На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре

Глава 2. Азеф

Париж! Глебов любил этот город, расположенный по обе стороны реки Сены. Алексей знал каждый проулок, каждое укромное местечко. Его авантюрную натуру притягивала «колыбель» Парижа — остров Сите: здесь были Кон-сьержери[43], Сент-Шапель[44], Нотр-Дам-де-Пари[45]. «Оцени силу правосудия, понеси наказание и покайся» — так он с усмешкой называл остров…

Особые чувства Алексей питал к свободолюбивому Монмартру[46]. После смерти дяди, оставшись без средств к существованию, изгнанный из университета, в Петербурге он наделал ошибки, чуть не сломавшие его. Прибыв в Париж, Глебов нашел прибежище именно в Монмартре — среди бедных художников и поэтов, снимавших комнатушки в Бато-Лавуар[47]. В этом захудалом общежитии не было света, комнатки отапливались печками-буржуйками, а имеющийся единственный водопроводный кран обслуживал все пять этажей. Однако жители Бато-Лавуар — «парижская богема» — не унывали, веселились и прожигали жизнь в «Проворном кролике» «Чёрном коте», «Мулен Руже»[48]. Глебов сам бывал здесь не раз: продолжал картежничать, проворачивать мелкие аферы, а затем — тратил, тратил, тратил — в тех же кабаре и на тех же людей, что обманул и обыграл…

А потом Алексей стал частью этого города и этой жизни. Душевные раны затянулись, вкус к жизни постепенно возвращался, обретая нотки беспечности, лихой бесшабашности и веселья.

В Париже — и на шикарных улицах, и в трущобах — сохранялась жажда удовольствий и впечатлений. Здесь мужья говорили комплименты своим женам и в то же время успевали ухаживать за женами других мужей. Неуемное желание испытать полноту жизни зачастую было единственным мотивом, перемещаться от одного салона иль кабаре к другому, от одной спальни к другой.

Улицы Парижа затягивали непрестанной сменой впечатлений. Играли музыканты, торговцы навязывали свой товар, бранились извозчики, которые после ссоры обменивались рукопожатием и пропускали по стаканчику вина. На пути встречались словоохотливые девицы, улыбчивые, с лучезарными глазами, часто раздавался непринужденный смех.

Когда одолевала усталость или же хотелось тишины, покой и уют давали укромные терраски кафе, которых имелось тысячи в Париже. Кофе, круассаны, вино, сигареты. При желании можно было написать письмо — учтивый gargon[49] бесплатно приносил бумагу. А потом опять — в городскую суету[50].

Париж!.. Париж сделал Глебова таким: излечил, вскормил, испортил. Да, он любил Париж и чуточку презирал и ненавидел. Но не смотря на это, не мог не попасть под его окутывающие чары.

Вот и сейчас, прибыв во французскую столицу, Глебов ощутил его притягательную силу: город манил его, звал окунуться в атмосферу свободы и прожигания жизни, однако для нынешнего Алексея он был ловушкой и таил опасность.

— Эй! — крикнул Малышев, заметив, что Глебов, натянув поглубже шляпу, подхватил чемодан и отправился к выходу с вокзала.

— Поторопитесь, — последовал ответ Алексея, и не думавшего остановиться.

Малышев хмуро последовал за ним — еще не хватало потерять Глебова из виду.

Сев в коляску, Малышев распорядился извозчику следовать в гостиницу, однако Алексей перебил его и назвал другой адрес.

— Господин Глебов, вы забываетесь! — Малышев схватил его за плечо. Алексей смерил его надменным взглядом.

— Сударь, это вы забываетесь, — процедил он сквозь зубы. Сыскарь отпустил его и сложил руки на груди.

Извозчик недоуменно смотрел на двух иностранцев.

Глебов повторил адрес, кучер тронул лошадей, и коляска покатила по выложенной брусчаткой дороге.

— Потрудитесь объясниться, — сказал Малышев. — Надеюсь, мне не нужно вам напоминать, по какому делу мы здесь оказались. В ваших интересах сотрудничать со мной.

— Господин Малышев, — в голосе Алексея зазвучали стальные нотки, — вам не приходило в голову, что находиться в Париже для меня не безопасно?

— Вас ищет французская полиция?

— Не только.

Коляска остановилась возле одного из магазинчиков одежды. Расплатившись с извозчиком, они прошли внутрь. К ним навстречу вышел хозяин магазина. Узнав Алексея, он перевел взгляд на Малышева, затем указал на дверь в подсобку.

— Ждите здесь, — сказав это, Алексей последовал за хозяином магазина. Малышев не стал с ним спорить, однако прислушался к тому, что происходило в соседнем помещении. Глебов разговаривал с французом. Хозяин вышел. Вскоре появился и Алексей с небольшим чемоданчиком в руках.

Малышев вначале его не признал — Глебов изменился: усы и борода прибавили ему лет эдак десять, очки отвлекали от выражения глаз. Напомаженные волосы были тщательно зачесаны назад. Костюм сидел свободно, скрывая подтянутую фигуру. Манера держаться тоже изменилась. Перед ним стоял ничем не приметный среднестатистический мужчина европейской внешности, среднего достатка, каких встретишь на улице и не запомнишь…

Хозяин магазина с ожиданием посмотрел на Малышева.

— Заплатите, сударь, — произнес Глебов, поправляя одной рукой воротничок.

Малышев скрыл, как впрочем, и всегда, свое недовольство, вынул портмоне, извлек из него несколько купюр, но под пристальным взглядом хозяина магазина, добавил еще несколько бумажек сверху. Вздохнул. Хозяин магазина произнес «мегсР» и вернулся за прилавок.

Извозчик ловко управлял экипажем, везя двух иностранцев до одной из неплохих, по его мнению, однако, недорогих гостиниц столицы.

Господа молчали. Малышев смотрел по сторонам, не обращая внимания, или стараясь не обращать внимания, на внешне изменившегося Алексея.

— Вам нужно расслабиться. За версту несет, что вы легавый, — констатировал Глебов, даже не повернувшись в его сторону.

Малышев хмуро свел брови, однако, не удостоил «подопечного» и взглядом.

Алексей продолжил:

— Я уже не говорю о ваших людях, которые ведут нас с самого вокзала.

На этот раз Малышев внимательно посмотрел на него. Как Глебову удалось их приметить?

Алексей усмехнулся:

— Не будьте предсказуемы. Я блефовал [51].

Малышев вернулся на прежнее место и вновь стал лениво смотреть по сторонам.

— Надеюсь, ваши люди окажут помощь, если возникнет необходимость?

— Нет, — ответил он коротко и бесстрастно.

— Следовало полагать, — Глебов с сарказмом усмехнулся. Значит, его будут непрестанно пасти, а в случае необходимости выкручиваться ему придется самому.

Алексей оставил Малышева в покое и погрузился в раздумья. Еще в пути во Францию он ломал голову над тем, что же подвигло Лопухина выбрать его кандидатуру для столь щепетильного дела. Неужели во всей полиции не нашлось ни одного стоящего агента? А может Лопухин опасался тех людей, которые его окружали и не доверял им настолько, что предпочел его — афериста?

Глебов невесело усмехнулся. А ведь придется играть по их правилам, ведь, не смотря ни на что, Лизу в опасности он не оставит.

Итак, есть цель — найти Валентина. А для этого нужно расколоть Азефа. Лопухин был уверен, что этот осведомитель полиции знает намного больше, чем говорит. Но как заставить Азефа заговорить? По сути, Алексей мало что знал о нем. Какие-либо умозаключения можно сделать лишь только после наблюдения за объектом, выявив его привычки, интересы, слабости. А потом умело ими воспользоваться.

— Осторожно! — крикнул Алексей, заметив, как женщина ступила с тротуара на дорогу поднять откатившуюся шляпную коробку. Возничий замешкался, Глебов схватил поводья, натянул. Хорошо, что экипаж ехал не особо быстро, иначе.

Алексей выпрыгнул из экипажа и подскочил к упавшей женщине.

— Вы в порядке? — спросил он по-русски, помогая ей подняться.

— Je ne comprends pas[52], - ответила белая как мел женщина и посмотрела на него испуганными глазами.

Она была красива. Брюнетка с большими выразительными глазами и притягивающими взгляд яркими губами. А ее стройное гибкое тело было приятно придерживать за талию.

— Pardon[53], - Глебов перешел на французский. — С вами все в порядке?

Он отстранился от нее, однако женщина покачнулась, и, закатив глаза, стала оседать. Алексей, подхватив ее за талию, прижал к себе.

Рядом засуетился возничий, что-то бормоча, схватился за голову. Малышев же стоял совершенно спокойный.

— Что с вами? — Алексей легонько похлопал женщину по щеке.

Она открыла глаза.

— Мне плохо. У меня кружится голова.

— Сотрясение, — сделал вывод Малышев, засунув руки в карманы.

Глебов кинул на него взгляд, подхватил женщину на руки и осторожно усадил в экипаж.

— Мы доставим вас к доктору, — сказал он, однако женщина отрицательно помахала изящной ручкой.

— Нет, нет. Лучше отвезите меня в гостиницу. — Она мимолетно коснулась пальчиками лацкана его пальто. Глебов проследил за ее жестом.

— Хорошо, мадам, — уступил он.

Малышев промолчал, хотя ему явно не понравилось его решение. Возничий же был рад подобному исходу дела, быстро подобрал с дороги шляпную коробку незнакомки и занял свое место на козлах.

Его пассажиры расположились в экипаже. Женщина назвала отель, где проживала.

— Гранд-отель? — повторил Алексей и посмотрел на Малышева. — Нам тоже стоит остановиться там. — Затем повернулся к прекрасной незнакомке.

Она была все еще бледна, однако шок прошел, и теперь она смущенно смотрела на них.

— Прошу простить меня за доставленное неудобство, — произнесла она.

— Ну что вы, — Глебов слегка наклонился в ее сторону, — это мы приносим свои извинения за случившееся.

Женщина улыбнулась.

— Позвольте представиться. Меня зовут Глебов Алексей.

Она взглянула на его попутчика, и Алексей вскользь представил и его.

— Месье Малышев.

— Леди Маклеод, — назвалась она.

— Леди Маклеод, — повторил Глебов, смотря ей в глаза и улыбаясь. Фривольно поцеловал ей ручку. Женщина улыбнулась и ответила ему кокетливым взглядом.

Плотный, широкоскулый, с круглым лицом и торчащими ушами, с плоским носом и толстыми губами Азеф своим внешним видом мало располагал к себе. С его крупным телом нелепо соединялся писклявый тонкий голос. И все же, несмотря на свой непривлекательный вид, Азеф умел с удивительным тактом и мастерством располагать к себе собеседников. Натура его была двойственной: с одной стороны образцовый супруг, нетерпимый моралист — окружающие считали, что он не прикасается ни к табаку, ни к спиртным напиткам, ни к женщинам, — с другой стороны гуляка и развратник. Он был завсегдатаем мюзик-холлов, кафе-шантанов, кабаре и вертепов, где его можно было встретить в обществе экстравагантных роскошных дам, на которых он тратил деньги. Не обошлось и без наличия любовницы — танцовщицы кабаре, которую он содержал и одаривал дорогими подарками…

Глебов расплатился за кофе и, когда Азеф зашагал по тротуару, вышел из кафе и последовал за ним. Как тень, к нему присоединился Малышев. Раздражение вновь нахлынуло на Алексея — Малышев мешал ему работать.

Спустя какое-то время Азеф свернул к ювелирному магазину и исчез за его дверьми. Выждав немного, Алексей вошел внутрь.

Стоя у витрины, Евно Азеф основательно, придирчиво выбирал предлагаемые ювелиром украшения. Помощник ювелира, завидев Глебова, переключил все свое внимание на него, и, подобострастно улыбаясь, поинтересовался, что месье желает.

Алексей взглянул на выложенные в стеклянной витрине драгоценности. Вспомнил о Маргарет. Вчерашний вечер он провел у нее. Грета была потрясающей в постели, выполняла любые прихоти. Пластичная, гибкая, податливая… При этом уязвимая и потерянная. Алексею инстинктивно хотелось ее защитить. А это был сигнал не затягивать отношений. Он всегда умел вовремя и красиво распрощаться с любовницами. Расставание предстоит и с Гретой. Довольно скоро. Нужно сделать так, чтобы это не было для нее мучительным и горьким.

Алексей попросил показать ему золотой с драгоценными камнями браслет.

Грете он понравится…

Тем временем Евно Азеф приобрел великолепное (а в этом-то Глебов хорошо разбирался) жемчужное ожерелье.

— Прекрасный выбор, месье, — одобрил заискивающе ювелир. — Дама вашего сердца будет в восторге.

Азеф смешался, кашлянул:

— Это для моей жены…

— Да, конечно, месье. — Ювелир и глазом не моргнул.

Глебов в душе готов был посмеяться — объяснение Азефа позабавило его. Он видел его жену. Она была непритязательная, простенько одетая женщина. Дорогое жемчужное ожерелье явно предназначалось не для ее шеи.

Уголок рта Алексея неодобрительно дернулся — Азеф ему не нравился. Подлость его натуры проявлялась уже в том, что семья Азефа жила очень скромно в маленькой квартирке на Монруже с серой мещанской обстановкой — все это, конечно, не позволяло предполагать, что Азеф располагает огромными суммами, — зато на любовницу Азеф тратился основательно. Она имела прекрасную квартиру с видом на Елисейские поля, восхитительные наряды и украшения.

Пока покупку Азефа упаковывали, Алексей тоже сделал выбор. Браслет для Маргарет. Забрав покупку, он последовал за Азефом.

Вскоре тот свернул к кабаре, в котором выступала его любовница. У барной стойки заведения Азеф поинтересовался о Мадлен. Бармен ответил, что она занята — готовится к выступлению, Азеф недовольно поморщился, попросил бумагу. Бармен положил перед ним письменные принадлежности и занялся своим делом.

Азеф начеркал две записки. Одну передал бармену — для Мадлен, дополнил купюрой, другую вручил мальчику-рассыльному. Получив монету, мальчишка пулей вылетел на улицу, унося записку. Азеф взглянул на часы, сполз с высокого стула и нехотя вышел на улицу.

Глебов занял его место, одновременно незаметно стянув оставшийся лист бумаги под барную стойку. И вовремя — бармен повернулся к нему.

Алексей сделал заказ, бармен убрал письменные принадлежности, ловко наполнил бокал вином и поставил перед клиентом. Тем временем Глебов свернул листок и спрятал в карман. Взяв бокал, он перебрался за один из дальних угловых столиков и некоторое время не спеша пил вино, наблюдая за выступлением иллюзиониста. Затем подозвал жестом официантку. Когда девушка подошла к нему, он, улыбнувшись ей, взял протянутое меню.

— У меня к вам просьба, мадмуазель, — произнес с улыбкой он, подкрепляя свою просьбу довольно крупной купюрой, которую вложил в меню.

Девушка, заметив деньги, услужливо улыбнулась в ответ:

— Я слушаю вас, месье.

— За столик у входа сел мужчина. Когда он направится ко мне, отвлеките его, — Алексей протянул девушке меню. Она кивнула, улыбнулась и удалилась.

Глебов повернулся к Малышеву спиной, неторопливо закурил, положил лист на стол, расправил, стряхнул на него пепел, затем еще раз, легонько растер. Отпечаток текста напоминал шараду из букв и слов. Алексей хлебнул вина, изучая головоломку. Наконец ему удалось разобрать написанное. В одной записке Азеф приглашал Мадлен на ужин в ресторан, в другой сообщал, что будет ждать известий от Павла Ивановича в тот самом ресторане, куда он собирался пойти с любовницей.

Краем глаза Алексей заметил, как официантка с подносом в руках направилась в сторону Малышева. Она неловко повернулась, когда тот проходил мимо, задела его, чуть не опрокинув на него поднос. Всего лишь на мгновение Малышев отвлекся, но когда взглянул туда, где должен был сидеть Глебов, того уже и след простыл.

Воспользовавшись моментом, Алексей выскользнул из кабаре, поймал экипаж и укатил прочь. Выскочивший на улицу Малышев огляделся по сторонам. Он упустил Глебова. Но и его человека, который незаметно приглядывал за Глебовым, тоже не было.

Малышев неторопливо натянул перчатки, махнул рукой извозчику. Забрался в остановившуюся перед ним коляску, откинулся на спинку сиденья и назвал адрес…

Грета, несомненно, ждала прихода Алексея. Игриво улыбаясь, она отступила в сторону и впустила его в номер. Глебов не поцеловал ее, как она ожидала, а сразу же прошел в гостиную.

— Хочу пригласить вас в ресторан, — произнес он и сел в кресло. — Составите мне компанию?

— Конечно. — Сложив руки на груди, Маргарет мило улыбалась, однако в ее глазах была насмешка. — Тяжелый день? Вы выглядите уставшим.

Она его провоцировала, несомненно.

— Это не совсем то, что я сейчас чувствую, — ответил Глебов пространно.

Маргарет плавной походкой приблизилась к нему. Положив ладонь Алексею на плечо, она склонилась к его уху:

— Да. Вы напряжены.

Глебов не ответил, а Маргарет, не спеша, встав за его спиной, опустила обе ладони на его плечи и стала неторопливо массировать. Глебов удовлетворенно вздохнул:

— Где вы научились этому?

— В буддистском храме на Дальнем Востоке.

Алексей рассмеялся.

— Почему вы смеетесь?

— Солнце, я восхищен! Вы умело переплетаете вымысел с реальностью.

— Вы мне не верите? — улыбаясь, Грета заглянула ему в глаза. — Если бы не английская армия, освободившая меня, я по сей день жила бы в буддистском храме, где меня воспитывали. Там я научилась не только искусному массажу, но и божественно танцевать…

Алексей поцеловал ее руку:

— Несомненно.

Понимая, что Глебов ей не верит, Маргарет воскликнула:

— О, я докажу вам! Ждите.

Она упорхнула в спальню. Поборов желание последовать за ней, Алексей стал терпеливо ждать.

