На полпути к могиле

4

«Усердные тренировки» в его устах означали жестокие, мучительные, беспощадные испытания, каким не подвергают новобранцев даже в самых крутых родах войск.

Кости гонял меня по лесу на скорости, какой не выдержала бы и машина. Я спотыкалась о поваленные стволы, о камни, корни и колдобины и выматывалась так, что меня даже на рвоту не хватало. Обморок тоже не прерывал занятия. Он попросту плескал мне в лицо ледяную воду, пока я не приходила в себя. Я столько тренировалась в метании ножа, что костяшки пальцев у меня растрескались и стали кровить. А он что? Небрежно бросил мне неоспорин и велел не измазать ладони, чтобы рукоять не скользила. А как он представлял себе поднятие тяжестей? Швырять здоровенные валуны, постепенно выбирая все более тяжелые. Шведская стенка? Лазать приходилось по стенам пещеры, да еще с привязанными к спине камнями.

Спустя неделю я сбросила весь этот гандикап и заявила, что, если бы заранее знала, что он задумал, предпочла бы смерть. Кости улыбнулся мне, показав клыки, и предложил это доказать. Поняв, что он не шутит, я снова навязала на себя булыжники и устало потащилась дальше.

А самыми мучительными тренировками были рукопашные с ним. Он растягивал мне суставы так, что у меня слезы катились по щекам, и все ругал при этом мою растяжку. Потом в рукопашном бою он вышибал из меня дух, и никакая ледяная вода не могла привести меня в чувство. Очнувшись, я чувствовала во рту вкус его крови, после чего все повторялось заново. Сказать, что мысленно я убивала его тысячу раз на дню, было бы недооценкой. Но я добивалась успехов, поскольку выбора у меня не было. Кости ставил вопрос так: совершенствуйся или умри.

Первые признаки повышенной выносливости появились после второй недели тренировок. Мы с Кости схватились, и я не вырубилась до самого конца. Он по-прежнему избивал меня, как грушу, но я все время оставалась в сознании. Преимущество было сомнительное: правда, я гордилась тем, что не отправляюсь бай-бай посреди схватки, но зато была в своем уме, когда он кормил меня кровью.

— Гадость! — сплюнула я после того, как он сперва уговорами, потом угрозами вынудил меня слизать кровь с его пальца. — Как вы можете этим жить?

Я ляпнула, не подумав, как бывало уже не раз.

— Необходимость — мать аппетита. Поневоле научишься любить то, без чего не можешь выжить, — коротко ответил он.

— Смотри, как бы твоя кровь не превратила меня в вампира. Об этом мы не договаривались.

Мне мешал спорить его палец у меня во рту, поэтому я откинула голову подальше, чтобы мокрый палец выскользнул наружу. Жест получился почти сексуальным. Как только у меня в голове мелькнула эта мысль, я покраснела до ушей. Он заметил, конечно. И причину наверняка понял, но просто вытер руку о рубаху.

— Поверь, милая, чтобы превратить тебя в вампира, нужно куда больше крови. Но чтобы ты не дергалась так все время, объясню, как это делается. Прежде всего мне пришлось бы осушить тебя почти до смерти. Тут главная тонкость: выпить достаточно крови, но не перебрать. Потом, вдоволь напившись твоей крови, я должен вскрыть для тебя свою артерию и вернуть все выпитое. Все, и еще немножко. Чтобы делать новых вампиров, нужна сила, не то твой потенциальный протеже выпьет тебя досуха, так что, меняя его или ее, ты сам погибнешь. Нового вампира оторвать от артерии труднее, чем умирающего с голоду младенца от сочной груди. А те несколько капель крови, которые я тебе скармливаю, всего-навсего излечат твои травмы. Их, пожалуй, не хватит даже, чтобы у тебя прибыло силы. Ну, теперь перестанешь брыкаться всякий раз, когда тебе приходится лизнуть меня разок-другой?

