На дне могилы

4

Барон Чарльз де Мортимер, переименовавшийся в Ниггера, чтобы не забыть о каторжной колонии, где работал землекопом и получил кличку за чумазое лицо, владел потрясающим домом. Просторное поместье с безупречными газонами, окруженное высокой живой изгородью. Архитектура восемнадцатого века напоминала о временах, когда Ниггер был человеком. Внутри тянулись длинные величественные переходы. Стены резного дерева, расписные потолки, хрустальные канделябры. Гобелены ручной работы и старинная мебель. В камине можно было устраивать заседания.

— Где же королева? — непочтительно буркнула я, когда привратник открыл нам двери.

— Не в твоем вкусе, милая? — понимающе спросил Кости.

Совсем не в моем. Я выросла в сельском Огайо, и мое лучшее воскресное платье показалось бы посудной тряпкой рядом с драпировкой на здешней кушетке.

— Здесь все такое идеальное, что сесть на что-нибудь покажется святотатством.

— Тогда мне, пожалуй, стоит отвести тебе другую спальню. Может быть, в конюшне будет уютнее? — вступил насмешливый голос.

Темные колючие волосы Ниггера стояли дыбом, будто он только что поднялся с постели.

Открыла рот, сунь в него ногу!

— Дом у тебя замечательный, — стала оправдываться я. — Ты меня не слушай. Я научусь хорошим манерам, когда свиньи залетают.

Ниггер обнял Кости и Менчереса, взял мою руку и, странное дело, поцеловал. Такие формальности были для него редкостью.

— Свиньи не летают. — Губы у него вздрогнули. — Хотя ходят слухи, будто ты этой ночью обрела крылья.

Он сказал это так, что я смутилась:

— Я не летала. Подпрыгнула и впрямь высоко. Даже не знаю, как это вышло.

Кости послал мне загадочный взгляд. Ниггер открыл было рот, хотел что-то сказать, однако Менчерес жестом остановил его:

— Не теперь.

Ниггер хлопнул Кости по спине:

— Вот именно. Скоро рассветет. Покажу вам ваши комнаты. Ты бледен, Криспин, я пришлю тебе кого-нибудь.

— Если бледен, то не от недостатка крови, — вяло возразил Кости. — К тому времени, как я пришел в себя, она перекачала мне чуть не всю свою кровь. Если бы у Менчереса не оказалось с собой мешков с плазмой, она могла бы перейти, не успев подготовиться.

Мы поднимались вслед за Ниггером.

— Ее кровь, всякому ясно, не совсем человеческая, так что я все же кого-нибудь пришлю.

— Мне не до еды.

Ниггер был еще не в курсе главной изюминки вчерашнего вечера. Он знал только о нападении гулей.

Дверь открылась в огромную спальню с обстановкой соответствующего периода, с кроватью, под балдахином которой могла бы спать Золушка после того, как принц ее отыскал, и с таким же, как внизу, вместительным камином. Одного взгляда на стены, отгораживавшие ванную, хватило, чтобы понять, что они целиком сделаны из цветного стекла ручной росписи. Страшно было здесь что-нибудь тронуть. Даже вышитое шелком одеяло на кровати выглядело слишком красивым, чтобы под ним спать.

Кости моих чувств не разделял. Он сбросил куртку, открыв простреленную рубаху и брюки, скинул туфли и шлепнулся в ближайшее кресло.

— Ты похож на кусок швейцарского сыра, — отметил Ниггер.

— Я выжат как тряпка, но тебе следует кое-что узнать.

Ниггер склонил голову набок:

— О чем?

Кости в нескольких коротких сухих фразах описал пропавшие недели моей ранней молодости… и претензии Грегора на то, что я его жена, а не Кости.

Ниггер молчал целую минуту. Брови его сошлись на переносице, и наконец он тихо прошипел:

— Ч-черт, Криспин.

— Извините… — пробормотала я, отводя взгляд от продырявленной пулями одежды Кости. «Все из-за тебя», — издевалась моя совесть.

— Не смей извиняться! — тут же вскинулся Кости. — Ты не по своей воле родилась такой, какая ты есть, и не просила, чтобы Грегор так беспощадно тебя преследовал. Ты ни перед кем не виновата!

Я ему не поверила, но спорить не стала. Сил не осталось.

Так что я отгородила свои мысли стеной — этому я хорошо научилась за последние годы.

— Ниггер прав, кровь пошла бы тебе на пользу. Я пойду в душ, а ты выпей в ближайшем баре.

Ниггер одобрительно кивнул:

— Решено. Для тебя здесь кое-что приготовлено по твоему размеру, Кэт, и для тебя, Криспин, тоже. Менчерес, я провожу тебя в твою комнату, а расхлебывать эту кашу начнем позже.

Смерть гналась за мной по пятам, неутомимо преследовала по узким улочкам и переулкам. С каждым хриплым выдохом я взывала о помощи, но со страшной уверенностью сознавала, что спасения нет.

