На пороге легенды

2

Еще вчера, до того как она прочитала письмо, Берти хотела забрать малышку Ивонн домой — ночных бдений теперь уже точно не предвидится, и домой она возвращаться будет вовремя. Но поездка в Дулут заставляла отказаться от этих планов. Был еще один вариант — взять Ивонн с собой. Но эта идея страшила. Сумеет ли она одновременно уделять внимание и дочери, и работе? Отношение к делу может быть только серьезным — никакие личные обстоятельства не должны мешать. Этому принципу она следовала всю свою сознательную жизнь. Хотя в последний месяц-два в голову лезли разные мысли вроде того, что она поступает не как «настоящая» мать. Что нельзя приносить ребенка в жертву своей карьере и что это лишь кажется, будто нельзя совместить несовместимое — надо этому учиться, и тогда сложное покажется простым.

Но ведь учиться — не означает кидаться сразу в омут… А что, если я не справлюсь? Оказаться плохой матерью и провалить работу — разве это выход? Так что пусть Ивонн еще немного поживет с бабушкой и дедушкой.

Единственное, чего безумно хотела Берти, — повидать дочь. И потому решила заскочить к родителям перед дорогой. Позавтракав, она погрузила в машину вещи и выехала из гаража. Остановилась за оградой и, обернувшись, задержала взгляд на осиротевшем доме. Никогда она его не любила — он был слишком велик для двоих.

Берти посмотрела на указатель топлива. Надо заправиться. Еще предстояло проехать больше сорока миль.

При виде родительского дома Роберта Рейн всегда окуналась в воспоминания. Вот и сейчас, едва показался у дороги выложенный из песчаного камня забор и крыша дома за ним, она ощутила себя той Берти, которая с учебы возвращалась домой на каникулы. Дома ждали уют и спокойствие, любимая комната, где она могла оставаться в одиночестве сколь угодно долго — после бурной жизни в кампусе она первое время наслаждалась тишиной. Братья на тот момент давно обзавелись своими семьями — с Берти у них была слишком большая разница в возрасте. И неустанная любовь родителей, если так можно выразиться, легла на ее плечи. Не нужно было беспокоиться даже о том, где и чем перекусить, — мама так заботилась о ее питании, что обратно Берти возвращалась с обязательной прибавкой дюйма-другого в талии.

Вспомнив об этом, она улыбнулась — как же она тогда переживала, едва фигура выбивалась из строгих рамок! До слез и клятвенных заверений заклеить рот пластырем, которые, правда, никогда не исполнялись. Ей тогда казалось, что от этого зависит все в этой жизни. А в понятие «все» входило, в том числе, и знакомство с потенциальным женихом. Но сейчас, особенно после рождения дочери, ее трудно назвать худышкой. Конечно, иногда Берти хотелось выглядеть так же великолепно, как девушки с обложек глянцевых журналов, но она давно рассталась с иллюзиями насчет своего тела.

Но вот матери ее — миссис Рейн, несмотря на возраст, всегда удавалось держать себя в тонусе. Если в чем Берти и завидовала ей — так в этом уж точно. И потому, едва мама встретила ее на пороге, Берти не могла не заметить вслух, как хорошо та выглядит.

— Кручусь как белка, разве тут поправишься? — улыбнулась миссис Рейн и поцеловала дочь.

С лестницы донесся топот маленьких ножек, и в холл вбежала Ивонн. С замиранием сердца Берти заметила то, чего не замечала раньше, когда забирала малышку на выходные. Что дочка изменилась — немножко вытянулась, лицо уже совсем избавилось от младенческих черт. Волосы заплетены в две косички (с короткими волосами она больше походила на мальчика). Представить только, думала Берти, за последние недели я ничего этого словно и не замечала. Да что там недели — четыре месяца прошло с тех пор, как она первый раз на целую неделю оставила дочь у родителей.

— Мамочка! — закричала Ивонн и прыгнула в ее объятия. — Ты пиехала заблать меня?!

Внутри все перевернулось от этого восторженного вопля. Обнимая дочь и едва сдерживая себя, чтобы не расплакаться, Берти посмотрела на мать. Взгляд миссис Рейн был понимающим — ей не нужно было слов.