При этих словах я опять вспыхнула от картины, которая выскочила у меня из подсознания. Он раздраженно взъерошил себе волосы.

— И с этим тоже кончай. Ты краснеешь, как рассвет, при малейшем намеке на двусмысленность. А ведь тебе предстоит играть роль агрессивной напористой девицы. Кто тебе поверит, если ты падаешь в обморок от застенчивости, стоит парню сказать «Бу!». Твоя девственность доведет тебя до могилы.

— Я не девственница, — вымолвила я и чуть не умерла от стыда, как он и предсказывал.

Темные брови поползли верх.

Я отвернулась, бормоча:

— Пожалуйста, нельзя ли сменить тему? Мы же не подружки на вечеринке. Не хочу с тобой об этом говорить.

— Ну, ну, ну, — протянул он, не слушая моих просьб. — Котенок-то уже кое-что повидал, а? Никак бы не подумал, на тебя глядя. И что, парень терпеливо дожидается, пока ты закончишь курс тренировок? Должно быть, парень ничего себе, судя по тому, как ты разгорячилась. Опять же, я не думал, что у тебя есть опыт, но, с другой стороны, ты ведь при первой встрече предложила мне угощение. Интересно, ты собиралась проткнуть меня колом до или после того, как удовлетворишь зуд? И как насчет других вампиров? Они как, умирали с улыбкой на…

Я дала ему пощечину. Вернее, попыталась. Он перехватил мою руку, потом, не выпуская ее, перехватил другую, когда я нацелилась залепить ему левой ладонью.

— Не смей так со мной разговаривать! Я с детства досыта наслушалась таких гадостей. Просто потому, что мать родила меня вне брака, наши соседи, старомодное дурачье, решили, что она шлюха и я тоже вся в нее… А тебя все это не касается, ты, может, насиловал женщин целыми деревнями, но я-то была только с одним. И он сразу после того бросил меня, как дурную привычку, так что я быстро излечилась от желания подражать сексуальным эскападам своих сверстниц. Так вот, имей в виду, я не хочу больше об этом говорить!

Я задыхалась от ярости, нечаянно разбередив старую рану. Кости отпустил меня, и я стала растирать запястья там, где его пальцы намяли мне кожу.

— Котенок, — примирительно начал он, — я извиняюсь. Но то, что твои невежественные соседи вымещали на тебе свои предрассудки и какой-то пухлощекий сопляк решил переспать ночку…

— Хватит, — перебила я, с ужасом почувствовав, что вот-вот расплачусь. — Перестань, и все тут. Я справлюсь с работой, притворюсь сексапильной или как там… Но говорить об этом мы не будем.

— Слушай, милая… — снова начал он.

— Лучше укуси, — рявкнула я и пошла прочь.

В кои-то веки он не предложил поймать меня на слове и дал мне уйти.

В начале четвертой недели Кости объявил, что мы отправляемся на выезд. Понятно, имелась в виду не послеобеденная экскурсия в местный музей. Нет, он заставил меня вести машину по узкой дороге в полночь, не имея понятия, куда мы направляемся. Он только давал указания: сверни здесь, сверни там — и так далее. Я нервничала. Мы ехали по совсем глухой местности, фонарей вдоль дороги не было. Для того, кто задумал пососать кого-нибудь досуха и выкинуть тело из машины, лучше места не подберешь.

С другой стороны, если бы он хотел выпить из меня всю кровь и сплавить тело, пещера тоже вполне годилась. Учитывая, сколько раз я валялась без сознания после учебных схваток… он давно мог бы пообедать мной. Я бы никак не сумела ему помешать. Черт, да я бы не справилась с ним, даже будь я в сознании. Кости был так дьявольски силен и быстр, что драться с ним было все равно, что пытаться взять на поводок молнию.

— Здесь сверни налево, — приказал Кости, прервав мои размышления.

Я прочла название на указателе. Персиковая дорога. Не похоже на тупик.