Спустя некоторое время Грета предстала перед ним в восточном одеянии. На ней был хлопковый бюстгальтер с орнаментом, вызывающим ассоциации с Индией. Блестящие ленты, опоясывающие ее талию, придерживали саронг, который скрывал ее бедра и колени. На голове — индийская диадема, охватывающая густые черные волосы, а руки украшали изящные браслеты. Все остальное было открытым, обнаженным. Этот наряд будил воображение и возбуждал.

Маргарет завела граммофон, заиграла восточная мелодия, и Грета начала танцевать. Наблюдая за ее танцем, Алексей невольно сравнил ее с Дункан. Айседора олицетворяла античную Грецию, Маргарет — таинственный Восток. Айседора во время танца демонстрировала лишь свои обнаженные ноги и руки, а Маргарет была почти обнажена…

Алексей сомневался, что это и есть восточные танцы. Но сомнения меркли перед ее движениями: стройная госпожа Маклеод двигалась в наряде баядерки с несравнимой грацией и пластичностью. Невероятная гибкость и магический шарм, и достойное восхищения тело. Он ощутил себя богом, нет, павшим воином в раю, пред которым предстала Апсара[54], сестра нимф, наяд и валькирий, со всем своим клокочущим экстазом в танце сбрасывающая с себя вуали. И какими феерическими движениями! Она создана заманивать мужчин к греховной гибели.

Глебов поймал ее за край полупрозрачного саронга и потянул к себе. Она упала в его объятия, и его руки стали изучать изгибы ее тела.

— Твое тело достойно восхищения, — пробормотал Алексей, касаясь губами ее разгоряченной кожи. Он резко поднялся, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Маргарет раскурила сигарету и протянула ее лежащему рядом Глебову. Он затянулся и носом выпустил струйку дыма. Маргарет игриво провела пальчиком по его плечу, но Алексей, погруженный в свои мысли, не обратил на нее внимания.

— Когда мы занимались любовью, ты назвал меня «Лиза», — растягивая слова, сказала Грета. — Кто она?

Алексей на мгновение замер, затем вновь затянулся сигаретой, сел, спустив ноги с кровати, докурил и затушил окурок в резной пепельнице на столике. Повернулся к Маргарет. Она с легкой улыбкой на губах смотрела на него.

— Она — твоя возлюбленная?

— Она — моя жена.

Маргарет откинулась на подушки:

— Значит, ты ее любишь.

Алексей некоторое время молчал, злясь на себя. Лиза! Опять Лиза! Она стала его наваждением, его проклятием. Как могло случиться, что он стал зависеть от нее? Нет, он избавится от этой зависимости.

Глебов вновь взглянул на Маргарет, нахально усмехнулся:

— Если тебя это обидело, я готов загладить свою оплошность.

Маргарет улыбнулась.

— Не пытайтесь плыть против течения, Аликс, — сказала она ласково и с пониманием в голосе. — Не нужно все усложнять. Поверьте, все разрешится со временем.

Маска развязности исчезла с его лица — Глебов, измотанный душевными терзаниями, стал серьезным. Возможно, она права. Чего он добьется? Время все расставит на свои места.

Стремясь разогнать его грусть, Маргарет рассмеялась, села в кровати и спросила:

— Как вам мой танец? Я восхитительна?

Глебов улыбнулся:

— Несомненно. Солнце, ты обязательно станешь известной танцовщицей и покоришь Париж.

Маргарет уселась напротив Алексея и с улыбкой посмотрела в его глаза. Затем протянула руку, пальчиком провела по его бородке и усам.

— А ведь они не настоящие, — промолвила она. — Вы скрываетесь?

Алексей взял ее руку, поцеловал.

— Да. Скрываюсь. От толпы обманутых женщин.

Маргарет со смехом оттолкнула его, выбралась из кровати.

— Обманщик! — Она скрылась за дверью.

— Кто бы говорил, — пробормотал Глебов.

По дороге в ресторан Алексей распорядился извозчику заехать по одному адресу неподалеку.

В доме Глебов пробыл недолго. Вернувшись в экипаж и приказав возничему трогаться, он протянул Маргарет небольшой прямоугольный кусочек картона, на котором витиеватыми позолоченными буквами было написано «салон мадам Киреевской», и — ниже — адрес.

Маргарет удивленно посмотрела на Глебова.

— Мадам Киреевская? Певица?

— Мадам Киреевская организует благотворительные вечера. Твой дебют состоится в ее салоне. Киреевская тебе поможет в этом. Гарантирую, Солнце, тебя ждет успех.

— О, Аликс! — Маргарет обхватила его за шею и поцеловала. — Спасибо!

Они прибыли в ресторан, и администратор услужливо проводил их до столика. Не обошлось без продолжительных мужских взглядов в сторону Маклеод — она была в элегантном вечернем платье, которое подчеркивало ее красоту, грацию и заставляло задуматься о том, какое потрясающее тело скрывается под ним.

Сделав заказ и дождавшись ухода официанта, Алексей взял свою спутницу за руку и поцеловал ее пальчики.

— Вы прекрасны, леди Маклеод. Маргарет тихонько рассмеялась:

— Леди Маклеод? А как же Солнце?

— Солнце… Око дня, — сказал он, проникновенно смотря ей в глаза. Маргарет шаловливо рассмеялась:

— В тех местах, где я жила это звучит как. «мата хари».

— Мата хари?

— Это по-малайски.

Глебов на секунду отвлекся, заметив, как в ресторан вошел Азеф в сопровождении любовницы. Они сели за один из столиков, сделали заказ.

Продолжая беспечную беседу с Маргарет, Глебов улыбался, но не выпускал Азефа из виду.

Спустя некоторое время к Азефу подошел официант и, вежливо склонившись, передал ему записку. Как только официант удалился, Азеф прочел ее, что-то уклончиво ответил на вопрос Мадлен, сложил записку, положил в карман.

Когда же Мадлен и Азеф вышли на площадку для танцев, Глебов пригласил на танец Маргарет. В том, что Глебов прекрасный танцор, Грета не сомневалась, но была глубоко разочарована, когда по вине Алексея они несколько раз натолкнулись на соседние пары.

Глебов извинился, усадил Маргарет на место и, еще раз извинившись перед своей спутницей, вышел из зала. Оказавшись в холле, Алексей развернул записку, вынутую у Азефа во время танца. В записке указывался адрес и время встречи. Встреча была назначена в одном из жилых домов Монмартра на 23–00.

Алексей спрятал записку в карман и вернулся за свой столик. Нужно было придумать, как вернуть ее в карман Азефа. Как ни в чем не бывало, Глебов положил салфетку себе на колени и принялся за изысканное блюдо.

Маргарет смотрела на Алексея с нетерпением и любопытством.

Он поднял глаза от тарелки и взглянул на нее.

— Аликс, вы следите за кем-то? Вы шпионите? Это так интересно!

— Вы очаровательное создание, Солнце. Вы меня удивляете!

— Не уходите от темы. Скажите правду.

— Правду? — Алексей неторопливо промокнул губы салфеткой, наклонился, взял Маргарет за руку, заглянул ей в глаза. — Правда в том, моя дорогая, что у меня для вас есть подарок.

Он отпустил ее руку, взял бокал вина и откинулся на спинку стула. Прежде чем отпить, он многозначительно отметил:

— Ваши кисти изящны. Украшения на них смотрятся просто потрясающе.

Маргарет только теперь заметила на своей руке подарок Алексея — браслет тонкой искусной работы.

— О! Он просто потрясающ! — Не удержалась она от восторга.

Алексей усмехнулся:

— Браслет ничто в сравнении с вами, мое Солнце.

— О! — раздался неожиданно разочарованный возглас. Маргарет взглянула на Алексея, затем выпрямила спину, расправила плечи и посмотрела на него слегка с прищуром. На ее губах заиграла усмешка.

— Вы отправляете меня в отставку, месье Глебов? Ведь так принято расставаться любовникам?

Алексей поставил бокал на стол и улыбнулся.

— Нет.

— Тогда что же?

— Мне хотелось сделать вам подарок. Порадовать вас, увидеть блеск ваших чудесных глаз.

— О. Тогда что я могу сделать для вас, Аликс?

— Солнце. Вы можете мне помочь?

— Вам нужна помощь?

— Ваша — несомненно. — Он проникновенно посмотрел ей в глаза.

— Для вас — что угодно.

— Видите того крупного господина за столиком возле колонны?

— Да. И что вы хотите?

— Если пожелаете, то вас ждет приключение. Нужно незаметно положить записку в правый карман его пиджака.

— Я сделаю это!

— Справитесь?

— Без сомнения. Дайте ее сюда.

Они поднялись. Глебов задержался возле столика, оплачивая счет, а Маргарет неторопливо зацокала каблучками к выходу. Возле столика Азефа она оступилась, стала падать, ухватилась за край стола. Азеф поднялся, помог прекрасной незнакомке встать. Маргарет, смотря ему в глаза, улыбнулась, поблагодарила. Затем направилась к выходу. Через пару минут Глебов присоединился к ней. Он поцеловал ее ручку.

— Солнце, я восхищен.

— Это было несложно. Но вы все же заметили!

— Заметил, потому что наблюдал за вами тщательнейшим образом и знал, что вы должны сделать.

Неожиданно Глебов замолчал, взглянув поверх плеча Маргарет, затем взмахнул рукой, привлекая внимание извозчика.

Когда они сели в экипаж, Алексей, обернувшись, усмехнулся:

— Похоже, мой друг Малышев чудесным образом выследил меня.

Он посмотрел на Маклеод, и она отвела глаза, нервно теребя браслет.

— Я должна вам признаться, Аликс. Вы такой интригующий и замечательный. — она не заметила, как Алексей иронично усмехнулся. — Я не хочу, чтобы вам было плохо. Господин Малышев нанял меня следить за вами и обо всем докладывать ему.

Алексей наклонился к ней, пристально смотря в глаза. Затем усмехнулся:

— Я знаю.

— Знаете? Как?!

— Просто знаю.

— И вы простили меня? — Она была поражена. — И при этом сделали мне дорогой подарок? — Она показала браслет. — О, я не могу его принять!

Глебов не позволил ей снять браслет с руки.

— Не нужно, Солнце.

— Но что тогда мне делать?

— Делайте то, за что вам платят. — Алексей откинулся на спинку сиденья. — Малышеву нужны сведения. Так убедите его сегодня в том, что я нахожусь в вашем номере.

— А вы?.

— А я немного прогуляюсь.

С грацией кошки Грета перевернулась на живот, сквозь полуопущенные ресницы стрельнула глазками на Алексея.

— Я буду ждать.

Когда Глебов ушел, Маргарет приоткрыла входную дверь. Прошло немного времени, прежде чем Малышев появился в коридоре. Маргарет прикрыла дверь и скользнула на кровать. Стала подскакивать так, что заскрипели пружины. Застонала в такт:

— О, Аликс, да, да, да!..

Малышев, остановившись за дверью, сквозь зубы выругался. Стукнув перчатками по ладони, он резко развернулся и зашагал прочь.

Глебов выбрался на крышу. Холодный ветер вмиг подхватил концы белого шарфа, и тот затрепыхался на шее Алексея. Глебов заправил шарф за ворот, застегнул пальто и стал спускаться по покатой скользкой кровле. Соскользнув до огромной кирпичной трубы, он обогнул ее и аккуратно прошел до края крыши.

Оценив расстояние до крыши соседнего дома, Алексей отступил на несколько шагов назад, разбежался и прыгнул. Пару мгновений в воздухе, затем его ноги коснулись кровли соседнего дома, однако поверхность под ногами оказалась ненадежной. Глебов поскользнулся, рухнул и соскользнул вниз. В последний момент он уцепился за край крыши и повис в воздухе. Пот мгновенно выступил на его висках. Все мышцы напряглись. Алексей несколько мгновений находился в неподвижности, затем стал медленно забираться наверх.

Оказавшись на крыше, он сел, рукавом стер испарину со лба и посмотрел вниз. Внутри все похолодело от мысли, что еще немного, и он бы расшибся в лепешку из-за своей неосторожности. Мышцы от напряжения болели, пальцы одеревенели от соприкосновения с замерзшей кровлей.

Глебов поднялся и стал карабкаться наверх. Нужно больше уделять внимание физической подготовке, решил он. В последнее время он забросил занятия.

Обнаружив люк, Алексей выбрался на чердак.

Малышев раздраженно мерил коридор шагами. Глебов выводил его из себя. Резко развернувшись, он вернулся к номеру Греты. Свои обязанности она восприняла чересчур буквально! Мадам Маклеод мешает делу. Пора покончить с этим фарсом.

Малышев громко постучал в дверь. Безрезультатно. Он вновь забарабанил по ней. Наконец, щелкнул замок, и через небольшую щель приоткрытой двери выглянула Грета.

— Вы? Уходите, я не одна!

Малышев бесцеремонно распахнул дверь и быстро вошел в ее номер. Прошел в спальню, но Глебова там не оказалось.

Он резко обернулся к Грете:

— Где он?

— Ушел. — призналась Маргарет, испуганная грозным видом непрошенного гостя. Она плотней запахнула пеньюар и обхватила себя руками.

— Ушел — куда?

— Я не знаю. Я, правда, не знаю!

— Ты ему рассказала?

— Нет, он сам догадался.

Малышев приблизился к ней вплотную. Грета сжалась, будто затравленный зверек. Он сдавил ее шею рукой:

— Рассказывай все, что знаешь. Если ты мне солжешь.

Глебов открыл окно. Холодный воздух ворвался в помещение с роем белых пушистых снежинок. Алексей осмотрелся, встал на подоконник и выбрался наружу. Ступив на скользкий узкий выступ, он стал пробираться вдоль стены до балкона. Ухватившись замерзшими руками за перила, Глебов взобрался на них, затем дотянулся до выступа верхнего балкона, подтянулся, и хотел было взобраться на него, но в этот миг к окну подошел сухощавый мужчина с папиросой в зубах. Алексей замер. Мужчина приоткрыл форточку, затянулся и выпустил струю дыма в окно.

— Что вы предлагаете? — услышал Глебов его голос. Мужчина повернулся к окну спиной. Аккуратно, стараясь не шуметь, Алексей подтянулся и взобрался на балкон, затем, прижимаясь к стене, приблизился к окну.

— Павел Иванович[55], у меня потрясающие замыслы! — услышал Алексей голос Азефа. — Мы разработаем для Боевой организации грандиозный план против Охранного отделения в Петербурге.

— Вы, в самом деле, считаете, что такое возможно? — усомнился его собеседник.

— Конечно!

— Коль так, разъясните.

— План таков. Боевая группа должна будет в определенный час и день проникнуть в Охранное отделение. На каждом из участников дела будет начиненный динамитом пояс. Это даст им большую свободу действий и отвлечет подозрение, которое непременно вызвал бы сверток в руках каждого из них. По условному знаку бойцы одновременно должны будут взорвать себя и разрушить своим героическим поступком вековой оплот царизма.

— «Живые бомбы»?

— Это будет достойным акт деятельности нашей организации.

Собеседник Азефа сомневался. Некоторое время он молчал.

— Все это слишком. Погибнет много наших товарищей, — сказал он наконец. — Нет, Валентин Кузьмич[56], я с вами не согласен. По крайней мере, на данный период, пока готовится покушение.

Он развернулся и, закрыв форточку, отошел от окна. Глебов свободно вздохнул — еще немного и возможно «Павел Иванович» заметил бы его. Алексей придвинулся поближе к окну, но господа в эту минуту уже покидали комнату.

Глебов тем же путем вернулся назад в квартирку этажом ниже. Он основательно замерз, пока находился вне помещения. Плеснув коньяк в бокал, он сделал пару глотков. Горячительная жидкость обожгла горло и теплой жгучей волной прошла по пищеводу к желудку. Осторожно выглянув в коридор и, убедившись, что его никто не заметит, он покинул чужую квартиру.

Алексей узнал очень многое, и многое нужно было еще обдумать.

«Итак, — думал Глебов, сидя в экипаже, катившемся по улицам Парижа, — во-первых, я нашел Валентина. Черте что, но Валентин и Азеф это один и тот же человек. Неужели никто не замечает очевидного?»

Алексей вынул папиросу и закурил.

«Во-вторых, Азеф замыслил грандиозный план — совершить террористический акт в самом Департаменте полиции. Зачем такой неоправданный риск? Или оправданный?» — Алексей нахмурился. — «В России нарастает революция. Неужели Азеф предполагает, что триумф революции вполне возможен? И тогда, при новом режиме, разоблачение будет почти неизбежно. Неужели единственное спасение он видит в уничтожении всех следов и живых свидетелей своего предательства? Громадные здания, хранящие документы политического сыска, вместе с его обитателями должны быть уничтожены, дабы похоронить личную тайну Азефа».

Экипаж остановился возле гостиницы, Алексей расплатился с извозчиком и направился в номер.

«В-третьих, есть некий Павел Иванович, участвующий в подготовке покушения. Вопрос: кем оно будет совершено, где и на кого?»

Малышев, несколько часов потративший на поиски Глебова, нашел его в боксерском клубе. Алексей ритмично боксировал на ринге со спарринг-партнером[57]. Физические упражнения помогали не только вернуть тонус мышц, но и привести мысли в порядок. То, что произошло на крыше, не должно больше повториться.

Малышев, олицетворяя собой тихую угрозу, перелез через натянутый канат и одним взглядом заставил партнера Глебова по спаррингу удалиться.

Чудеснейшим образом они остались в помещении один на один. Малышев повернулся к Глебову.

Алексей усмехнулся:

— Побоксируем?

— Что ты здесь делаешь? — с тихой угрозой в голосе произнес Малышев.

— Разве не видно?

— Не играй со мной, Глебов. Ты прибыл сюда по делу и времени у тебя очень мало. Развлекаться будешь, когда выполнишь работу. Тебе ясно?

Глебов хмыкнул и с пренебрежением отвернулся. Малышев без раздумий, вынул из-за пазухи револьвер и наставил на своего «подопечного». Алексей обернулся.

— Ты слышал, что я сказал? — Сыщик был настроен весьма решительно.

