У нее получится.
Получится.
Надо только постучаться.
Но она продолжала топтаться у двери в кабинет дяди. Ее кисть была сжата в кулак, как будто она действительно сейчас постучит в дверь.
Однако не стучала.
Сколько она уже здесь стоит? Пять минут? Десять? Сколько бы ни стояла, этого времени достаточно, чтобы обозвать ее дурехой. Трусихой.
Как это случилось? Почему это случилось? В школе она считалась толковой и рассудительной. Она была из тех, кто знает, как чего-то добиться. Она не была робкой. Она не испытывала страха.
Когда же дело касалось дяди Роберта...
Люси вздохнула. Когда дело касалось дяди, она всегда становилась такой. Он ужасно суров, ужасно неразговорчив.
Как же он не похож на ее всегда веселого отца!
В школе Люси порхала, как бабочка, но когда она возвращалась домой, то чувствовала себя загнанной обратно в кокон. Она становилась молчаливой, тихой.
И одинокой.
Только на этот раз так не пойдет! Она глубоко вздохнула, расправила плечи. На этот раз она скажет ему все, что нужно сказать. Она добьется, чтобы он услышал ее.
Она подняла руку. И постучала.
И замерла, прислушиваясь.
– Входите.
– Дядя Роберт, – проговорила Люси, переступая порог кабинета.
Несмотря на середину дня и солнечный свет, косыми лучами падавший на пол, комната казалась погруженной в полумрак.
– Люсинда. – произнес дядя, бросая на нее быстрый взгляд и вновь погружаясь в свои бумаги, – что тебе?
– Мне нужно поговорить с вами.
Он что-то записал, хмуро уставился на лист, затем обмакнул перо в чернила.
– Говори.
Люси откашлялась. Ей было бы гораздо проще, если бы он хотя бы посмотрел на нее. Она терпеть не могла обращаться к его макушке, ненавидела это всем сердцем.
– Дядя Роберт, – повторила она.
Он что-то пробурчал в ответ и продолжил писать.
– Дядя Роберт.
Люси увидела, как перо замедлило бег по листу, и наконец дядя поднял голову.
– Люсинда, в чем дело? – раздраженно осведомился он.
– Нам нужно поговорить о лорде Хейзелби.
– Есть какие-то проблемы? – медленно спросил дядя.
– Нет, – услышала Люси собственный голос.
Это было неправдой. Но она всегда отвечала так, если кто-то спрашивал, есть ли проблемы. Такие фразы, как «Простите» или «Прошу прощения», непроизвольно срывались у нее с языка.
Так ее выдрессировали.
– Люсинда? – Голос дяди прозвучал резко, с неприятным скрежетом.
– Нет, – повторила Люси, на этот раз громче. Вероятно, именно это и прибавило ей храбрости. – То есть да, проблема есть. И мне нужно обсудить ее с вами.
Дядя устремил на нее скучающий взгляд.
Дядя Роберт, – начала Люси, чувствуя себя так, будто на цыпочках пробирается по полю с ежами, – знаете ли вы... – Она прикусила губу и огляделась по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с дядей. – Скажу иначе: известно ли вам...
– Хватит, – отрезал он.
– Лорд Хейзелби, – быстро проговорила Люси, стремясь поскорее покончить с этим, – не любит женщин.
Секунду дядя Роберт непонимающе таращился на нее. А потом...
Расхохотался. Он расхохотался!
– Дядя Роберт? – У Люси бешено застучало сердце. – Так вы знаете об этом?
– Естественно, – пренебрежительно бросил он. – А почему, по-твоему, его папаша так горит желанием заполучить тебя? Он знает, что ты не будешь болтать.
А почему она не будет болтать?
– Ты должна быть благодарна мне, – мрачно заявил дядя, отвлекая Люси от размышлений над этим вопросом. – Половина мужчин высшего света – жестокие твари. Я отдаю тебя единственному, кто не будет донимать тебя.
