Глава 9

— Что ты сказал? — Ханна резко выпрямилась, отбросив в сторону подушку.

— Я ведь сказал, что нам нужно поговорить, — ответил Майкл.

— Нет, ты только что сказал…

— …что меня зовут не Майкл.

Он видел, как ее взгляд начал беспокойно метаться с предмета на предмет, потом остановился на его лице, полный вопросов и сомнений. Ее напряжение было настолько сильным, что он физически ощущал его.

— Успокойся, дорогая. — Он протянул руку и, ласково проведя по ее чудесным волосам, намотал непослушный локон на палец. — Доверься своим инстинктам, — прошептал он своим гипнотизирующим голосом. — Вспомни, как это было чудесно, когда мы занимались любовью прошлой ночью. И это самое важное в наших отношениях.

— Кто ты? — Она с трудом выговаривала слова пересохшими губами.

— Я не лгал тебе, Ханна. Я на самом деле Девлин. Пожалуйста, постарайся понять. Мы встретились при странных обстоятельствах. Я оберегаю свое «я». То же самое делает Эмили, используя псевдоним «Э.М. Джемисон». Майкл Девлин — имя, которым я пользуюсь в общении с незнакомыми людьми. Майкл — одно из моих имен, данных мне при рождении. Так что этот маскарад вполне уместен.

— Я понимаю, — неуверенно проронила она.

— Нет, не понимаешь, — возразил он. — Не лги мне сейчас, ты должна быть честной со мной в этом вопросе. Я обязан извиниться за свое поведение, — продолжил он. — И поверь, я не хотел обидеть тебя. Пожалуйста, позволь мне объяснить.

Его тон был умоляющим. Взгляд его смягчился, нежно, но настойчиво он притянул ее к себе.

Ханна не знала, что должна ответить на это и каких слов он ждет от нее. Она смотрела и гадала, кто же на самом деле этот мужчина, пробудивший в ней такую страстную любовь. Даже сейчас, хотя его заявление вызвало тысячу вопросов, прикосновение его пальцев, играющих ее локонами, было удивительно приятным. И она чувствовала, как поддается ему, не, в силах противостоять, и понимала, что никакие преграды не смогут сдержать ее любовь. В его руках она была абсолютно беспомощна и знала, что заранее простила ему все.

— Продолжай, — прошептали ее губы.

— Мой коттедж — мое убежище, — заявил он. — Место, где я скрываюсь от слишком назойливого мира… Никто, кроме моей семьи, не знает о его существовании.

— И ты привез меня туда? — Она недоверчиво взглянула на него.

— Да. И учти, ни одна женщина до тебя не переступала его порог. Когда твой автомобиль застрял на Девлин-Элбоу, я не мог тебе не помочь, но подумал, может, ты нарочно устроила засаду.

— Я была бы благодарна любому, кто предложил бы мне в тот момент помощь.

— Теперь я знаю это, — заверил он.

— Ты был так добр той ночью. Ты рассчитывал… — Она замялась, боясь услышать ответ на вопрос, который хотела задать. — Ты надеялся затащить меня в постель?

— Ханна… — Мягкие губы коснулись ее лба, затем дотронулись до век и прошлись по щеке, прежде чем остановиться на ее губах. — То, что случилось между нами, было неожиданностью для меня, — прошептал он, продолжая нежно целовать ее.

— Майкл…

— Нет, — напомнил он. — Я не Майкл. Думаю, мать моего будущего ребенка должна знать мое настоящее имя.

Она замерла, смущенно глядя на него. Вина, подкрепленная годами воспитания, соперничавшая с влечением к этому мужчине, кто бы он ни был, пробудилась в ней. Она ждала, что еще он скажет. Ждала и гадала…

— Мое имя Шон, любимая, — прошептал он и приник к ее губам.


— Мама, — раздался тоненький голосок, — мамочка… — Потребовалась минута, прежде чем Ханна заставила себя выбраться из водоворота чувств и вернуться к реальности.

— Мама…

Ханна отодвинулась от Майкла и повернулась к дочери.

— Что случилось, Криста? — мягко спросила она.

— Не могу заснуть. — Девочка обиженно надула губки. — Ты можешь полежать со мной? Пожалуйста.