— Знаешь, партнер, — заговорила я, сворачивая, — уж очень ты таинственный. Ты собираешься мне сказать, зачем устроил этот выезд? Не думаю, что тебе вдруг приспичило подоить коровку.

Он фыркнул:

— Нет, не могу сказать, чтобы приспичило. Мне нужно кое-что узнать у человека, который живет в этих местах.

По тому, как это было сказано, я решила, что парень будет не слишком счастлив его видеть.

— Слушай, я ни за что не стану помогать тебе убивать людей, так что, если ты задумал допросить того парня, а потом его похоронить, подумай еще раз.

Я ждала, что Кости заспорит или рассердится, но он расхохотался.

— Я серьезно! — крикнула я, топнув по тормозу, чтобы подчеркнуть свою мысль.

— Скоро поймешь, в чем шутка, милая, — отозвался он. — Но позволь тебя успокоить. Прежде всего, обещаю, что пальцем его не трону, и к тому же разговаривать с ним будешь ты.

Он меня удивил. Я ведь даже не знала, к кому мы едем и тем более какие вопросы ему задавать. Он, по обыкновению, вздернул бровь:

— Мы куда-то едем — или как?

Ох! Я отпустила тормоз и нажала на газ, дернув грузовичок с места.

— И больше никаких подробностей? Например, что-нибудь о его прошлом или о том, что ты хочешь узнать?

— Разумеется. Уинстон Галлагер, в шестидесятых годах был железнодорожным рабочим. И прирабатывал, продавая лунный свет.[3] Одного парня, купившего его товар, на следующий день нашли мертвым. То ли Уинстон ошибся с дозой алкоголя в той партии, то ли паренек перебрал. Так или иначе, конец один. Уинстона признали виновным и приговорили к смертной казни.

— Это ужасно! — вырвалось у меня. — У него ведь не было мотивов и злой умысел не доказан!

— Судья, Джон Симмс, не был приверженцем идеи «невиновен, пока вина не доказана». Он же был и палачом, по совместительству. Но, прежде чем Симмс его повесил, Уинстон поклялся, что отныне не даст ему ни одной спокойной ночи. И исполнил клятву.

— Он его повесил? — повторила я. — Человека, с которым я должна буду говорить?

— Притормози у этого знака «проезда нет», Котенок, — сказал Кости.

Я затормозила, не закрыв разинутого в изумлении рта.

— Со мной Уинстон говорить не станет: мой и его род не в ладу между собой. А с тобой поговорит. Только предупреждаю, веселья в нем — как в тебе последнее время.

— Чего-то я не поняла, — ядовито проговорила я. Становлюсь стервой, это я-то? — Ты сказал или не сказал, что тот судья его повесил?

— Вздернул вон на том дереве, что торчит над обрывом, — подтвердил Кости. — На нем, если поискать, еще найдется след от веревки. На этом дереве скончалось немало народу, но с ними говорить не трудись. Они упокоились. А Уинстон — нет.

Я тщательно подобрала слова:

— Ты пытаешься сказать мне, что Уинстон… привидение?

— Привидение. Призрак, дух — на твой выбор. Самое главное, он мыслит, а это редкое явление. Большая часть призраков просто проигрывают заново свое прежнее «я». Не способны общаться, а только повторяют раз за разом одно и то же, как заезженная пластинка. Господи, я забыл, в каком времени живу: никто ведь больше не слушает записи на пластинках. Словом, Уинстон, когда умирал, был так зол, что у него отчасти сохранилось сознание. Тут еще играет роль место. В Огайо пленка, разделяющая естественное и сверхъестественное, тоньше, чем в других местах, поэтому духу легче остаться на этой стороне, вместо того чтобы уйти на ту. Эта местность — как манящий маяк. Пять кладбищ расположены пентаграммой — право, о чем они только думали? Для духов это как дорожная карта, вот что это такое. Ты, благодаря своему происхождению, сможешь их увидеть, что невозможно для большинства людей. Ты бы уже должна ощутить их присутствие. Их энергия — как заряд в воздухе.