Глаза Глебова на мгновение яростно вспыхнули, но затем он вновь усмехнулся:

— Зачем же так нервничать?

— Я задал вопрос!

Алексей снял боксерские перчатки:

— Я не делаю ничего того, что тем или иным образом не касается дела. Теперь понятно?

— Выкладывай, что узнал?! Глебов с сарказмом хмыкнул:

— Ничего, что стоит тебе говорить.

Малышев взвел курок:

— Может прострелить тебе голову?

— Валяй. И всю работу будешь выполнять сам. — Глебов расстегнул защитный шлем и снял. Провел пятерней по волосам. — Твоя слежка за мной утомляет и мешает работать. Не нравится — делай все сам.

Щелкнув затвором, Малышев убрал револьвер.

— Сутки, Глебов, затем ты мне докладываешь о проделанной работе. И не вздумай бегать от меня, иначе я тебя найду и пристрелю.

Малышев пролез между канатами и, спрыгнув на пол, зашагал к выходу.

Алексей усмехнулся:

— Вот и поговорили.

Малышев же в ответ громко хлопнул дверью.

Алексею снилась Лиза. Она улыбалась, строила ему глазки, смеялась. Он протягивал к ней руки, хотел обнять ее, ощутить тепло ее тела… Но она ускользала от него, тая в его руках, как дым, затем вновь появлялась, и все повторялось вновь и вновь.

Глебов открыл глаза и уставился в потолок. За окном светила яркая луна, а лунный свет, проникая в комнату, квадратным пятном отражался на стене. Алексей закрыл глаза, попытался уснуть, но сон сняло как рукой. Он поднялся с кровати, подошел к окну. Вдалеке на Марсовом поле возвышалась Эйфелева башня. Это громоздкое сооружение человеческого прогресса высилось над другими строениями Парижа, будто заявляло о своем превосходстве.

Алексей оделся и покинул номер. В тот же миг дверь соседней комнаты отворилась, и на пороге появился Малышев. Убедившись, что Глебов ушел, он быстро оделся и последовал за ним.

Перейдя Йенский мост, Алексей двинулся на Марсово поле к Эйфелевой башне. Оказавшись вблизи нее, он задрал голову и посмотрел вверх.

Вся выполненная из железа, башня состояла из трех ярусов. Каждый ярус представлял собой пирамиду, образуемую четырьмя колоннами, с платформой наверху. На верхней платформе высился освещающий округу маяк с куполом, над которым находилась узкая площадка.

На башню вели лестницы и подъемная машина, но Алексея они не интересовали. Он с прищуром оценивающе посмотрел на колонны, затем расстегнул пальто, снял его и бросил на бордюр. Подтянув на руках черные кожаные перчатки, он вновь изучающе посмотрел на башню — снизу вверх — мысленно прокладывая путь. Затем ухватился за металлический остов и стал забираться.

Первоначально подъем давался Глебову без особого труда. Но чем выше он взбирался, тем сложнее было передвигаться. Металл был холодным и скользким, холод сковывал движения. Оказавшись на второй платформе, Алексей остановился, чтобы передохнуть и взглянуть на город. Перед ним — как на ладони — лежал Париж, залитый серебристым лунным светом.

Шум вывел Глебова из задумчивости, и он успел укрыться за металлической колонной прежде, чем появился охранник. Какое-то время пришлось ждать, пока охрана не удалилась, затем Алексей продолжил свое восхождение.

Прошло достаточно много времени, когда он, наконец, взобрался на балкон третьей платформы. Маяк освещал район в десять километров, не меньше, но рассвет уже набрал свою силу, и перед Алексеем предстала еще одна потрясающая панорама города. Все, что находилось внизу, казалось мелким, ненужным, несущественным.

Выбравшись на лестницу и убедившись, что охрана отсутствует, Глебов стал спускаться вниз. «Одна тысяча семьсот девяносто две», — насчитал он ступени, спустившись вниз, и тут же, на входе, столкнулся с Малышевым. Тот грубо втолкнул его обратно и прикрыл дверь. Мимо, не заметив их, прошла охрана.

— Я не удивлен, — заметил с усмешкой Глебов, когда охранники удалились, — моя тень всегда при мне.

Сыщик грубо сунул ему в руки пальто. Алексей оделся.

— К чему все это? — спросил раздраженно Малышев.

— Mens sana in согроге sano[58]! — ответил Глебов.

— Скорее beata stultica[59]!

Алексей приподнял бровь:

— Ба, какие познания латыни!

Малышев смерил его недобрым взглядом:

— Только идиоту придет в голову взбираться на такую высоту.

— В следующий раз обязательно позову тебя с собой.

Малышев сжал кулаки, но сдержался.

— Башня охраняется, — сквозь зубы процедил он.

— Военные. Проводят опыты с какой-то техникой. — Глебов осторожно выглянул на улицу.

— Какой техникой?

Алексей взглянул на Малышева:

— Беспроводное радио, предполагаю.

— И когда же ты.

Они притихли — рядом вновь прошла охрана.

Глебов тихонько выскользнул наружу, Малышев последовал за ним.

Как назло на улице залаяла собака, привлекая внимание охранников. Они бросились в их сторону. Алексей отступил в тень. Зато крупная высокая фигура Малышева попала в поле зрения охранников, и они накинулись на него.

Первым желанием Глебова было поскорее смыться, оставив сыщика в одиночку выкручиваться из передряги. Однако, передумав, он вырубил одного из охранников, а затем, убедившись, что Малышев вполне справится без него, бросился бежать.

Позади раздавались крики, противные звуки полицейского свистка, но Алексей беспрепятственно вскочил на запятки[60] проезжающего мимо экипажа. Напоследок он обернулся, наблюдая, как мощная фигура Малышева спасается бегством от своры французских полицейских. Глебов засмеялся. Да уж, во Франции легавых значительно больше, чем в России!

Алексей возвращался в гостиницу ближе к вечеру, потратив все это время на слежку и наблюдение за Азефом.

«Итак, — рассуждал он, сидя во мчащемся по улицам экипаже, — Валентин и Азеф — одно и то же лицо, но Лопухин не поверит в это без доказательств. А доказательств нет, и время идет».

Глебов вынул папироску и закурил.

«А может позволить Азефу подорвать Департамент? Возможно, не останется тех документов, которые компрометируют меня и Лизу. Но не факт. Бросить все и бежать? Но Лиза связала меня по рукам и ногам! Как бы ни складывались наши отношения, я не оставлю ее в беде».

Алексей швырнул окурок на тротуар. Перед глазами предстал образ Лизы в объятиях Шмита. Глебов сжал кулаки. Все внутри закипело от гнева. Когда же он вспомнил о представленном к Лизе филере, больше похожем на убийцу и маньяка, то ему стало не по себе. Он попытался взять себя в руки. Закурил очередную папироску, глубоко затянулся. «Нужно хорошенько все обдумать. Прежде, стоит расположить к себе Малышева — если он будет верить мне, поверит и Лопухин».

Экипаж остановился возле гостиницы. Глебов расплатился с извозчиком, выбрался из экипажа. Сделав затяжку, он швырнул окурок в мусорную урну и зашагал по лестнице. В фойе навстречу к нему кинулась Маргарет. Увидев ее встревоженное лицо, он отвел женщину в сторону от любопытных взглядов.

— Что случилось?

— О, Аликс! Где вы пропадали?! После того как вы ушли тогда, приходил Малышев. Он чуть не убил меня, когда понял, что мы его обманули!

— Он обидел вас? — Голос Глебова зазвучал грозно.

— Он чуть не придушил меня! О, Аликс, он заставил меня признаться во всем. Простите меня!

Глебов взглянул на Маргарет:

— Вы не виноваты.

— Он опасный человек, Аликс. Себе на уме. Будьте с ним осторожны!

Глебов усмехнулся:

— За меня не переживайте. Вы сами, Солнце мое, не увлекайтесь авантюрами и шпионскими играми. Это очень опасно. Я уже жалею о том, что втянул вас.

Маргарет признательно улыбнулась:

— Вы беспокоитесь за меня? Значит, вы не сердитесь на меня. Я этому несказанно рада.

Маклеод на мгновение чувственно коснулась его руки, затем отстранилась и сообщила:

— Еще, я хочу попрощаться с вами, Аликс.

— Вы уезжаете?

Она кивнула:

— Да, можно и так сказать. Благодаря вам скоро состоится мой дебют. Поэтому я должна исчезнуть и появиться вновь, с новой легендой, чтобы разжечь к себе интерес публики. Я благодарю вас за этот шанс и за прекрасное время, что мы провели вместе.

Глебов поцеловал ее ручку:

— Я вам тоже благодарен.

— Обещайте, что придете на мой дебют.

— Я не могу вам этого обещать.

Маклеод вздохнула, затем улыбнулась:

— Прощайте, Аликс. И будьте осторожны.

Распрощавшись с леди Маклеод, Алексей поднялся в номер. Когда он вошел, Малышев встал из кресла. В руках его был револьвер, дуло которого он навел на Глебова.

Бровь Алексея поползла вверх.

— Опять?! Я могу хотя бы закрыть дверь? — спросил он с усмешкой. Затем неторопливо закрыл ее и повернулся к Малышеву. — Чем вновь обязан столь теплому приему?

— Я предупреждал тебя, Глебов, — сквозь зубы процедил тот. На этот раз Малышев был настроен весьма решительно.

— О чем? Ах, да, да, помню, ты обещал прострелить мне голову.

Малышев промолчал.

— Я ничуть не сомневаюсь в твоей принципиальности, но здесь существует довольно весомое «но». — Алексей неторопливо снял пальто и повесил его на вешалку. Туда же отправился и шарф. — Позволите, господин полицейский? — Он указал на стул, будто просил разрешения сесть. Так и не дождавшись ответа, усмехнулся, прошел и сел.

— Дело в том, — продолжил Алексей, — что вот в этой самой голове находится исключительно важные сведения, которые было бы невозможно получить, если бы некий представленный ко мне сыщик постоянно мешался под ногами. Пристрелишь меня — ничего не узнаешь.

Малышев какое-то время размышлял. Наконец он убрал револьвер в кобуру.

— Рассказывай. — Он встал совсем рядом с Глебовым, так что тому пришлось приподнять голову, чтобы смотреть сыщику в лицо.

Алексей усмехнулся:

— Э, нет, господин полицейский. Так дело не пойдет. То, что я узнал — гарантия моей безопасности.

— Что ты узнал? — повторил с угрозой Малышев. Его внушительная широкоплечая фигура нависла над Глебовым.

Алексей с интересом наблюдал за ним. «Лопухин хорошо выдрессировал своего агента и тот подчиняется только его приказам. Перейдет ли Малышев грань дозволенного? Как только Лопухин получит свое, вполне возможно, что Малышев пустит меня в расход. Но, не сейчас».

— Хочешь знать, что я узнал? Хорошо, — ответил Алексей, неторопливо вынимая из кармана портсигар. Похлопал по карманам в поисках спичек. — Подкурить не найдется?

Малышев нахмурился, но Глебов не собирался говорить, пока не закурит — он кивнул в сторону столика, на котором лежал коробок.

— Спички.

Сыщик смерил его уничижительным взглядом, глаза его зловеще вспыхнули, однако он сделал шаг в сторону столика, взял спичечный коробок, подержал его в руках, затем неторопливо повернулся, прошел к Алексею. Недобро смотря ему в глаза, протянул спички. Глебов не спешил брать. Они вызывающе смотрели друг на друга, понимая — схватки не избежать. Алексей усмехнулся, достал папироску и всем видом показал, что ждет, когда ему подкурят.

Это стало последней каплей. Малышев сжал коробок в руке и занес кулак над Алексеем. Уклоняясь, Глебов поставил блок, однако удар вскользь прошелся по лицу. В одно мгновение Алексей оказался на ногах — стул упал, громко брякнув о пол.

Их взгляды вновь встретились. В следующий миг они бросились друг на друга. Завязалась ожесточенная драка. Бились неистово, яростно, нанося друг другу безжалостные удары, круша и переворачивая все, что оказалось на пути.

Малышеву все же удалось свалить Глебова на пол, он схватил его за горло и сжал. Алексей попытался разжать его руку, сдавившую глотку как тиски, но безуспешно. Он задыхался. Малышев мог праздновать победу, однако Глебов, что было сил, вдарил ему по ушам. Взревев от боли, Малышев ослабил хватку. Алексей резко ударил ладонью по его челюсти снизу вверх и опрокинул на спину. Пока Малышев, оглушенный болью, приходил в себя, Алексей, покачиваясь, встал на ноги.

— Это тебе за Маргарет, — прохрипел он.

Малышев приподнял голову. Перед глазами плыли цветные пятна. Он закрыл глаза, вновь открыл, коснулся рукой лица.

Глебов не унимался:

— И не только. Терпеть не могу легавых!

Он пропустил выпад сыщика — Малышев рванул его за ногу, и Алексей рухнул на пол. Как же больно! Глебов не сдержал вырвавшийся стон.

Силы иссякли у обоих. Алексей не в состоянии был подняться, да и Малышев прекратил попытки встать — тяжело дыша, он уставился в потолок. Затем проговорил:

— Как же мне хотелось набить тебе физиономию!

— Взаимно, — последовал ответ. Алексей, морщась, коснулся рукой плеча.

— Чего тебе в жизни не хватает? Голубая кровь — все на блюдечке с голубой каемочкой. Ан, нет — вор, мошенник, шулер!

— Тебе то что? — Глебов слегка подвигал больным плечом. Благо, обошлось ушибом.

— Тебе место — в тюрьме.

Алексей презрительно фыркнул.

— А ты филер и легавый! — Он с трудом, но поднялся. — Что же вы, такие «святые», явились ко мне и принудили на вас работать?

Малышев сел. Голова закружилась, а перед глазами вновь поплыли цветные пятна. Когда он посмотрел на Глебова, то увидел, что тот протягивает ему руку.

Алексей ждал. Наконец Малышев ухватился за его ладонь, и Алексей помог ему подняться.

Теперь они стояли напротив друг друга.

— Заключим перемирие, — сказал, наконец, сыщик. — Нам еще работать вместе.

— Согласен.

Алексей захромал к опрокинутому стулу, поставил, сел. Потер колено — старая травма, полученная год назад в результате произвола жандармов, после нынешней драки напомнила о себе.

Малышев, покачиваясь, прошел к умывальнику.

Тело Глебова предательски заболело от побоев, синяков и ссадин, он с трудом вздохнул.

— Надо выпить, — буркнул он себе под нос.

— Неплохо бы, — раздался голос Малышева. Алексей взглянул на него. Тот с осторожностью прикладывал полотенце к опухшему лицу, где на челюсти набухал багровый синяк, а на губе кровоточила рана. «Этот Малышев не так прост, и, по всей видимости, решил мне подыграть. Ну, что ж, господин полицейский, посмотрим, кто кого!»

— Было бы желание, а выпить всегда найдется, — осторожно произнес Алексей.

— Есть предложение?

Глебов не удержался от сарказма:

— Боже упаси, чтобы я пил по доброй воле с легавым!

— Мне тоже особо компанию выбирать не приходится.

Глебова ответ повеселил от души.

— Что ж, вноси предложения.

Малышев осторожно опустился на стул:

— Всегда хотелось побывать в «Мулен Руж».

Алексей засмеялся, что болезненно отдалось в ребрах.

— «Мулен Руж»! Ты растешь в моих глазах! Что ж, едем.

— Куда?

— В «Мулен Руж», конечно…

— Добро пожаловать в «Мулен Руж» — карнавал жизни, атмосферу праздника, флер таинственности, красоты и порочности, — произнес Алексей, когда он и Малышев оказались в небезызвестном парижском кабаре.

В Мулен-Руже стоял разгул веселья: отплясывали сногсшибательные красотки в перьях и блестках, гремела заводная музыка, вино лилось в бокалы нескончаемым потоком, шумела хмельная публика, одурманенная табачным дымом и абсентом[61].

Спустя час Глебов и Малышев уже основательно были пьяны.

— Вот ты говоришь, потомок дворянского рода, — наклонившись к Малышеву, говорил подвыпивший Алексей, — Мой дед был младшим в семье — его уделом стала служба. Офицер Лейб-гвардии Гренадерского полка. Несмотря на заслуги, был сослан в Сибирь. Женился на инородке… Моя мать, матушка. карымка[62] — вышла замуж за моего отца — приезжего чиновника.

Малышев плеснул абсент в стаканы, частично пролив мимо — на скатерть, попытался поставить на ободок ложечку, потом махнул рукой и поджег жидкость прямо в стаканах. Посмотрел на Глебова:

— Выпьем?

Алексей взглянул на пылающий напиток. Хмыкнул. Задув огоньки, выпили, и Алексей продолжил:

— Родители мои погибли. Я рос в приюте, пока меня не отыскал дед. А потом он отправил меня к своему брату — графу, у которого не было наследников. Понимаешь, мне этого не надо было, а дед меня отправил!

Малышев пьяно кивнул.

— Граф разорился, потом меня выгнали из университета. Вуаля, в один миг я оказался свободным, но голодным и без средств существования изгоем. А ты говоришь «дворянин — голубая кровь»!

— А моя мать — прачка, — сказал Малышев. Слова давались ему с трудом — заплетался язык. — Всю жизнь стирала, гладила для господ. А я смотрел на них и думал, вырасту и буду жить не хуже, все для этого сделаю.

— Ну как, получается?

— Что получается?

— Жить не хуже?

— Сомневаешься? Я многого добился. У меня дом, жена, дочка. Мать обеспечил. К тому же, тс-с, — он приложил палец к губам и наклонился вперед, — я Мастер.

— Мастер?

— Что?

— Ты сказал, что ты мастер.

— Ах, да. Мастер своего дела.

Малышев схватился руками за голову, потряс ею, затем посмотрел на Алексея:

— А ты, ты мастер своего дела?

— Какого?

— Воровского.

— Э, я не вор.

— Пардон! — Малышев поднял руки. — Аф-ф-феристского.

— Сомневаешься?

Малышев замолчал — можно сказать — глубоко задумался.