— О, конечно, моя сладкая, — улыбнулась Ханна. — Я приду очень быстро. Хорошо?

Девочка неуверенно кивнула. Она повернулась, сделала пару шагов, снова остановилась, словно ей пришла в голову еще какая-то мысль.

Ханна умоляюще взглянула на Майкла.

— Иди, — мягко сказал он. — Я подожду.


Когда Ханна проснулась, Майкла не было рядом, но она чувствовала его присутствие. На этот раз она знала, что он не покинул ее. Тихие звуки музыки доносились из соседней комнаты. Ее любимая мелодия… Она торопливо пригладила волосы и пошла посмотреть, где он.

Майкл был на кухне. Он сидел за столом вместе с девочками, которые уплетали сандвичи с ореховым маслом. Кейси, разумеется, устроилась у него на коленях.

— Выспалась? — спросил он, улыбаясь.

— Да.

Она посмотрела на детей.

— Они проголодались, — объяснил он. — А я больше ничего не смог придумать. Не люблю готовить.

— Я тоже не люблю готовить по воскресеньям. Обычно мы отправляемся на обед к дяде Вилли. Он живет в доме бабушки. Очень старый дом, — сказала она. Она испытывала радость от этой сиены: ее любимый и рядом с ним ее дочери. Сердце екнуло от нежности, желания, смущения — все сразу. Она взглянула на настенные часы: — Удивительно, что никто не звонит.

— Мэтью звонил, — отозвался Майкл, — но я сказал, что все три леди еще спят. Он извинился, просил не будить.

— А как он отреагировал на твое присутствие? — поинтересовалась она.

— Позвони и узнай сама. — Он лукаво улыбнулся. — И чем скорее, тем лучше.

— Я подожду.

— Почему?

— Потому… О Господи, можно подумать, что я несовершеннолетняя! — отрезала она. — И вообще, я еще сплю! Я не могу лгать моим родителям!

Его улыбка стала шире, и лицо просияло, словно по нему прошелся солнечный луч.

— А твой брат станет врать ради тебя?

— Одному Богу известно, что он скажет. Впрочем, он как-нибудь выкрутится. Обойдется без вранья.

— Прости, Ханна. Наверное, мне следовало разбудить тебя, чтобы не компрометировать перед родственниками.

— Забудь. Я думаю, меня уже ничто не может скомпрометировать. — Тихонько рассмеявшись, она многозначительно провела по пока еще плоскому животу.

— Возможно, ты права, — согласился он, скользнув взглядом по ее рукам, по тонкому кольцу на пальце.

Грациозно потянувшись через стол, Ханна налила молоко в чашку Кристы, машинально напевая себе под нос мелодию Шона Майклза. Это уже давно стало ее привычкой.

— Ты знаешь слова всех его песен? — поинтересовался он, с любопытством поглядывая на нее.

— Да, сэр, — сказала она. — У меня есть кассеты и других певцов. Могу поставить, или тебе тоже нравится его музыка?

— Когда как, — уклончиво ответил он, не глядя на нее.

Кейси покончила с завтраком и сползла с его колен. Криста немедленно последовала за сестрой. Собирая тарелки Ханна увидела эскиз портрета Майкла в углу.

— Ты принес его сюда? — озадаченно спросила она.

— Мне кажется, — заметил он, — здесь надо кое-что исправить.

— Например?

— Сядь, — потребовал он. — Не торопи меня!

Ханна вытерла руки и, поколебавшись, подошла к столу. Он передал ей карандаш. Сидя перед ним, она анализировала свою работу, сравнивая ее с оригиналом.

— Губы не очень хороши, — процедила она.

В его глазах заплясал озорной огонек.

— Тебе не нравятся мои губы?

Карандаш замер в ее руке.

— В твоих губах нет ничего плохого, — заверила она. — Вообще-то я не стану ничего тут менять. Я чувствую их вкус, и он прекрасен…

— Сделай волосы подлиннее, любовь моя.

— Длиннее?

— Я подумываю сменить прическу.

Ханна послушно выполнила его просьбу, добавив длины и густоты его шевелюре на портрете, Напряженно работая, она совсем забыла о его присутствии.