Он был прав. Я почувствовала невидимое напряжение, едва свернула с дороги, только решила, что отсидела ноги или что-то в этом роде.

— И какие же сведения нужны вампиру от призрака?

— Имена, — четко отозвался Кости. — Я хочу, чтобы Уинстон назвал тебе имена всех молодых девушек, которые умерли в этих местах за последнее время. Не позволяй ему отговариваться, мол, он не знает, — причем меня интересуют только те, что умерли не от естественных причин. Речь не об автомобильных катастрофах и болезнях.

Он как будто не шутил, но я все-таки уточнила:

— Это что, такая шутка?

Кости издал звук, сильно напоминавший вздох.

— Хорошо бы, чтобы так, только я не шучу.

— Ты серьезно? Ты собираешься явиться на кладбище и расспрашивать призрака об умерших девушках?

— Да слушай, Котенок, неужто тебе так трудно поверить в призраков? Ты, что ни говори, сама наполовину вампир. Не думал, что привидения окажутся недоступны твоему воображению.

Пожалуй, в его словах был смысл.

— А духи не любят вампиров, так что мне, надо думать, лучше не упоминать, что я полукровка. Кстати, можно узнать, за что духи не любят вампиров?

— Завидуют. Мы такие же мертвые, как и они, но можем делать что хотим, в то время как они навеки увязли в призрачном видении. Они от этого просто с ума сходят, и, чуть не забыл… — Кости протянул мне бутылку с чем-то прозрачным. — Бери. Тебе это понадобится.

Я взяла бутыль и покачала в ней жидкость.

— Это что? Святая вода?

Он рассмеялся:

— Для Уинстона — да. Это «белая молния». Чистый лунный свет. Кладбище Симмса начинается прямо за тем рядом деревьев, и тебе, наверно, придется немножко пошуметь, чтобы привлечь внимание Уинстона. Духи то и дело впадают в дремоту, но ты, когда его разбудишь, обязательно покажи ему эту бутылочку. И он скажет тебе все, что ты захочешь узнать.

— Давай уточним… Ты хочешь, чтобы я топала по кладбищу, размахивая бутылкой самогона, и разбудила неупокоенную душу для допроса?

— Именно так. И не забудь вот это. Перо и бумага. Непременно запиши имя и возраст каждой девушки, которую назовет Уинстон. Если он заодно расскажет, как она умерла, еще лучше.

— Мне следовало бы отказаться, — пробормотала я. — Допрос духов ведь не входил в наш договор.

— Если я не ошибаюсь, эти сведения выведут на группу вампиров, а охота на вампиров входит в договор, не так ли?

Я только головой покачала, а Кости уже всучил мне перо, блокнотик на спирали и бутылку нелегального зелья. Вампир отправлял меня будить мертвеца. Вот, пожалуй, доказательство, что с психикой у меня все в порядке: скажи мне кто-нибудь четыре недели назад, что такое случится, — ни за что бы не поверила.

Кладбище Симмса в полночь не было уютным местечком. Его скрывали от дороги густые кусты, деревья и скалистый обрыв. Как и говорил Кости, над обрывом торчало дерево, еще какое-то большое вечнозеленое дерево росло между растрескавшимися надгробиями. Рассмотрев несколько дат, я лучше поняла, что имел в виду Кости, рассказывая, что Уинстон был железнодорожным рабочим в шестидесятых годах. Он подразумевал тысяча восемьсот шестидесятые. Позапрошлый век!

Возникшая у меня за спиной фигура заставила меня мгновенно развернуться и тихонько взвизгнуть. Рука сама нащупала нож.

— С тобой все в порядке? — тут же окликнул меня Кости.