— Нет. В чем секрет?

— Секрет?

— Секрет твоих удач в аферах.

Глебов хмыкнул, наклонился вперед.

— Понимаешь, главное — это подобрать себе маску. Маску того человека, которому бы обыватель поверил.

— И все? Не сработает.

— Работает! Все гораздо проще, чем ты думаешь. Сейчас убедишься. — Алексей, огляделся, щелкнул пальцами в воздухе. — Гарсон! К ним незамедлительно приблизился официант.

— Что желаете, месье?

— Счет.

— Сию минуту. — Официант удалился.

— Мы что уже уходим? — спросил Малышев. — Я еще не видел знаменитого канкана!

— Увидишь. Я хочу продемонстрировать тебе свое мастерство.

— ?

Вернулся официант, протянул папку, с вложенным в нее счетом.

Глебов равнодушно взглянул на конечную цифру, раскрыл портмоне, полное крупных купюр — так, чтобы от официанта не укрылось его содержимое.

Затем зацепил двумя пальцами три купюры, значительно превышающую сумму счета, и посмотрел на официанта. Тот выпрямился в стойке смирно.

— Сдачи не надо. — Также смотря на него хмельным и барским ленивым взглядом, Глебов небрежным жестом вложил купюры в папку и протянул ее официанту. Тот растерялся от столь значительных чаевых, взял папку, подобострастно раскланялся перед посетителями и собрался уходить.

Малышев смотрел на Глебова недоумевающе.

Алексей с ухмылкой пожал плечами, досчитал до трех, прежде чем к их столику примчался бледный как мел официант.

— Месье, произошла ошибка…

— Ошибка? — Глебов убийственным взглядом посмотрел на назойливого официанта.

Тот покачнулся, но папку раскрыл.

— Вы положили не те купюры.

— Разве? — Глебов уставился на деньги — три рублевые купюры — значительно меньшая сумма, чем они потратили на пьянку в кабаре. — Да, точно, так и есть, — согласился он, чем вызвал облегченный вздох официанта — тот, по-видимому, вообще не дышал до этого момента.

— Мы с приятелем решили еще немного задержаться. Принеси-ка бутылочку отличного вина. А деньги оставь себе — чаевыми.

Официант поблагодарил и удалился.

— Я и не заметил, когда ты подменил деньги, — признался Малышев. Он даже немного протрезвел. — Ловкость рук!

— Не только. Я заставил парня поверить в то, что я богатый пьяный кутила, дающий хорошие чаевые. А вот и канкан!

Они уставились, впрочем, как и все остальные мужчины, на сцену. Фирменный танец «Мулен-Руж» в исполнении сногсшибательных девиц, задирающих длинные ноги «до потолка», на некоторое время отвлек Глебова и Малышева от разговора.

Пришел официант, расставил чистые бокалы, вскрыл принесенную бутылку вина. Когда он уходил, перед их столиком возникли две танцовщицы. Алексей поднял голову и расплылся в улыбке.

— О, Рэйон д'Ор[63]! Светлый лучик в темной царстве моей жизни!

— Я вижу, ты вернулся, Аликс! — сказала она. — Что привело тебя в Париж?

— Какими бы не были причины, которые привели меня в Париж, важно лишь одно — я вновь упиваюсь зрелищем твоих прекрасных ножек, моя дорогая! — Алексей поймал девушку за руку и усадил к себе на колени.

— Лгунишка, — произнесла она, игриво проводя пальчиком по его щеке и губам. — Ты совсем не смотрел в мою сторону, когда я выступала.

— Устроишь мне личный показ? — пробормотал Алексей в ответ, нахально улыбаясь.

— Я подумаю, — Рейон игриво улыбалась, затем обернулась к своей подруге.

— Это Мелинит, моя подруга, — представила она. — Садись, Мели, господа угостят нас шампанским.

Яркая девица устремила свой томный взгляд на Малышева, который был не в состоянии не пялиться на ее полуоголенную грудь.

Она улыбнулась ему и села рядом.

— Вечер обещает быть интересным, — заметил с ухмылкой Глебов и подал знак официанту. — Гарсон, шампанского!

Спустя час парочки встали из-за стола, готовые покинуть кабаре. И тут случилось непредвиденное: на входе появилось трое парней, озирающихся по сторонам — они заметили Рейон, затем узнали Алексея.

В одно мгновение девицы исчезли, оставив кавалеров одних.

— Ну, что же, здравствуй, Ал, — произнес один из парней, подходя к Глебову поближе.

— Жан. — Алексей сразу стал серьезным, весь подобрался. Встреча не предвещала ничего хорошего.

— Решил изменить облик? Думал, тебе это поможет? — Жан с ухмылкой рассматривал Глебова.

— Рейон меня сдала?

Парень почесал подбородок, ехидно осклабившись.

— А ты думал, что по-прежнему неотразим для девиц?

— Уверен. — Алексей колко ухмыльнулся.

Видимо, такое заявление о чем-то напомнило Жану — он немедленно изменился в лице.

— Ну, всё, хватит разговоров! Ты пойдешь с нами!

— Это плохая идея? — поинтересовался Малышев, стоявший рядом.

— Несомненно, — ответил ему Алексей. Его несколько успокоило то, что Малышев был не так пьян, как казалось несколько минут назад.

— Хватит болтать! — Жан протянул руку, желая схватить Глебова, но Алексей мгновенно вывернул ему кисть. Жан взвыл от боли. Его головорезы кинулись к ним.

Алексей пихнул Жана в их сторону, и они чуть не рухнули под его тяжестью.

— Уходим! — крикнул он Малышеву, кинувшись к выходу.

Однако и тут их ждали — перед ними возникли еще два амбала. Отступать было некуда — позади возникли разъяренные Жан и его приятели.

Алексей и Малышев заняли оборонительную позицию, стоя спина к спине. Их покачивало, особенно Малышева — все-таки они были пьяны, однако без боя сдаваться не собирались.

Банда окружила их со всех сторон, готовясь кинуться в любой миг.

— Ну, держись, приятель, — произнес Алексей.

— Валите их, ребята! — сквозь зубы скомандовал Жан, парни кинулись и тут раздался выстрел.

Свора отступила.

— Стоять! Пристрелю первого же, кто двинется! — заорал Малышев, в руках которого мгновение назад возник револьвер.

Наступила тишина во всем кабаре. Стихла музыка и смех. Все уставились на них.

Нарушил напряженную тишину резкий звук полицейского свистка.

Банда метнулась врассыпную.

— Легавые! Уходим! — крикнул Алексей и бросился к черному ходу. Малышев последовал за ним.

Однако, к его облегчению, входная дверь открылась, и на пороге с бумажным пакетом в руках появился Алексей. Он прошел в комнату, поставил пакет на стол.

«Свеж и подтянут, будто не было ни драки, ни ночной попойки», — отметил про себя Малышев с долей раздражения.

— Доброе утро. — Алексей кинул оценивающий взгляд на сыщика.

— Кому как, — отозвался тот хриплым голосом. Кашлянул в кулак.

Глебов неопределенно кивнул, подумав о том, где ему пришлось сегодня побывать.

— Точно подмечено, — буркнул он себе под нос.

В комнату постучались, Алексей разрешил войти, и на пороге возникла служанка с подносом в руках. Поставив кофейник с чашечками на стол, молочницу и сахарницу, она сделала книксен[64] и удалилась.

— Тебе кофе с коньяком? — спросил Глебов, видя плачевное состояние Малышева. Сейчас ему был нужен сыщик с ясной трезвомыслящей головой.

— Без, — отозвался тот.

— Без коньяка?

— Без кофе.

Алексей вздохнул.

— Шутишь, значит не все так плохо, — заметил он, разливая кофе по чашкам. Молча принялся завтракать.

Малышев сел на соседний стул.

— Где был? — спросил он.

— Да так, «пригласили» с утра в одно место.

— Кто?

— Те самые, с которыми вчера столкнулись в кабаре.

Малышев некоторое время молча смотрел на Алексея, мирно поглощающего хрустящий круассан, намазанный сливочным маслом. Булочки были еще горячими — масло быстро таяло на них. Но, несмотря на мнимое спокойствие Глебова, Малышев понимал — обстоятельства складываются скверно.

— Твои знакомые не представились, — наконец сказал он. — Что они хотели? Глебов вздохнул:

— Учитывая род деятельности, которой я занимался год назад, можно и догадаться — я не только круассанами наслаждался, когда был в Париже.

— Ты их провел?

— Мягко сказано.

Алексей не пожелал вдаваться в подробности, Малышев не стал настаивать.

— Так они нас все-таки выследили, — сказал он.

Глебов кивнул:

— Да, а утром я невольно побывал у Валета — главаря их банды. Валет считает, что ты и я готовимся провернуть аферу. И посему предпочел получить отступные.

— Сколько?

— Сорок тысяч франков[65].

Малышев, нахмурившись, промолчал. Алексей сделал еще пару глотков кофе и сказал:

— Если Валет верит в то, что мы хотим кого-то кинуть, то мы кинем.

Малышев откинулся на спинку стула, затем категорично заявил:

— Я не намерен нарушать закон.

Алексей бросил на него недобрый взгляд, сделал еще глоток кофе.

— Воля твоя, — ответил он, пожимая плечами. — Значит, умрешь законопослушным подданным Его Величества. Они не выпустят нас из города.

Малышев покрутил чашку на блюдечке, затем оттолкнул блюдце с чашкой в сторону. Некоторое время оба молчали.

— Уж лучше пусть думают, что мы хотим кого-то ограбить, чем узнают, чем мы тут на самом деле занимаемся, — наконец сказал он.

Алексей хмыкнул:

— Рад, что ты можешь думать здраво.

Малышев пропустил его сарказм мимо ушей:

— Есть идеи?

— Да, есть некоторые задумки. — Глебов закончил завтрак. Коснулся салфеткой губ. Бросил ее на край стола и откинулся на спинку стула. — Скажи, сколько департамент платит Азефу за сведения?

Малышева вопрос Алексея озадачил.

— Не так уж много, если ты его собрался обобрать.

— Тогда откуда у него такие деньги — он тайком от всех кутит, спускает деньги в рулетку, тратит на роскошные драгоценности для своей любовницы, снимает ей дом?

Малышев вздохнул:

— Я уже думал об этом.

— Что скажешь?

— Предполагаю, что Азеф не просто рядовой член партии эсеров, как думают в департаменте. Он один из ее лидеров.

— И имеет доступ к партийным деньгам, — закончил за Малышева Глебов. — Он оперирует крупными денежными средствами партии, часть которых оседает в его карманах.

— Ты считаешь, что сможешь заставить его воспользоваться партийной казной?

— Да. И я не сомневаюсь, что он воспользуется своей любимой копилкой. — Алексей усмехнулся. — Да и ты не запятнаешь честь мундира. Лишив эсеров с их террористической организацией значительных денежных средств, ты даже исполнишь долг перед Отечеством.

Малышев сурово нахмурился.

Тем временем Глебов добавил уже без шуток:

— Возможно, так мы даже сорвем планы Азефа.

Малышев внимательно с прищуром посмотрел на Глебова.

— А ты ведь многого не договариваешь.

— И ты тоже, — парировал Алексей. Однако Малышев молча ждал разъяснений.

— Ну, хорошо, — пошел на уступки Глебов. — У Азефа в планах крупный террористический акт — совершить взрывы в Петербургском департаменте полиции.

— Нонсенс, — в голосе Малышева прозвучало недоверие. — Откуда ты это узнал?

— Сорока на хвосте принесла, — съязвил Глебов.

— А ты меня не пытаешься провести?

Алексей усмехнулся, наклонился к агенту.

— Была, конечно, у меня такая идея: кинуть тебя и твоего хозяина — господина Лопухина. Да вот только много козырей у вас на руках.

Малышев молчал.

Глебов выпрямился:

— Ты в деле или нет?

— В деле. Излагай.

— Ах, глупышка, глупышка, — она обтерла маленькие, грязные пальцы и выставленные губы ребенка.

В комнату вошел Евно, кинул на них взгляд, потрепал сына по волосам и сел за стол. Любовь Григорьевна оставила Мишу в покое, проворно расставила перед супругом посуду, налила чай.

— Где газета? — слегка раздраженно напомнил Азеф.

Любовь Григорьевна тотчас подала ему газету, которую он тут же развернул, и погладила мужа по большому плечу.

Как и супруг, Любовь Григорьевна состояла в ПСР[66], но активной роли там не играла, потому что не хотел Евно. Никто из товарищей даже не догадывался, что читанный Азефом доклад «Борьба за индивидуальность по Михайловскому», который все партийцы встретили с одобрением, писала ему она. Но Любовь Григорьевна об этом не жалела — лишь бы все шло впрок супругу.

Чтобы не мешать мужу, она отошла к сыну, а Азеф, отхлебнув чаю, пробежался глазами по заголовкам.

На первой странице была помещена статья под броским названием «Правительство США намерено конфисковать имущество политика Смита на сумму 20 миллионов долларов[67]». Газета сообщала, что американский политик Генри Смит нажил имущество, злоупотребляя своим должностным положением. Федеральные службы проводят расследование, однако сам Смит не может быть призван к ответу, так как скоропостижно скончался. На имущество Смита наложен арест. По предварительным оценкам, семья Генри Смита — его наследники лишатся имущества в размере 20 миллионов долларов США.

Азеф вздохнул, с завистью представив, какую жизнь можно вести, имея такие деньги, и принялся за чтение другой статьи. Можно сказать, что он забыл о статье, но лишь до следующего происшествия, которое произошло в этот же день.

Днем, как обычно, Евно Азеф зашел в кафе «Роше». За соседним столиком сидели два джентльмена, одетых с иголочки, с дорогими швейцарскими часами на запястьях. Пили кофе. Один из них подозвал мальчишку-продавца, предлагающего газеты, приобрел одну и, развернув, обратился к своему знакомому.

— Макс, газетчики опять упоминают вашу семью. Сожалею, — произнес он сочувственно.

— Что на этот раз, Аликс? — резко произнес его собеседник с явным акцентом, да так громко, что привлек внимание окружающих, в том числе и Азефа. Джентльмены замолчали, пока не убедились, что посетители кафе вернулись к своим занятиям.

— «Правительство США намерено конфисковать имущество политика Смита на сумму 20 миллионов долларов», — понизив голос, прочитал Аликс.

Макс выругался по-английски.

— Отец умер, не перенеся травлю, устроенную против него, а власти решительно настроены разорить мою семью. Они не оставят нам и цента!

— Нужно срочно действовать, Макс. Есть один способ… Нужно только подыскать надежного международного партнера, который согласился бы сотрудничать с нами и содействовать выведению миллионов вашей семьи из страны.

— Двенадцати миллионов долларов США наличными? — Американец нервно пощелкал костяшками пальцев.

— Да, тех самых наличных, которые вам приходиться скрывать.

— Эти деньги принадлежали моему покойному отцу, и, соответственно, принадлежат семье!

— Я ни в коей мере не оспариваю ваше право, Макс. Однако долго скрывать такую наличность в Америке вам не удастся.

Смит вновь пощелкал пальцами.

— Мы вынуждены скрывать. Ведь швейцарское правительство заморозило все счета семьи в швейцарских банках, и официальные лица ряда других стран выразили намерение последовать примеру Швейцарии.

— Именно поэтому необходимо вывести деньги в другую страну. Я бы вам посоветовал вывести капитал в Россию. Эта страна не столь щепетильна, если дело дойдет до требования правительства США вернуть деньги.

— Значит, нам нужен надежный человек — подданный России, — произнес Смит. — У меня так мало времени — власти вот-вот нас разорят! Я готов хорошо заплатить такому человеку. Не жаль отдать десять процентов от той суммы, что оставил отец. Это, по крайней мере, спасет мою семью от нищеты!

— Я постараюсь найти такого человека, — пообещал Аликс, и в этот момент Азеф решительно подошел к их столику.

— Прошу прощения, месье, что вмешиваюсь, — заговорил он, — но я невольно услышал ваш разговор.

Максимилиан и Аликс переглянулись, затем с подозрением уставились на него.

— Позволите? — Он кивнул на свободный стул за их столиком. Затем сел, от чего стул страдальчески заскрипел под его тяжестью. — Разрешите представиться, меня зовут Евно Фишеливич Азеф, я подданный России. Думаю, я могу быть вам полезен.

Мистер Смит окинул Азефа недоверчивым взглядом и надменно уставился на него.

— Не думаю, что это хорошая идея. Мы не берем людей с улицы, — заявил он. Аликс положил ладонь на его локоть:

— Прошу, успокойтесь, Максимилиан. Будьте благоразумны. — Он повернулся к Азефу. — Месье. Азеф, не так ли? Мы, конечно же, благодарны вам за то, что вы желаете оказать нам услугу. Но поймите, не каждый подойдет под эту роль. Мы вас совсем не знаем. Кто вы и чем вы занимаетесь.

— Я инженер крупной электрической компании. И у меня есть довольно влиятельные знакомые в России, — заявил Азеф. Наследник крупного состояния ему не понравился — импульсивный глуповатый мужчина вызывал у него неприятное чувство.

— Это плохая идея, — вновь сказал Максимилиан и поднялся. — Я ухожу, Аликс. К вечеру жду от вас новостей. — И он удалился.

Азеф, раздраженный до глубины души, поднялся со стула.

— Подождите, месье Азеф, — остановил его Аликс, — прошу вас, сядьте.

Когда Азеф сел, он продолжил:

— Я прошу прощения за своего друга, месье Азеф. Он находится в очень сложной ситуации, и кидаться в крайности в таком деле, как вы понимаете, не позволительно. Я вижу, вы человек честный и положительный, и потому прошу вас, сохраните конфиденциальность информации, которую вы сегодня услышали. Никто не должен знать, что наследник промышленника-монополиста Смита находится здесь, во Франции. В знак признательности, я хочу оплатить ваш обед, месье. — Аликс подозвал жестом официанта и попросил счет, распорядившись внести в него оплату и за обед Азефа.

На следующий день Азеф получил письмо от некоего Аликса де Го. Раскрыв его, Евно сразу понял, от кого оно пришло.