Когда он внезапно встал, она подняла голову.

— Ты что, Майкл?

— Кассета кончилась. Пускай волосы свободно висят, — сказал он, глядя на портрет и о чем-то размышляя.

— Это уж чересчур, — возразила она. — У тебя вид будет как у дикаря.

— Все равно попробуй, — бросил он, выходя из кухни. Прекрасная музыка заполнила комнату. Ока казалась странно знакомой, будя в отдаленных уголках сознания смутные воспоминания. Ханна продолжала работать, пытаясь сообразить, где она могла слышать эту мелодию.

— Девочки смотрят «Маленькую русалку». Криста говорит, что принц Эрик должен поцеловать Ариель. Я так понял, что они уже смотрели этот фильм раньше? — Она кивнула. — Ну, как продвигается работа? — поинтересовался он.

— Не знаю, — нахмурилась она. — Это не ты.

— Да? — Легкая ирония прозвучала в его голосе. — А кто?

Ханна взглянула на него, напряженно соображая.

— Я не знаю… — Она прислушалась. — Это не моя кассета?

— Нет, это моя. Нравится?

— Прекрасная мелодия! Мягкая, нежная… Кажется, я уже слышала эту музыку. Я уверена, что слышала ее раньше, только не могу вспомнить где и когда.

— Ты слышала ее раньше?

Она снова склонилась над рисунком.

— Ну да, слышала… Майкл, ты действительно хочешь отрастить такие длинные волосы? — Она повернула рисунок, чтобы он мог видеть.

— Шон, — поправил он. — Да, вот сейчас все верно.

— Но совсем не похоже на тебя, во всяком случае, я вижу тебя иначе. Это какой-то крутой парень, который носится как ветер на своем мотоцикле, но не тот, который держал меня… обнимал… В общем, ты знаешь, что я имею в виду.

Снова послышались мелодичные переборы гитары, сопровождающие красивый низкий баритон.

— И на кого же он похож? — спросил Майкл, рассматривая рисунок.

Она напряженно вглядывалась в портрет и одновременно прислушивалась к голосу певца, наслаждаясь нежной лирической мелодией. Отведя взгляд от рисунка, она прикусила губу, соображая.

— Если я добавлю темные очки, это будет вылитый… — Она остановилась на полуслове и изумленно уставилась на Майкла.

Переводя взгляд с него на портрет, она сравнивала эскиз и мужчину, сидящего перед ней. Потом глубоко вздохнула и, словно в первый раз, ясно и отчетливо услышала удивительный голос.

— Ты — Шон Майклз, — прошептала она. И тут же вспомнила как Майкл сказал, что это его кассета, посмотрела на него. — Эта запись… Музыка такая прекрасная…

— Потому что мне помогала сочинить ее пленительная муза. Эта муза — ты, Ханна. Это все ты, твои прикосновения, твоя страсть, твоя нежность… Эта мелодия пришла ко мне, когда я в первый раз держал тебя в своих объятиях. Она не отпускала меня. Она продолжалась и продолжалась, неотступно преследуя меня. Мы вместе дали рождение этой красивой мелодии. Я назвал ее в твою честь — «Песня Ханны»!

Любопытство, изумление, восхищение… Чувства переполняли ее. Она молча смотрела на него прекрасными изумрудными глазами, и ее длинные ресницы чуть-чуть подрагивали.

— Я вспомнила, — наконец выговорила она, — именно эту музыку я слышала в коттедже. Но мне казалось, что это сон.

— Мелодия, родившаяся во мне, заставила меня уйти из твоих объятий, — объяснил он. — Ты крепко спала, а я сидел и наигрывал ее на гитаре. Еще до рассвета я написал большую часть музыки для «Песни Ханны».

Она кивнула, когда смысл его слов и страстная глубина музыки стали ясны ей. И вдруг ее озарило — она спала с Шоном Майклзом!

Закрыв глаза, она опустила голову на стол.

— Какая же я дура, — прошептала она.

— Нет, любимая, — возразил он, его тихий голос был нежен. — Ты не дура. Не наговаривай на себя. Между прочим, я то же самое думал о себе.

Она приподняла голову, широко открыв глаза.

— Почему?