Было что-то знакомое в этих улочках. Почему вокруг так пусто? Куда все подевались? Почему никто мне не поможет? И туман… проклятый туман! Из-за него я то и дело спотыкалась, он как будто лип к моим ногам.

— Сюда…

Я узнала голос. Повернула, удвоила усилия, устремившись на звук. Позади Смерть, не отставая, бормотала проклятия. То и дело ее когти скребли мне спину, и я вскрикивала от страха и боли.

— Еще немного.

Голос манил меня к скрытой тенями фигуре, возникшей в конце переулка. Едва я заметила стоящего, Смерть чуть приотстала. С каждым шагом я отрывалась от преследовавшего меня зла, и меня наполняло облегчение. «Не бойся, я уже здесь…»

Тени отступили. Открылись черты лица: густые брови над серо-зелеными глазами, благородный римский нос, полные губы. От брови к виску пролегал зигзаг шрама, отросшие до плеч пепельно-серые волосы развевались на ветру.

— Ко мне, chérie.

Что-то предостерегающе щелкнуло у меня в мозгу. И сразу пустынный город вокруг пропал. Вокруг не было ничего, только мы двое и забвение.

— Кто ты?

Что-то было не так. Какая-то часть меня стремилась в его объятия, другая половина сопротивлялась в страхе.

— Ты меня знаешь, Кэтрин.

Этот голос… Знакомый и совершенно неизвестный. Кэтрин… Никто меня так не называл, кроме…

— Грегор.

Едва это имя слетело с губ, все прояснилось. Наверняка это он, а значит, я сплю. А если я вижу сон…

Я остановилась, попятилась от его протянутых рук. Мудак, я чуть сама не бросилась ему в объятия.

Досада исказила его лицо. Он шагнул ко мне:

— Подойди ко мне, жена.

— Ни за что. Я знаю, чего ты добиваешься, Ночной Хват.

Голос снова принадлежал мне. Жесткий голос. С каждым словом я отступала, крича себе: «Открой глаза, Кошка! Проснись, проснись!»

— Ты знаешь только то, что они тебе рассказали.

Он говорил с французским акцентом — что и не удивительно — и звучным голосом. Даже во сне я ощущала его силу. «Ох, зараза, не слабая галлюцинация, а? Держись подальше, Кошка. Эта собачонка кусается».

— Хватит и этого.

Он вызывающе рассмеялся:

— Хватит ли, chérie? А они сказали тебе, что выкрали меня из твоей памяти, потому что не было другого средства оторвать тебя от меня? Сказали, что ты с визгом цеплялась за меня, умоляя не разлучать нас?

Он подступал все ближе, а я все пятилась. Похоже, в этом сне я была безоружна.

— Что-то в этом роде. Но я не твоя жена.

Грегор мягко придвинулся. Высокий мужчина, почти шесть с половиной футов. Улыбка усиливала хищную красоту его черт.

— А ты не хочешь узнать сама, вместо того чтобы верить рассказам?

Мое недоверие только усилилось.

— Извини, приятель, но этот хлам из моей памяти уже отправили в мусорный бак. И Менчерес не сможет сдвинуть крышку, чтобы заглянуть внутрь, так что насчет нашей женитьбы остается только твое слово.

— Они не могут вернуть тебе воспоминания. — Грегор протянул ко мне руки. — Я — могу.

«Грегор попытается соблазнить тебя во сне», — прозвучало у меня в сознании предостережение Менчереса. Он не ошибся.

— Лжец.

Я развернулась и бросилась прочь. Грегор, словно по волшебству, снова возник передо мной:

— Я не лгу.

Мой взгляд метался по сторонам, но натыкался все на тот же бесполезный бледный туман. Если этот тип коснется меня, я проснусь, попав в основательную переделку.

— Послушай, Грегор. Я знаю, Менчерес надолго упек тебя под замок, и понятно, что ты злишься, но давай рассуждать разумно. Я связана кровью с человеком, которого люблю, а рыбы в море хватит на всех. Давай скажем друг другу «adieu», и снись какой-нибудь другой девушке.

Он грустно покачал головой:

— Это не твои слова. Ты не хотела быть убийцей, прожить всю жизнь, оглядываясь через плечо. Я могу все вернуть, Кэтрин. У тебя прежде был выбор. Ты выбрала меня. Возьми мою руку. Я верну то, что ты потеряла.

— Нет.

За моей спиной послышался звук, глухое рычание. Страх ознобом прошелся по хребту. Смерть вернулась за мной.

Ладони Грегора сжались в кулаки: он тоже услышал.

— Ну, Кэтрин, теперь ты должна подойти ко мне.

