Муслин с веточками

XIII

На следующее утро мистера Росса, как он и просил с вечера, разбудили, хоть и не без труда, немыслимо рано. Посмотрев на часы, он было уже перевернулся на другой бок и снова погрузился в сон, когда события предыдушего вечера нахлынули на него. Он ахнул и сел, всякое желание спать совершенно пропало при воспоминании о случившемся, которое, надо признаться, было исключительно нежелательным. Просто невероятно, насколько по-другому все выглядело при свете дня. План, который при лунном свете, казалось, имел все достоинства, как только был иссдедован в чистом утреннем свете, обнаружил признаки если не сумасшествия, то по крайней мере, тревожащей глупости. Обдумав все, мистер Росс был склонен считать, что его околдовали. Не то, чтобы ему не нравился план: при нормальных обстоятельствах он ничего бы не пожелал лучшего, чем скакать с Амандой в седле. Беда была в том, что обстоятельства не были нормальными. Приключению требовались один-два дракона на заднем плане и несколько фальшивых рыцарей в полном вооружении. В крайнем случае, можно было обойтись кудрями и кожаным пальто, заменив драконов и рыцарей на банду Круглоголовых; но сцена девятнадцатого века была безнадежно устарелой. Ведь приходится избегать столкновения не с драконом, а с дилижансом или фургоном возчика; и вместо преклонения человек, куда более вероятно, будет отправлен за свои деяния в тюрьму или, по крайней мере, сурово отчитан за такие поступки, которые наверняка не были бы одобрены старшими. Сидя на кровати, обхватив колени и глядя в окно на утро, обещавшее еще один жаркий день, мистер Росс всерьез подумывал отказаться от этой затеи. Но чем больше он об этом думал, тем более невозможным казалось ему это сделать. Прежде всего, едва ли он мог забраться по лестнице к окну Аманды при свете дня; кроме того, его последние слова были уверением, что ему можно доверять, и подвести ее в последнюю минуту было бы непростительной низостью. Она и так уже сомневалась в его храбрости. Ничего не оставалось, кроме как сделать все, что в его силах, чтобы довести приключение до победного конца. Вместо того, чтобы пожалеть о такой своей горячмости, он заставил себя перебирать неприятости, постигшие Аманду от вероломных рук сэра Гарета; и таким образом он сумел подкрепить свою решимость. Пожертвовав одним из пары черных шелковых вечерних чулок, он смог соорудить вполне приличную маску, и когда он примерил ее перед зеркалом, закутавшись в грубую накидку для верховой езды, и со шляпой, низко натянутой на лоб, эффект был настолько воодушевляющий, что настроение его значительно исправилось. Но желания завтракать у него не было. Однако он выпил кофе и съел ломтик ветчины, позаботясь, на случай, если сэр Гарет позже спросит о нем, подробно обсудить со скучающим и сонным официантом свои планы по поводу предполагаемого путешествия в Уэльс. Он задавал пытливые вопросы о дороге и городах, которые будет проезжать, и наконец, поднялся из-за стола с приятным убеждением, что когда сэр Гарет о нем спросит, ему наверняка ответят, как мистер Росс, желая проехать возможно больше, пока дневная жара не сделает путешествие неприятным, начал свой путь в Уэльс часом раньше. Но сэр Гарет не спрашивал. По его опыту, очень юные джентльмены с гораздо большим трудом просыпаются утром, чем люди постарше. Ему часто приходилось, когда он приглашал мистера Лея погостить в его загородный дом, применять самые безжалостные методы извлечения племянника из кровати; и он не рассчитывал увидеть Хильдебранда за завтраком. Он был рад обнаружить, что его пленница, очевидно, смирилась со своей судьбой. Она не затевала дальнейших споров, и если и ныглядела недовольной, и взгляды, брошенные ею, выражали отвращение, во всяком случае, она смогла насладиться весьма основательным завтраком. Он тактично обращался к ней только с самыми общими замечаниями; но и на них он получал холодные и в основном односложные ответы. Начало путешествия слегка задержалось из-за того, что форейтор опоздал со своим появлением в «Белом льве». В предыдущий день ему был предоставлен выходной, и он уверял, что понятия не имел, что его услуги потребуются в такой ранний час. В гостинице не было почтового смотрителя, поскольку там работало всего два форейтора, и хозяин сообщил сэру Гарету, что все форейторы одинаковы: вечно за ними присматривай, добираются домой с лошадьми в два раза дольше, чем должны, ссорятся между собой и вечно стараются улизнуть в деревню, когда должны быть под рукой, готовые натянуть свою белую форму и прыгнуть в седло. На этого он был разозлен за ночное отсутствие; но был один человек, который испытал бы большое облегчение, знай он об этом упущении. Мистер Росс, рысивший по бедфордской дороге в поисках подходящей засады, внезапно осознал, что форейтор из «Белого льва» вряд ли мог не узнать красивого гнедого коня, который занимал там одно из свободных стойл. Почтовая карета, которую пришлось нанять сэру Гарету, не была одним из легких современных экипажей и не выделялась особо мягкой подвеской. Сэр Гарет, заметивший презрительный и слегка оскорбленный взгляд, который Аманда бросила на ее изношенные подушки, мрачно извинился за препровождение ее в Бедфорд в экипаже, совершенно ее недостойном, и обещал переместить ее там в самую красивую быструю карету, которую сможет предоставить лучшая почтовая станция. Она фыркнула. Очевидно, она решила не расслабляться; и поскольку сэр Гарет не имел ни малейшего желания вести вежливую беседу в такой ранний час, он не пытался вывести ее из состояния уныния, но откинулся в свой угол кареты, бесцельно поглядывая в окошко на окрестности, насколько он мог их видеть. Видно было немного, поскольку дорога, узкая и, похоже, мало используемая, была окаймлена неровными зарослями живой изгороди. Она не проходила ни через один город, и ни один из поселков, которые ею пользовались, не был больше деревушки. Там и здесь можно было видеть кучку фермерских строений и несколько узких дорог, не лучше проселочных, ведущих к ним. Через некоторое время, устав от однообразно неинтересного вида, сэр Гарет повернул голову и посмотрел на Аманду. Его внезапно поразило, что выражение унылого смирения исчезло и сменилось выражением подавляемого возбуждения. Щеки прелестно порозовели, глаза ярко заблестели, и она сидела, выпрямившись, сцепив руки на коленях.

