Мужья и любовники

Глава 14

В своем филадельфийском офисе Куртис Халифакс молча следил за выражением лица их семейного адвоката, когда тот читал телеграмму.

Вопреки ожиданиям Куртиса, разговор с Харри. оказался не таким уж трудным, хотя тот и поднял высоко брови, выслушав страшную тайну клиента. Но ведь семейные адвокаты привыкли держать скелеты запертыми в шкафах. Куртис откинулся на спинку кожаного кресла и облегченно глубоко вздохнул: наконец-то он хоть кому-то сумел об этом рассказать.

«Дорогой папочка, если ты не заплатишь десять миллионов долларов в течение пятнадцати дней, они убьют меня. Заплатить надо в Стамбуле. Все указания отправят матери в отель. С любовью, Лили», — прочел Харри и вновь с удивлением поднял брови.

— Куртис, эта телеграмма будто позаимствована из какого-нибудь голливудского боевика. — Он перечитал телеграмму вслух. — Ты уверен, что это не чья-то дурацкая шутка?

— Уверен. Я же говорил с ее матерью.

— Это та самая Лили, кинозвезда?

Куртис кивнул.

— Ты уверен, в смысле… нет никаких сомнений, что отец именно ты?

— Никаких, — покачал головой Халифакс. — Я знал о девочке с самого ее рождения. Она жила у приемных родителей в Швейцарии, а когда ей исполнилось шесть, и матери и мне сообщили, что она погибла.

Харри медленно потягивал коктейль. Ничего удивительного, что бездетный мужчина в возрасте Куртиса гордится тем, что у него есть внебрачный ребенок. Но клан Халифаксов неукоснительно чтил семейные традиции, к тому же всей Филадельфии было известно, что собой представляет Дебра, так что в случае разглашения тайны грандиозного скандала не избежать. Миссис Халифакс просто окончательно слетит с тормозов.

— Куртис, ты уверен, что действительно готов пойти на все это? Готов лететь в Стамбул? И как ты объяснишь происходящее Дебре?

— Это как раз не проблема. Я ведь часто летаю по делам в Европу. И Дебра ничего не будет иметь против, ей важно только, чтобы я успел назад к приему, который устраивают Чизы в честь Дня благодарения.

Харри поднял взгляд на висящие вдоль стен портреты предков Куртиса.

— Представляешь, что будет с Деброй, если эта информация просочится?

— Послушай, Харри, я обратился к тебе для юридического обеспечения моих действий, а совсем не для того, чтобы ты взял на себя роль гида по моей семейной жизни. — Неожиданно Куртис стал очень похож на своего деда.

— Куртис, но если ты признаешь свое отцовство…

Куртис нетерпеливо прервал его:

— Харри, я слышу все, что ты мне говоришь, но я принял свое решение. Теперь давай подойдем к этому делу с логической точки зрения. Как нам найти необходимую сумму?

— Если даже нам удастся ее быстро собрать, ты не сможешь выдать ее похитителям, не нарушив закона, потому что правительство против того, чтобы поддаваться шантажу со стороны преступников. Так что, переведя деньги из страны, ты поступишь незаконно.

Но Куртис вновь проявил упорство, унаследованное от деда.

— А как насчет наших багамских операций, сколько денег мы можем получить оттуда? К тому же у нас есть собственность в Рио и отделение в Токио. Не станешь же ты уверять, что мы не сможем набрать нужную сумму за пределами страны!

Харри казался смущенным.

— Мой совет — потянуть время, — сказал он. — И Лили, и ее мать влиятельные люди, имеющие влиятельных друзей. Возможно, к тому моменту, как ты прилетишь в Стамбул, окажется, что турецкая полиция уже ее освободила.

Куртис уронил почти совсем седую голову на руки.

— Надеюсь, ты окажешься прав, Харри. Но если нет — собери сколько сможешь по бразильским договорам об аренде и перешли деньги в Стамбул. Что бы ты ни говорил, я вылетаю туда сегодня вечером. Я чувствую себя полным кретином, сидя здесь за этим гребаным столом, когда моя дочь находится в опасности.

За двадцать лет Харри ни разу не слышал, чтобы Халифакс сквернословил.

— О'кей, Куртис. — Он поднялся с места. — Но постарайся держаться в рамках закона. Не хотелось бы, чтобы мне пришлось выступать в команде твоей защиты.

— Прекрати бить тарелки, Мэгги, я все объясню! — Энджелфейс едва успел спрятаться за дверцу кухонного шкафа, когда в него полетел дорогой, ручной работы керамический чайник.

— Я уже по горло сыта твоей гнусной ложью! — заорала Мэгги, снимая с полки великолепную итальянскую супницу и запуская ею в мужа. Возле укрытия Энджелфейса уже выросла порядочная гора черепков, а кухонные полки почти опустели. — Ты лгал мне каждый день нашего брака! И почему я должна верить тебе сейчас? — Красное блюдо полетело вслед за супницей.