— Это то, о чем я хотел поговорить с тобой. Именно это я и должен объяснить.

— Не понимаю, что, собственно, ты должен мне объяснить? — спросила она, внимательно посмотрев на него.

— Мне всегда приходилось охранять свою жизнь от назойливых глаз. Я никого не подпускал к себе. Я видел, что многие пытаются приблизиться ко мне, хотят навязать себя, свою дружбу… Мои родители старались защитить нас от посторонних, когда мы были еще детьми. Будучи подростками, мы научились держаться на расстоянии от незнакомых людей, которые хотели втереться в доверие и хвастаться дружбой с представителями богатого семейства. Мой брат попался на подобную удочку, когда ему только-только исполнилось восемнадцать. Ему предъявили иск о признание отцовства… Этот эпизод был весьма неприятен для всей семьи. Когда я решил стать певцом, я понимал, что теперь буду представлять собой такой же лакомый кусок. Искательницы богатства из кожи вон лезли, стремясь подцепить меня на крючок. Но я хотел петь. — Он провел пальцем вдоль ее щеки. — Поэтому я и решил прибегнуть к этому маскараду и взял псевдоним. И тогда толпа и разные прихлебатели начали виться вокруг Шона Майклза, но жизнь Шона Девлина принадлежала только ему одному. Я добился того, чего хотел. Когда я добавил парик, темные очки и красную рубашку, идя навстречу вкусам толпы, меня встретил восторженный рев и даже непристойные предложения. Но я ненавижу все это. И буду ненавидеть всегда! — В его взгляде горела та же непримиримость, как и в его словах.

— О Боже… Мне и в голову не могло прийти! — с трудом произнесла Ханна.

Выражение его лица было столь сурово, что у нее пересохло во рту.

Вдруг неожиданная улыбка приподняла уголки его губ. Он потянулся к ней и осторожно заправил за ухо золотистый локон.

— Ах, Ханна! Если бы я мог знать это тогда. Ты встретилась мне так близко от моего убежища, что это сразу вызвало подозрение, но шел дождь, и я не хотел промокнуть еще больше. А вскоре я уже был очарован тобой. И это длилось до утра, пока я не заметил кольцо на твоей руке. Все, о чем я был способен думать тогда, — злобные заголовки газет, напечатанные крупным жирным шрифтом. Я даже не представлял, что могу так разозлиться. Мы занимались любовью, и вдруг я увидел кольцо и решил, что ты замужем.

— И поэтому ты ушел так быстро? — прошептала она.

— Нет. Это только половина объяснения. Как ты помнишь, я поехал посмотреть твой автомобиль и проверить твою версию. Увидев на сиденье кассету Шона Майклза, я действительно вышел из себя.

— Роковое совпадение…

Покачивая головой, он усмехнулся их обшей глупости и своей неоправданной злости.

— Когда я привез тебя домой, ты влетела в объятия собственного мужа. Это после нашей ночи… Ты представляешь, что я должен был чувствовать?

— Но это был мой брат.

— Но ведь я-то не знал этого… Мое состояние было ужасно, мне даже казалось, что я заболел. Брачные узы священны, и я думал, что невольно способствовал их разрушению.

— О, прости, Шон. Я и подумать не могла. С ума сходила, не понимая, почему ты ушел так быстро. Словно в тебя вселился дьявол, который руководил твоими поступками. — Ее глаза наполнились болью воспоминаний. — И ты еще сказал напоследок: «Пустяки». Я думала…

— Не надо, дорогая. Это было прекрасно, — вздохнул он. — Как бы я хотел знать тогда то, что знаю сейчас. — Его пальцы снова коснулись ее волос. На этот раз он только провел рукой по всей их длине, боясь, что, если позволит себе большее, он не скажет того, что еще должен был сказать. — Злость овладела мной и перечеркнула те чувства, что ты пробудила во мне. И я обидел тебя, ведь так?

Ханна медленно опустила голову.

— Я ничего не могла понять. Ты был непредсказуем…

— Смятение чувств… — Он отклонился на спинку стула, слегка раскачиваясь на нем. — Ты можешь вообразить, что значит лечь в постель с абсолютно незнакомой женщиной? Узнать, что она замужем, и затем — одному Богу известно, как это случилось, — поддавшись искушению плоти, переспать с ней еще раз?