– Аманда, – сказал сэр Гарет с притворной строгостью, – какую проказу вы затсваете? Она виновато подпрыгнула.

– Я не скажу вам! Но я обещала, что заставлю вас пожалееть, и я заставлю! Он засмеялся, но воздержался от насмешек. Его интересовало, какой фантастичный план она обдумывает, но никакого беспокойства не испытывал. Ему определенно придется не спускать с нее глаз, когда они остановятся для отдыха и еды, пока они не доберутся до Лондона. Ну, Беатриса с мисс Фелбридж должны суметь держать ее под охраной, пока он не сможет вручить ее дедушке. Он откинулся на сиденье, полузакрыв глаза, надеясь, что не обнаружит, справившись в конной гвардии, что бригад-майор уехал из города, когда его уши пронзил громкий вопль и карета остановилась, с дребезжанием наклонясь.

– Какого черта? – воскликнул он и сел, выглядывая из окна, чтобы определить причину резкой остановки. Карета остановилась около небольшого перекрестка, и причина сразу стала очевидной. Зловещая фигура с маской на лице и в обширной накидке, обволакивающей ее формы, держала изумленного кучера под прицелом револьвера, отделанного серебром, угрожая неприятно грубым голосом снести ему голову, если он хоть глазом моргнет. Приведение сидело верхом на хорошего вида коне и испытывало некоторые затруднения, пытаясь одновременно удержать коня на месте и держать револьвер в нужном направлении. Один исчерпывающей взгляд сказал сэру Гарету все, что он хотел знать. Его губы дрогнули, он оглянулся на Аманду и произнес:

– Вы маленькое чудовище! Потом он открыл дверь кареты и легко спрыгнул на дорогу. Мистер Росс начал волноваться. События поворачивались не совсем так, как он ожидал. Он определенно нашел прекрасную засаду у маленького перекрестка, и форейтор, не колеблясь, выполнил по крайней мере первую часть его команды: остановиться и сдаться. К несчастью, Принц, которому также было строго сказано стоять, не был так покладист. Во-первых, он не привык, чтобы кричали прямо над его головой, а во-вторых, он чувствовал, что его хозяин непонятно нервничает. Он начал беспокоиться, подаваясь назад, вбок, пытаясь действовать по-своему. В тревоге мистер Росс понял, что Аманде будет очень трудно взобраться на коня, и разволновался еще больше. Быстрый взгляд показал ему, что вместо того, чтобы выскользнуть из кареты через боковую дверь, она с трудом пытается ее открыть. И он не рассчитывал, что сэр Гарет спрыгнет так отважно. В сущности, все было плохо. Он быстро спешился и приказал сэру Гарету не двигаться с места, но поскольку он не осмелился отпустить повод Принца и непредусмотрительно спешился на левую сторону вместо правой, то нашел себя в самом неудобном положении, пытаясь держать сэра Гарета под прицелом пистолета в правой руке, в то время как левая была оттянута поперек груди пятившимся Принцем.

