничего ценного. — Харриет впоследствии так и не поняла, почему уточнила эту деталь, но в тот конкретный момент ей не хотелось, чтобы Гэй поднялась на чердак и нашла портрет мужчины, так напоминающего Филипа Дрю. Если найдет, то обязательно заинтересуется сходством, наверно, унесет картину с собой и покажет врачу в его следующий приезд. Рядом с портретом сходство, вероятно, исчезнет, и они с Гэй вместе посмеются над Харриет за то, что она вообразила невесть что и в результате упала в обморок, а это, независимо от причины, просто нелепость!

Ибо что общего может быть между Филипом Дрю и портретом с чердака?

Гэй вдруг улыбнулась своим мыслям и допила остатки коньяка.

— Ну, пойду спать, — заявила она, — и, несмотря на все твои аргументы против брака, очень надеюсь, что мне приснится Филип Дрю. Приснится его сильный, решительный подбородок, эти замечательные брови и восхитительные темные глаза. Ну скажи, разве они не восхитительны? — Гэй вопросительно взглянула на Харриет. — Но больше всего мне нравятся его руки. Какие великолепные, породистые руки! Худые, загорелые, сильные. Не назову их руками хирурга, потому что они к тому же довольно безжалостны, но это умные руки… и когда он проверяет мой пульс, я вся пылаю!

— Тогда пусть лучше оставит твой пульс в покое, — коротко заметила Харриет, и Гэй рассмеялась.

— Когда вчера я увидела его перед тобой на коленях, ты выглядела так, словно не понимаешь, что произошло, — сказала она. — Но я поняла! И готова хоть каждый вечер с радостью грохаться без памяти, если это поставит его передо мной на колени!

Но известие, что из-за нее безупречные брюки доктора Дрю подверглись опасности измяться, вызвало у Харриет лишь чувство мучительной неловкости.