— Так тебе, дрянь, и надо за то, что шаришь по моим карманам!

— Я всего лишь искала «травку». И если бы не это, я никогда не наткнулась бы на эту чертову телеграмму: «Дорогой папочка! Если ты не заплатишь им десять миллионов гребаных долларов, в течение пятнадцати дней, они меня убьют!» — Мэгги взялась было за кухонный комбайн, но передумала и потянулась к кофеварке. — Ты не полетишь в Стамбул, Энджелфейс, и ты не станешь платить им деньги за эту долбаную порнозвезду.

— Мэгги, я уже говорил тебе, что понятия обо всем этом не имею.

— А я понятия не имела, что у тебя есть десять миллионов долларов, — завизжала Мэгги, — иначе никогда не подписала бы этот проклятый брачный договор! — Мэгги перебила уже все, и кухонные полки были девственно чисты.

Энджелфейс выглянул из своего убежища:

— Мэгги, будь благоразумна. Конечно, у меня нет десяти миллионов долларов. Более того, я удавлюсь за каждый пенни, который у меня есть.

Мэгги с трудом подняла кухонный комбайн и метнула его в сторону мужа. Машина попала в дверь, оставив внушительных размеров царапину, и, рухнув на пол, разлетелась вдребезги.

Энджелфейс знал, что у Мэгги больше не осталось снарядов. Осторожно он вышел из укрытия.

— Послушай, я совершенно не собираюсь ни платить выкуп за Лили, ни лететь в Турцию, ни связываться с гребаной турецкой полицией. — Он пробирался через груду черепков — уже седьмое поколение кухонных сервизов, павшее жертвой гнева Мэгги со времени их женитьбы. — А теперь поклянись, что никому не расскажешь о телеграмме.

— Может, расскажу, может, нет.

— Лучше уж воздержись, ты, тупая тварь! — Энджелфейс бросил на жену свирепый взгляд.

Она поднялась на цыпочки и изо всех сил ударила его по лицу. Он схватил ее за руку и оттолкнул. Но Мэгги не смутилась, глаза ее по-прежнему возбужденно сверкали. Энджелфейс резким движением разорвал ее рубашку, обнажив грудь.

— Подожди, я тебя проучу, — пробормотал он, чувствуя, как напрягся его член. Но Мэгги свободной рукой выхватила из мойки тяжелую железную кастрюлю и ударила мужа по голове.

Взревев от ярости, он резко хлестнул ее по лицу. Отлетев к стене, Мэгги больно ударилась о нее головой и осела на пол.

— Тебе не стоило шарахать меня железным горшком. Это уже не шуточки, — пробормотал он.

Мэгги молча всхлипывала, и кровь тонкой струйкой текла из ее разбитой губы.

— Вытри лицо и иди сюда, — процедил он сквозь зубы. Поднимать ее он не собирался.

Мэгги с трудом привстала и подошла к нему.

Слизывая кровь с ее лица, он тихо шептал:

— Мне жаль, дорогая, но тебе не стоило так меня провоцировать. — Он осторожно приподнял то, что еще недавно было рубашкой Мэгги, и стал вытирать тушь и губную помаду с носа и щек жены. Потом как, бы невзначай притронулся к ее соску и улыбнулся. — Насколько мне известно, Мэгги, сотни моих детей разбросаны по всему свету. Но ни до кого из них мне нет никакого дела. — «Конечно, я чертовски доволен, что одна из моих дочерей оказалась самой красивой женщиной мира, — подумал он. — Но Мэгги лучше об этом не говорить. А то она, пожалуй, и в самом деле постарается меня прибить».

Неторопливо он начал расстегивать «молнию» на джинсах.

— Ты же знаешь, как цыпки меня преследуют, Мэгги. Просто ложатся штабелями прямо у двери гримерной. Но это все было до того, как мы с тобой встретились. — Запустив руку ей в джинсы, он нежно массировал ее ягодицы. Мэгги была такой крошечной, что ее попка почти целиком умещалась в его ладони. — Ты знаешь, у меня хороший аппетит. — Он поймал ее руку и сунул ее себе в штаны. — И ты знаешь, что тебе это нравится, малышка.

Не разжимая объятий, они поднялись в спальню и упали на черные простыни неубранной кровати.

Через пару часов, когда слуга-филиппинец убрал следы погрома на кухне, а Энджелфейс заперся в студии звукозаписи со своим оркестром, Мэгги, привстав на кровати, закурила сигарету с «травкой», взяла телефон, сделанный в виде Микки-Мауса, и набрала номер Джоан, своей лучшей подруги.

