Мы

Глава 31

Джейми

В понедельник, ровно в девять утра я захожу на каток. Меня сразу же окружает знакомый запах пота и льда, и он пробирает до самого сердца. Эта работа значит для меня очень много. Да, если я потеряю ее, то со временем справлюсь с разочарованием. Оно не уничтожит меня.

Но мне будет реально херово.

В метро я как следует отрепетировал свою речь и теперь готов расхлебывать кашу. И потому иду прямиком к кабинету своего босса и стучу по раме двери.

Когда Билл поднимает глаза, на его лице появляется удивление, а после – улыбка.

Узел в моей груди распускается на миллиметр или два.

– У вас найдется минута?

– Для тебя, тренер? Конечно. Закрой дверь.

Мой мозг принимается расшифровывать эти короткие предложения. Он назвал меня тренером. Что хорошо. Но как только дверь закрывается, в голове возникает вопрос, буду ли я так называться, когда снова открою ее.

– Ты выглядишь лучше, – говорит он, когда я сажусь.

– Я и чувствую себя лучше, – немедленно говорю я. – Наконец-то перестал пить таблетки. Стал ходить в зал. Дела пошли на подъем. – Все это правда, но со стороны, наверное, кажется, будто я излишне стараюсь выставить себя в выгодном свете.

– Врач уже дал тебе допуск к работе?

Я качаю головой.

– Я только вчера прилетел и первым делом решил увидеться с вами. Но я как можно скорее запишусь к врачу на прием.

– Хорошо. – Он берет шайбу – единственное пресс-папье, которое может быть на столе у хоккейного тренера – и начинает крутить ее в пальцах. – Еще раз прости за то, что не прислушался, когда ты сказал о пристрастии своего коллеги к оскорбительным выражениям.

Я подавляю порыв отмахнуться, сказать: «Да ладно, сэр, ерунда», но в последнее время я много думал и теперь типа как злюсь на себя за то, что спустил это дело на тормозах. И потому говорю:

– Я готов заполнить тот документ. Пусть моя жалоба станет официальной. – Хотя оскорбления Дэнтона и не были направлены на меня, и мне претит показывать пальцем, но останавливать тренера, который через слово говорит «педик», – моя прямая обязанность. – Мы хотим вырастить достойную молодежь, и они не должны слышать от своих наставников оскорбления.

Брэддок энергично кивает.

– Абсолютно согласен. Но мне придется распечатать для тебя новую форму. Возможно, вместо отдельного заявления ты предпочтешь приложить дополнительный лист к другой жалобе.

Я роюсь в памяти, пытаясь понять, о чем он говорит, но ничего не вспоминается. Единственная жалоба, о которой я знаю, была подана на меня.

– Что вы имеете в виду?

Он усмехается.

– На Дэнтона уже подали жалобу. Дисциплинарный комитет рассмотрит ее в тот же день, что и твою.

По моей спине бежит дрожь.

– Но кто ее написал?

– Твои игроки. Все до единого. Они узнали о жалобе Дэнтона – ты же знаешь, слухи здесь распространяются быстро – и пришли в бешенство. Ворвались после тренировки ко мне в кабинет и потребовали, чтобы им разрешили отстаивать твои интересы. Тогда я познакомил их с нашей дисциплинарной системой, и они оформили свое недовольство в надлежащем письменном виде.

У меня чуть-чуть кружится голова – впервые после болезни.

– Это правда?

Он поднимает правую руку.

– Богом клянусь. Расписали подробнейшим образом все случаи, когда он отпускал не только гомофобные комментарии, но и расистские. Вышло восемь страниц. Когда дочитал, пришлось выпить очень большой бокал виски. Я и не подозревал, насколько все плохо.

Мне приходится сжать челюсти вместе, чтобы удержаться от слов «я же вам говорил».

– Так что… – Он прочищает горло. – Напиши, пожалуйста, заявление от себя, и оно будет приложено к делу. Дисциплинарный комитет относится серьезно ко всем жалобам.

– Включая поданную на меня, – прибавляю я.

– Верно. Но я уверен, что они примут во внимание твой безупречный стаж у нас и на предыдущем месте в «Элитс», а также твою болезнь и жалобу на Дэнтона. Возможно, тебе выпишут только предупреждение. При первом нарушении они вправе так поступить.