– Не размахивайте этим револьвером, вы, юный болван! – сказал сэр Гарет.

– Руки вверх! – ответил Хильдебранд. – Еще один шаг, и я выстрелю!

– Чепуха! Ну ладно, хватит этих глупостей! Сейчас же отдайте мне револьвер! Хильдебранд, видя, как сэр Гарет приближается самым спокойным образом, невольно ступил назад. Уголком глаза он заметил, что форейтор соскользнул с седла и готовится напасть на него сзади; он попытался сменить позицию, чтобы держать под прицелом обоих мужчин; Принц, теперь уже совершенно напуганный, столкнулся с ним; и неожиданный толчок вынудил его палец крепче сжать спуск револьвера. Раздался громкий звук; Аманда вскрикнула; форейтор нырнул за головы своих дрожащих лошадей; Принц стал на дыбы, испуганно храпя; а сэр Гарет отшатнулся к колесу кареты, с рукой, прижатой к левому плечу.

– Как вы могли? О, как вы могли! – закричала Аманда, почти выпадая из кареты. – Вы обещали, что не будете! Теперь смотрите, что вы наделали! Вы сильно ранены, сэр! О, мне так жаль! Сэр Гарет не мог видеть ее очень четко. Мир кружился пред его глазами, руки и ноги вдруг ослабели. Его сознание тоже начало ослабевать, но он понимал, что произошло, и сумел, прежде чем потерял сознание, произнести два слова:

– Несчастный случай!..

Аманда опустилась перед ним на колени. Он упал на левый бок, она увидела, что его рука сжимает это плечо и, напрягая все свои силы, сумела перевернуть его на спину. Теперь она увидела обожженную дыру в его пальто и, что еще ужасней, зловещее пятно, которое быстро увеличивалось. Она попыталась стащить с этой руки пальто, но одежда сэра Гарета была слишком хорошо сшита. Она закричала: «Помогите мне кто-нибудь! Помогите!» – и начала с лихорадочной быстротой сдирать галстук сэра Гарета. Форейтор колебался. Его лошади, не будучи горячими конями, успокоились, но он не сводил злого взгляда с предполагаемого разбойника и скорее был склонен заняться им, чем помочь Аманде. Она оглянулась, пока ее руки складывали и перескладывали галстук в тампон, и яростно сказала:

– Помогите мне, вам говорю!

– Да, мисс, но… а его что, отпустить? – спросил форейтор, нерешительно делая к ней шаг, но не спуская горящих глаз с Хильдебранда.

– Нет, нет! – хрипло произнес Хильдебранд. – Я не… Я не стану!

– Неважно, неважно, идите сюда! – приказала Аманда, засовывая руку с зажатыми в ней тампоном в пальто сэра Гарета. Форейтор подошел к ней, но *.#$ увидел бледность сэра Гарета и пальто, пропитанное кровью, то решил, что он мертв, и неволыю пробормотал:

– Боже, он помер!

– Поднимите его, – сказала Аманда, сжав зубы, чтобы они не стучали. – Поднимите его и снимите с него пальто. Я помогу вам, как смогу, но я должна держать руку прижатой к ране!

– В этом нет никакого проку, мисс!

– Делайте, как я велю! – сердито сказала она. – Он не умер! У него ужасное кровотечение, и я знаю, этого не было бы, если бы он умер! О, скорее! Он с сожалением взглянул на нее, но повиновался, поднял сэра Гарета на руки и ухитрился с небольшой ее помощью стянуть пальто. Она делала все, что было в ее силах, чтобы удержать свою решительную маленькую руку крепко прижатой к ране, но ярко-красная кровь струилась, окрашивая ее пальцы в алый цвет и капая на муслиновую юбку. Мистер Росс, наконец справившись со своим конем, повернулся, чтобы понять, какую помощь он может оказать, и воззрился на это жуткое зрелище. Дрожащей рукой он сорвал импровизированную маску и швырнул на землю. Если бы у Аманды или форейтора было время на него смотреть, они бы увидели, что лицо его почти такое же белое, как у его жертвы. Рот его тупо приоткрылся, он судорожно сглотнул, неуверенно шагнул вперед и без звука опустился на пыльную дорогу. Форейтор мельком взглянул и разинул рот.

– Ну, будь я проклят! – воскликнул он. – Сохрани меня Господь, если он не в обмороке! Ну и шикарный разбойник!

– Снимите с него галстук! – сказала Аманда. – Быстро!

Форейтор фыркнул:

– Пусть его лежит!