— Прямо не знаю, что делать, Джоан, — простонала она без всякого вступления.

Они долго обсуждали обрушившееся на Лили несчастье и то, как следует Мэгги вести себя по отношению к приемной дочери, которая гораздо красивее, чем она сама, и к тому же куда более знаменита.

На следующий день в восемь утра Джоан позвонила автору рок-колонки в одной из лондонских газет. А несколько часов спустя продавцы газет кричали по всему Лондону: «Новая сенсация — похищение Лили!»

Богиня раскрыла свой чувственный красный рот так широко, будто собиралась послать чистейшее «до» под своды «Ла Скала», а потом решительно сомкнула губы вокруг пениса. Медленно она продвигала рот все дальше по гладкой плоти. Не без гордости богиня подумала о том, что вряд ли какая-нибудь другая женщина, как бы молода и красива она ни была, сможет справиться с этим так же хорошо.

Томные молодые люди, окружавшие богиню, когда она была самой обожаемой в мире дивой, теперь хихикали над тем, что ее изумительный голос пропал из-за слишком интенсивных упражнений в спальне. Но облетевшие все театры мира сплетни о ее романе с обоими братьями-судовладельцами богиню больше не волновали. Она уже смертельно устала от всего этого цирка, от этой обожающей ее публики, готовой требовать крови с тем же энтузиазмом, что и поднятия занавеса в тридцатый раз. Буэнос-Айрес обернулся кошмаром. Она отлично провела первую половину выступления, но потом, на арии Нормы, не смогла взять верхнего «до» и с почти трусливой поспешностью перешла на нижние ноты регистра.

Тогда был свист, глумление, взрывы смеха.

Прочитав на следующее утро рецензии, богиня отменила оставшуюся часть турне и отправилась обратно в Европу, где нашла убежище на яхте «Персефона», дрейфующей в районе греческих островов. Прошлой ночью она вновь воссоединилась со Спиросом. И теперь единственной ее мечтой было скрыться от мира и обрести покой с этим человеком в каком-нибудь из частных его владений — на яхте или на острове. Ей хотелось забыть, что когда-то она была примадонной, забыть беспокойство, гложущее чувство ответственности и даже сладость аплодисментов. Она мечтала лишь об одном — проводить дни в сексуальных грезах, а ночью чувствовать, как он входит в ее изголодавшееся тело, чтобы уютно устроиться в этом великолепно оснащенном укрытии.

— Я уже забыл, как это великолепно — быть с тобой, — произнес Спирос, опуская узловатые пальцы на ее пышную грудь и с силой сжимая соски.

«Зато я ничего не забыла», — подумала богиня, вспоминая, как она жила будто в тумане, после того как Джо Старкос словно загипнотизированный оставил ее ради этой сучки Лили. И когда пришла весть о гибели Джо в автокатастрофе, богиня, вопреки ожиданию многих, не стала биться в истерике: она оплакала любовника уже давно.

Однажды, вскоре после смерти Джо, горничная внесла в ее комнату корзину, заполненную свежими весенними цветами. А среди изысканнейших цикламенов и анемонов богиня нашла бриллиантовое ожерелье восемнадцатого века с камнями, выточенными в форме роз. А также визитную карточку — «Спирос Старкос». Богиня улыбнулась. Она знала, что это только начало.

На следующее утро, когда перед богиней возник поданный к завтраку поднос с аппетитными булочками, из салфетки выпала пара бриллиантовых сережек, идеально подходящих к вчерашнему ожерелью. Когда она разглядывала одну из них на свет, раздался телефонный звонок.

— Я только что закончил переговоры с Гонконгом, можно мне теперь увидеть вас? — произнес Спирос, даже не представившись. Она сразу догадалась, что он имел в виду, потому что его старший брат Джо всегда предпочитал заниматься любовью либо рано утром — после переговоров с Гонконгом, либо поздно вечером — после того как закрываются рынки американских ценных бумаг.

Через два часа после получения сережек богиня уже стояла на борту «Персефоны». Соленый привкус морского воздуха сливался с тонким ароматом сигары Спироса, едва слышным запахом крахмала, исходящим от его костюма, и ощущением свежести его теплого, холеного тела. Той ночью, когда она уже переодевалась ко сну, он бесшумно возник в ее каюте. Не проронив ни слова, Спирос прижал богиню к себе и долго не выпускал из объятий.

