Глава 11

Начало июля 1979 года

— Еще какие-нибудь вопросы? — Пэйган обвела взглядом кабинет и собравшихся в нем одиннадцать членов комитета по организации благотворительного гала-концерта в пользу Англо-американского института по проблемам исследования раковых заболеваний.

— И вот еще что, — секретарь передала ей бумагу из отеля «Гросвенор-хауз». — Некто предлагает устроить для нас прием.

— Как предусмотрительно. И кто же это?

— Еще один анонимный жертвователь, леди Свонн.

Пэйган быстро пробежала письмо. Прием с шампанским для двух тысяч гостей. Отличные новости.

— Чек есть?

— Деньги переведены прямо на счет отеля.

— В высшей степени предусмотрительно, — задумчиво произнесла Пэйган. Она встала и открыла окно. Пэйган ненавидела табачный дым, а кабинет был прокурен до такой степени, что теперь понадобится по меньшей мере две недели, чтобы его проветрить.

Пэйган улыбнулась всем собравшимся в комнате.

— Сожалею, что мне пришлось задержать вас.

Но мы обсудили действительно важный вопрос.

А теперь я прошу меня извинить: мне надо бежать, иначе я опоздаю на свой рейс в Венецию.


Пэйган вглядывалась в соблазнительную картину вырастающего прямо из воды города. Она была возбуждена:

— О, Абди, как это красиво! Город плавает в море, как золотой мираж.

— Только не ожидай слишком много романтики, — предупредил Абдулла. — Множество людей ненавидит Венецию.

— Господи, почему?

— Запах толпы, клаустрофобия и эти чудовищные в своей вульгарности изделия из стекла.

— В таком случае, — рассмеялась Пэйган, — я не ожидаю встречи с золотой гондолой!

— Золотые гондолы появляются здесь раз в году — во время праздничных гонок.


Потрепанный зеленый чемодан из крокодиловой кожи, принадлежавший некогда бабушке Пэйган, лежал на бледно-коралловом ковре, покрывавшем пол номера. Стены были от руки расписаны видами прозрачного зеленого леса — в тон зеленой софе и серебристо-зеленым шторам.

Настежь раскрыв стеклянные двери, Пэйган прошла на террасу, окруженную небольшими кипарисами. С террасы открывался вид на бассейн, вокруг которого росли апельсиновые деревья, и дальше — на всю панораму Венеции.

— Тебе нравится? — раздался за ее спиной голос Абдуллы.

Пэйган была смущена — она чувствовала себя неуютно, поскольку не могла понять, собирается ли Абдулла жить в одном с ней номере.

Абдулла печально усмехнулся:

— Я буду в соседнем номере… если я тебе понадоблюсь. К сожалению, здесь нет бильярдной.

Пространство в Венеции на вес золота.


На следующее утро Пэйган ждала возле двух черно-белых мачт, торчащих у входа в отель.

— Посмотри! — воскликнула она, схватив Абдуллу за руку. — Ты был не прав!

К ним медленно, рассекая зеленую воду канала, приближалась золотая гондола.

— Она твоя, — произнес Абдулла. — Надеюсь, ты не сочтешь ее слишком помпезной.

Потом они бродили по городу пешком, но, как только сошли с больших, заполненных людьми улиц в маленькие кривые переулочки, Пэйган в изумлении остановилась.

— Они все такие одинаковые. Я уже не понимаю, где мы находимся.

Один из телохранителей сделал шаг вперед и прошептал несколько слов на ухо Его Величеству. Они пошли вслед за ним, пока не оказались опять на людной площади возле поджидающей их золотой гондолы.

— Хотя Венеция довольно маленький город, — заметил Абдулла, — здесь легко заблудиться. Это давно известная головоломка. Все дома и мосты выглядят по-разному в зависимости от прилива.

Улочки страшно переплетены, поэтому трудно определить нужное направление.


Вторую половину дня они провели в постели.

Это были незабываемые часы.


— Ваше Величество, вот зал Главного собрания — колыбель западной демократии, где генеральный консул Венеции принимал представителей правительственных комитетов.

— Колыбель демократии, — прошептал в изумлении Абдулла, — и как только можно говорить такое, когда в эпоху Возрождения Венеция была насквозь коррумпированным государством, наводненным шпионами и убийцами, с подземельями, кинжалами, ядом!

— Но, в конце концов, только в Венеции правителей избирали, — возразила Пэйган.

— Да, но избирали из аристократической элиты. А это не то, что свободные выборы в свободном государстве, — привел встречный аргумент Абдулла.

Пэйган шокировал его менторский тон.

— И все равно даже пять веков назад Венеция была более демократичным государством, чем Сидон сегодня, — горячо заговорила она.