– Да, да, но принесите мне его галстук! Этого недостаточно! О, скорее, скорее! Он все еще думал, что все ее труды напрасны, но повиновался, остановившись возле безжизненного тела Хильдебранда только на время, необходимое, чтобы вырвать второй револьвер из седельной кобуры и засунуть его за пазуху своего собственного плотно облегающего камзола. Принц беспокойно вздрогнул и дернул головой, но спокойствие почтовых лошадей, похоже, подбодрило его, и он остался стоять около тела хозяина. Аманде удалось уменьшить поток крови, но она все еще струилась из-под намокшего тампона. Ее охватила паника. Форейтор слушался, но выполнял ее приказания медленно и, похоже, был не способен действовать по собственной инициативе; Хильде-бранд, которому следовало бы ринуться ей на помощь, вместо этого потерял сознание и только теперь начал подавать некоторые признаки жизни. В ярости на них обоих, перепуганная до смерти, больше всего на свете она хотела закричать. Ее выручили гордость и упрямство: она была дочерью солдата и собиралась стать женой солдата, и позволить себе поражение она не могла. Она преодолела начинающуюся истерику после внутренней борьбы, сделавшей ее слабой и почти больной, и заставила свой потрясенный разум сосредоточиться. Сэр Гарет был ранен в подмышку, и на это место надо было наложить тампон, гораздо больший, чем сделанный из галстука, прежде чем она решилась бы ослабить давление своих отчаянных маленьких рук. Она беспомощно оглянулась, мгновение не в состоянии ни о чем думать; потом она вспомнила, что чемоданы сэра Гарета привязаны сзади к карете, и приказала форейтору отвязать их.

– Рубашки! Да, рубашки! Там должны быть рубашки! И еще галстуки, чтобы их закрепить – достаньте их! Форейтор отвязал чемоданы, но колебался:

– Они наверняка заперты!

– Тогда ломайте замки, – нетерпеливо произнесла она. – О, хоть бы здесь был кто-нибудь, кто смог бы мне помочь! К этому времени Хильдебранд с трудом поднялся. Его тошнило, кружилась голова, тряслись ноги, но от страдальческого крика Аманды он собрался с силами. Кровь прилила к его лицу, он хрипло произнес, сгорая от стыда:

– Я помогу! – и неуверенно пошел туда, где форейтор поставил на дорогу один из чемоданов.

– Вот как? – свирепо сказал этот тип. – Помо-жете, не так ли? И удерете с вещами джентльмена, я полагаю!

– Идиот! – вырвалось у Аманды. – Неужели вы не видите, что он не джентельмен? Дайте ему чемодан! Я… Я приказываю вам! Ее слова звучали так свирепо, что форейтор невольно сдался. Чемодан не был заперт, и Хильдебранд откинул крышку дрожащими руками и начал черекидывать вещи сэра Гарета. Он нашел рубашки, и много галстуков, и большую губку, при виде которой Аманда воскликнула:

– О да, да! Свяжите ее рубашкой туго-туго и принесите мне! О нет, дайте ее форейтору, и что бы вы ни делали, Хильдебранд, не смотрите в эту сторону, или вы опять потеряете сознание, а у нас нет времени на обмороки! Он был чересчур занят, чтобы отвечать ей, но хотя и не осмеливался позволить себе взглянуть в ее сторону, он мог делать то, о чем она просила, и даже сумел связать несколько галстуков вместе. Аманде с форейтором удалось привязать имровизированный тампон плотно к нужному месту; и пока они работали, Аманда потребовала сказать ей, где найти ближайший дом или гостиницу. Вначале форейтор не мог вспомнить ничего ближе Бедфорда, до которого было около восьми миль, но после очень резкого совета прочистить мозги он сказал, что есть гостиница в Малом Стафтоне, в миле от перекрестка. Он добавил, что она не подходит таким, как сэр Гарет, на что Аманда, доведенная до опасной степени раздражения, заявила, что он безмозглый болван, ныражение, не подходящее леди и взятое из словаря дедушки, которое изрядно озадачило форейтора. Она приказала ему снова привязать чемоданы, и пока он это делал, обратила свое внимание на Хиль-дебранда, сообщив ему, что он должен помочь поднять сэра Гарета в карету.

– Нет смысла говорить мне, что вы не можете, потому что вы должны! – сурово сказала она. – И я запрещаю вам терять сознание, пока сэр Гарет не будет удобно устроен! Тогда – сколько угодно, если хотите, но я не могу оставаться из-за вас, поэтому вы сами должны о себе позаботиться. И я не буду испытывать ни малейшего угрызения совести, оставляя вас, ведь это ваша вина, и теперь, когда мы в таком положении, вы оказыветесь неженкой, чем просто выводите меня из себя! Несчастный Хильдебранд произнес, запинаясь:

– Конечно, я помогу поднять его. Я вовсе не хочу падать в обморок: я тут ничего не могу поделать!