Потом он стал осторожно снимать с нее платье цвета топаза. Богиня не шевельнулась даже тогда, когда осталась обнаженной до пояса, а Спирос, склонившись к ее крупным темным соскам, легко и нежно целовал их, чувствуя, как они становятся тверже. Потом он буквально впился в них, затем легко коснулся зубами и начал ласкать их языком, а богиня уже ощущала огненные, почти болезненные позывы между ног. Жизнь вновь возвращалась в ее тело, и тело ответило приветственной дрожью. Она притянула Спироса ближе к себе, нетерпеливо предвкушая его напор, мужскую твердость и улавливая все возрастающую силу эрекции. ;

Они упали на кровать, и она почувствовала его ладонь на внутренней стороне своих бедер — все выше и выше. Спирос по-прежнему не издавал ни звука, но, когда он достиг влагалища и начал мягко его поглаживать, она с легкостью отдалась ритму его руки, не ощущая ни беспокойства, ни необходимости торопиться, а лишь спокойную уверенность в своем неизбежном оргазме. И когда пришло ощущение апогея и все ее тело заныло в экстазе, она протянула руку к его члену и помогла ему войти в себя; их губы прильнули друг к другу, а пальцы переплелись.

А потом, прижавшись к его широкой волосатой груди, она даже всхлипнула от нахлынувшего на нее чувства благодарности. Постепенно уверенность богини в себе, ее профессиональные амбиции, ее неуемная жажда жизни вернулись к ней. Сейчас, шесть лет спустя, она была уверена в готовности тела Спироса ответить на любое ее движение куда больше, чем в силе своего голоса.

Этой ночью богиня твердо вознамерилась возбудить его. И теперь, когда в горло ее вошла плоть, столь любимая ею, она легко пробежала пальцами по бедрам, коснулась его ягодиц, и, массируя чувствительную зону у основания его яичек, она ощущала их слабость и поняла, что он не готов ответить.

Богиня втянула щеки и стала сосать еще напряженнее. Но напрасно: эрекция не наступала.

В конце концов она подняла голову и взглянула на него полными слез глазами. Но Спирос совсем не казался огорченным.

— Скоро все будет отлично, верь мне, — произнес он.

— Нет, нет! — Она вдруг разразилась бурными рыданиями. — Все изменилось, так ведь? Что такое ты делал с той тварью, что теперь не можешь заниматься любовью со мной?

Спирос молчал. Говорить с богиней, когда та собиралась устроить сцену, было бессмысленно.

К тому же он и сам был чрезвычайно встревожен отсутствием эрекции. С тех пор как он начал вводить сыворотку, ничего подобного не случалось.

— Тебе недостаточно обладать самолетом «Зевс»!

Тебе недостаточно того, что в твоем флоте больше танкеров и они более крупные, чем у Джо! — Богиня уже колотила по кремовым льняным простыням кулаками. — Тебе мало, что «Персефона» на десять метров длиннее, чем яхта Джо! Тебе мало обладать мной!

Спирос вздохнул. Первая буря после суток тишины. Пепельницы полетят через пять минут.

— Тебе мало того, что я люблю тебя, Спирос, больше, чем любила твоего брата. Неужели ты не понимаешь, что тебе всегда будет чего-то недоставать, чтобы ощутить свою полную победу над Джо? — Богиня уже колотила кулаками по его груди. — Но теперь-то я знаю, чего ты хочешь.

Я не думала, что это правда, но это так! Ты хочешь еще и Лили. Я видела фотографию в «Нью-Йорк пост»: вы вдвоем в ложе, в ноябре. Десятки добрых друзей прислали мне вырезки из газет.

Итак, она знала о Лили. И в течение десяти месяцев скрывала это. Такого самообладания от богини он не ожидал.

— Клянусь тебе, дорогая, я не разговаривал с Лили уже много месяцев.

Это действительно было правдой. Однако Спирос не забывал о Лили ни на секунду с тех пор, как впервые коснулся ее руки. А обмануть чутье богини было едва ли возможно.

Спирос жаждал Лили по причинам, в которых даже себе не хотел признаваться. Он был богат, немолод, и в мире оставалось не так много вещей, которых он действительно хотел.

А Лили он хотел.

И теперь, быстро поцеловав руку богини, он отправился к себе, позвонил корабельному врачу и принял душ. Вскоре в его левую ягодицу был введен один миллилитр сыворотки, и потом врач тщательно промассировал место укола. Сыворотку поставляли из швейцарской клиники, где он проводил по неделе каждую зиму. Это драгоценное лекарство извлекали из половых желез зародыша свиньи. «Через час после инъекции сбрасываешь лет десять», — думал Спирос, одеваясь. К полуночи богиня высушит свои слезы; она будет обессилена, удовлетворена и, как он надеялся, молчалива. Слава богу, она ничего не знала о телеграмме, пришедшей утром.

Раздался стук в дверь, и в каюту вошел человек в военной форме, держа в руках распечатку радиограммы.

— Это сообщение только что передано, сэр.

Они связались с Джуди Джордан — она сейчас находится в одном из стамбульских отелей. Мистер Минечик из министерства иностранных дел Турции предлагает вам свою помощь, а мистер Влассос из Интерпола выйдет на связь через двадцать минут.