«Дорогой месье Азеф», — говорилось в письме, —

Далее был указан адрес, по которому Азеф мог, при желании, обратиться.

Азеф еще раз перечитал письмо и вслух повторил сумму, которая заставила его задрожать.

— Второе условие, наличие рекомендаций и элитарность, — Алексей застегнул запонки и поправил галстук. — Подлинный смысл рекомендаций в афере всегда один: раздуть самолюбие жертвы, дать ей почувствовать собственную важность, которая ставила бы ее вровень с такими богатыми людьми, как вы, «мистер Смит». Третье условие, умопомрачительные суммы сделок. Никогда аферы не делаются ради десятка-другого долларов, фунтов и тому подобного. Чем больше нулей, тем охотнее жертва попадается на удочку.

Алексей взял тросточку и повертел в руке.

— Четвертое условие, акцент на не легитимность сделки. В афере всегда подчеркивается пикантность ситуации, ее закрытость и та или иная степень незаконности. Деньги Смитов хранятся в «секретном месте», главное в сделке — «сохранение ее конфиденциальности».

— Создать иллюзию «отмывания денег»? Расчет делается на то, что жертва, когда поймет, что ее обманули, не обратится в органы правопорядка из-за страха оказаться соучастником противозаконного деяния.

— Так и есть, — Алексей оперся на палочку, по-франтовски скрестив ноги и уткнув носок остроносой обуви в пол. — И, наконец, пятое условие — малые усилия.

— Гарантия того, что жертве не придется прилагать много усилий для выполнения поставленной перед ней задачи.

Глебов кивнул:

— Это условие даже обязательно, поскольку в сети мошенников попадает люди не столько глупые, сколь ленивые. Потому-то Аликс де Го настойчиво повторяет в письме, что вся операция им уже продумана и рассчитана до малейших деталей, так что от Азефа потребуется всего ничего: определить свою долю в прибыли и выполнить кое-какие необременительные телодвижения. — Алексей сделал тростью круг в воздухе.

— Хитро. Но Азеф не так прост.

Глебов улыбнулся:

— От этого игра еще интересней.

— Благодарю вас, месье Азеф, за проявленное желание оказать нам помощь. Мы планируем депонировать[68] оговоренную сумму денег в авуары[69] одной крупной русской компании. Я подготовлю депозитарный сертификат на ваше имя, а также сообщу координаты человека в России, ответственного за транспортировку груза. Вам нужно связаться с ним по телеграфу. Пожалуйста, сообщите мне о себе данные, а также ваше полное имя, чтобы я мог правильно заполнить документы.

Он вынул из портфеля бумаги, которые протянул Азефу. Пока тот записывал данные о себе, Аликс продолжил говорить:

— Еще раз хочу заверить вас в полной безопасности нашей сделки, месье, — все документы будут подготовлены в должном порядке, поэтому вам не о чем беспокоиться. Мы решили отблагодарить вас суммой, составляющей десять процентов от общей величины сделки. Наш интерес составит восемьдесят процентов, и десять процентов будут выделены в специальный фонд на покрытие прямых расходов обеих сторон, которые могут возникнуть в процессе выполнения сделки: телефонные и телеграфные счета, транспортные расходы и тому подобное.

Азеф кивнул. Его глаза алчно загорелись.

Аликс продолжил:

— Мне необходимо получить ваши банковские реквизиты, месье Азеф, чтобы обозначить их в нашем договоре для последующего перевода на ваш счет обусловленной компенсации. Текст договора я вышлю вам с посыльным сегодня вечером. Вам надлежит ознакомиться с его содержанием, подписать и выслать обратно.

Евно нахмурился. Сказанное де Го ему не понравилось. Ведь после того, как он подпишет соглашение, у де Го на руках окажется копия его подписи, каковую можно использовать для любой незаконной операции с его банковским счетом, коий он также должен был сообщить.

Алексей же с удовлетворением отметил про себя, что Азеф попался на уловку: запрос подписи на договоре — это был так называемый ложный след, сосредотачивающий внимание Азефа на вещах, по сути, не столь важных.

— Здесь есть определенный риск для меня, — заявил Евно.

Аликс де Го изобразил удивление, затем мило, снисходительно улыбнувшись, сказал:

— Ну что вы, месье Азеф, ни в коей мере! Но все же, если вас беспокоит данное обстоятельство, я обсужу его с мистером Смитом. Сегодня же отправлю ему телеграмму и, возможно, он изменит некие условия.

На этом они и распрощались.

На следующий день вновь состоялась встреча. Де Го опоздал, но явился воодушевленный и оптимистично настроенный. После обмена приветствиями он сообщил:

— Мне удалось обо всем договориться, месье Азеф, так что вам больше нет нужды подписывать соглашение — как только деньги будут доставлены в Россию, вам нужно будет приехать в эту страну и собственноручно подписать отпускной ордер, что произойдет в присутствии независимого нотариуса. Расходы на нотариальное заверение будут, как мы уже говорили ранее, покрыты из специального фонда.

— Меня это устраивает, — Азеф кивнул.

Де Го смотрел на него, улыбаясь. Если вчера он намеренно пошатнул доверие Азефа, то сегодня он своим сообщением развеял страхи и сомнения жертвы. Однако Алексей не доверял Евно — тот явно продумывал способ, как нагреть глупого америкашку Смита и его поверенного де Го.

— У меня для вас замечательные новости, месье Азеф. Вчера мне удалось, наконец, оформить депозитарный сертификат, так что в самом ближайшем времени сделка придет к успешному завершению, и мы все сможем вздохнуть с облегчением.

— Замечательно.

Аликс де Го кивнул и продолжил:

— Однако возникают некоторые сложности, месье Азеф. Как вы знаете, мистер Смит уехал и на данный момент не имеет возможности вернуться в Париж. У меня же осталась совсем небольшая сумма из оставленных мистером Смитом денег. Мне пришлось наличными заплатить за сертификат, сегодня предстоит заверить аффидевит[70] на ваше имя в суде. Предстоят еще некоторые расходы, связанные с оформлением документов — для ускорения дела приходится оказывать финансовую помощь госслужащим. — де Го сделал своеобразный жест — потер большим пальцем средний и указательный пальцы. — Вы меня понимаете?..

Евно стушевался, а его собеседник продолжил:

— Нам придется ждать возвращения мистера Смита или же найти необходимую сумму сейчас и не терять время на ожидание.

Азеф напряженно молчал. Алексей решил его подтолкнуть:

— Из последней телеграммы мистера Смита, я понял, что власти намерены конфисковать имущество Смитов. Если мы не сможем вывести деньги из страны, то все наши усилия пойдут прахом.

— Какая сумма вам необходима, месье де Го?

Аликс назвал сумму, отчего Азеф запыхтел:

— Это большие деньги!

Де Го вздохнул:

— Ну, что же, будем ожидать средств от мистера Смита.

Азеф беспокойно заерзал на стуле. Стул опасно заскрипел, а де Го замолчал.

— Я дам вам необходимую сумму, — выдавил из себя Евно, — но при условии, что вы гарантируете мне возврат.

— Несомненно, месье Азеф. Ведь десять процентов капитала Смитов выделены в фонд на покрытие прямых расходов обеих сторон. Вы сможете получить ваши деньги из этого фонда, когда деньги будут перечислены на специальный счет, — заверил его де Го.

— Мне нужна расписка, — потребовал Евно.

Де Го осторожно кивнул.

— Справедливо. Что ж, месье Азеф, мы увидимся с вами пополудни здесь же. Вы привезете деньги, а я передам вам расписку.

В полдень Азеф привез необходимую сумму, а де Го передал ему расписку, которую Евно принялся досконально изучать. Аликс ловко просчитал скрепленные в пачку купюры и положил в портфель.

— Теперь мы сможем полностью подготовить всю документацию, необходимую для перевода денег в Россию, — произнес он.

Азеф взглянул на портфель, сложил расписку пополам и аккуратно положил во внутренний карман.

Они пожали друг другу руки и на этом распрощались.

Азеф увидел де Го, сидящего на высоком стуле возле барной стойки, и поначалу не узнал этого, как ему казалось, оптимистичного господина. Де Го был пьян. Не просто пьян, а пьян в стельку, вдрабадан. Одежда его была неопрятной, галстук съехал набок, на манжетах отсутствовали бриллиантовые запонки, которые Евно видел у него несколько раз, а взлохмаченные волосы напоминали гнездо нерадивой птицы.

В полнейшем недоумении Азеф подошел к нему и остановился рядом. Пьяный де Го даже не заметил его, хотя не заметить грузного Азефа было невозможно. По крайней мере, вменяемому человеку, но Аликс де Го к разряду «вменяемых» сейчас не относился. Между тем тот смотрел на свой пустой бокал и продолжал донимать бармена.

— Жак, ты понимаешь. Казино. Казино это такая штука. Зашел и п-фу, — он развел руки, как фокусник, — всё — денег нет! Я все проиграл, ты понимаешь, все. Даже запонки. Я банкрот!

— Месье де Го! — окликнул его раздраженный Азеф.

Де Го повернул голову, некоторое время непонимающе смотрел на Евно, затем на его лице расплылась пьяная улыбка:

— Ба, месье Азеф!

Затем лицо де Го сморщилось, он отвернулся, плечи его дрогнули и он заплакал.

— Перестаньте, де Го. На вас смотрят! — сквозь зубы прошипел Евно. — Пойдемте. — Он подхватил Аликса под руку и бесцеремонно увел в укромный тихий уголок помещения — подальше от посторонних глаз. И тут же накинулся на него с расспросами:

— Потрудитесь объяснить мне, что происходит!

— Что происходит? Меня посадят, вот что происходит! Денег больше нет: моих, ваших, тех, что дал Максимилиан! Ничего нет!

— Вы проигрались! — прогромыхал Евно.

— Вы даже не представляете, на сколько! — Аликс схватился за голову.

— Вы, низкий мерзкий букашка, верните мне мои деньги! — завопил Азеф.

Де Го уставился на него остекленевшими глазами.

— Но у меня нет денег. Нет! Нет ничего! — Он вновь схватился за голову.

Азеф разъяренно накинулся на него, схватил за грудки, прижал к стене. Де Го смотрел на него все такими же шальными глазами.

— Я хотел выиграть деньги. Вернуть долги. Если бы у меня было сорок тысяч, я смог бы заполучить деньги Смитов. — будто в бреду сознавался он.

— Ты хотел обокрасть Смитов?

— Обокрасть? Они обворовывали своих же соотечественников. Роскошествовали на эти деньги! Хватит им жировать, пусть поживут, как все! Думаете, Макс Смит заслуживает эти деньги? Он глуп, бездарен, жаден! Такие же — всё семейство Смитов! Они не заслуживают этих денег! А я могу воспользоваться ими достойно! Если бы у меня было сорок тысяч, тогда я смог бы оформить документы так, что все досталось бы мне! Нет, нам! Нам, месье Азеф! Двенадцать миллионов! Двенадцать! Но ни у меня, ни у вас нет сорока тысяч! Мы всегда будем бедными! А я окажусь в тюрьме. Через день-другой меня арестуют и деньги уйдут навсегда. А ведь был шанс! Нужно всего лишь сорок тысяч.

Азеф отпустил де Го. Он лихорадочно думал.

— У меня есть такая сумма, — сказал он.

Де Го поднял голову и посмотрел на него с надеждой, затем его взгляд потух.

— Невозможно.

— У меня действительно есть такая сумма.

— Если так. Я могу сделать вас богатым!

— Где гарантии?

Де Го лихорадочно думал.

— Максимилиан Смит мне доверяет. Я его официальное доверенное лицо. Я передам вам часть очень ценных бумаг, и мы вместе будем владеть целым состоянием, которое заберем у Смитов. Мы получим все деньги, месье Азеф, все деньги Смитов! — убеждал де Го, взяв Азефа за плечи и смотря ему в глаза. И Азеф поверил. Поверил, что так и будет. Он увидел себя миллионером, которому уже ничего не надо бояться: не надо лгать эсерам и полиции, и опасаться, что либо те, либо другие отмстят за предательство.

— Думаете, я поверю такому мошеннику, как вы? — Азеф презрительно рассмеялся. Затем заявил:

— Завтра я приеду в ваш дом с деньгами. Со мной будет нотариус. Не вздумайте меня обмануть!

— Месье Густав проверит документы и составит договор. Деньги должны быть переправлены на мой счет в российский банк.

— Э, нет, месье Азеф. Мы откроем общий счет и сможем снять с него деньги только вместе! — заявил де Го.

— Я хотел бы взглянуть на документы, — отметил нотариус.

Де Го и Азеф посмотрели на почтенного старичка.

— Конечно, месье, — ответил де Го. — Надеюсь, месье Азеф сказал вам, насколько все происходящее конфиденциально.

— Да, месье.

Аликс де Го расстегнул портфель и вынул папку с документами.

— Я хотел бы видеть деньги, — заявил он, не выпуская папку из рук.

Азеф открыл саквояж.

— Позвольте, — Аликс аккуратно вынул из саквояжа пачку банкнот и, убедившись, что это не кукла[71], кивнул. Затем передал нотариусу документы.

Месье Густав расположился за столом, поправил очки на носу и открыл папку.

— Что здесь происходит?! — раздался громогласный голос позади, все обернулись и в дверном проеме увидели крупную высокую фигуру Максимилиана Смита.

— Максимилиан? — изумился де Го, и в его глазах отразилась паника. — Но ты же.

— Что здесь происходит, черт возьми! — повторил Смит, и, не дождавшись ответа, прошел к столу. Быстро перебрав документы, он посмотрел на де Го. — Вы решили меня обокрасть?! — завопил он, сметая документы со стола.

Нотариус поспешно вскочил на худые ножки, сжимая в руках свой портфельчик.

Смит грозно и гневно посмотрел на него.

— Вы кто? Уходите прочь! Вон!!!

Старикашка поспешно юркнул к выходу.

Смит смерил гневным взглядом Азефа, затем де Го.

— Как ты мог, Аликс? Ты был моим другом все эти годы!

— Другом? — Де Го нехорошо, не по-доброму рассмеялся. — О какой дружбе можно говорить, когда дело касается таких денег?

Почуяв, что дело пахнет жареным, Азеф потянулся к своему саквояжу.

— Стоять! — завопил Максимилиан Смит.

— Я хочу уйти, месье. Разбирайтесь тут между собой сами.

— Никто отсюда не уйдет! — заявил Смит, вынимая револьвер из-за пояса и наводя на Азефа. — Я вызвал полицию, они будут здесь с минуты на минуту!

Евно побледнел. Смит держал их обоих под мушкой.

— Ты ведь помнишь, Аликс, моего друга комиссара Жюстена? Он сгноит вас в тюрьме! — затем он посмотрел на Азефа. — Кидай саквояж сюда!

Евно не двинулся с места.

— Отдайте ему саквояж, Азеф! — услышал он тревожный голос де Го.

Азеф нехотя швырнул саквояж к ногам Смита и когда тот, опустил взгляд на сумку, потянулся к револьверу за пазухой.

Де Го опередил его. Выхватил из-за пазухи револьвер. Раздался выстрел. Смит схватился за грудь, его рубашка окрасилась красным, и он рухнул на пол.

— Черт, ты убил его! — воскликнул Азеф. Де Го с безумным видом приблизился к убитому.

— Ты сам виноват! Сам! — вопил он как безумный, махая револьвером.

Азеф сделал шаг в его направлении, но де Го резко навел на него дуло. Глаза его были безумными, лицо искажено.

Евно предусмотрительно поднял руки.

— Я только хочу забрать свои деньги, — сказал он.

— Если ты сделаешь хоть шаг ко мне, я убью тебя, жирная свинья! — де Го безумно рассмеялся. — Сейчас здесь будет полиция! Полиция! Я слышу их! Они уже за окном, они уже здесь! Ты слышишь их, Евно Азеф?

Азеф прислушался, покрывшись холодным потом. Нащупал рукоятку револьвера. Он не хотел быть пойманным полицией, но и не хотел уходить без своих денег!

— Давай спрячем труп, Азеф?! Да, давай, спрячем! Я думаю, он войдет в шкаф! Придет Жюстен, а мы просто будем пить кофе! Он ничего не заподозрит, я обещаю!

— Ты спятил, — просипел Азеф. Его руки вспотели и пальцы, сжимающие рукоятки револьвера не хотели слушаться.

— У тебя есть револьвер? Ты хочешь пристрелить меня, Азеф? — Де Го затряс оружием в сторону Евно, готовый в любой момент выстрелить. И выстрелил. Но мимо.

Азеф поднял руки.

— Я отдам, отдам тебе оружие, — сказал он. — Вот возьми.

Он двумя жирными пальцами вынул оружие и положил его на пол. Пнул его ногой, но не совсем к де Го.

Когда Аликс де Го потянулся за оружием, Азеф схватил стоящий рядом стул и швырнул его в сумасшедшего. Раздался удар, выстрел.

Азеф кинулся к выходу. Побежал по лестнице, перескакивая ступеньки. А вслед раздалось еще несколько выстрелов.

— Продолжаешь учить «ремеслу»? Уволь, надеюсь, мне больше подобным не придется заниматься.

— Кто знает. — Алексей присел на корточки и открыл саквояж. Деньги. Почему они не вызывают чувство удовлетворения и радости?

— И что теперь?

— Покончим с бандой. Старикашка наверняка доложил полиции. Устроим небольшую встречу.

Валет получил записку от Ала. Тот сообщал, что ждет его в доме, снимаемом им последние несколько дней. Наглость афериста привела Валета в бешенство, усилив желание самому собственноручно пустить кровь наглецу.

В доме, куда Валет пришел со своими головорезами, было тихо. Быстро прошерстив комнаты, но никого не обнаружив, собрались в гостиной, где на столе, выставленный на вид, стоял саквояж. Валет кивнул Жану, тот открыл саквояж и передал боссу. В сумке были деньги и какие-то бумаги.

Валет жестом подал сигнал всем уходить. И тут раздался шум, и в комнату ворвались флики[72]. После короткой потасовки полиция скрутила банду.