Рычание стало громче. Сзади — Смерть, впереди — Грегор, и мне выбирать. Почему я не могу проснуться? Что разбудило меня в прошлый раз? Тогда я тоже убегала, спасалась от чудовища…

Я извернулась, не слушая больше Грегора, и очертя голову бросилась к ужасной фигуре Смерти. Если это не сработает…

Щеку обжег удар, и еще один. Меня трясли так, что зубы стучали. Кости настолько увлекся, что услышал меня только с третьего раза.

— Хватит!

— Котенок!

Он сжал мое лицо, в его глазах горел дикий зеленый огонь. Я, вздрагивая, заморгала и тут заметила, что вся мокрая. И мне холодно. И кожа горит. И мы не одни.

— Что ты со мной делал?

Я была на полу, Кости рядом. Судя по промокшему ковру, валявшимся рядом вещам и обеспокоенным зрителям, я вырубилась надолго. Один взгляд подтвердил мои подозрения. Я как уснула голая, так голой и осталась.

— Господи, Кости, почему бы тебе в другой раз не пригласить всех, когда мы займемся сексом. Пусть уж увидят все сразу, а не по кусочкам!

Впрочем, Ниггер был одет — не то что в прошлый раз, когда я очнулась от кошмара при зрителях. Рядом с ним стояли Менчерес и незнакомая женщина-человек.

— Чтобы меня черти взяли, если такое еще раз повторится, — проворчал Кости, устало приглаживая волосы. — В этот раз было не так, как прежде, Менчерес. Что бы это значило?

Кости его нагота совершенно не заботила. Вампиры лишены стыда. Я схватилась за ближайшую тряпку — покрывало с кровати — и вывернулась из его рук.

— Найди себе штаны, а мне халат. Что?..

От первого же движения боль пронзила мне спину и перешла в острое покалывание. И во рту стоял вкус крови, и в голове бился пульс.

Менчерес опустился на колени рядом со мной:

— Ты хоть немного помнишь свой сон, Кэт?

«Одежду, быстро», — мысленно обратилась я к Кости.

— До того ли теперь? — проворчал он, но натянул штаны и подал мне халат. Потом рассек себе ладонь и поднес к моим губам. — Вот, глотни.

Я присосалась к ране, переваривая его кровь, и боль тут же отступила. Я присела на кровать, разглядела, в каком виде пол на том месте, где я лежала, и ахнула:

— Что вы со мной делали?

— Пытались разбудить, — сухо отозвался Кости. — Резали кожу, поливали водой, били по щекам и прижигали зажигалкой ступни. Чтобы знать на будущее — что именно сработает?

— Господи боже! — прошипела я. — Не удивительно, что во сне ты представился мне воплощением Смерти и поначалу погнал к Грегору!

— Значит, ты помнишь сон, — заметил Менчерес. — Дурное предзнаменование.

Страх толкнул меня на грубость.

— Эй, фараон египетский, как насчет того, чтобы разок отставить формальности и поговорить, как заведено у нас в двадцать первом веке?

— Дерьмо дело, усраться можно, — мгновенно поправился Менчерес.

Я вылупила на него глаза и неудержимо расхохоталась — совершенно неуместно, учитывая весьма серьезное предостережение, скрывавшееся в его словах.

— Не вижу ничего смешного, — пробурчал Кости.

— Да я тоже, но все равно здорово прозвучало, — выговорила я. — Прости за испорченный ковер, Ниггер. Кровь, прожженные дырки, вода… Может, тебе стоило устроить нас в конюшне?

— Как я уже сказал, — продолжал Менчерес, — дело плохо.

Он взглянул на меня, проверяя, не рискну ли я высказаться. У меня все еще разъезжались губы.

— Ты запомнила сон и оказалась невосприимчива к внешним стимулам, следовательно, Грегор близко. Вам необходимо сейчас же уехать.

Кости покосился на Ниггера:

— Ты кому-то говорил о нашем приезде?

Ниггер покачал головой:

— Брось, Криспин, я сам-то когда узнал? Но ты — мой лучший друг, и мой дом был не так уж далеко. Вполне логичное допущение.

— Возможно, — с сомнением протянул Кости. — Или мы были не слишком осторожны, и нас выследили.

— Я отправлю еще одну машину, приятель.

— Три. — Кости смерил меня взглядом. — Все в разных направлениях, и в каждую посади человека и не менее двух вампиров. Пусть те, кто нас выслеживает, гадают, в которой она сидит.

— Одним бегством дела не уладишь…

У меня в голове мелькнула ехидная мысль: «Отдать меня на время Грегору, он быстро излечится от желания иметь меня рядом». Беды за мной тянутся, как дурной запах.

Но я только улыбнулась с наигранной жизнерадостностью:

— Ниггер, я в восторге от твоего дома. Менчерес… классика! Кости… — Часы показывали девять утра. Я всего два часа проспала, но черт меня возьми, если еще сомкну глаза. — Я готова в любую минуту.

— Сейчас же, милая. — Он не глядя бросил мне какую-то одежку и принялся натягивать через голову рубаху. — Как только оденешься.