Через дорогу от посольства Сидона в пруду Сент-Джеймского парка мирно плескались утки.

Оторвав взгляд от пруда, Абдулла с удивлением уставился на Пэйган, вбежавшую к нему в кабинет в голубом японском кимоно, без следа косметики на лице и с «Дейли мейл» в руках.

— Абди, это чудовищно!

Абдулла, уже подписавший целую кипу документов, указов и постановлений, как всегда, отвел эти драгоценные утренние часы, чтобы прочесть наиболее существенные донесения. Теперь он отложил в сторону донесение своей разведслужбы в Вашингтоне.

— Посмотри, что напечатано в «Дейли мейл»! — Пэйган начала громко читать вслух:

— «Энджелфейс Харрис и Лили. Драма похищения». — Она подняла глаза на Абдуллу. — Лили была похищена в Стамбуле. Джуди все еще там. Мне необходимо связаться с ней прямо сейчас.

Абдулла сделал знак телохранителю, чтобы тот удалился., — Кто-нибудь знает, чего добиваются похитители?

— О том, кто они такие, ни у кого ни малейшего представления. Но тут написано, что они запросили у Энджелфейса Харриса десять миллионов долларов. Джуди с ума сойдет! — Пэйган помчалась через всю комнату, ее нерасчесанные волосы и шелковое кимоно развевались во все стороны.

— Абди, я сейчас отправляюсь домой, собираю чемодан и вылетаю в Стамбул первым же рейсом. В такой ситуации для Джуди очень важно присутствие рядом друга. — Она накинула плащ прямо поверх кимоно, а Абдулла вызвал машину.

Через час он уже стоял у парадных дверей особняка Пэйган.

— Я не могу позволить тебе лететь в Стамбул одной, — заявил Абдулла. — Думаю, мне стоит тебя сопровождать. Мой народ никогда не доверял туркам, поэтому у нас там отлично налажена система разведки. Это может пригодиться. К тому же у меня там очень милая небольшая резиденция в дипломатическом квартале. Бумаги мне будут пересылать туда. Сулейман уже все организовал, и наш самолет вылетает через два часа.

Пэйган подпрыгнула от радости и поцеловала Абдуллу.

— Абди, дорогой, ты так добр! — Пэйган не пришло в голову задуматься, почему Абдулла оказался вдруг так готов прийти на помощь. — Но где же, черт возьми, мой паспорт?

— Когда ты путешествуешь со мной, паспорт не нужен, — терпеливо пояснил Абдулла. — Но, может, стоит все-таки попросить горничную подыскать тебе что-то более подходящее из одежды?

Пэйган поглядела на себя и вдруг поняла, что чуть было не отправилась в Стамбул в голубом кимоно.

— Мисс Джордан ожидает меня, — уже в четвертый раз объясняла Пэйган служащему гостиницы. Она перешла уже почти на крик, как вдруг появились истекающий потом менеджер отеля и два его ассистента. Все трое в почтительном поклоне склонили головы перед стоящим неподалеку от Пэйган худощавым человеком в военной форме.

В конце концов Пэйган в отчаянии всплеснула руками и, поскольку ей сообщили, что Джуди живет на втором этаже, закричала:

— Джуди, это Пэйган! Скажи им, чтобы меня! пропустили.

Джуди услышала знакомый голос, открыла тяжелые двери своего номера и упала в объятия подруги.

— Все это похоже на третью мировую войну, — заявила Пэйган, едва переведя дыхание.

— Мы ожидаем прибытия шефа полиции, — объяснила Джуди. — Надеюсь, он привезет какие-нибудь новости. — Раздался стук, и она метнулась к двери. — Это, наверное, он! — Но на пороге стоял Грегг Иглтон — в измятом костюме, смертельно-бледный.

— Мне не удалось прилететь раньше, Джуди.

Что за чертовая тут у вас творится?

Через десять минут управляющий гостиницы впустил в номер группу полицейских во главе с высоким военным, которого Пэйган видела в вестибюле.

У полковника Азиза были круглые глаза с тяжелыми веками и меланхолическое выражение лица. Он носил форму турецкого полицейского, но говорил на превосходном английском-с легким американским акцентом, так как практику проходил в Майами. Он уверил Джуди, что все возможное для розыска ее дочери делается.

— Мы уже привлекли Интерпол, парижскую Сюрте и ФБР. Нам раньше никогда не приходилось сталкиваться с подобными делами. Вы, мисс Джордан, сообщили полиции о трех телеграммах, каждая из которых была похожа на розыгрыш и начиналась словами «Дорогой папочка», — одну из этих телеграмм получил греческий корабельный магнат, другую — американский предприниматель и третью — поп-звезда. Но если я правильно понял вас, мисс Джордан, — он плавно склонил голову в сторону Джуди, — отец мадемуазель Лили умер еще до ее рождения. — Он простер свои длинные тонкие руки в жесте недоумения.