— Иветт, крошка, не все так быстро, — сказала миссис Рейн. — Мы же договаривались о пяти месяцах, а прошло только четыре. У мамочки еще четыре недели в запасе. Или даже пять.

— Мне уже скова будет цетыли! Ияз-два-тли-цетыли-пять!.. — пересчитала Ивонн по пальцам и словно забыла о своих переживаниях. — Мама, смотли, я ситать умею! — И она показала, как умеет считать до десяти.

— Мы мамочке еще не то покажем, когда она снова приедет… — Миссис Рейн взяла внучку на руки.

Берти с благодарностью посмотрела на мать. Теперь уже сомнений не было — она может со спокойной душой оставить малышку у родителей.

И все же осадок в душе оставался. Подумать только — ей нужно всего две недели. Не месяц — не будет она ждать этого срока. Вернется за Ивонн сразу после поездки в Дулут. И вроде бы эти две недели ничего не могут решить. Но как тяжело осознавать себя предательницей.

Они прошли в гостиную, сели на диван. Пользуясь тем, что Ивонн увлеклась привезенными игрушками, после двух часов за рулем, Берти наконец смогла вытянуть уставшие ноги.

— Мам, это в последний раз. Я обещаю, — шепнула она.

— Меня уже соседка, миссис Ковачек, спрашивала: а что, ваша дочь не собирается воспитывать своего ребенка? — передразнивая голос соседки, докладывала миссис Рейн. — А я ей сказала: правда ли, миссис Ковачек, что ваш сын лечится от наркомании у доктора Уоллеса? Она и заткнулась.

— Лучше бы ты с ней не ссорилась, — вздохнула Берти, вспомнив несносный характер миссис Ковачек. — И чего она в чужую жизнь лезет?

— Своей нет, вот и лезет.

Берти только сейчас вдруг сообразила, что до сих пор не видела отца.

— А, кстати, где папа?

— Попросили подменить на дежурстве, так что ты его сегодня не увидишь.

Мистер Рейн работал на местной электростанции, и ночные смены не были редкостью. Берти вспомнила, с каким нетерпением всякий раз ждала отца с дежурства, — как будто чего-то недоставало в доме. И всегда с радостью просыпалась поутру, когда его «форд», въезжая во двор, так осторожно шуршал покрышками и тихо урчал мотором, как будто не хотел никого разбудить в доме.

Берти испытала укол совести. Ее-то родители всегда были рядом…

— Ты уж его поцелуй за меня. — Она приникла к плечу матери, а та обняла ее, поцеловала в лоб.

Заметив, что этот праздник любви может состояться без нее, малышка Ивонн бросила игрушки и, подбежав к дивану, полезла к взрослым. Ее крохотные коленки и локотки не знали пощады, но мама и бабушка с радостью приняли ее в свою компанию. А вскоре Ивонн уснула, и миссис Рейн смогла спокойно поговорить с дочерью. Она рассказала о том, как скучает по ней малышка, как переживает отец. Поведала обо всех домашних заботах. А потом огорошила неожиданным, без всякого перехода, вопросом:

— Как у тебя дела на работе?

— Все в порядке, мам, не волнуйся, — с некоторым напряжением ответила Берти. Меньше всего она желала, чтобы мать выпытывала у нее подробности. Врать не хотелось.

Похоже, прозорливая миссис Рейн это прекрасно поняла, потому что сказала одну фразу, стоившую многих сотен нравоучений.

— Роберта, мы с отцом и Ивонн верим в тебя.

— Спасибо, мама. — Они поцеловались.

Вскоре настало время расставаться. Берти растормошила малышку Ивонн, принялась щекотать ее и в этой приятной обеим возне призналась, что уезжает.

Казалось, малышка вот-вот заплачет, но миссис Рейн удалось предотвратить, как она выразилась, «фонтан слез». И она взяла с Ивонн обещание, что к приезду матери они подготовят какой-нибудь сюрприз…

К вечеру Берти уже была в Грин-Бей, меньше чем за три часа преодолев расстояние от Чикаго. Можно было попасть в Миннесоту и более коротким путем, но ей хотелось проехать именно вдоль Великих озер — любуясь красотами побережья.