– Но...
– Ты хоть понимаешь, почему столько женщин хотели бы оказаться на твоем месте?
– Дядя Роберт, дело не в этом.
Его взгляд стал ледяным.
– А в чем дело?
Люси вдруг осознала, что настал решающий момент. Ее звездный час. Она никогда прежде не противоречила ему и, возможно, больше никогда не решится.
Сглотнув, Люси произнесла:
– Я не желаю выходить за лорда Хейзелби.
Молчание. Но взгляд...
Взгляд дяди предвещал грозу.
Люси с холодной решимостью встретила этот взгляд. Она чувствовала, что внутри ее поднимается новая сила. Нет, она не отступит. Тем более сейчас, когда на кон поставлена вся ее жизнь.
Губы дяди то складывались в тонкую линию, то кривились, хотя все его лицо оставалось каменным. Наконец, когда Люси уже решила, что не выдержит молчания, он сухо спросил:
– Осмелюсь поинтересоваться, почему?
– Я... я хочу детей, – ответила Люси, ухватившись за первый попавшийся предлог.
– О, дети у тебя обязательно будут, – заявил дядя.
Он улыбнулся, и от этой улыбки у Люси кровь застыла в жилах.
– Как это?
– Пусть он не любит женщин, но способности периодически производить на свет потомство не утратил. А если у него не получится... – Он пожал плечами.
– Что тогда? – Люси стана охватывать паника. – Что вы имеете в виду?
– Об этом позаботится Давенпорт.
– Его отец? – ахнула Люси.
– Так или иначе, это будет прямой наследник мужского пола – вот что самое главное.
Люси непроизвольно прижала руку ко рту.
– О, я так не могу. Не могу.
Она представила лорда Давенпорта с его вонючим дыханием и трясущимися отвислыми щеками. И с жестоким, очень жестоким взглядом. Вот уж он точно ее не пожалеет. Она не знала, как догадалась об этом, просто совершенно точно поняла это.
Дядя, сидевший в кресле, наклонился вперед и угрожающе прищурился.
– Люсинда, каждый из нас занимает свое место в обществе, и тебе предстоит стать женой лорда. Твой долг – произвести на свет наследника. И ты сделаешь все, что для этого необходимо, чего бы Давенпорт от тебя ни потребовал.
У Люси сжалось сердце. Она всегда делала все, что ей говорили. Она всегда признавала, что мир движется в определенном направлении. Мечты можно приспособить, а общественный порядок – никогда.
Бери, что тебе дают, и смирись.
Она сама всегда это говорила. И всегда так поступала.
Но на этот раз она так не поступит.
Вскинув голову, Люси посмотрела дяде прямо в глаза.
– Я этого не сделаю, – твердо заявила она. – Я не выйду за него.
– Что... ты... сказала? – Каждое слово звучало как самостоятельная фраза, преисполненная холодной угрозы.
Люси сглотнула.
– Я сказала...
– Я знаю, что ты сказала! – заорал дядя и, вскочив, хлопнул обеими руками по столу. – Как ты смеешь ставить под сомнение мое решение? Я растил, кормил тебя, давал тебе, черт побери, все необходимое. Я целых десять лет оберегал эту семью, хотя ничего из наследства – ничегошеньки! – мне не достанется.
– Дядя Роберт, – попыталась остановить его Люси, но ее голос прозвучал так тихо, что она сама едва себя расслышала.
Все, что он говорил, было абсолютной правдой. Дом действительно ему не принадлежал. Он не владел ни Феннсуорт-Эбби, ни другими поместьями Феннсуортов. Он мог рассчитывать только на то, что решит выделить ему Ричард, когда в полной мере примет на себя обязанности графа.
– Я твой опекун, – продолжил дядя. Сейчас он говорил тихо, но его голос дрожал от еле сдерживаемого гнева. – Ты хоть это понимаешь? Ты выйдешь за Хейзелби, и мы больше не будем поднимать эту тему.