Комиссар полиции открыл саквояж:

— Деньги и поддельные документы? Хотел провернуть аферу, Валет?

— Да, что ты, комиссар, я этим не занимаюсь.

— А бумаги-то заляпаны в крови! Замочил уже кого-то? Где труп?

— Какой труп, начальник?

— Не юли, Валет! Все равно сознаешься. Грузите их, парни. — Комиссар с ухмылкой посмотрел на главаря банды. — В участке поговорим.

— Меня подставили, начальник! — злобно прорычал Валет, когда его и его ребят повели к выходу.

— Как же! — буркнул себе под нос комиссар. Даже если Валета и подставили, все одно: лучше посадить этого мерзкого гада вместе с его бандой, натворивших уйму грязных дел, чем отпускать их на свободу.

— Теперь де Го и Максимилиана Смита считают покойниками. По крайней мере, какое-то время, — произнес Алексей, расположившись удобно в кресле и попивая из бокала дорогое французское вино.

— Нас могут подать в розыск, — заметил Малышев, в руке которого тоже был бокал — он сделал глоток и отставил его в сторону.

— Поэтому необходимо изменить внешность и поскорее убраться из города.

— А как же Азеф? — в голосе Малышева послышалось неодобрение.

Глебов кинул на него взгляд, затем отвернулся.

— Азеф — предатель. Работает только на себя.

— Нет доказательств.

— И не будет.

— Мы не закончили дело. — Резкость в тоне Малышева раздражала. Звучала как предостережение.

Алексей вздохнул. Посмотрел на искрящееся на свету красное вино. Для кого он это делает? Лиза оставила его и ушла к идеалисту Шмиту. Он же — может скрыться так, что его не найдут. Тогда зачем? Защищает Лиз, хотя и не может простить? И не простит. Даже если она будет умолять его об этом. Он доверял ей, верил в ее искреннюю любовь к нему, настоящую любовь, а она.

— Так что? — вывел его из задумчивости Малышев.

Глебов слегка вздрогнул, затем вздохнул и неторопливо сделал глоток из бокала.

— У нас мало времени. Но есть один метод. — Он посмотрел на Малышева.

— Какой?

— Шантаж.

Малышев нахмурился.

— Шантаж?

— Да, шантаж. Если Азеф действительно таков, каким я его считаю, он запаникует. Вот тогда его можно прижать к стенке, и он расколется.

Азеф паниковал. Который день он получал разоблачительные записки от неизвестного или неизвестных. Они всё знали о нем! Евно боялся. Боялся по-настоящему, как никогда в жизни не боялся.

Получив очередное письмо и прочитав его, он тут же сжег его в камине. Его трясло. Он не знал, кто это и что от него хотят. Невидимый враг. Если бы это были сотоварищи по партии, то они давно бы явились по его душу и совершили бы расправу. Если это полиция, то незамедлительно последовал бы арест. А автор или авторы писем не выдвигали никаких требований. Кто же? Кто?! Азеф решил бежать — бежать как можно дальше. Лучше в Америку — там его не достанут ни те, ни другие, ни третьи.

Собравшись, он выскочил на улицу. Он заберет с собой Мадлен. Жена ему наскучила, к тому же была истиной революционеркой — наивная! А вот Мадлен — яркая, страстная Мадлен — он заберет ее с собой!

Азеф шел быстро по улице, временами оглядываясь. Хотя Алексей и был осторожен, Азеф чисто интуитивно ощущал слежку, и вскоре ему удалось ускользнуть, заскочив в проезжающий трамвайчик.

Алексей чертыхнулся. Поразмыслив, он предположил, что Азеф придет на квартиру, где тайно встречался со своей любовницей.

Поймав пролетку, он назвал адрес извозчику.

Алексей уже час стоял в тени переулка и наблюдал за домом, где находилась Мадлен, явившаяся на встречу к любовнику. Азефа еще не было. Темнело. Небо заволокло темными густыми тучами, и вскоре начался снегопад, застилая все вокруг пушистыми хлопьями.

Алексей укрылся под навесом и, прислонившись спиной к стене, прикрыл глаза. Сказывались усталость и напряжение последних дней. Ветер подхватывал и кружил снежинки. Также. Также, как и тогда. Он и Лиза гуляли по улице, счастливые и беззаботные. Ветер подхватывал и кружил вокруг них в легком вальсе пушистый снег… Личико Лизы запорошили снежинки, она засмеялась, попыталась смахнуть их с ресниц. Алексей сам сделал это: медленно, нежно, околдованный сиянием ее небесно-голубых глаз, улыбкой на слегка пухлых губах… А потом он поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй с потрясающей любовью, и он забыл обо всем. Он только знал, что любит ее, и что она нужна ему. Нужна как воздух, как свет, как жизнь.

Алексей вздрогнул, открыл глаза и быстро взглянул на окно. В освещенном окне промелькнул силуэт Евно Азефа. Алексей отстранился от стены и направился к дому.

Алексей остановился у двери и прислушался. Он уловил отрывочные фразы, из которых понял, что Азеф готов был бросить все и умолял Мадлен уехать с ним в Америку. Скорее всего, Мадлен наотрез отказалась и вскоре вышла из квартиры. Дверь не успела захлопнуться — Алексей проскользнул внутрь и прикрыл дверь.

Глебов прислушался. Казалось, что помещение опустело — не звука, ни шороха. Алексей надел черную маску, полностью скрыв за ней лицо, поправил шляпу, затем вышел из своего укрытия и тихо прошел в комнату.

В полумраке, на широкой кровати, лежал Евно Азеф. Его горой вздувшееся жирное тело тряслось, как зыбкое болото, а потное, дряблое лицо с быстро бегавшими глазами втянулось в плечи. Это большое, грузное существо дрожало как осиновый лист, испытывая неимоверный страх.

Алексей приблизился к нему. Азеф замер и уставился полными ужаса глазами на видение во всем черном: смерть — то ли в виде фантома, то ли человека, но все равно смерть.

— Кто вы? — спросил он сипло, не в состоянии от страха совладать с голосом.

— А кого ты ждешь? — по-русски спросил Алексей, усмехаясь. Он демонстративно наставил револьвер на Азефа.

Тот вновь затрясся.

— Вы пришли убить меня? Кто. Кто вас подослал?

— А ты как думаешь?

Глаза Азефа забегали по сторонам. Алексей уловил краешком глаза, как одна рука Азефа погрузилась под матрац.

— Даже не пытайся! — резко предупредил он. Азеф замер, уставившись на него. — Встать!

Азеф подчинился.

— Сядь в кресло!

Евно не стал перечить и сел в кресло. Алексей засунул руку под матрац, не отводя взгляда от Азефа, и вынул из-под него револьвер.

Засунул себе за пояс.

— Хотел убить меня? — спросил он, приблизившись к Азефу и прижав дуло к его лбу.

Евно задрожал. Превыше всего в жизни он ценил жизнь. Свою жизнь!

Склонившись к лицу Азефа, Глебов пренебрежительно произнес, будто выплевывал каждое слово:

— «Суровый террорист» и «непреклонный революционер», глава Боевой организации социал-революционеров и одновременно провокатор, доносчик, вор. «Азартный игрок» человеческими головами. — В глазах Азефа появился панический страх. Алексей зло рассмеялся. — В глубине души же жалкий трус, влюбленный в маленькие радости жизни и судорожно за них цепляющийся.

Азеф сжал пальцами подлокотники стула, так что побелели костяшки.

— Что вы хотите? — дрожащим голосом спросил он.

— Ты расскажешь мне обо всем. Кто стоит за вами? Кто приказал убить Плеве? На кого готовится покушение, когда произойдет? — Глебов взвел курок.

— Я не знаю. Богом клянусь, не знаю! Я общался только с Рачковским[73].

— Рассказывай!

— Рачковский Петр Иванович. Был начальником заграничной агентуры. Мы встретились с ним в Варшаве. Он сказал, что следующей целью Боевой организации должен быть Плеве.

— Дальше!

— Я давно не виделся с Рачковским. Знаю только, что он вернулся в Россию. Но кто стоит за ним, я не знаю! Клянусь!

— Боевая организация готовит очередное покушение. Кто цель?

— Я не знаю!

— Не знаешь?! — Алексей прижал дуло к виску провокатора. — Глава Боевой организации эсеров и не знает! Да я прострелю твою башку и избавлю мир от множества проблем за раз! Говори, сволочь!

— Хорошо, хорошо! — Азеф поднял трясущиеся руки вверх. — Осенью в Женеве я встречался с членами Боевой организации. Мы разделили организацию на три отряда. Во главе первого Швейцер[74]. Он отправился в Петербург для исполнения приговора над генерал-губернатором Треповым и князем Владимиром.

Азеф судорожно вздохнул.

— Дальше!

Евно вздрогнул и продолжил:

— Второй отряд Бориса Савинкова, послан в Москву. Его цель царский дядя, князь Сергей. Третий отряд отправлен в Киев — он должен организовать казнь генерал-губернатора Клейгельса. Во главе Боришанский[75]. Они переправились через границу.

— Когда состоится ближайшее покушение?

— Второго февраля, — нехотя признался Азеф, — На великого князя Сергея.

— А Лопухин? Чего он опасается?

Азеф задрожал:

— Вы не из полиции. Тогда от кого же?

Алексей наотмашь ударил Азефа по лицу рукояткой револьвера:

— Это не твое собачье дело! Отвечай на вопросы, если не хочешь, чтобы я вышиб тебе мозги!

Азеф дрожащими пальцами коснулся покрасневшей щеки.

— Ну?!

— Лопухин боится за свою жизнь. Думает, что на него готовится покушение, как на Плеве.

— Почему он так думает? Ты ему сообщил? Ну?!

-. Я опасался, что он поймет, что я. — Азеф замялся.

— Предатель?

Евно не ответил, отведя глаза.

Алексей хмуро посмотрел на свое оружие.

— Что вы хотите сделать? — Азеф напряженно уставился на Алексея, и тот взглянул на него. Присмиревший поникший провокатор вызывал у него неприязнь и презрение.

— Ты поедешь со мной в Россию.

Одна лишь фраза о предстоящей поездке в Россию привела Азефа в дрожь и состояние истерии.

— Вы не можете так со мной поступить! — задыхаясь, проговорил он. Толстыми, как сосиски, пальцами, Азеф подергал тугой воротничок.

Алексей огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было связать руки Азефа, передвинулся к кровати, чтобы взять брошенный галстук. Он наклонился, и тут раздался звук, напоминающий щелчок взводимого курка.

Алексей обернулся, успел лишь увидеть оружие в руках террориста, направленное на себя дуло, и в этот момент раздался выстрел.

Лиза с криком проснулась вся в поту. Села на кровати, судорожно обхватив себя руками. Ей опять снился кошмар — воспоминания Кровавого воскресения в Петербурге. Ей снились выстрелы, крики, стоны, трупы, раненые и кровь на истоптанном снегу. Но теперь, в этом сне убивали не ее. Ей снился Алексей, лежащий в луже крови, и эта кровь растекалась под ним все большим и большим пятном.

В комнату постучали. Затем раздался нерешительный голос Николая.

— Лиза, с вами все в порядке? Вы кричали.

Она судорожно вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Все х-хорошо, — отозвалась она.

Николай какое-то время постоял за дверью, затем ушел. Лиза откинулась на подушки. Сердце по-прежнему сжималось от предчувствия. Алексей в луже крови — картинка сна вспоминалась, как будто Лиза видела это наяву.

— Алеша, — прошептала она, и капелька слезы скатилась по ее щеке.

Катя Шмит сидела в кресле, прямая как струнка, и вышивала. Иголка с ниткой в ее руке взметалась вверх, затем вновь погружалась в ткань, закрепленную в пяльцах, и все повторялось снова.

Лиза, сидевшая напротив, задумчиво перевела взгляд от подруги на слегка покрытое морозным узором окно их нового дома. Еще неделю назад Катя предупредила ее о том, что они переезжают из особняка Шмитов. Было решено перебраться во флигель дома Плевако на Новинском бульваре, так как Николая тяготила богатая обстановка особняка, мешавшая простоте общения с рабочими, когда те к ним приходили. Новое жилье в сравнении с особняком было скромным, но уютным. И до фабрики было недалеко — нужно было пройти лишь Девятинский переулок.

Лиза тягостно вздохнула. Если бы Алексей ее искал, он давно бы нашел, независимо от того, куда она уехала и где проживает. Она ничего не знала о нем — где он, что с ним. Отсутствие известий угнетало и тревожило ее.

Катя в очередной раз взглянула на подругу:

— Что случилось? На тебе лица нет.

Лиза обернулась к ней:

— Не знаю… Что-то меня тревожит.

— Хочешь поговорить?

Лиза вздохнула.

— У меня снова был кошмар, — призналась она. — Но в этом сне погибает мой муж. Я боюсь, Катя, вдруг с ним что-нибудь случилось?

— Да с чего ты взяла! Успокойся. — Катя отложила шитье. — Это был всего лишь сон.

Лиза вновь вздохнула, нервно заламывая пальцы.

— Не знаю. Он ведь не дает о себе знать.

— Вот и прекрасно. Твой Алексей Петрович совершенно тебя не заслуживает.

— Катя пересела к ней на диван и взяла подругу за руки. — А твой сон можно очень просто объяснить.

— Как?

— Ты переживаешь разрыв. А сон говорит, что муж для тебя умер и пора его «похоронить и забыть». Господи, прости, — Катя перекрестилась.

— Да что ты такое говоришь! — Лиза высвободила руку из руки подруги. — Такие слова вообще не надо говорить!

Катя фыркнула:

— Когда разговор заходит о твоем супруге, ты становишься на его защиту. Скажи, ты действительно хочешь расстаться с ним?

Лиза отвернулась к окну и кивнула.

— Да. Хочу.

— Мой брат тебя очень любит.

Лиза покраснела.

— Катя, прекрати! Я замужем.

— Ну вот, опять! Ты что забыла? Сама только что говорила о том, что хочешь расстаться с мужем.

Лиза поникла, затем тихо напомнила:

— Ты ведь знаешь, почему я должна от него уйти.

— О, Лиза! — Катя сочувственно сжала ее руку. — Я знаю. Но на все воля Божья. И то, что случилось с тобой, не должно быть причиной, по которой ты должна уйти от мужа! Понимаешь?

Лиза смахнула навернувшуюся слезу тыльной стороной ладони.

Они не успели договорить — в дверь постучали, вошла прислуга, нанятая совсем недавно, и внесла поднос с давно ожидаемым чаем и ватрушками. На подносе стояла три чайные чашки.

— Барышня, барин пришел, — сообщила она. — Сказал, чтобы вы погодили, он в опочивальню прошел, скоро спустится.

— Аглая, я же вам говорила не называть нас «баринами». Николаю Павловичу это не понравится, — нахмурившись, сделала замечание Катя.

— Да как же вас называть-то? Ведь принято «барин», «барыня».

— Барин тот, кто ничего не делает, Аглая, — послышался за дверью голос Николая. Он вошел — умытый, причесанный, в свежей рубашке. Сразу же устремил свой взгляд на Лизу. Катя подмигнула ей, и она отвела взгляд в сторону, а Николай посмотрел на прислугу и продолжил: — А я, Аглая, работаю. Называйте нас по имени и отчеству.

Пока пили горячий чай, Николай рассказывал о том, что произошло за день на фабрике. Говорил о знакомом Лизе Карпе — рабочем Карасеве[76], с виду тихом, но на деле настойчивом и упрямом. Карп сколачивал революционную боевую дружину, в том числе и из рабочих фабрики Шмитов. Рабочие фабрики готовились принять активное участие в нарастающей в стране революции. Нужно было оружие.

Вскоре пришли Лиза и Алексей Шмит, и все дружно перебрались в столовую ужинать. При семнадцатилетней Лизе и пятнадцатилетнем Алексее старались не говорить о серьезных партийных делах, но вопросы о преобразованиях на фабрике обсуждали вместе: в шутку и всерьез каждый вносил свои радикальные идеи.

— Нужно вместо одиннадцати с половиной часового рабочего дня ввести девятичасовой…

— А может шести?…

— Да ты, брат, хочешь фабрику разорить на радость конкурентам?! Хорошо, что Коля, а не ты ею управляешь.

— Заработную плату рабочим также выплачивать и во время болезни.

— Ага, и во время забастовок! А что?!

— Нужно стариков, проработавших по двадцать-тридцать лет, освободить от работы, а жалованье продолжать им выплачивать.

— А хорошая идея!

— При фабрике нужно открыть амбулаторию, чтобы лечить рабочих и их родных.

— Отлично! Может быть, ты этим займешься, ты же работала в больнице?

— Я всего лишь была сестрой милосердия. Нужен настоящий доктор. А вот открыть амбулаторию я, конечно, помогу.

— Еще нужно требовать с администрации, чтобы они вежливо, на «вы» обращались к рабочим.

Их посиделки прервала Аглая.

— К вам, Катерина Павловна, пришел барин.

Бровь Кати поползла вверх: Аглая была неисправима!

— Николай Адамович.

— Так зови!

— Он поначалу хочет побеседовать с вами.

Катя переглянулась с присутствующими и поторопилась к гостю.

Не усидели на своих местах Лизонька и Леша: последовали за Катей, чтобы подглядеть и подслушать ее разговор с адвокатом Андриканисом. Коля даже не остановил их, предпочтя остаться с Лизой наедине.

Некоторое время они помолчали.

— Лиза, я бы тоже хотел поговорить с вами.

— О чем?

— Уж простите Катю, но между нами никогда не было секретов. Это правда, что вы хотите развестись с мужем?

— Вы задаете личные вопросы!

— Я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому что вы мне не безразличны, и вы об этом знаете. Как порядочный человек я не буду посягать на ваше внимание, но когда вы разорвете брачные узы, которые вас связывают, я хотел бы надеяться, что смогу сделать вам предложение руки и сердца.

Лиза напряженно уставилась в сторону.

— А Катя случайно не говорила вам, почему я хочу с ним разойтись?