Он остался ждать за краем кладбища, пояснив, что там ни один дух не сможет его увидеть. У меня как-то не умещалась в голове мысль, что вампиры не ладят с привидениями. Неужели даже в после жизни разные виды не могут мирно ужиться?

— Да, — отозвалась я, переводя дух. — Ничего страшного.

Что-то было, но помощь мне не требовалась. Туманная тень в капюшоне пронеслась мимо меня, буквально плывя над землей. Она достигла края обрыва и там растворилась с чуть слышным звуком, словно взвизгнула шепотом. Я, будто завороженная, смотрела, как почти в тот же миг призрак появился из ниоткуда и повторил тот же путь, закончившийся новым призрачным воплем.

По левую руку от меня над могильной плитой, всхлипывая, склонялась расплывчатая женская фигура. Одежда ее принадлежала другой эпохе, насколько я успела рассмотреть, прежде чем и она растаяла в пустоте. Я выждала несколько минут, и ее смутная фигура снова возникла над надгробием. Послышался тихий, еле слышный плач, и опять пропал вместе с ней.

— Заезженная пластинка, — с мрачным одобрением припомнила я.

Да, Кости нашел удачное определение.

В дальнем конце кладбища лежала плита с выбитой на ней полустершейся надписью. Я различила «у» и «т» в имени, а фамилия начиналась на «г».

— Уинстон Галлагер! — громко окликнула я, для большей ясности постукивая по холодной плите. — Выходи!

Ничего. Я запахнула куртку от холодного ветра и ждала, переминаясь с ноги на ногу. Потом, движимая нелепостью всей затеи, я заговорила по-другому:

— Тук-тук, есть кто дома?

Что-то шевельнулось среди деревьев у меня за спиной. Не призрак в плаще, все еще скитавшийся по своей неизменной тропе, а словно бы мохнатая тень. Может, это просто куст зашуршал на ветру. Я снова занялась плитой под ногами.

— О, Уинннсстонн, — ворковала я, нащупывая бутылку за пазухой, — а что у меня для тебя есть!

— Проклятый наглый теплый тюк! — прошипело у меня над ухом. — Посмотрим, быстро ли она умеет бегать?

Я оцепенела. Таких голосов мне еще не доводилось слышать! Воздух вокруг меня остыл, когда я повернулась на голос. Тень, которую я приметила минуту назад, вытягивалась, менялась, приобретая вид мужчины лет пятидесяти с брюхом-бочонком. Косоглазый, в темных волосах видна седина, запущенные бачки…

— Слышишь, ты? — Шипение странно отдалось у меня в ушах.

Он немного померцал, потом листья рядом с местом, где он витал, взметнулись от воздушной волны.

— Уинстон Галлагер? — спросила я.

Честное слово, призрак оглянулся, будто проверял, не стоит ли кто у него за плечом. Я поднажала:

— Ну?

— Она меня не видит, — пробормотал он, явно говоря сам с собой.

— Черта с два не вижу, — с облегчением напустилась я на него, спеша выбраться из этого жуткого места. — Это твоя могила? Если да, так сегодня у тебя удачная ночь.

Косящие глаза совсем сощурились.

— Она меня видит?

«Интересно, он и при жизни был такой тупой?» — праздно задумалась я.

— Ага, я вижу мертвецов. Не знал? Теперь давай поговорим. Я ищу одну свежую покойницу, и, говорят, ты мог бы мне помочь.

Я чуть не засмеялась, глядя, как его призрачные черты меняют выражение от недоверия к воинственности. Нечего и говорить, что у него не осталось мышц лица. Так что же, просто память о них создавала эту мрачную мину?

— Убирайся отсюда, или могила поглотит тебя безвозвратно!

Право, это прозвучало убедительно. Было бы у него, чем меня напугать, я бы забеспокоилась.

— Я не боюсь могилы: я отроду наполовину в ней. Но если ты настаиваешь, чтобы я убралась… — я сделала вид, что ухожу, — отлично, однако имей в виду: тогда я выкину это в ближайший мусорный бак.