Люси в ужасе уставилась на него. Действительно, он в течение десяти лет являлся ее опекуном и за все это время ни разу не выходил из себя. Его недовольство всегда выражалось холодным презрением.
– Все дело в этом мерзавце Бриджертоне, да?! – буквально вскричал он, ударив кулаком по стопке книг. Книги с грохотом посыпались на пол.
Люси попятилась.
– Отвечай!
Люси молчала, с тревогой глядя на наступавшего на нее дядю.
– Отвечай! – взревел он.
– Да, – проговорила она, делая шаг назад и почти вплотную приближаясь к стене. – Откуда вы... Откуда вы узнали?
– Ты считаешь меня полным идиотом? Его мать и его сестра, обе в один день молили меня оказать любезность и позволить тебе почтить их своим присутствием. – Он чертыхнулся вполголоса. – Очевидно, они замышляли похитить тебя.
– Но ведь вы отпустили меня на бал.
– Потому что его сестра – герцогиня. Ты дуреха! Даже Давенпорт согласился на то, чтобы ты туда поехала.
– Но...
– Проклятие! – выругался дядя Роберт и тем самым поверг Люси в молчание. – С трудом верится, что ты такая тупая. Он делал тебе предложение? Ты действительно готова променять брак с наследником графскою титула на вероятность – именно вероятность – стать женой четвертою сына виконта?
– Да, – прошептала Люси.
Неожиданно дядя побледнел – видимо, он понял по ее лицу, что она настроена решительно.
– Что ты натворила? – грозно спросил он. – Ты позволяла ему прикасаться к тебе?
Люси вспомнила о поцелуе и покраснела.
– Глупая корова, – прошипел дядя. – Слава Богу, Хейзелби не знает, как отличить девственницу от шлюхи.
– Дядя Роберт! – Люси буквально трясло от ужаса. У нее еще не хватало смелости нагло пропускать мимо ушей его непристойные замечания. – Я бы никогда... Я не... Как вы могли подумать такое обо мне?
– Потому что ты ведешь себя как последняя дура, – презрительно бросил он. – С этой минуты ты сидишь дома и никуда не выходишь до самой свадьбы. Если понадобится, я поставлю у твоей спальни охрану.
– Нет! – закричала Люси. – Как вы можете так со мной поступать? Зачем вам это? Нам же не нужны их деньги! Нам не нужны их родственники! Почему я не могу выйти замуж по любви?
Сначала дядя никак не реагировал на ее слова. Он стоял будто окаменевший, и только жилка пульсировала у него на виске. Но потом, когда Люси уже осмелилась перевести дух, он грязно выругался и, подскочив к ней, прижал к стене.
Надавив предплечьем ей на шею, он заставил ее высоко поднять голову.
– Не надо, – с трудом выдавила из себя девушка, чувствуя, что задыхается. – Пожалуйста... прекратите.
Но его рука только сильнее надавила ей на шею.
– Ты выйдешь за лорда Хейзелби, – процедил дядя. – Ты выйдешь за него, и я объясню тебе почему.
Люси молчала и испуганно смотрела на него.
– Моя дорогая Люсинда, ты – последняя выплата по давнему долгу лорду Давенпорту.
– Что это значит? – просипела Люси.
– Шантаж, – мрачно ответил дядя Роберт. – Мы долгие годы платим Давенпорту.
– Зачем? – спросила Люси.
Что такого они могли совершить, чтобы их можно было шантажировать?
Губы дяди насмешливо изогнулись.
– Твой папаша, всеми любимый восьмой граф Феннсуорт, оказался предателем.
Горло Люси неожиданно сдавил спазм, и она вдруг стала задыхаться. Нет, это невозможно! Она могла бы предположить, что он был внебрачным ребенком. И носил графский титул незаконно. Но чтобы предателем?! Боже праведный... нет.
– Дядя Роберт, – она попыталась воззвать к здравому смыслу дяди, – наверное, это ошибка. Недоразумение. Мой папа... Он не был предателем.