Она молча посмотрела на него.

— После второй ночи, которая, между прочим, была прекрасна, — заверил он ее, — я увидел семейные фотографии. Среди них была и твоя свадебная. И тогда я понял, что мужчина, который встречал тебя в то злосчастное утро, вовсе не твой муж, а брат или кузен. Я хотел остаться и тогда же объясниться с тобой. Но неожиданно наткнулся на полную коллекцию собственных записей и вот тогда окончательно потерял голову. Я был уверен, что ты просто шантажировала и завлекала меня…

— Шон! — воскликнула она, пытаясь остановить его.

— Извини, Ханна, но мне порой казалось, что ты играешь со мной, делаешь из меня посмешище.

— Я не знала, — откликнулась она.

— Я верю тебе.

— Что касается ребенка… Я не жду ничего и не собираюсь настаивать на признании отцовства, — быстро проговорила она. — Я просто считаю, что мужчина имеет право знать, что он скоро станет отцом.

— Я верю тебе, — повторил он негромко. Он был тронут ее словами, особенно потому, что слишком сильно ощущал свою вину. — Я знаю, ты не собиралась шантажировать меня. Однажды меня втянули в судебное разбирательство, где мне предстояло выдержать битву, чтобы отстоять свою репутацию. Тогда газеты кричали: «Шон Майклз отказывается от дитя любви!», «Ребенок, которого не хотят». Он не был моим, Ханна…

Он сделал паузу, взяв ее руку, и сплел ее пальцы со своими.

— Пойми, ребенок был для меня сюрпризом. Прости, что я отреагировал таким образом. Я понимаю, тебе трудно поверить, Ханна, но я обычно не такой невнимательный и черствый. — Он сжал ее пальцы и, глядя ей прямо в глаза, продолжил: — Шон Майклз заслужил репутацию любимчика дам. Но уверяю тебя, что это мнение сильно преувеличено. Шон Девлин весьма разборчив и обычно очень осторожен, исключая твой случай. С тобой я испытал чувства, каких не знал прежде. С тобой я забыл об осторожности, стоило мне только прикоснуться к тебе… Боже, Ханна, ты должна была чувствовать то же самое. — Он замолчал.

— Это называется — забыть обо всем! — прошептала она. — С тобой я забыла, кто я и что я… Ничто не имело значения, когда твои губы прикоснулись к моим. Откуда пришло это наваждение? Когда ты обнял меня…

— И когда я проник в тебя… — пробормотал он. — Что было важнее слияния наших тел? Ответь мне.

— Господи, но я уже забыла вопрос!

— Что ты испытала, когда наши тела слились?

Ханна прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Не поддается описанию. Это… это было…

— Как прекрасная оркестровая симфония, переходящая в мощное крещендо, и потом…

— И потом, — подхватила она, — в экстаз! Сверкание звезд. Звон колоколов. Самые лучшие праздники на земле — все смешалось в один торжествующий аккорд. Я…

— Стоп, Ханна, — скомандовал он, крепче обнимая ее. — Хватит слов. Мы узнали друг друга. И наша первая встреча не была ошибкой. Это было то, чего мы оба хотели, и это было прекрасно. К черту мораль и прочие рассуждения…

— Ты не понимаешь.

— Нет, понимаю, У меня есть глаза, любимая. Я вижу, какая ты. Этот дом, который ты сотворила для своих дочерей, любовь, которая окружает их, семья, которая порой чересчур опекает тебя, — все это видят мои глаза. Я познакомился с Танкером и Мэтью и видел, как они пытаются защитить и вразумить тебя. Я слушал, когда ты пыталась раскрыть передо мной сокровенные глубины твоей мечты, наблюдал за тобой, когда ты рисовала, забыв обо всем на свете. Поверь мне, я понимаю тебя. Я знаю, что значит мечтать о чем-то так сильно, что начинает казаться будто ты можешь попробовать эту мечту на вкус. Я знаю, что значит уйти с головой в творческий процесс и забыть обо всем на свете. Мир исчезает. Это почти как заниматься любовью. Ты воспаряешь над землей…

— Это одержимость, — прошептала она, глядя ему в глаза. — Но я… Как я могла… быть… такой глупой? На самом деле я совсем не знаю тебя.