— Пэйган, не будь наивна. Демократия может восторжествовать только в государстве, где существуют поголовная грамотность, высокий уровень жизни и некоррумпированная экономика.

В моей же стране народ проголосует за любого, кто пообещает ему пару гусей и браслет для жены.

— А я думала, ты счастлив в своей роли деспота-благотворителя.

— Демократия еще не гарантирует здоровье государству. А хорошее правительство — да.

— Но в демократических государствах власть не сосредоточивается в руках нескольких племенных кланов, как в Сидоне.

— Это глупое замечание.

— Только не будь так отвратительно самоуверен, — вспыхнула Пэйган, резко повернувшись на каблуках. Она прошла в другую огромную комнату, а услышав за собой чьи-то шаги, обернулась: к ней торопился один из телохранителей Абдуллы, а сам король как ни в чем не бывало разговаривал с гидом. Она ускорила шаг. Ей казалась отвратительной такая опека.

Пройдя через триумфальную арку дворца и попав на людную площадь Святого Марка, она все еще слышала за собой шаги телохранителя.

«Черт возьми, я не позволю его ищейкам ходить за мной по пятам!» — сердито подумала она, смешавшись с толпой немецких туристов.

Увидев ресторан, где они утром пили «Беллини», Пэйган наугад открыла" одну из дверей, расположенных с тыла. Это оказалась дверь на кухню. Пэйган пронеслась мимо изумленных официантов и поваров, мимо корзин с фруктами и овощами прямо по направлению к выходу с другой стороны комнаты.

Выйдя из двери, она оказалась в узком переулке, куда почти не проникал солнечный свет из-за нависающих с обеих сторон балконов.

Нагнувшись, она долго вглядывалась в замочную скважину кухонной двери, пока не убедилась, что ее никто не преследует. А потом заторопилась по переулку, как ей казалось, в направлении своего отеля.

И хотя с утра они много путешествовали по городу, Пэйган вдруг поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, где она находится.

Впрочем, она никогда не боялась заблудиться.

«Напротив, даже приятно не знать, где ты находишься, — размышляла она, идя по аллее. — Жизнь становится необыкновенно полна, а предвкушение неожиданностей приятно бодрит».

Обнаружив перед собой тяжелую дубовую дверь, Пэйган вошла внутрь и очутилась в церкви. Вскоре послышались чьи-то шаги. Пэйган стояла в углу, не оборачиваясь, пока не сообразила вдруг, что шаги эти слишком быстры и целенаправленны для какой-нибудь степенно молящейся матроны. Она торопливо вышла из храма и направилась к каналу.

Шла она уверенно, но, все время слышала у себя за спиной чьи-то легкие шаги.

Она обернулась, сердце ее екнуло. Район, по которому она сейчас шла, был совершенно пустынен.

Шаги за спиной смолкли. Пэйган уже почти бежала среди вырастающих с двух сторон глухих стен.

Она остановилась еще раз и опять прислушалась. Звука шагов вновь не было слышно..

Пэйган обернулась. Дорога в этом месте делала изгиб, вокруг не было видно ни души, но она уже не сомневалась: кто-то ее преследовал. И ей стало страшно.

Темнота все сгущалась.

Пробегая один переулок за другим, петляя, то и дело натыкаясь на тупики, Пэйган поняла, что окончательно заблудилась. Шаги за спиной раздавались все отчетливее. Наконец она в растерянности остановилась на перекрестке.

И вдруг тяжелая рука опустилась ей на плечо, и кто-то с силой развернул Пэйган к себе. Это был Абдулла.

С облегчением она упала к нему в объятия.

— Я не думала, что ты пойдешь меня догонять.

— Но почему ты убегала?

— Мне казалось, за мной кто-то гонится, — ответила Пэйган, не желая признаться, как она испугалась.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— Нет, а где?

— Не имею ни малейшего представления. Знаю только, что Венеция самый запутанный город в мире.

Абдулла взглянул на ее уставшее лицо и, нагнувшись, крепко поцеловал.

— Я ждала от тебя этого целый день. — Пэйган обвила руки вокруг его тела. — Как хорошо хоть ненадолго остаться без твоих хранителей и наперсников.

— Но теперь тебе придется к ним привыкать. — Абдулла нежно поцеловал ее брови.

— Не думаю, что мне удастся когда-либо к этому привыкнуть. У меня тут же возникает чувство клаустрофобии. Как все-таки здорово, что мне удалось от них смыться.

— Надеюсь, что тебе это не удалось. — Он быстро оглянулся. — Если их нет сейчас рядом, нам придется возвращаться в отель немедленно.

Они заторопились прочь.