За Грин-Бей, там, где шоссе уходило на запад, Берти воспользовалась минутой, чтобы передохнуть, и остановила машину на площадке при съезде с автострады.

Весна еще только начиналась, и погода стояла не совсем теплая, дул ветер, иногда порывы были так сильны, что машина вздрагивала. Но это не мешало Берти оценить великолепный вид на озеро.

Окончательно просыпалась от спячки природа, и подступавшие к берегу холмы, совсем недавно освободившиеся от снега, были покрыты свежей зеленью. Над водой суетливо кружились и о чем-то своем кричали птицы. Да и само озеро впечатляло своей величавой суровостью. Берти казалось, что перед ней не просто какой-то там большой пресноводный водоем, а настоящее бескрайнее море. Благодаря затянутому туманом горизонту создавалось именно такое впечатление.

То, что я смотрю на эту красоту одна, — не так страшно, думала Берти. Беда в том, что некому рассказать об этом великолепии, не с кем поделиться впечатлениями, так, чтобы тебя поняли и не посчитали за романтически настроенную дурочку.

Глядя сквозь стекло на холодный, но восхитительный в своей первозданности пейзаж, Берти вдруг расплакалась…

Личное несчастье Роберты Рейн состояло в том, что она никогда не была замужем. Ее ребенок был плодом спонтанной, бурной, скоротечной любви. По насмешке судьбы избранником ее сердца оказался мужчина, недостаточно мужественный для того, чтобы оставаться рядом с одной женщиной долгие годы, не говоря уже о признании отцовства. Пережив разочарование, Берти не хотела о нем даже вспоминать, не то что заниматься поисками исчезнувшего с горизонта папаши. Сначала помогали родители, а потом она и сама стала зарабатывать достаточно хорошо, чтобы чувствовать себя независимой. Был еще один мужчина, но он не сумел растопить сердце Берти.

Вскоре судьба свела ее с Декстером. Он некоторое время подбивал клинья, но скоро сдался, наткнувшись на холодный отпор однажды обжегшейся Берти. Но, так как им удалось сохранить взаимное дружеское расположение, однажды после корпоративной вечеринки, когда Декстер вызвался проводить Берти до дома, у них случился банальный секс прямо на полу в прихожей, на собственных одеждах. Связь эта, хоть и продолжалась дальше, была отнюдь не романтической, скорее являлась «неотложной скорой помощью» — без прелюдий, без долгих ласк, чисто по потребности тела, когда совсем уж допекало одиночество. Другого Берти от этих коротких встреч и не ждала. Декстер был скрытным, непредсказуемым и ненадежным. Когда Берти пыталась представить его в роли мужа, отца семейства и долго раскручивала эту картинку, то это заканчивалось тем, что ее разбирал истерический смех. Причем нередко в присутствии Декстера. Но объясняться в такие минуты она не спешила — зачем обижать человека.

Тяжко было осознавать, что шанс так и прожить жизнь в одиночестве очень велик. Пока Берти была увлечена делом, думы о своей судьбе не так уж давили, но вот стоило вчера случиться неприятности на работе, и проблема встала с новой силой.

Мучило ее и не совсем четкое понимание того, чем она должна заняться сейчас. Да, есть задумка заняться исследованиями — но насколько это окажется серьезным? Едва ли метеорит из Миннесоты окажется интересным. Если от его поисков отказались почти полвека назад, значит, он и не представлял особого научного интереса. И как бы ей ни хотелось доказать свою состоятельность перед профессором Вансбергом, а если повезет, утереть нос коллегам, — на деле это не что иное, как самообман.

Никому она ничего не докажет и не утрет.

Не повернуть ли обратно? Если сейчас выехать на шоссе, через полмили будет разворот — а спустя три часа она вернется в Чикаго… И завтра, как ни в чем не бывало, появится на работе.

Буду заниматься рутиной, исполнять чужие приказы, делать вид, что все замечательно. Восхищаться профессором Вансбергом. Вместе с Декстером радоваться, что работает под таким руководством…

Но едва Берти вспомнила о Декстере, ни о каком досрочном возвращении уже не могло быть и речи. Две недели не видеть его рожу и не слышать — это ли не радость?

Она решительно завела машину и вырулила на шоссе. Проезжая мимо указателя разворота, даже не взглянула на него.