— Говорила.

Лиза, резко развернувшись, посмотрела на Николая.

— И вы все равно хотите сделать мне предложение?

— Да, хочу.

— Но я уже никогда — никому — не смогу родить наследника. — Слова давались ей нелегко.

— Я понимаю.

— И вы все равно хотите жениться на мне?

— Да, хочу. Я люблю вас. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы.

Лиза ничего не ответила: раздались шаги, смех убегающих Лизоньки и Леши, и вскоре в столовую вошла сияющая от счастья Катя.

— Николай Адамович сделал мне предложение, — сообщила она. — Коля, он хочет просить у тебя моей руки.

Шмит чмокнул сестру в макушку, прошептал «поздравляю» и отправился к ожидающему его Андриканису.

— А ты не хочешь поздравить меня? — Катя приблизилась к подруге, и Лизе пришлось перебороть свое негодование по поводу болтливости подруги.

— Конечно. — Лиза обняла подругу. — Поздравляю!

— Спасибо. Я так счастлива!

— Когда свадьба?

— Мы еще не решили. Пойдем, мне не терпится услышать.

Андриканис ушел довольно поздно и после его ухода все разбрелись по своим комнатам. Приготовившись ко сну, Лиза затушила свечу и подошла к окну. Ночь была темной и холодной. Год назад была точно такая же ночь, когда Алексей, которого держали в тюрьме, пришел к ней после освобождения. Он забрался в окно, она кинулась к нему в объятия, и ночной мрак перестал быть беспросветным и холодным. В тот момент Алексей сделал ей предложение.

Неожиданно Лиза вздрогнула, заметив силуэт мужчины, стоящего на улице и смотрящего на ее окно. Худой и длинный как жердь с копной белых волос. Лиза отшатнулась от окна. Она вспомнила о предупреждении, оставленном Алексеем. За ней действительно следили!

— Как ты мог? — вдруг совсем рядом услышал он голос жены и открыл глаза. Она стояла очень близко, но между ними была с железными прутьями решетка. — Как ты мог? — Лиза обличительно ткнула пальцем в сторону, и Алексей увидел Айседору.

— Между нами ничего не было.

— Как ты мог? — упрямо и обличительно повторила Лиза и на месте Айседоры возникла Маргарет.

— Между нами ничего не было, — произнесла вместо него любовница. Она заговорщически улыбалась.

— Ложь! — Лиза бросилась в сторону.

— Ложь! — подтвердил с улыбкой Шмит, подступая ближе.

— Я убью тебя! — прорычал Алексей.

Шмит рассмеялся:

— Не сможешь. Я уже мертв.

Шмит обернулся к Маргарет, протянул ей руку. Они удалялись от него все дальше и дальше по темному коридору, пахнущему сыростью и плесенью. Алексей задыхался. Опять тюрьма. Его опять избивают и топят в баке с ледяной водой. Он приходит в себя в полной темноте. Мокрая одежда примерзла к холодному полу. Он с трудом поднимается на ноги. Но не все как в прошлый раз — дверь открыта. Алексей шаг за шагом, ступенька за ступенькой поднимается наверх к открытой двери. Яркий свет бьет в глаза. И вот он в коридоре. Дверь одной из камер открывается, и из нее выходят трое. Уходят. Тяжело дыша, Алексей идет дальше. Заглядывает в открытую камеру. На кровати лежит Шмит, на тюремной рубашке расплывается красное пятно, а на пол капают капли крови. Алексей зажмурил глаза.

Рядом шаги. Открыв глаза, он увидел старую монашку со скрипом отворяющую дверь камеры. Камеры № 12. На железной кровати в утренних сумерках лежит женщина. Следом заходят чиновники. Женщина садится на кровати. Спина выпрямлена, плечи расправлены. Маргарет.

— Я умру с достоинством. Вы увидите прекрасную смерть.

Солнечный свет бьет в глаза. Осенний лес шумит. Двенадцать солдат по команде вскидывают ружья, целясь в Маргарет, одетую в меховое пальто и шляпку. Она смотрит на Алексея, улыбается ему и шлет воздушный поцелуй. Раздаются залпы. Все окрашивается ярко красным цветом крови.

— После твоего очередного исчезновения, Глебов, я с трудом, но нашел тебя. Немного не успел. По крайней мере, спугнул Азефа, иначе он бы тебя добил.

— Что ж ты такой неповоротливый.

— Ну уж, прости, надо предупреждать заранее из какого переплета тебя вытаскивать.

Алексей усмехнулся, затем прикоснулся к забинтованной груди рукой.

— Где медальон? — встревожился он, обнаружив отсутствие на шее футлярчика с фотографией Лизы.

Малышев встал, прошел к шкафу, взял что-то с полки и вернулся. Подарок жены — медальон на цепочке — закачался перед глазами Алексея. Он был искорежен, по всей видимости, пулей.

— Ты везунчик, — заметил Малышев.

Алексей молча смотрел на поломанную вещицу.

— Возьмешь?

— Нет.

Малышев пожал плечами, положил медальон на прикроватный столик.

— Давай поговорим о деле.

— Так вот для чего ты меня спасал, а я-то уж подумал. — Алексей усмехнулся.

— Ты совершенно прав, именно для этого, — не остался в долгу Малышев.

— Ну что ж. В России готовится ряд покушений на высокопоставленные лица. Ближайшее — 2 февраля, на московского генерал-губернатора Великого князя Сергея.

Малышев прищурился, кивнул:

— Что еще?

Алексей с передышками рассказал все, что узнал от Азефа о покушениях. Внимательно выслушав его, Малышев вскоре ушел, посоветовав Глебову хорошенько отдохнуть. Что, в принципе, Алексей и сделал — как только дверь за Малышевым закрылась, он провалился в глубокий сон.

— Самые, что не на есть. Рачковский в своем сыскном усердии зарывался и временами затрагивал вопросы, непосредственно относившиеся к внутренней жизни царской семьи. За это получил жесточайший нагоняй и при жизни Александра III не рисковал больше соваться в эту область. Нынешнему императорскому Величеству он был лично представлен, и тот к нему благоволил. Рачковский вновь осмелел и рискнул вмешаться в дворцовые интриги. На этом Петр Иванович сломал себе шею. Плеве давно его недолюбливал и воспользовался случаем, чтобы окончательно его похоронить. Лопухиным были собраны точные данные обо всех «подвигах» Рачковского, Плеве лично составил доклад царю, и согласие на устранение было получено.

— Значит, Лопухин тоже причастен к фиаско Рачковского?

Малышев кивнул.

— Лопухин еще раз приложил к этому свою руку: он так отредактировал извещение об увольнении Рачковского, что оно звучало оскорбительно, и переслал его таким образом, что с содержанием ознакомился широкий круг лиц из чиновного мира. Этой обиды Рачковский Лопухину не простил.

— Теперь приходит время реванша, — подытожил Алексей. — Думаешь, за Рач-ковским никто не стоит, и он действовал самостоятельно?

— Думаю, что так.

Алексей устало закрыл глаза. На губах Малышева мелькнула усмешка.

— Отдыхай, — произнес он, вставая. — Я позабочусь обо всем остальном. Как только тебе станет лучше, мы вернемся в Россию.

Маргарет готовилась к выступлению. Ей было страшно. Все, что она говорила о себе, было выдумкой: не была она не высокородной леди, не исполнительницей восточных танцев. Она вообще никогда не была танцовщицей.

Однако когда Аликс Глебов сказал, что, танцуя, она покорит Париж, Маргарет поверила, что так и будет. И вот теперь, стоя за кулисами, Грета запаниковала.

— Нет, я не буду выступать, — прошептала она.

Позади кто-то учтиво кашлянул, и Маргарет резко обернулась. Перед ней стояла худая высокая женщина лет сорока.

— Леди Маклеод?

Маргарет кивнула.

— Я Анна Линтьенс. Я ваша камеристка и компаньонка.

Маргарет удивленно вскинула брови.

— Но.

— Месье, который нанял меня для вас, просил передать вам вот это.

Женщина протянула Маклеод довольно увесистый сверток, к которому была прикреплена записка. «Солнце, обозначь каждое мгновение своего восхода. Я верю в твой успех». Положив сверток на столик, Грета быстро сняла тканевую подарочную упаковку.

Внутри были альбомы, прекрасно переплетенные в кожу, с золотым теснением. Маргарет с благоговением взяла один из них в руки и с трепетом провела пальцами по золотым витиеватым буквам имени.

— Мата Хари[77], - прочла она шепотом.

Только один человек мог придумать ей такое имя. Тот, который называл ее «Солнце» — око дня.

— Спасибо, Аликс, — прошептала Маргарет. Она с улыбкой погладила тонкими пальцами альбомы[78]:

— Ты подарил мне не только шанс, но и новое имя.

В этот момент на сцене громогласно провозгласили:

— Итак, дамы и господа, встречайте несравненную божественную Мата Хари!

Маргарет вздрогнула, поймала взгляд улыбающейся ей мадам Кириевской, улыбнулась в ответ и выпорхнула под звуки восточной мелодии на свою первую публичную сцену.

После той ночи, когда она увидела неприятного человека под своим окном, Лиза была предельно внимательна и осторожна, но больше не замечала, что за ней кто-то следит. Возможно, и показалось, наконец, решила она, хотя неприятное впечатление осталось.

Вопреки всем разговорам Лиза не торопилась с разводом. Ее не пугала людская молва: разводы не воспринимались ни обществом, ни церковью, но все же имели место. Просто Лиза не могла вот так взять и разорвать отношения с Алексеем.

Когда в квартире на Новинском бульваре их навестил Пешков, она надеялась хоть что-то узнать о муже, но Пешков опередил ее, поинтересовавшись «как поживает Алексей Петрович», которого он не видел «аж с кровавого воскресенья».

Лиза опять стала тревожиться об Алексее. Хотелось съездить в Петербург, чтобы все о нем разузнать. Но на плечи упали заботы о подготовке к свадьбе подруги, а также обустройстве на фабрике медицинской амбулатории.

Как-то раз, прогуливаясь с Катей возле Спасской башни, Лиза увидела мужчину, похожего на ее преследователя. Худой долговязый неопрятный тип с корявым лицом и грязными белесыми волосами стоял возле стены и наблюдал за прохожими.

Лиза схватила Катю за руку:

— Катя, это он!

— Кто он?

— Человек, который следит за мной!

— Ты уверена?

— Да! Не знаю. Что делать?

— Пойдем! — Катя потащила ее за собой.

Завидев, что девушки направились в его сторону, щербатый даже не тронулся с места. Когда они приблизились к нему достаточно близко, он протянул свою безобразную потрепанную шапку.

— Подайте, дамочки, сколь не жалко, — осклабившись, произнес он.

— Бог подаст, — отрезала Катя и быстро повела подругу через Спасскую башню в Кремль.

— Видишь, он не следил за тобой, — сказала она.

— Да, похоже.

Они прошли некоторое расстояние молча, но вскоре Катя дернула задумавшуюся подругу за рукав.

— Смотри, у дворца карета бывшего генерал-губернатора, князя Сергея[79], - с презрением кивнула она. Лиза кинула рассеянный взгляд на карету. Великого князя многие недолюбливали: и простые люди, и представители либеральной интеллигенции, считая виновным в массовом расстреле 9 января.

— Знаешь, говорят, что он предпочитает особ своего пола, — прошептала Катя ей на ушко.

— В смысле?

— Ну, понимаешь, они живут с женой как брат и сестра, — видя, что подруга не понимает, к чему она клонит, Катя продолжила, — князю нравятся мужчины.

Лиза покраснела.

— Что за глупости, — буркнула она.

— И вовсе не глупости. — Катя рассмеялась. Затем предложила:

— Пойдем к Сиу?

Лиза кивнула. Выйдя из Кремля на Кузнецкий мост, они направились в кофейню к Сиу, популярную среди москвичей, отводивших душу покупкой безделиц поблизости.

Подруги расположились за столиком в глубине кофейни, заказали пирожные и кофе. Пока Катя с большим удовольствием поглощала сладости и о чем-то рассказывала, Лиза рассеянно помешивала ложечкой в чашке с кофе.

— Лиза, да что с тобой сегодня?

— Прости, — Лиза аккуратно опустила ложечку на блюдце. — Я тут решила. Хочу съездить ненадолго в Петербург.

— Понятно, хочешь увидеться с мужем.

Лиза не успела что-либо ответить: вдалеке что-то бухнуло, дрогнули стекла витрины.

— Ты слышала? Что это было? — спросила она.

— Не знаю.

В кофейню, озираясь, вошел высокий молодой господин, очень бледный, и быстро подсел за соседний столик к красивой стройной даме, перед его приходом печально смотревшей в окно. Лицо мужчины показалось Лизе знакомым. Наконец она вспомнила его. Это был Савинков, бывший эсдек, примкнувший к эсерам — так, по крайней мере, говорили.

— Пойдемте отсюда, — сказал он женщине, странно скаля зубы в попытке изобразить улыбку.

Женщина взглянула на него, будто хотела что-то спросить, но не произнесла ни слова. Мужчина же утвердительно кивнул, и она поднялась. Ее взгляд вновь упал на витрину окна, и она замерла. Лиза подвинулась, чтобы взглянуть, что происходит — по улице в сторону Кремля бежали люди, встревоженные, любопытные, испуганные. Кто-то махал руками, один споткнулся, упал, тяжелый господин смешно перепрыгнул через него, понесся дальше, за ним вихрем пробежали какие-то мальчишки.

— Что такое? — спросила Катя, когда Лиза устремилась к выходу. Публика из кофейни посыпалась на улицу.

Кузнецкий мост заполнялся человеческим потоком, раздавались голоса:

— Кого?!

— Что?!

— Убило?!

— Кого?!

Кто-то задел Лизу плечом и обернувшись, она увидела, что это Савинков. Крепко держа печальную даму за руку, он проскользнул мимо Лизы и Кати, и потащил ее сквозь толпу. Подруги стали пробираться в том же направлении.

У Никольских ворот площадь заполнилась людьми. Все молча лезли куда-то. Толпа, сквозь которую нельзя было пробиться, казалась трясиной. Лиза заметила, как Савинков усадил спутницу в экипаж.

— Слышали? — произнес извозчик.

— Нет.

— Я стоял недалеко. Великий князь убит, — сказал он, дернул вожжами, и стегнул кнутом лошадку. Женщина упала на плечо Савинкова и зарыдала. Но это были слезы не печали, как казалось на первый взгляд, а облегчения: она взглянула на спутника, и Лиза увидела улыбку на ее губах. Савинков улыбнулся ей в ответ и крепче обнял.

Почувствовав жгучую неприязнь, Лиза отвернулась. Поток же толпы влек ее с Катей к месту происшествия. Мимо в санях четверо жандармов провезли полулежавшего связанного окровавленного террориста.

— Да здравствует свобода! — старался кричать он, смеясь и рыдая как сумасшедший.

На месте происшествия уже образовался кордон. Пахло дымом и гарью. В нескольких десятках шагов стояла черная карета с желтыми спицами, точнее то, что от нее осталось. На мостовой — щепки кареты, лужа крови, посреди которой лежали останки Великого князя. Можно было рассмотреть только часть мундира на груди, руку, закинутую кверху, и одну ногу. Голова и все остальное было разбито вдребезги и разбросано по снегу.

Рядом ахнула Катя. Лиза отвернулась и потянула подругу прочь из толпы.

— Ужасно, ужасно! — твердила Шмит, как заведенная.

Лиза, плотно сжав губы, шагала прочь, не отпуская впечатлительную подругу.

— Я знаю, кто к этому причастен, — сказала она спустя какое-то время.

— З-знаешь? — У Кати зуб на зуб не попадал от волнения, и слово далось ей с трудом.

— Да. Это Савинков. Ты должна была видеть его в кофейне рядом с печальной брюнеткой.

— Д-да, кажется, помню.

— Смотри!

Возле решетки сквера стоял окруживший кого-то любопытствующий люд. Неподалеку находилась ошарашенная пара лошадей с передней осью кареты великого князя. Лиза пробралась сквозь толпу и увидела окровавленного кучера, чудом державшегося на ногах.

— За каретой медицинской помощи отправили? — спросила она стоявших рядом.

— Отправили, — ответил кто-то.

— Как вы себя чувствуете? — Лиза осмотрела раненного взрывом кучера. Его израненная спина выглядела ужасно.

— Умру я, жутко больно… Умру, сердце не выдержит… Он застонал, закатив глаза.

— Говорите со мной! Как вас зовут? — Громкий четкий голос девушки вывел его из полузабытья.

— Андрей. Андрей Рудинкин.

— Хорошо, Андрей Рудинкин. А я Елизавета Глебова. Говорите со мной. Скоро прибудет помощь.

— Умру я, — повторил он.

— Не умрете. Держитесь.

Лиза впоследствии не могла вспомнить, о чем она далее говорила с раненым. Прибыла карета «скорой медицинской помощи», израненного кучера погрузили и повезли в Яузскую больницу.

— Как думаешь, он выживет? — спросила Катя Лизу, взяв ее под руку. Ее впечатлила выдержка подруги.

Лиза промолчала. Катя вздохнула:

— Это не метод для борьбы. Если Великий князь и заслужил смерти, то кучер-то в чем виноват?

Через несколько дней Лизе на глаза попала заметка в газете:

Лиза не дочитав, отложила газету в сторону.

Алексей и Малышев прибыли в Петербург ранним морозным утром. Их встречала пара молчаливых и неприметных филеров. Попутчик Глебова был напряжен и замкнут — Алексей тоже предпочел безмолвие, а не разговоры. Он понимал, что Малышев обязан по долгу службы доставить его в Департамент.

Однако Малышев сделал знак водителю, и автомобиль, на котором они ехали, свернул к дому Алексея. Высадив Глебова и одного из филеров, Малышев уехал.

Алексей, засунув руки в карманы, проводил машину долгим взглядом. Затем посмотрел на филера, отсалютовал ему и, подхватив чемоданчик, отправился домой.