— Нет, знаешь, — возразил он. Его губы коснулись ее лба. — Ты говорила, что знаешь слова всех моих песен. Это действительно так?

Она молча кивнула.

— Если ты так часто, как говоришь, слушала мои песни, если они трогали тебя, — сказал он ей тихо, — тогда, Ханна, ты знаешь обо мне все. Ты не знаешь певца Шона Майклза, но знаешь Шона Девлина. Ты заглянула в мое сердце, в мою душу. Ты знаешь меня близко, так близко… как никто, — прошептал он ей на ухо. — Ты могла не узнать меня, но ты не смогла бы спать с чужим человеком.

Ее голова склонилась ему на плечо.

— Ты ни о чем не жалеешь? — спросила она.

— Как я могу сожалеть о том, что так прекрасно? Как можно сожалеть о том особенном, что соединило две души, дав жизнь еще одной?

— Ты говоришь о ребенке?

Она подняла на него сияющий взгляд.

— Я слышу сомнение в твоем голосе, — заметил Майкл.

— Сомнения… — произнесла она задумчиво, и он невольно напрягся, приготовясь слушать. — Да, ты прав. Ты — Шон Майклз. В течение двух последних лет я слушала твою музыку. И она, эта музыка, была реальна, но исполнитель оставался фантазией.

— Похоже на историю про соблазнительную златокудрую фею, которая явилась передо мной в тот ужасный шторм. Которая не выпускала меня из своих объятий всю ночь, а утром убежала к своему мужу. Таинственная любовница.

— Нет, не любовница. Просто нечто неосязаемое… вне реальности. Иллюзия.

— Как наши мечты?

— Возможно, — согласилась она. — Слишком много всего, чтобы понять сразу.

— Я понимаю, — сказал он. — Но я принял эти отношения, несмотря на всю их неординарность. Это было не просто. Многое озадачивало и пугало. Мне никогда не приходилось встречать более загадочной женщины.

Она засмеялась, ее легкий смех отдавался в его груди.

— Ты никогда не встретишь менее загадочной женщины, — сказала она.

Тогда улыбнулся Шон, думая про себя, что даже такая элементарная вещь, как ее смех, кажется ему удивительной.

— Моя прекрасная таинственная любовница оказалась загадкой.

— Я — нет. Я не загадка, просто ты не знаешь меня. Все дело в том, что мы не знаем друг друга — на самом деле не знаем.

— Я протестую. Мы знаем, Ханна. Просто ты еще не понимаешь этого.

— А ты?

— Я верю, что понимаю. Мы очень похожи, ты и я. Я думаю, я понимал тебя с самого начала, несмотря на все подозрения.

Она снова вздохнула, но это не был вздох облегчения.

— Что беспокоит тебя?

— Все, — сказала она. — Все, что случилось… — Ее рука описала в воздухе большой круг. — Кто ты? Что мы делаем? Ребенок. Все.

— Слишком много переживаний сразу? — предположил он.

Она тихонько рассмеялась.

— Пожалуй.

— Тебе нужно побыть одной, чтобы собраться с мыслями?

Ее брови удивленно приподнялись.

— Я… я думаю, да. Как ты догадался?

— Я же сказал, что понимаю тебя. Тебе нужно время, чтобы все обдумать. Так же сильно, как мы хотим друг друга, мы нуждаемся во времени для себя. Ищем его… Это и моя особенность, Ханна. Часть меня, — признался он. — И эта часть порой нуждается в уединении.

Она внезапно высвободилась из его объятий и, обхватив себя руками, прошла через комнату. Он следил за ее уверенной походкой, за сменой выражений на лице. Во всем поведении он чувствовал желание настоять на своем, оторваться от него. Проложить физическую и эмоциональную дистанцию между ними.

Он наблюдал, как нервным, беспокойным движением она поставила банку орехового масла на кухонную стойку. Смела крошки со стола.

— Я думаю, мне лучше уйти.

— Шон… — неуверенно позвала она.

Поднявшись на ноги, он произнес:

— Все хорошо, Ханна. Я просто не хочу засиживаться.

Загрузка...