— Абди, кто-то идет за нами. Может, это наконец объявились твои телохранители?

— Глупости, Пэйган. Это всего лишь эхо наших собственных шагов. В Венеции звук рикошетом отлетает от всего.

— Да, конечно, — согласилась она, но уверенности в ее голосе не было.

Пэйган и Абдулла были уже совсем рядом с каналом, когда от стены вдруг отделились фигуры двух молодых людей и загородили им дорогу.

Оттолкнув Пэйган в ближайший дверной пролет, Абдулла схватил одного из парней за шею и, быстро найдя нужную точку, с силой надавил на нее.

В руках другого блеснуло острие кинжала.

— Беги, Пэйган! — крикнул Абдулла и в этот момент, поскользнувшись на скользких камнях мостовой, упал, увлекая за собой противника.

Пэйган уже ничего не боялась. Она чувствовала даже легкое возбуждение. Сняв с ноги туфлю с острым каблуком, она подбежала к все еще лежавшему на мостовой парню и с силой ударила его металлическим концом шпильки по голове.

Второй парень рванулся вперед, но Абдулла перехватил занесенную над ним руку с кинжалом и ловким приемом сбросил нападающего в канал.

Потом Абдулла поспешил к Пэйган, а в это время второй юноша поднялся и бросился наутек. Бежал парень быстро, но ему не повезло: за ближайшим углом он попал прямо в объятия телохранителей Абдуллы.

— Господи, как жестоко ты дрался! — произнесла Пэйган, откидывая со лба волосы.

— Но я же король, — ответил он, — а короли должны уметь драться жестоко.


Вечером они ужинали на лоджии своего номера, глядя, как пляшут огни на площади Святого Марка.

— Закрой глаза, — попросил Абдулла.

Она услышала, как скрипнул его стул. Потом его руки подняли волосы у нее на спине, и что-то теплое и тяжелое опустилось ей на шею.

— Надеюсь, теперь ты уже достаточно повзрослела, чтобы принять у меня ожерелье, — прошептал Абдулла.

Пэйган бросилась к старинному венецианскому зеркалу. Платиновое ожерелье, сверкая изумрудами, драгоценным узором обвивалось вокруг шеи.

Подошедший сзади Абдулла обнял ее за плечи.

— Мы дружно действовали сегодня вечером, — произнес он.

— Да, оказывается, ты обладаешь еще кое-чем, кроме приятной наружности, — улыбнулась Пэйган.

— А ты не так уж несговорчива и упряма, как кажешься.

— Ты оказался очень надежным.

— А ты храброй. Не могли бы мы провести вместе больше, чем два дня?

— Я не знаю.

— Не согласишься ли ты провести остаток лета в моем дворце в Канне?

— Я не знаю, — повторила она.

— А если я приглашу Максину и Чарльза, ты согласишься?

— Никогда не представляла себе Максину в роли компаньонки, — рассмеялась она, но под настойчивым взглядом Абдуллы все у нее внутри похолодело. — Думаю, что это будет… — Она собиралась сказать «невозможно», но вдруг услышала, как губы ее произнесли:

— Замечательно.

— Послушай, Пэйган, — услышала она вдруг серьезный голос Абдуллы. — Я хочу поговорить с тобой о Сидоне. Фундаменталисты получают поддержку от прокоммунистических блоков, и, если мне не удастся в ближайшее время разбить бандитские группировки, в стране вспыхнет крупномасштабная гражданская война. Я не в силах победить их без помощи американцев, а в данный момент заручиться активной поддержкой Штатов я не могу.

Пэйган меньше всего рассчитывала прослушать лекцию по текущему политическому моменту.

— Я знаю, что именно попытка обновления и модернизации твоей страны вызвала к жизни все эти проблемы, — произнесла она, пытаясь скрыть разочарование.

— Да, но еще одна проблема моей страны — это женщины.

— В каком смысле? — вежливо поинтересовалась Пэйган, которую, впрочем, меньше всего в данный момент волновали проблемы, связанные с другими женщинами.

— Во всех смыслах. Женщине намного труднее, чем мужчине, стать частью современного мира. Независимость пугает их, но терпеть до бесконечности прежний порядок вещей они тоже не могут. Они жалеют западных женщин, которым приходится самим, без мужской поддержки, бороться за жизнь.

— Но ведь это не так! — воскликнула Пэйган.

— Согласно Корану, мужчина обязан поддерживать всех женщин своего дома. На Западе же муж волен развестись с женой когда заблагорассудится, и он не понесет за это почти никакой ответственности. Поэтому права западной женщины в семейной жизни защищены далеко не на все сто процентов.

Вспомнив развод со своим первым мужем, Пэйган могла только согласно кивнуть.