– Вы сможете что угодно, если только захотите! – сказала она. Такое подбадривающее обращение возымело эффект. рн не мог не вздрогнуть, когда взгляд его упал на платье в пятнах крови, но быстро отвел глаза, подавил тошноту и молча молился о том, чтобы снова не опозориться. Молитва была услышана. Сэра Гарета так нежно, как только было возможно, подняли в карету, где его приняла Аманда, а Хильдебранд все еще был на ногах. Этот неожиданный триумф подбодрил его немного, и внезапно он перестал напоминать побитую собаку и сказал, что поскачет вперед, чтобы предупредить в гостинице о приезде тяжело раненного. Аманда горячо одобрила это предложение, но форейтор, все еще считавший, что Хильдебранд – опасный негодяй, не согласился и даже дошел до крайности, вытащив револьвер из кармана. Хильдебранд, сказал он, будет ехать непосредственно перед ним, так, чтобы он смог всадить в него пулю, попытайся тот ускакать прочь.

– Какое вы отвратительно глупое существо! – воскликнула Аманда. – Все это было шуткой – пари! О, я не могу вам сейчас объяснять, но сэр Гарет знал, что это несчастный случай! Вы слышали, что он сказал! Да, и не думаете же вы, что он стал бы называть настоящего разбойника молодым болваном, правда? Не показывает ли это, что он узнал его? И он не старался удрать, ведь, уверяю вас, ему страшно нравится сэр Гарет. Езжайте сейчас же, Хильдебранд! И садитесь на вашу лошадь, и следуйте за ним и, умоляю, умоляю, правьте осторожно!

– Застрелите меня, если хотите! – сказал Хильдебранд, хватаясь за поводья. – Мне все равно! Лучше это, чем быть повешенным или сосланным на каторгу!

С этими отважными словами он сел на Принца, обхватил ногами его бока и помчался по дороге. Карета следовала с гораздо более разумной скоростью, но дорога была так узка, что форейтор не мог объезжать множество выбоин. Самое большее, что он мог сделать, завидя впереди особенно большую, это перевести лошадей на шагеуменьшая тряску кактолько возможно. Но ничто не могло помочь сделать это короткое путешестние мснее тряским. Аманда с беспокойством следила за своими повязками в ужасе, что тампон может сднинуться и снова начнется кровотечение. Такого высокого человека невозможно было уложить ровно в карете, но Аманда обхватила сэра Гарета руками, поддерживая его голову на своем плече и стараясь изо всех сил смягчить для него частые толчки. Ей казалось, что под своей рукой она может чувствовать слабое биение его сердца, и это принесло такое облегчение ее сверхнапряженным нервам, что слезы благодарности переполнили ее глаза и беспрепятственно покатились по щекам. Когда она обнаружила, что повязки держатся, ее самые главные опасения уменьшились, и она смогла задуматься над всеми другими заботами, связанными с ее затруднительным положением. Главной среди них была веская необходимость спасти Хильдебранда от последствий его глупости. Она не была слишком склонна к самообвинениям, но не могло быть сомнений, что она в какой-то степени ответственна за несчастный случай. Конечно, она добилась от Хильдебранда обещания, что он не станет стрелять, но теперь она поняла: ей следовало хорошенько подумать, прежде чем хоть чуточку положиться на его уравновешенность в критической ситуации. И хотя никто (или, по крайней мере, никтосу кого есть малейшее чувство справедливости) не смог бы упрекнуть ее за принятие предложенных им услуг, она чувствовала, что была очень виновата, соглашаясь на такой план, который мог, возможно, представлять опасность для бедного сэра Гарета. Если бы она не очернила так сэра Гарета, Хильдебранду никогда бы в голову не пришло нападать на карету; и то, что она его очернила, теперь переполнило ее непривычными угрызениями совести. Это действительно казалось ужаснее всего остального, ведь как только он рухнул без чувств на землю, ее ощущение обиды исчезло, и она увидела в нем не жестокого разрушителя ее планов, а своего доброго и бесконечно терпеливого покровителя. Но об этом, сознавала она, после того, что она ему наговорила, Хильде-бранд догадаться не мог; и как бы глупо это ни было с его стороны сразу же, только взглянув на сэра Гарета, не понять, что он во всех отношениях личность, достойная преклонения, все же было бы несправедливо, если бы он понес суровое наказание за свою глупость. Сэр Гарет не желал, чтобы он был наказан. Словами, которые могли бы оказаться последними в его жизни, он снял вину с Хильдебранда. Мысль об этом благородном великодушии так сильно на нее подействовала, что она громко воскликнула:

– О, как бы мне хотелось, чтобы я не рассказывала всю эту ложь о вас! Это все из-за меня! Но сэр Гарет не мог ее слышать, поэтому бесполезно было говорить ему о своем сожалении. И даже если бы он был в сознании, подумала она, когда ее практичность вновь заявила о себе, раскаянием делу не поможешь. Она не решалась отпустить руки, обхватившие его, чтобы вытереть слезы. Руки ее болели почти невыносимо, но это было неважно. Важно было спасти Хильдебранда от лаи чакона. Он был глуп, ему не хватало решимости, но она собиралась воспользоваться его услугами. К тому времени, как карета добралась до маленькой деревни, Аманда хорошо держала себя в руках и точно знала, что надо делать. Может быть, на ее лице и были следы слез, и хозяин гостиницы «Бык», напуганный бессвязным рассказом, преподнесенным бледным молодым джентльменом, находящимся на грани нервного расстройства, и ожидавший увидеть девицу в истерике, очень быстро понял, что Аманда сделана из более крепкого материала, чем Хильдебранд. Может, она и выглядела ребенком, но ничего детского не было в манере, с которой она приняла на себя руководство. Под ее ревностным присмотром хозяин и форейтор перенесли сэра Гарета по узкой лестнице в спальню под скатом крыши и уложили его там на кровать; а пока они это делали, она яростным шепотом велела Хильдебранду не говорить ни слова и во всем положиться на нее; потребовала от жены хозяина адрес ближайшего врача и, узнав, что эта потрясенная дама не знает никого из докторов, кроме доктора Чантри, который лечит сквайра и живет в Итон Сокон, тут же приказала Хильдебранду снова садиться на коня и лететь, как ветер, чтобы призвать этого профессионала на помощь сэру Гарету.

– Да, конечно, – охотно согласился Хильдебранд, – но я незнаю, как туда добраться, или… или где найти врача, или что делать, если его не окажется дома!

– О, попытайтесь не быть таким беспомощным! – воскликнула Аманда. – Эта женщина– скажет вам, где он живет, а если он уехал, вы поедете за ним вслед – и не смейте без него возвращаться! Потом она повернулась к миссис Чиклейд и сказала:

– Объясните точно ему, куда ехать, ведь вы же видите, до чего он глуп!

– Я не глуп! – огрызнулся уязвленный Хильдебранд. – Но я никогда прежде не бывал в этих местах, и я даже не знаю, в какую сторону ехать!

– Нет! – ответствовала Аманда уже на середине крутой лестницы. – Я тоже не знаю, но я не стала бы здесь стоять с видом младенца и спрашивать, как, как, как! Сказав это, она поспешила своей дорогой, оставив его кипящим от оскорбления, но абсолютно непреклонным в решимости доказать ей, чего он стоит. Когда Аманда зашла в комнату, хозяин стягивал повязки потуже вокруг торса сэра Гарета, приказывая форейтору принести из бара бренди. Она была счастлива обнаружить, что в лице этого крупного солидного человека приобрела помощника, очевид-но, способного действовать по собстпенной иници-ативе, и с беспокойством спросила его мнение, будет ли сэр Гарет жить.

– Трудно сказать, мисс, – не обналежил он ее. – Дух из него еще не вышел, но я бы скачал, он потерял многовато кларета. Посмотрим, не удастся ли нам влить ему в горло каплю бренди. Но когда форейтор вернулся с этим тонизирующим средством и со следующей по его пятам миссис Чиклейд, оказалось, что все напрасно: все вытекало из уголков рта сэра Гарета. Хозяин ре-шил, что глупо зря тратить хороший напиток, и поставил стакан, заметив, что ничего не остается, кроме как послать за врачом. Когда Аманда сооб-щила, что Хильдебранд уже поспешил с этим поручением, форейтор громко выразил свое неодобрение. Он сказал, что юного шалопая им больше не видать, и тут же принялся красочно описывать нападение. До этого момента Чиклейды знали не больше, чем поняли из рассказа Хильдебранда, и это было немного. Такая странная история, какую им сейчас преподносили, немедленно убедила миссис Чиклейд, что она была совершенно права, когда упорно советовала своему мужу не иметь никаких дел с опасно раненным человеком. С того самого момента, как увидела Хильдебранда, она поняла, что с ним что-то неладно; а что касается Аманды, хотелось бы ей знать, сказала она, почему это ее водой не разольешь с таким убийственным молодым негодяем.

– Мне бы хотелось, чтобы вы перестали считать его разбойником! – сказала Аманда. – Это было иросто притворство – просто забава!

– Забава? – ахнула миссис Чиклейд.