«Он думает, что это рекламный трюк», — догадалась Джуди, отдавая ему телеграмму, которую Куртис вручил ей сегодня утром перед тем, как идти отсыпаться после долгого путешествия.

Британская полиция уже переслала телеграмму, полученную Энджелфейсом, а Старкос, связавшийся с Джуди по радио, обещал доставить свою телеграмму, как только «Персефона» пришвартуется в Стамбуле.

Полковник Азиз сравнил содержание всех трех.

— Все, что мы можем пока сказать, — телеграммы фактически идентичны. В номере же мадемуазель Лили не найдено никаких следов борьбы, и, согласно сообщению наших агентов, вчера на стамбульском базаре не было замечено ничего необычного.

«Интересно, что у них называется „необычным“? — подумала Джуди, вспомнив безумие стамбульского базара и толпы потных галдящих людей, беспорядочно мечущихся из стороны в сторону. — Да там двадцать человек можно похитить, и никто внимания не обратит!»

— Таким образом, остается лишь одна версия: мадемуазель Лили похитил кто-то из тех, кого она знала и кто, была уверена, не причинит ей никакого вреда. — Полковник опустился в зеленое бархатное кресло и обвел взглядом напряженные лица присутствовавших. — Кого мадемуазель Лили знала в Стамбуле? — мягко спросил он.

— Никого, насколько мне известно. Она никогда не была здесь раньше. — Джуди сняла очки в роговой оправе и протерла усталые глаза. — Мисс Бауривер, победительница конкурса красоты, и я — единственные, с кем Лили была здесь знакома. Не считая, конечно, служащих гостиницы, нашего водителя и гидов. Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из друзей Лили был способен на подобное.

Грегг, сидевший закинув ногу на ногу в самом углу дивана, наконец вступил в разговор.

— На что это больше смахивает — на обычное уголовное дело или на теракт? — спросил он.

Только один раз в жизни, наблюдая за гонками, в которых участвовал отец, Грегг испытывал подобное ощущение, когда от страха холодеет все внутри. Он безумно жалел сейчас, что относился к Лили как к самой обычной женщине, но она сама этого хотела. Если бы он лучше о ней заботился… Он ведь хотел сопровождать ее в этой поездке. Грегг не уставал казнить себя. «Если бы только… если бы только…» — беспрерывно мысленно повторял он.

— Я склоняюсь к тому, чтобы исключить терроризм, — заявил полковник Азиз и пожал плечами. — Если террористы похищают человека, они преследуют две цели. Во-первых, они хотят получить сумму, достаточную для покупки оружия, которое затем можно будет направить против таких людей, как я, — полковник сдержанно улыбнулся, — и, во-вторых, добиться максимального шума вокруг этого дела. — Он откашлялся. — Похищение мировых знаменитостей весьма эффективный способ привлечь к себе внимание прессы, и в таких случаях какая-нибудь группировка тут же берет на себя ответственность за этот акт. Анонимное похищение не в стиле террористов.

— Есть ли еще какие-либо версии? — спросил Грегг.

— К сожалению, да. — Взглянув на Джуди. полковник на мгновение замялся, но потом продолжал:

— Мы не можем исключить вероятности, что это тщательно замаскированное убийство.

Известны случаи, когда преступник делает все, чтобы пустить власти по ложному следу, а несколько странная форма требования выкупа заставляет предположить, что это не совсем обычное похищение. Вы не знаете, у мадемуазель Лили были враги?

— Да, я кое-что вспомнила! — воскликнула Пэйган, вскочив так стремительно, что стоящая возле нее тяжелая бронзовая пепельница полетела на пол. — Лили давала благотворительный вечер в Лондоне, и по чьей-то злой воле он оказался на грани срыва. Человек, сделавший это, несомненно, являлся врагом Лили.

Полковник сделал пометку в блокноте.

— А вы тогда пытались выяснить, кто это мог быть?

— Да, конечно. Это был некто, организовавший в роскошном отеле вечеринку для всех приглашенных на концерт. Это было дорогостоящее, хорошо спланированное мероприятие.

— Кто оплатил вечеринку, леди Свонн?

— В отеле нам отказались это сообщить. Поскольку ничего противозаконного не было, они не сочли возможным нарушить волю пославшего деньги остаться неизвестным.

— Да, тогда нам так и не удалось доказать, что именно человек, оплативший прием, организовал ложный звонок в театр, — добавил Грегг.

— Но поскольку теперь нарушение закона налицо, мы заставим их сказать, кто оплатил счет. — Полковник вырвал из блокнота листок бумаги и передал его помощнику.