— Тем не менее новое поколение женщин моей страны ставит под сомнение многие сидонские традиции, и это правильно. Необходимо, чтобы рядом со мной находилась энергичная, образованная, по-настоящему современная женщина. Без этого не выжить моей стране.

— Ты все это говоришь таким тоном, будто зачитываешь вслух объявление: «Требуется…»

Абдулла отпустил ее плечи и прошелся взад-вперед по террасе.

— Мне необходим человек, который бы знал и понимал западную цивилизацию и западных женщин и в то же время мог помочь нашим женщинам утвердиться в этом мире.

— Почему бы тебе не предложить этот пост Глории Штайнем?

Рот Абдуллы искривился от гнева.

— Я поклялся себе, что не потеряю самообладания. Пэйган, я не позволю тебе не понять меня вновь! — Он с силой схватил ее за плечи. — Я знаю, ты упряма, импульсивна и…

— Самоуверенна? — прервала его Пэйган. — Ты это имеешь в виду? Ведь именно поэтому у нас с тобой раньше вспыхивали бесконечные ссоры. Тогда еще, когда оба мы были юны. Ты был неровен и очень напыщен. А я просто нервна.

За спиной Абдуллы возвышался Дворец дожей, и его филигранный фасад красиво отражался в сверкающей огнями воде лагуны.

— Но мы оба уже не юны, — констатировал он.

— А ты к тому же еще и очень тактичен, — рассмеялась Пэйган. — Но, Абди, когда я с тобой, я по-прежнему ощущаю себя юной, нервной и неуверенной в себе.

— Тебе придется привыкнуть ко мне.

И неожиданно Дэйган осенило, предисловием к чему была вся эта лекция по текущей политике.

— Я прошу тебя выйти за меня замуж, — церемонно произнес Абдулла и взволнованно добавил:

— Пэйган, давай не упустим больше нашу судьбу.

— Я не могу в это поверить. Я понимаю, почему тебе нужна королева, но зачем тебе понадобилась жена?

Последовала пауза.

— Затем же, зачем и всем, — наконец произнес он, глядя в сторону.

— Абди, каждая женщина в душе навсегда остается семнадцатилетней. А семнадцатилетние все хотят слышать одно и то же. — «Я заставлю его сказать это, пусть это для него равносильно смерти», — поклялась она себе.

— Я люблю тебя, — пробормотал Абдулла наконец, глядя в пол.

— И я люблю тебя, — нежно прошептала Пэйган.

— Означает ли это, что твой ответ «да»?

— Я знаю, обычно об этом не спрашивают в столь торжественный момент, но мне необходимо это знать: ты верный муж, Абдулла?

— Почему вы на Западе вечно смешиваете секс с любовью? Сексуальная верность имеет к браку мало отношения.

— Собираешься ли ты хранить мне верность? — Пэйган чувствовала, что ступает по тонкому льду, но была полна решимости получить от Абдуллы однозначный ответ. — Ведь и на Востоке сексуальная верность играет далеко не последнюю роль — в отношении жены. Неверных жен обезглавливают, не так ли? Каковы же твои намерения, Абдулла?

— Когда знаешь, что любое количество юных красоток будет к твоим услугам, стоит лишь щелкнуть пальцами, щелкать не очень и хочется.

— Абди, не уклоняйся от моего вопроса. Будешь ли ты верен мне?

— Я сомневаюсь.

— То есть ты можешь почувствовать желание щелкнуть пальцами?

— Мы же сейчас играем начистоту.

Пэйган почувствовала тупую боль.

— Тогда я отвечаю — нет, — гордо произнесла она, уже чуть не воя от боли. Она отступила от него — злая, разочарованная. — Почему ты так невыносимо высокомерен?

— Ты просила меня быть откровенным. И опять ты позволила своей гордости заслонить от тебя реальную жизнь. — Он пристально смотрел на нее, пытаясь совладать со своим гневом. — Я поклялся, что не позволю тебе вывести меня из терпения.

— Тебя! Вывести из терпения?! — закричала Пэйган.

Абдулла схватил ее за руку.

— Нам пора остановиться.

— Абдулла, я не думаю, что подобный брак сможет когда-либо состояться.

Последние огни фейерверка погасли, и на город спустилась темнота.

— Но ты ведь согласишься поехать со мной в Канн? — Он решил пойти на временное отступление.

— Если ты все еще хочешь, чтобы я поехала.

— Я думаю, мы оба должны подумать над тем, что можем потерять.

«Что он имеет в виду?» — напряженно размышляла Пэйган.

— Да, я приеду в Канн, — пообещала она. — Сразу же после благотворительного гала-концерта.

Загрузка...