– Да, говорю же вам! Он вовсе не собирался стрслять, правда, он обещал мне, что не будет!

– Для чего же он взял револьвер и взвел курок, если не собирался стрелять, мисс? – ехидно спросил форейтор.

– О, это было на случай, если вы не остановитесь, – объяснила Аманда, – чтобы выстрелить поверх вашей головы и напугать вас. И хотя я вначале не хотела, чтобы он так поступил, должна сказать, теперь я страшно сожалею, что он этого не сделал, потому что в таком случае это никакого вреда бы не принесло!

– Ну, знаете! – воскликнула миссис Чиклейд. – Да вы не лучше его! По – моему, вы оба сговорились ограбить бедного джентльмена, и хотелось бы мне знать, как случилось, что вы втерлись к нему в доверие, ведь ясно как рыбья кость, что так и было. Очень похоже, ведь больше наглости я никогда не видела за всю свою жизнь!

– Ну, полегче! – прервал хозяин своим низким голосом. – Я допускаю, что дело это выглядит странным, но ты не должна говорить так грубо с молодой леди, дорогая. Кто этот джентльмен, мисс?

– Это я могу вам сказать, – услужливо произнес форейтор. – Это сэр Гарет Ладлоу, видного положения, и он станавливался с ней в Кимболтоне прошлой ночью. Он нанял меня довезти их до Бедфорда. Хозяин задумчиво оглядел Аманду.

– Ну так, мисс, вы не его жена, ведь у вас на руке нет кольца, и он не кажется мне достаточно старым, чтобы быть вашим отцом, и достаточно молодым, чтобы быть вашим братом, так что же?

– А, ответьте-ка на это, если сможете! – сказала миссис Чиклейд.

– Ок мой дядя, – спокойно ответила Аманда. – А также дядя мистера Росса. Lистер Росс – это тот человек, который выстрелил в него, но совершенно случайно. В сущности, мы с мистером Россом кузены, и это правда, что нас водой не разольешь, но только чтобы подшутить над сэром Гаретом. Но сэр Гарет узнал его и, скажу вам, понял, что ему совсем нельзя доверять револьвер, потому он велел его бросить и назвал его юным болваном. Правда?

– Да, – неохотно признал форейтор. – Но…

– И тогда вы соскочили слошади, и конечно, мой кузен решил, что вы собираетесь на него напасть, это и вызвало несчастный случай. Потому что это его разволновало. А потом его конь начал беспокоиться, и среди всего этого револьвер выстрелил. Он никогда, никогда не намеревался стрелять в сэра Гарета! Он даже не смотрел на него!

– Он сказал джентльмену: «Еще один шаг, и я выстрелю!» – так он сказал. Да, и более того, угрожал снести мне голову с плеч!

– По-моему, очень жаль, что он этого не сделал! – сказала Аманда. – Я совсем устала разговаривать с таким глупцом! Если бы у вас была хоть частица здравого смысла, вы бы знали, что захоти он удрать, он мог это сделать, пока вы помогали мне обвязать галстуки вокруг сэра Гарета! И если он собирался застрелить сэра Гарета, он бы так глупо не упал в обморок, а вы отлично знаете, что упал!

– Упал в обморок, правда? – сказал хозяян. – Это меня не удивляет. Он был бледен, как простыня, когда ворвался сюда. По-моему, может, все случилось, как вы говорите, мисс, но нет смысла спорить ради спора, какова бы ни была правда. Марта, дорогая, проводи молодую леди в другую спальню, где она сможет смыть кровь с рук и надеть чистое платье. Когда ты это сделаешь, ты можешь сунуть в очаг кирпич, ведь джентльмен ужасно холодный. А что до вас, молодой челоовек, вы можете принести багаж и помочь мне раздеть раненого, чтобы его можно было удобно положить в постель. Аманда с сомнением взглянула на сэра Гарета, но поскольку не могла придумать ничего, чтобы его оживить, и хозяин казался надежным, она позволила негодующей хозяйке увести себя в комнату рядом с той, куда принесли сэра Гарета. К тому времени, как в гостиницу вернулся Хильдебранд, объявив, что врач едет следом, как может быстро, в своей двуколке, Аманда не только сменила платье, но и еще больше ожесточила миссис Чик-лейд, потребовав молока для Джозефа. Миссис Чиклейд сказала, что терпеть не может кошек и не пустит в свою кухню надоедного котенка, чтобы он лез ей под ноги, но так как именно в этот момент вошел ее муж, желая узнать, достаточно ли уже нагрелся кирпич, и велел ей не быть нелюбезной, Джозеф получил свое молоко. Чиклейд сообщил, что сэр Гарст неиадолго пришел в себя, когдас негоснимали сапоги. Он пробормотал что-то неразборчивое и снова потерял сознание, прежде чем смог проглотить хоть каплю бренди, но Чиклейд считал обнадеживающим, что он хотя бы и не более, чем на минуту, выказывал признаки жизни. Поспешно вошел Хильдебранд, и был встречен этими радостными новостями, и он так боялся, что может вернуться в гостиницу, только чтобы узнать о смерти сэра Гарета, что разразился слезами. Такая чрезмерная чувствительность нисколько не возвышала его в глазах Аманды, но существенно ослабила его невыносимое нервное напряжение. Через несколько минут он смог с приемлемым спокойствием выслушать новость, что за время своего отсутствия приобрел двух новых родственников.