Из-под куртки у меня показалась прозрачная бутылка с «молнией» внутри. Я готова была расхохотаться, когда он впился в нее глазами, словно зачарованный. Да уж, это наверняка Уинстон.

— Что-о у тебя там, хозяйка?

Первое слово он протянул с жалобной надеждой. Я вытащила пробку и помахала ею перед тем местом, где у него когда-то был нос.

— Лунный свет, друг мой!

Уинстон заскулил так, что кровь застыла бы в жилах у всякого, кто оказался бы достаточно близко, чтобы расслышать этот звук.

— Пожалуйста, хозяйка! — Враждебности как не бывало, ее вытеснило отчаяние. — Пожалуйста, выпей. Выпей!

— Я? — разинула я рот. — Я не хочу!

— О, дай мне вкусить его через тебя, умоляю!

— Вкусить через меня… — Теперь я поняла, почему Кости не объяснил заранее, каким образом придется соблазнять Уинстона.

Так мне и надо за то, что хоть в малости доверилась вампиру! Я послала призраку раздраженный взгляд, а в душе поклялась себе отомстить одной бледнокожей хладнокровной ночной твари.

— Хорошо, я выпью немного, но за это ты должен назвать мне имена девушек, которые умерли в этих местах. Автомобильные аварии и болезни не в счет. Только убитых.

— Почитай газеты, хозяйка, зачем тебе нужен я? — рыкнул он. — А пока глотни света.

Я была не в том настроении, чтобы слушаться еще одного мертвеца.

— Видно, я выбрала неудачное время, — любезно отметила я. — Лучше оставлю тебя в покое и пойду своей дорогой…

— Саманта Кинг, семнадцати лет, скончалась прошлой ночь, истекла кровью! — провозгласил он. — Пожалуйста…

Мне даже не пришлось просить его назвать причину смерти. Должно быть, ему здорово хотелось выпить. Я записала данные в блокнот и понесла бутылку к губам.

— Матерь Божья! — ахнула я мгновение спустя, едва заметив, что призрак Уинстона целиком погрузился мне в глотку, словно ружейная пуля. — Прямо керосин!

— Ах, что за сладость! — восхищенно отозвался он, вынырнув у меня из загривка. — Ах-х, еще!

Я все кашляла, в горле горело. От самогона или от призрака, пусть гадает кто хочет.

— Еще имя, — с трудом выдавила я. — Тогда и получишь еще.

Уинстона уже не приходилось упрашивать.

— Вайолетт Перкинс, двадцати двух лет, умерла в прошлый четверг от удушья. Кричала до последней минуты.

Он сообщил это без особого сочувствия. Рука призрака нетерпеливо махала мне, расплываясь по краям.

— Еще!

Глубокий вдох — и лунный свет пролился в скважину. Я раскашлялась еще сильнее, даже глаза заслезились.

— Неужто кто-то платил за эту отраву? — просипела я, глотнув воздуха.

Горло у меня чуть не лопнуло, когда Уинстон протянулся сквозь него и выплыл у меня из-за спины.

— Ты думал, что навеки оставил меня без лунного света, а, Симмс? — крикнул он проплывавшему мимо привидению в капюшоне. Призрак не отозвался. — Ну-ка, глянь, кто здесь выпивает, пока ты обречен вечно падать с этого обрыва! Пью за тебя, старина Джон! Кармен Джонсон, двадцати семи лет, умерла от потери крови десять дней назад. Пей, хозяйка! И на этот раз глотни, как настоящая женщина. Ты же не младенец, небось не подавишься!

Я так и дивилась на него. Похоже, из всего, что он потерял, ему больше всего не хватало выпивки.

— Ты и мертвый остался алкоголиком. Тебе уже ничто не поможет.

— Уговор есть уговор, — перебил он. — Пей!