— Я думаю, это был ненормальный, — высказал предположение Грегг. — Какой-нибудь очередной сумасшедший из числа фанов Лили. Она же получает мешки писем, и среди них масса с угрозами. Любой из этих полудурков мог решить захватить ее.

— Не думаю, что человек, осуществивший данную операцию, из тех, кто докучает кинозвездам. — Полковник обвел взглядом лица присутствующих. — Пылкие поклонники обычно люди неадекватные, живущие в мире грез и редко вступающие в контакт с реальными людьми. В соприкосновении с реальностью они, как правило, терпят поражение.

— Но тем не менее им удается время от времени пристукнуть рок-звезду или главу государства, — мрачно возразила Джуди.

— Да, такое тоже бывает, но скорее как результат случайности. А сейчас мы имеем дело с отлично продуманным преступлением. Кто бы ни был похититель, но он тщательно изучил ваше прошлое, мисс Джордан. И к тому же он оказался осведомлен, что мадемуазель Лили будет в это время в Турции.

Грегг резко вскочил и заходил по комнате.

— Каждый, кто читает газеты, знал, что Лили вместе с «Мисс Мира» посетит Стамбул! — возмущенно воскликнул он.

Но полковник не обратил на замечание Грегга никакого внимания.

— Одержимый человек может захотеть обладать мадемуазель Лили точно так же, как коллекционер — дорогой картиной, — заявил он.

Грегг остановился пораженный.

— То есть вы хотите сказать, что цель этого похищения получить не деньги, а саму Лили?

Пэйган и Джуди вдруг одновременно подумали об одном и том же человеке.

«Персефона» медленно проплыла мимо маяка и пришвартовалась в середине небольшой бухты.

Через минуту частный катер «Гарун аль-Рашид» уже рассекал синюю гладь вод бухты, направляясь к яхте.

Спирос Старкос поднялся навстречу Джуди.

«Ничего удивительного, что Лили боится этого человека», — подумала она, вглядываясь в хозяина яхты и тут же отмечая про себя его грубые руки, массивные плечи и левантийские глаза стяжателя.

Джуди зажала руки между коленями, чтобы унять дрожь. Ее глаза безмолвно вопрошали Спироса. И тот услышал вопрос.

— Нет, я не стану платить выкуп, — покачал он головой.

— Тогда зачем же вы пригласили меня на яхту? — Джуди старалась, чтобы голос ее звучал как можно мягче.

— Конечно, я в высшей степени озабочен судьбой Лили, иначе я не был бы здесь, но мои советники дали мне понять, что, согласись я теперь внести выкуп, мне придется и дальше платить миллионы за освобождение всех моих родственников и всех служащих моей компании. Цепь похищений в этом случае замкнется в дурной бесконечности. А я не могу допустить, чтобы подобная угроза нависла над моими внуками.

Джуди вскочила.

— Но чего тогда стоит ваша любовь к Лили, Спирос? — Голос ее дрожал. — Пересечь Босфор с единственной целью нас поприветствовать, в то время как бандиты уже, может быть, отрезают пальцы Лили, чтобы заставить нас быть посговорчивее!

— Я приехал, чтобы лично проследить за тем, как идет расследование. — Спирос сделал маленький глоток кофе. — Полиция во всем мире одинакова: некомпетентные туповатые бюрократы.

— Но… — начала было Джуди, но Спирос жестом попросил ее обождать.

— Я хотел бы спросить вас, мисс Джордан, понимаете ли вы, как легко загубить ситуацию, подобную этой? — Он легко, но отчетливо подчеркнул слово «мисс». — Если найдут укрытие похитителей, то местная полиция радостно ворвется туда, положив при наступлении половину бандитов, большую часть своих, а также случайных наблюдателей и, вполне возможно, пристрелив впопыхах того, кого собрались спасать. — Он опустил свою чашку и сделал стюарду знак долить кофе. — Так что к тому моменту, как обнаружат Лили, она вполне может оказаться мертва.

Джуди поняла, что ненавидит :его за его правоту.

— Вы думаете, что похитители — организованная банда?

— Вполне возможно. Мои люди наводят справки, но пока нет ничего определенного.

Полчаса Джуди упорно и безнадежно молила Спироса заплатить выкуп. Он отказывался. Она поднялась, чтобы уйти: оставаться на яхте дольше не имело смысла.

— Полагаю, Спирос, самое разумное, что можно сделать в этой ситуации, — заплатить деньги.

Позже Лили и я наверняка сможем вернуть вам эту сумму.

Джуди боялась, что если задержится здесь еще немного, то наговорит Спиросу кучу гадостей, а это, имея в виду его могущество, совершенно небезопасно. Кроме того, он был помешан на Лили.