– Вы хорошо поняли? – с беспокойством спросила Аманда. – Сэр Гарет – наш дядя, и вы напали на него потому, что хотели над ним подшутить. Он далеко не понял, но кивнул, добавив безнадежным тоном, что когда сэр Гарет придет в себя, он быстро разоблачит его.

– Конечно, не разоблачит! – сказала Аманда. – Он и не подумает совершить такой некрасивый поступок! Это замечание было совершенно ему непонятно, но прежде чем он смог потребовать объяснений, прибыл врач, и юноша остался в одиночестве размышлять над этре загадкой. Доктор удивился, что его принимает столь молодая леди, и хотя он не думал сомневаться, что она племянница его пациента, все же был весьма склонен считать миссис Чиклейд более компетентной помощницей при любой операции, которую ему позможно предстоит делать. Но когда он увидел, что она уже сделала для сэра Гарета, то изменил свое мнение. Пока он распаковывал свою сумку, а Чиклейд отправился за кувшином с горячей ".$.), он задал ей массу вопросов об этом деле, время от времени бросая на нее любопытный взгляд из-под кустистых бровей. Наконец, он сказал, что она примечательная юная леди и попросил прощения за то, что сомневался в ее силе духа. Как оказалось, операция извлечения пули была зрелищем, явившимся суровым испытанием ее силы луха, и только сильнейшим напряжением воли она сумела заставить себя оставаться около кровати, подавая доктору Чантри различные инструменты и тампоны из корпии, которые он время от времени просил. Сэр Гарет очнулся под рукой врача и издал стон, заставивший Аманду сочувственно вздрогнуть. Врач ободряюще говорил с ним, и он открыл глаза. После мгновенного недоумения он, похоже, осознал происшедшее, потому что сказал чуть слышно, но совершенно отчетливо:

– Я вспомнил. Мальчик не виноват! Врач сквозь зубы приказал Чиклейду держать его, и потерпев несколько минут, он снова потерял сознание.

– Да это и к лучшему, – проворчал доктор Чантри, когда Чиклейд, весьма обеспокоенный, обратил его внимание на это обстоятельство. – Пуля была дьявольски глубоко, скажу я вам. Нет смысла приводить его в чувство, беднягу, пока я не зачиню его как положено. Аманде показалось, что прошло очень много времени, пока не была совершена последняя стадия операции, и она не могла поверить, будто сэр Гарет найдет это удобным. Но врач сказал, что по Божьей милости пуля не задела жизненно важных мест, и от этого она почувствовала себя гораздо бодрее, пока он не добавил, что еще никто не может сказать, как это обернется, хотя надеется на лучшее при полном покое и хорошем уходе.

– Но он не умрет, правда? – умоляюще спросила Аманда.

– Надеюсь, нет, юная леди, но это скверная рана, и он потерял очень много крови. Я могу вам сказать: если бы вы не проявили такое присутствие духа, сейчас его в живых бы не было. Но Аманда, всегда мечтавшая играть роль героини, сейчас ощущала себя немногим лучше убийцы и нетерпеливо отмахнулась от этих слов:

– Скажите мне в точности, что я должна делать, чтобы ему стало лучше! Все, что я должна делать! Он потрепал ее по плечу.

– Нет, нет, вы еще слишком молоды, милая! Ну, не волнуйтесь. Я не предвижу здесь никаких осложнений, но что нам нужно – это опытная женщина для ухода за ним.

– Я пошлю за миссис Бардфилд, сэр, – сказал Чиклейд.

– О, акушерка! Да, блестящая идея! Сейчас ему мало чего нужно, кроме покоя, но я пришлю своего слугу с укреплящим и немного настойки опия на случай, если он станет беспокоиться. Я дал ему кое-что, чтобы он мог спать, но если рана воспалится, у него в скором времени может подняться небольшой жар. Однако не стоит чрезмерно беспокоиться. Я заеду взглянуть на него сегодня вечером, не бойтесь!