От слов «первое нарушение» я внутренне съеживаюсь. Они не должны были применяться ко мне. Никогда.

Билл складывает пальцы «домиком» и испытующе оглядывает меня.

– Я хочу обсудить с тобой одну вещь. Одно предложение, которое я могу подать в комитет, когда они будут решать, как поступить с твоим делом.

– Какое? – Если он знает магический трюк, который вытащит меня из передряги, то я весь внимание.

– Мы еще никогда не проводили тренинги по многообразию, и я хотел бы начать. Как ты отнесешься к тому, чтобы в обмен на закрытие жалобы с минимальным упоминанием в личном деле поговорить с нашими сотрудниками о своем опыте?

– О… моем опыте?

– Столкновения с гомофобией. Ты можешь рассказать, каково это – быть гомосексуальным спортсменом. Поиск общего языка – лучший способ борьбы с предрассудками, верно? Я хочу, чтобы ты поделился своим уникальным видением, и тогда им будет проще понять, что вы отличаетесь друг от друга не настолько сильно, как они полагают. Даже просто рассказав о себе, ты принесешь немалую пользу.

Моя голова немедленно наполняется возражениями. Формально я даже не гей. Я бисексуал. У меня нет многолетнего опыта столкновения с гомофобией. Я веду открытую жизнь всего пару недель. Я не эксперт.

А если б даже и был… Я ненавижу делиться личными переживаниями на работе.

Но я здесь ради того, чтобы спасти ее. Работу, которую я люблю. И потому я делаю то, что обещал себе сделать.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – С удовольствием выступлю.

Он улыбается.

– Замечательно. Тогда мы вернемся к этому разговору после заседания дисциплинарного комитета. А ты пока получи от врача допуск к работе. Ты очень нужен команде. Особенно с учетом того, что мистер Дэнтон отстранен от работы.

Я выпрямляюсь.

– Кто их сейчас тренирует?

– Жиль с помощью Фрейзера. Но, Джейми, не паникуй. Ты нужен ребятам, но эту неделю, пока все не закончится, они вполне продержатся на плаву.

Он пожимает мне руку, и я так спешу выйти, что только за порогом осознаю, насколько уверенно он говорил о моем возвращении. Это греет мне душу. Шагая по слякотному тротуару, я смотрю на часы. Всего девять тридцать. Вес, наверное, уже у себя на арене, но еще не на льду. Я звоню ему на мобильный, и он отвечает после первого же гудка.

– Привет! Как все прошло?

– Неплохо. Кажется, я смогу выкрутиться. – Я рассказываю о жалобе, которую подали мои игроки.

– Иисусе. Это невероятно!

– Ага. Обожаю этих ребят. Но есть одна загвоздка. Билл хочет, чтобы я вызвался рассказать сотрудникам клуба о своем опыте столкновения с гомофобией. Ну, ты понимаешь… я ведь эксперт, – фыркаю я. – Это будет самое короткое выступление в истории.

– Тебе нужна помощь?

Я чуть было не говорю ему «нет» – по привычке, ведь прозвучало слово на «п» – но вовремя останавливаю себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я могу рассказать им о том, каково это – быть геем в хоккее. В колледже я весь первый год срал кирпичами при мысли о том, что со мной сделают, если узнают. Если это поможет тебе и твоему боссу, я могу прийти и выступить вместо тебя.

Я останавливаюсь.

– Серьезно? – Я представляю выражение на их лицах, когда в конференц-зал зайдет Вес – самый успешный новичок десятилетия в НХЛ.

– Конечно. Почему бы и нет? Рано или поздно Фрэнк Донован заставит меня толкнуть подобную речь перед клубом. Так что потренируюсь у вас.

– Вау. Окей. Хорошо. Если ты меня выручишь, я буду целую неделю кормить тебя вкусными ужинами.

– Каннинг, – его голос становится протяжным и низким, – а можно я сам выберу свою награду?

– Ну… я только за.

Он смеется.

– Люблю тебя. Все, мне пора на лед. Пообедаем вместе? – Вечером он играет с «Шаркс». А я, судя по всему, буду попивать коктейли в ложе у подружек и жен.

Но сначала – обед с моим любимым мужчиной.

– Обязательно. Увидимся дома.

Когда мы отключаемся, я спускаюсь в метро и начинаю придумывать, что из любимых блюд Веса сделаю на обед. На душе у меня теперь много легче.