Еще одним его «пунктиком», по утверждению молвы, было желание подчинить себе все, чем когда-то владел его брат.

Да, конечно, Спирос тоже в числе прочих получил телеграмму с требованием выкупа. Но кто поручится, что он не послал ее себе сам? В том случае, если он похитил Лили, это был бы весьма разумный отвлекающий маневр. С тяжелым сердцем Джуди была вынуждена признать, что если действительно Старкос виновен в похищении Лили, то его появление в Стамбуле можно объяснить только двумя причинами — либо он хочет воспользоваться возможностью выяснить, каковы успехи полиции в этом деле, либо просто решил посмеяться над всеобщей беспомощностью.

В обоих этих случаях приходилось признать, что Спирос не совсем вменяем. И в обоих случаях было очевидно, что у Джуди почти не остается шансов увидеть дочь вновь.

Поздно вечером Джуди и Санди сидели, ожидая Пэйган, в уютном полумраке высокой лоджии, висящей над Босфором наподобие гигантской клетки для птиц.

— Этому полковнику Азизу не стоило все-таки допрашивать вас так долго! — Голос Санди звучал по-прежнему дружелюбно, хотя она не могла заставить себя не думать о загубленном турне. В конце концов, они сейчас могли бы уже быть в Египте, но турецкая полиция не выпускала «Мисс Мира» из страны.

— Он просто выполняет свой долг, — ответила Джуди. — Причем в очень тяжелых условиях.

Пресса по-прежнему осаждала отель, и фотография Санди облетела уже все газеты мира. Репортеры просто не могли поверить своему счастью: одну из первых красавиц мира похитили, другая оказалась фактически беззащитной перед их фотокамерами.

Теперь Санди и Джуди стали настоящими заключенными в своем гостиничном номере. В течение целого дня то одна, то другая вели длинные разговоры с полицией, телефон же был теперь отключен, потому что турецкие телефонистки слишком легко попадались на удочку коварных журналистов, утверждающих, что просят их соединить с номером лишь в ответ на звонок мисс Джордан.

— Когда я думаю о том, как этот кретин-полковник с вами обращается, — заявила Санди, — я просто готова хватить его по яйцам!

Джуди была поражена.

— Санди, я никогда раньше , не слышала от тебя таких выражений! — В принципе Джуди была готова примириться сейчас с любыми выражениями, лишь бы только сменить тему и не говорить больше о похищении.

— Ну, милая, вы же сами понимаете, что в моем положении приходится следить за своим языком.

Джуди внимательно посмотрела на девушку: очаровательная, блистательная, хитрая, невероятно практичная и способная быстро просчитывать ситуацию, она готова весь свой ум направить на то, чтобы создать впечатление беззаботной маленькой дурочки.

— Санди, почему ты решила участвовать в конкурсе красоты?

— Это лишь первая ступенька высокой лестницы. Через несколько лет у меня будет уже свое шоу на ТВ.

— Но начинать со столь сомнительного старта? Теперь же никто не будет принимать тебя всерьез.

— А как же Бесс Маерсон? Она была «Мисс Америкой», а теперь у нее отличное положение в бизнесе. Во всяком случае, быть красивой девушкой — это единственный способ пробиться в таком месте, как Батон-Руж.

— Красивой, да, но как насчет образа жизни южной красавицы? Конечно, мужчинам это нравится, в особенности пожилым, но, если ты действительно хочешь вести ток-шоу, тебе надо перестать быть такой… податливой.

— Но меня ведь специально воспитывали покладистой девушкой.

— Санди, когда ты станешь старше, это уже не будет срабатывать. И не поможет, если обстоятельства повернутся чересчур круто. Нет ничего более нелепого, чем стареющая Бланш Дюбуа, одаряющая всех лучезарной девичьей улыбкой.

Это сравнение с невротической южной красавицей из пьесы Теннесси Уильямса неожиданно подхлестнуло Санди, и она задала вопрос, который вертелся у нее на языке все эти дни.

— Джуди, а каким образом отец Лили может заплатить выкуп, если он погиб много лет тому назад?

— Я понятия не имею, Санди, каким образом бандитам пришла в голову такая жестокая и безумная идея.

Санди вспомнила записку, спрятанную в букете красных роз:

«Оставайтесь в номере, пока отец Лили не даст о себе знать. Он должен будет заплатить выкуп».

— Очень интересно, сколько нам еще придется ждать? — задумчиво протянула она.

Нервы Джуди не выдержали.

— Послушай, ради бога, неужели нельзя поговорить о чем-нибудь еще?

— Действительно, есть одна вещь, о которой я очень хочу с вами поговорить, Джуди. — Санди глубоко вздохнула. — Кто из этих ублюдков действительно отец Лили?