– О, уверяю тебя, он был самым настоящим предателем. И Давенпорту это известно.
Люси задумалась. Она прекрасно помнила отца – высокого, красивого, со смеющимися голубыми глазами. Он слишком легко разбрасывался деньгами – она знала об этом, еще когда была маленькой девочкой. Но он не был предателем. Просто не мог быть. Он всегда дорожил честью. Она хорошо помнит. Это проявлялось и во взглядах, которых он придерживался, и во всем, чему он ее учил.
– Вы лжете, – решительно заявила она. – Или вас обманули.
– Есть доказательства, – сказал он, убрав руку с ее шеи. Он прошел через комнату, налил бренди из графина и взял стакан. – И они у Давенпорта.
– Как так?
– Не знаю, – отрезал он. – Знаю только то, что они у него. Я видел их.
У Люси все это никак не укладывалось в голове.
– Какие доказательства? – прижав руки к груди, спросила она.
– Письма, – мрачно произнес дядя. – Написанные рукой твоего отца.
– Их могли подделать.
– На них его печать! – заорал он, с грохотом ставя стакан на стол.
Бренди выплеснулось из стакана, а потом стекло к краю стола и полилось на пол.
– Ты думаешь, я смирился бы со всем этим, не удостоверившись лично? – продолжал кричать дядя Роберт. – Существовали сведения, очень подробные, о которых мог знать только твой отец. Ты думаешь, я все годы платил бы этому шантажисту Давенпорту, если бы имелась хоть малейшая вероятность того, что это подделка?
Люси замотала головой. Ее дядю можно считать кем угодно, но только не глупцом.
– Но при чем тут я? – спросила она.
Он горько усмехнулся.
– Ты станешь идеальной крепкой и послушной женой. Ты родишь Хейзелби наследников. Давенпорт вынужден женить своего сына на ком-нибудь, и ему нужны родственники, которые не будут болтать. – Он бросил на нее равнодушный взгляд. – А мы болтать не будем. Потому что не можем. И он это понимает.
Люси кивнула. Станет она женой Хейзелби или нет, она никогда не заговорит о таких вещах. Потому что Хейзелби ей понравился. У нее нет желания усложнять ему жизнь. Но и становиться его женой у нее желания тоже нет.
– Если ты не выйдешь за него, – медленно проговорил дядя, – все семейство Абернети будет уничтожено. Ты это понимаешь?
Люси похолодела.
– И речь идет не о детских шалостях и не о цыганах, обнаружившихся в генеалогическом древе. Твой отец совершил страшное предательство. Он продал государственные тайны французам, передал их шпионам, выдававшим себя за контрабандистов.
– Но зачем? – прошептала Люси. – Ведь мы не нуждались в деньгах?
– А откуда, по-твоему, у нас появились деньги? – язвительно осведомился дядя. – Твой папаша, – он помянул дьявола, – всегда имел склонность к авантюрам. Не исключено, что он сделал это только ради приключения. Неплохо он подшутил над нами, а? Графство и титул в опасности только потому, что твоему папаше захотелось пополировать себе кровь.
– Папа был не таким, – возразила Люси, хотя и сомневалась в своих словах.
Ей было восемь, когда какой-то разбойник застрелил его в Лондоне. Ей сказали, что он защищал даму, но что, если все это было ложью? Что, если его убили за предательство? Да, он ее отец, но ведь она почти ничего не знает о нем!
Дядя Роберт, казалось, не услышал ее замечания.
– Если ты не выйдешь за Хейзелби, – раздельно произнося каждое слово, продолжил он, – лорд Давенпорт откроет правду о твоем отце, и ты опозоришь весь род Феннсуортов.
Люси покачала головой. Наверняка есть другой путь. Она не может нести на своих плечах такую тяжелую ношу.