— Ни хрена, — пробормотала я себе под нос, с тоской глядя на бутылку.

Джин в сравнении с этим зельем показался бы сахарной водичкой. «Кости за это поплатится, — еще раз напомнила я себе. — И одним серебряным колом не обойдется. Он заслужил большего!»

Через двадцать минут в моем блокноте оказалось еще тринадцать имен, бутылка опустела, а я едва держалась на ногах. Не будь я так пьяна, изумилась бы, сколько девушек убиты за последнюю пару месяцев. Помнится, новый губернатор хвастал по телевизору, что уровень преступности падает? Мой список доказывал обратное. Скажи кто этим бедным девушкам о падении уровня преступности, думаю, они бы нашли что возразить.

Уинстон лежал, сложив ладони на брюхе. Когда я протяжно рыгнула, он улыбнулся, будто и у него под ложечкой полегчало.

— Ах, хозяйка, ты ангел! Что, ни капельки не осталось? Я бы припомнил еще кого…

— Хватит с тебя, — грубо перебила я и опять рыгнула. — Там пусто. А имя ты мне все равно должен назвать, после того как заставил меня хлебать это дерьмо.

Уинстон хитро улыбнулся мне:

— Возвращайся с полной бутылкой, тогда назову.

— Эгоист паршивый, — процедила я и, пошатываясь, повернулась к нему спиной.

Я не прошла и нескольких шагов, когда отчетливо ощутила то же покалывание, но теперь уже не в глотке.

— Эй!

Я успела заметить, как ухмыляющийся прозрачный Уинстон вылетает у меня из штанов. Он захихикал, когда я с размаху хлопнула сама себя и подпрыгнула от ярости.

— Грязная пьяная свинья, — сплюнула я. — Ублюдок!

— И тебе доброго вечера, хозяйка! — крикнул он, понемногу расплываясь в воздухе. — Возвращайся поскорей!

— Надеюсь, черви нагадят на твой труп, — отозвалась я.

Меня только что поимел призрак. Можно ли пасть ниже?

Кости вышел мне навстречу из-за куста ярдах в пятидесяти от могилы.

— Что случилось, Котенок?

— Ты! Ты меня обманул! Чтоб мне никогда больше не видать ни тебя, ни этой склянки с жидким мышьяком!

Я запустила в него пустой бутылкой из-под лунного света. И конечно, промазала на дюжину футов. Он поднял посудину и поразился:

— Ты выпила всю эту дрянь? Нужно было только чуть-чуть пригубить!

— А ты об этом сказал? Сказал? — Он подхватил меня, как раз когда земля ушла у меня из-под ног. — Ты же ничего не сказал. Имена я раздобыла, не беспокойся, но вы… все вы, мужчины, одинаковые! Живые, мертвые, неумершие — извращенцы. У меня в штанах побывал пьяный извращенец. Ты хоть понимаешь, как это негигиенично?

Кости обнимал меня, не давая упасть. Я бы возмутилась, да забыла, как это делается.

— О чем ты говоришь?

— Уинстон просочился ко мне в штаны, вот о чем, — объявила я, громко икнув.

— Ах ты, мерзкий лишайный гад! — выкрикнул Кости, обернувшись в сторону кладбища. — Если б у меня шланг еще работал, я бы сию минуту помочился на твою могилу.

По-моему, я расслышала смешок. А может, это был просто ветер.

— Забудь. — Я повисла на Кости, цепляясь за его куртку. Пришлось выбирать: цепляться за него или падать. — Кто все эти девушки? Ты был прав, их убили вампиры.

— Я так и подозревал.

— Ты знаешь, кто это сделал? — бормотала я. — Уинстон не знал. Он только и знает, кто и от чего умер.

— Ты меня больше не расспрашивай, все равно не расскажу, и — даже не думай — я тут ни при чем.

В лунном свете кожа его была совсем как сливки. Он так и стоял, глядя вдаль, стиснув зубы, и выглядел свирепым и очень красивым.