– Подумай хотя бы о своем брате, – сказал он. – Как он сможет жить с клеймом сына предателя? Король почти наверняка лишит его титула. И большей части владений.
Предательство. Как отец мог пойти на такое? Разве ее отец не любил Англию? Разве он не говорил ей, что Абернети должны исполнить свой священный долг перед Британией? Как же он решился на это? Продать секреты Наполеону – ведь он подверг риску жизни тысяч британских солдат. И даже...
У нее болезненно скрутило желудок. Господи, ведь он мог стать причиной их смерти! Кто знает, что именно он открыл врагу, сколько жизней было потеряно из-за этого?
– Тебе решать, Люсинда, – сказал дядя. – Это единственный способ покончить с шантажом.
Люси устремила на него непонимающий взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– Когда ты станешь одной из Давенпортов, он больше не сможет шантажировать нас. Ведь тогда наш позор обязательно падет и на их головы. – Он подошел к окну, тяжело оперся на подоконник и выглянул. – После десяти лет я наконец-то... мы наконец-то обретем свободу.
Люси ничего не ответила на это. Ей нечего было сказать.
Она подумала о Грегори, представила его лицо, когда он делал ей предложение. Он любит ее. Трудно понять, какое чудо пробудило в нем это чувство, но он действительно любит ее.
И она любит его.
Господи, какая ирония судьбы! Она, та, которая всегда смеялась над романтической любовью, влюбилась. Она полюбила, окончательно и бесповоротно, и этой любви оказалось достаточно, чтобы отбросить прочь все, во что она, как ей казалось, верила. Ради Грегори она согласилась пойти на скандал и ввергнуть всю семью в хаос. Ради Грегори она согласилась стойко выдержать натиск сплетен, слухов и всевозможных выпадов.
Она, та, которая сходила с ума, когда туфли в гардеробе стояли не по ранжиру, готова бросить сына графа за четыре дня до свадьбы! Если это не любовь, то она не знает, что это такое!
И вот сейчас со всем этим покончено. С ее надеждами, ее мечтами, с необходимостью идти на риск – со всем этим покончено.
У нее нет выбора. Если она откажется повиноваться лорду Давенпорту, вся ее семья будет уничтожена. Люси подумала о Ричарде и Гермионе – как же они счастливы, как же они любят друг друга! Разве она может обречь их на жизнь в позоре и нищете?
– Я выйду за Хейзелби, – проговорила Люси, с безразличием глядя в окно.
Снаружи шел дождь. Когда же он начался?
– Хорошо.
Люси продолжала неподвижно сидеть на стуле. Она чувствовала, как силы стекают по ее рукам и ногам и через пальцы покидают тело. Боже, как же она устала! До изнеможения. И ей все время хочется плакать.
Но слезы так и не появились. Даже после того, как она встала и медленно побрела к себе в комнату.
И даже на следующий день, когда дворецкий спросил, дома ли она для мистера Бриджертона, она в ответ отрицательно покачала головой.
И еще через день, когда на тот же вопрос она заставила себя дать тот же ответ.
А потом она случайно заметила Грегори напротив особняка. Он стоял на тротуаре и вглядывался в окна.
И он увидел ее. Люси в этом не сомневалась. Его глаза расширились, тело напряглось, и она остро ощутила владевшие им замешательство и гнев.
Она поспешно выпустила из пальцев штору. И осталась стоять у окна – дрожащая, поникшая, неспособная пошевелиться. Ее ноги будто приросли к полу. Неожиданно ее снова охватил приступ страшной паники.
Все неправильно! Все неправильно, и в то же время она знает, что делает то, что должно.
Так она и стояла. У окна. И невидящим взглядом смотрела на складки шторы. Она стояла, а напряжение все сильнее сковывало руки и ноги, и каждый вдох давался с трудом. Она стояла, а сердце сжималось и сжималось. Она стояла и вдруг стала медленно оседать.
Люси не помнила, как добралась до кровати и легла.
И только тогда из ее глаз полились слезы.