— Знаешь что? — Я вдруг совершенно некстати расхихикалась. — Ты хорошенький. Ты такой хорошенький!

Кости покосился на меня:

— Черт побери, ты утром сама себя возненавидишь за эти слова. Ты должна бы страшно злиться.

Я снова хихикнула. Какой он смешной!

— Больше не злюсь.

— Ладно. — Он подхватил меня. Листья зашелестели у него под ногами — он нес меня на руках. — Не будь ты наполовину мертвой, такая доза самогона тебя бы убила. Ладно, пушистик, давай-ка домой.

Очень-очень давно мужчины не носили меня на руках. Может, конечно, Кости и носил, когда я была без сознания, но это не в счет. Сейчас я отлично чувствовала его твердую грудь, и легкость, с какой он меня держал, и как хорошо от него пахло. Не одеколоном — он им не пользовался. Этот чистый запах принадлежал ему одному, и он… опьянял.

— А я, по-твоему, хорошенькая? — услышала я собственный голос.

Что-то, чему я не знала названия, мелькнуло у него на лице.

— Нет. По-моему, ты не хорошенькая. По-моему, ты самая красивая женщина, какую мне доводилось видеть.

— Лжец, — вздохнула я. — Если бы так, он бы так не сделал. Он бы не ушел к ней.

— Кто?

Я не слышала его, уйдя в воспоминания.

— Может, он знал. Может, где-то в самой глубине он чувствовал, что я — зло. Жаль, что я такой родилась. Лучше бы мне вовсе не рождаться.

— Послушай-ка меня, Котенок, — перебил Кости. Я в полубреду почти забыла о нем. — Не знаю, о ком ты говоришь, но ты — не зло. Ни единой клеточкой тела. С тобой все в порядке. И болван тот, кто этого не видит.

Моя голова упала ему на плечо. Минута, и припадок депрессии прошел. Я опять захихикала:

— Уинстону я понравилась. Мне бы только раздобыть лунного света, и меня всегда ждет на свидание призрак!

— Сожалею, милая, но должен тебе сообщить, что у вашего с Уинстоном романа продолжения не будет.

— Кто сказал? — засмеялась я, глядя на накренившиеся деревья.

Странное дело, они как будто еще и вращались.

Кости поднял мне голову. Я моргнула. Деревья снова встали прямо! А потом все заслонило его лицо, склонившееся надо мной.

— Я сказал.

Кажется, он тоже вращался. Может быть, все вращалось. Так мне казалось.

— Я пьяная, да?

До сих пор мне не случалось напиваться, поэтому я нуждалась в подтверждении. Он фыркнул, пощекотав мне дыханием щеку:

— Еще какая!

— Ты не вздумай меня кусать, — сказала я, заметив, что его губы всего в нескольких дюймах от моей шеи.

— Не дергайся. Как раз этого и в мыслях не было.

Впереди показался грузовичок. Кости поднес меня к пассажирской дверце и затолкал на сиденье. Я развалилась, вдруг почувствовав, как устала. Хлопнула дверь со стороны водителя, завелся мотор. Я все ерзала, устраиваясь поудобнее, но кабина у моего грузовичка была тесновата.

— Вот что, — проговорил через несколько минут Кости и пристроил мою голову к себе на колени.

— Свинья! — вскрикнула я, дернувшись так, что ушиблась щекой о баранку.

Он только рассмеялся:

— Ну и грязные у тебя мысли! Зря ты так поспешила обзывать Уинстона пьяным извращенцем. На мой взгляд, не пристало горшку обзывать чайник черным. У меня-то самые благородные намерения, уверяю тебя.

Я покосилась на его колени, потом на страшно жесткую на вид дверцу кабины и заколебалась в выборе. Потом плюхнула голову ему на бедро и закрыла глаза.

— Разбуди меня, когда приедем домой.