Открыв дверь квартиры, он сразу понял, что она давно уже пустует — Лиза так и не вернулась. Узнала ли она, что за ней следят? Фотография, оставленная им на столике как условный знак, находилась на прежнем месте.

Распорядившись вызвать прислугу, Алексей удалился в кабинет. Закурив, он выглянул в окно. Филер караулил на улице, подпрыгивая на морозе и похлопывая себя руками.

Глебов докурил папиросу, затушил окурок в пепельнице, основательно смяв его, и сел в кресло. Глаза Алексея сомкнулись от усталости. Путешествие выдалось тяжелым, напоминала о себе рана, и еще мгновение спустя он провалился в тяжелый тревожный сон.

Алексей шел по бесконечно длинному коридору, с обеих сторон которого было множество закрытых дверей. Шел долго и не мог дойти до конца. Но вот среди мрака и тишины едва уловимо зазвучали слова венской песенки:

Он остановился у двери, за которой раздавалась песня. Взялся за ручку, повернул, дверь бесшумно открылась. Песенку напевал себе под нос, стоя спиной к двери, молодой с внешностью ангела парень — его белокурые кудри светились, освещенные лампой, а светлая кожа отливала синевой. Алексей сделал шаг вперед. Руки ангела непрестанно что-то делали, но в его движениях ощущалась усталость. Почувствовав присутствие постороннего, он медленно обернулся. Глаза! Глаза черные как бездна, темнота, мрак. Ангел смерти! И вдруг раздался взрыв, ангела рвануло изнутри, пламя вырвалось наружу, обдало Алексея.

Алексей вздрогнул и проснулся. В дверь стучали. Прогоняя остатки сна, он потер рукой заспанные глаза и лицо, затем открыл. Пришла Арина.

— Здравствуйте, Алексей Петрович, — произнесла с теплой улыбкой прислуга. — Я приготовила вам ужин. Будете ужинать в столовой или принести вам в кабинет?

— Нет. Лучше здесь, — ответил он, не желая сидеть в одиночестве за длинным столом.

— Хорошо. — Арина ушла и вскоре вернулась. Принесла поднос с ужином и доставленное только что письмо.

Когда дверь за ней закрылась, Алексей вскрыл конверт. Записка была от Малышева. Он назначал ему встречу в парке через час.

Глебов недоуменно приподнял бровь, затем нахмурился. Тревожное предчувствие вновь вернулось. Он выглянул в окно. Филера уже не было.

Через полчаса Глебов и Малышев встретились в парке в назначенном месте. Малышев уже ждал его, сидя на скамейке. Алексей, осмотревшись по сторонам, подошел и сел рядом.

Хмурый Малышев молчал. Глебов ожидающе посмотрел на него.

— Великий князь был убит 4 февраля в Москве. Бомба брошена неким Каляевым, — произнес тот.

Алексей откинулся на спинку скамьи. Новость не удивила его. Во время возвращения в Россию, в одном из ночных кошмаров ему привиделась гибель князя. Вот и сейчас ему вспомнился этот сон — зимний день, карета Сергея Александровича приближается к Сенатской площади, раздается взрыв, и тело князя разрывает в клочья. Алексей тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Как же так вышло? Лопухин не поверил полученным сведениям? — с сарказмом спросил он.

Малышев мрачно посмотрел на него.

— Господин Лопухин сейчас в Москве, я с ним не виделся. Что касается покушения, то московские сыщики вели наружное наблюдение за террористами, однако им дали распоряжение — ничего не предпринимать до получения специальных инструкций из столицы. Приказ об аресте Бориса Савинкова и его сообщников пришел, но в тот же день, когда состоялось убийство Великого князя. Арестовать удалось лишь исполнителя — Каляева.

Алексей холодно усмехнулся:

— Похоже, у господина Лопухина действительно есть серьезные враги.

— Х-м. Пока мы были в Париже, он попытался противостоять Рачковскому: извлек из архива старый доклад Плеве, на котором некогда Его Величество начертал резкую резолюцию о Рачковском, и вновь представил царю. Не помогло. Сейчас господин Лопухин пытается вернуть благосклонность императора и лично произвести расследование о наличии небрежности в деятельности московского Охранного Отделения, которое имело данные о подготовке покушения на Великого князя Сергея, но не использовало их… И еще новый генерал-губернатор Петербурга Трепов[81] назначил Рачковского чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел, с возложением на него особой миссии по руководству деятельностью петербургского Охранного Отделения.

Глебов в задумчивости неопределенно качнул головой:

— Лопухину поездка в Москву не поможет. Мы не привезли Азефа в Россию, а полученные мной сведения бездоказательны и ничего не значат. Лопухин не сможет их использовать.

— Как бы то ни было, при его возвращении я подтвержу, что ты исправно выполнил свои обязательства.

— Премного благодарен, — Алексей усмехнулся, — но думаю, что Лопухин будет недоволен проделанной работой, и мои трудности не решатся. Я все еще у него на крючке.

— Есть один выход. Ты уже показал свои способности: там, где другие потратят месяцы, ты находишь решение за короткий срок.

Алексей вопрошающе посмотрел на него:

— К чему ты ведешь?

Малышев устремил на него внимательный с прищуром взгляд.

— Покушения. Те, что должны произойти в Петербурге, и довольно скоро. Времени осталось очень мало.

— И от меня ты хочешь.

— Чтобы ты нашел террористов.

Глебов удивленно приподнял бровь, затем хмыкнул:

— А ты предотвратишь покушения, и все будут довольны?

Малышев промолчал.

Алексей вздохнул и продолжил:

— Я уже говорил тебе, Азеф сообщил, что отряд некоего Швейцера отправился в Петербург для исполнения приговора над генерал-губернатором Треповым и князем Владимиром. Другой отряд — Боришанского — отправлен в Киев, он должен организовать убийство генерал-губернатора Клейгельса.

— Вопрос, когда и где? Возможно, их планы изменились. Террористы очень осторожны, их до сих пор не обнаружили.

Глебов невесело усмехнулся:

— Ты возлагаешь на меня такие надежды! Не боишься ошибиться?

Малышев внимательно смотрел на него:

— Выбора нет. И я никогда не встречал такого везения и чутья, что есть у тебя. Мистика, однако, работает. Не поверил бы, если бы сам не наблюдал.

— Мистика? — Глебов развеселился от души. — Уж точно, никогда бы не подумал, что услышу такие признания от закоренелого прагматика!

На лице Малышева не дрогнул ни один мускул — что сказать, дисциплина и выдержка.

— Мне нужно больше сведений, — наконец заговорил о деле Глебов. — Данные на террористов, маршруты передвижения предполагаемых жертв, где бывают, чем занимаются. То есть все, что сможешь разузнать.

Малышев кивнул:

— Будут. Завтра я свяжусь с тобой.

Он встал и ушел, а Алексей еще некоторое время сидел, в задумчивости уставившись перед собой.

По дороге домой Глебову пришла в голову неожиданная идея, он остановился у газетного ларька и выбрал несколько газет.

— Наконец Великому князю пришлось пораскинуть мозгами! — услышал он злобную шутку и хмуро посмотрел на говорившего. Многие не любили Великого князя. И по заслугам. Но бездушность, прозвучавшая во фразе, вызвала у Алексея холодное презрение к «шутнику».

Расплатившись за газеты, Глебов шагнул в сторону от прилавка, и чуть было не столкнулся с прохожим — молодой человек шарахнулся от него, крепко стиснув в руках саквояж, и устремил испуганный взгляд на Алексея. В задумчивости буркнув дежурные слова извинений, Глебов зашагал по тротуару, и молодой человек поспешил прочь.

Вернувшись домой, Алексей уже несколько часов подряд просматривал статьи и сообщения в газетах, но стоящего ничего не попадалось. Он и сам точно не знал, что же он ищет.

Алексей закурил папиросу, подошел к окну и, открыв форточку, некоторое время устало смотрел в ночную мглу. За окном стемнело — убогие фонари не могли осветить улицу, превращая тени в проулках в зловещие химеры[82]. На небе мерцали звезды, а Алексею невольно вспомнились небесно-голубые глаза Лизы, в которых вспыхивали, загорались подобные огни в минуты радости и счастья…

Нахмурившись, Глебов перевел взгляд на тлеющую папиросу, затем нещадно смял ее в пепельнице, и вернулся к столу. Не садясь, он отхлебнул кофе и развернул очередную газету. И неожиданно его осенило. Он нашел в газете то, что искал!

На следующий день Глебов и Малышев встретились в парке на том же месте.

— Вот, взгляни, — Алексей протянул Малышеву газету. Тот развернул ее и уставился на обведенное карандашом объявление. — Уверен, что удар Боевой организации эсеров намечен на 1 марта. В этот день видные сановники соберутся в Петропавловском соборе к гробу императора Александра II для очередной панихиды. По крайней мере, четыре цели Боевая организация сможет сразу уничтожить: Великого князя Владимира, генерал-губернатора Трепова, министра внутренних дел Булыгина и его товарища[83] Дурново.

— Думаю, что ты прав… Осталось всего несколько дней. Если их не остановить, то будет много жертв — пострадают все, кто будет на панихиде во время взрыва. — Сложив газету, Малышев положил ее в карман, затем посмотрел на Глебова. — Боришанский, руководитель «киевской» группы, был замечен в Петербурге. Думаю, от покушения в Киеве террористы отказались: преследование провинциального генерал-губернатора — дело второстепенное в сравнении с тем, что они готовят провернуть здесь. Мы распространили ориентировки на Боришанского, Швейцера и Савинкова, однако пока поиск не дал результатов.

Малышев протянул Алексею три фотографии из архивов охранки:

— Вот. Это Савинков. Боришанский. Швейцер.

— Думаешь, Савинков — здесь, в Петербурге? — спросил Глебов, разглядывая фотографии. Савинков имел худощавое вытянутое лицо. Простое лицо Боришан-ского не обладало запоминающимися чертами. Швейцер же отличался яркой внешностью и был красив «аки ангел» — Алексею невольно пришло на ум это сравнение. Он сложил фотокарточки в стопку. Все молоды, идеалисты — отсюда самонадеянны, отчаянно смелы и тем паче[84] опасны.

— Возможно. Однако стоит большее внимание обратить на Максимилиана Швейцера — он руководит этой группой, при том химик по специальности. У него должно быть укромное место, где он делает бомбы. Лицо у него приметное, поэтому вряд ли он часто покидает свое убежище.

Алексей еще раз взглянул на фотографию Швейцера.

— Максимилиан Швейцер, — повторил он. Лицо вдруг показалось ему знакомым.

— Что-то не так? — окликнул его Малышев.

— Нет. Все так. — Глебов вручил ему фотографии и поднялся со скамьи. — Мне нужно проверить кое-что. Позже увидимся, — сказал он и зашагал прочь.

Лиза вынула из ридикюля ключ от своей петербургской квартиры, и некоторое время постояла в нерешительности. За дверью не было слышно ни звука. Она вставила ключ в замочную скважину и повернула. Открыв дверь, Лиза вошла. В квартире было тепло и прибрано. Лишь на столе в гостиной стояла чашка из-под кофе, лежали газеты, в пепельнице окурки. Постоянная манера Алексея все разбрасывать на столе! Где же прислуга?

Лиза прошлась по комнатам. На столике для корреспонденции лежали нераспечатанные письма. Она просмотрела стопку: несколько уведомлений, счета, ей — письмо из Верхнеудинска от невестки, три нижних — Алексею.

Лиза стремительно просмотрела имена отправителей: Катарина, Айседора Дункан, Мата Хари. Она гневно вскликнула, и, повинуясь первому порыву, сложила письма вместе и потянула за концы, намереваясь разорвать. Затем, закусив губу, остановилась и спустя мгновение решительно вскрыла одно из них.

«Здравствуй, мой милый Аликс!» — гласили строки на французском языке. Дальше Лиза читать не стала — отшвырнула письма в сторону, и, обессилено опустившись на стул, прикрыла лицо руками.

«Как ты мог?!» — Она погасшими глазами уставилась вперед. — «Это никогда не прекратится! Что на этот раз может тебя оправдать?!»

Лизе вспомнилось то, что произошло с ними год назад.

После недели замужества, когда они уже собирались отправиться в свадебное путешествие, Алексей вдруг пропал. Она еще не знала тогда, что Алексей заподозрил ее отца в убийстве своих родителей. Она не могла понять, что случилось, что происходит, везде искала мужа. И вот ей сообщили, что видели ее супруга в публичном доме. Она не хотела в это верить! Но пошла туда. Вызывающе накрашенная, с низким декольте хозяйка заведения не пустила ее на порог. Одетый в поношенную ливрею мужичок выставил ее за калитку и запер ворота. Не смотря на уговоры сопровождавшей ее знакомой, она перелезла через ограду. Через черный ход прокралась внутрь, прошла, таясь по темному коридору, сгорая от стыда от звуков, раздающихся за закрытыми дверями, и вдруг случайно услышала голос мужа. Она потянула ручку двери и заглянула внутрь. Ее обнаженный муж сидел в ванне, наполненной водой, а полуголая девица ласкающе обтирала его мочалкой. Алексей был пьян, он что-то говорил ей, девица смеялась. Затем он схватил ее за талию и сгреб в ванну, та вскрикнула и расхохоталась. Он страстно припал к ее прелестям, ее рука спустилась ниже. Лиза вскрикнула от гнева и бессилия, девица оглянулась. Затем расхохоталась ей в лицо. Лиза, не помня себя, выскочила на улицу.

Лиза вздрогнула, как от удара, и очнулась. Все его слова о любви — только лишь слова! В его жизни всегда будут другие: замужние дамы, певички, танцовщицы, потаскухи. Он лгун и лицемер! Он будет врать всегда — врать и манипулировать ею! Нет, хватит! Нужно уехать и больше никогда, никогда сюда не возвращаться!

Лиза вскочила со стула и выбежала из квартиры, забыв запереть дверь. Остановив на улице коляску, она приказала извозчику ехать на вокзал.

Глебов еще раз описал продавцу газет внешность парня — того, с которым столкнулся вчера вечером у газетного ларька. Тот лишь отрицательно покачал головой, пожал плечами. Получив же хорошее вознаграждение, посоветовал обратиться к владелице цветочного магазина напротив.

Алексей перешел дорогу и вошел в магазин. Над головой брякнул колокольчик. Слева от входа в клетке чирикали пестрые птахи, а все помещение утопало в цветах и зелени. Аромат цветов будоражил, раздражал.

Алексей прошел к прилавку, за которым находилась миловидная стройная белокурая дама, скрупулезно составляющая букет.

— Что желаете, сударь? — спросила она, отвлекаясь от своего занятия.

Глебов улыбнулся ей самой очаровывающей из своих улыбок.

— У вас райский уголок, мадам!

— Благодарю. — Дама зарделась от удовольствия. — Так что же вы желаете? Букет или, быть может, вас интересуют горшечные цветы?

— Букет. Для прекрасной дамы.

Цветочница кивнула:

— Розы, тюльпаны, нарциссы?

Глебов окинул взглядом пеструю цветочную палитру. Его взгляд остановился на синих причудливых цветах, так напоминающих цвет глаз Лизы.

— Сударь?

Алексей очнулся. Лиза? Вспомнилась совсем не к месту.

Он кашлянул в кулак и осмотрелся по сторонам, будто выбирая.

— Я совершенно в растерянности. — Он вновь с улыбкой посмотрел на хозяйку цветочного магазина. — Скажите, а что предпочитаете вы?

— Я? О, я предпочитаю розы. — Она плавным жестом указала на корзину с цветами. — Взгляните, они прекрасны, будь то красные, белые.

— Черные?..

Цветочница рассмеялась:

— Сударь, черных роз не бывает!

— Наверняка, когда-нибудь они будут. — Алексей, поставив ногу на подставку, наклонился к даме поближе. — Сделайте мне букет на ваш вкус.

Цветочница очаровательно улыбнулась и стала составлять букет из роз.

— Знаете, мадам, я хотел бы посвятить вас в маленький секрет, — сказал он, не сводя с нее глаз.

Она посмотрела на него:

— Секрет?

— Да… Один господин доставляет моей сестре неприятности. Он тайный ее поклонник и постоянно присылает ей цветы. Но главное то, что сестра замужем. А ее муж — суровый человек, военный.

— И что? — История цветочницу заинтересовала. Алексей видел это по выражению ее глаз.

— И только вы мне можете помочь.

— Каким же образом?

— Я знаю, что этот молодой повеса приобретал цветы в вашем магазине. Возможно, вы вспомните его. Высокий белокурый юноша с ангельским лицом и голубыми глазами.

— Мак-Куллох? — Дама выпрямилась в струнку.

Алексей пожал плечами:

— Я имени его не знаю.

— По описанию подходит только он. Он англичанин. Актер, — отчеканила она, продолжая собирать цветы в букет. Движения выходили резкими и злыми. — Но у меня цветы он покупал всего лишь раз, а так интересовался, можно ли приобрести их на большое мероприятие.

По всей видимости, этот парень захаживал сюда, чтобы ближе познакомиться с этой дамой. Хотя, что за мероприятие? Не к поминальной ли панихиде по императору Александру готовятся цветы?

— Все, готово, — возвестила дама.

Расплатившись, Глебов протянул букет блондинке:

— Возьмите, прекрасная мадам, он для вас.

К хозяйке магазина вернулось хорошее расположенье духа. Она приняла букет. Поблагодарила. Понюхала цветы, как будто раньше не вдыхала их аромат.

Алексей улыбнулся, и уже хотел задать вопрос, как вдруг что-то заставило его обернуться. Однако он ничего необычного не заметил — за окном мелькали экипажи и передвигались прохожие. Алексей вновь повернулся к цветочнице.

— Скажите, где его найти?

— Кого? Ах да, — она пожала плечами. — Не знаю. Хотя, постойте. Он говорил, что знает один хороший ресторан, в котором частенько бывает. Название, по моему, «Европа».

Лизе казалось, что экипаж едет слишком медленно. Она уже была готова обратиться к извозчику, но неожиданно увидела Алексея, переходящего дорогу. Сердце замерло, а потом болезненно сжалось. Алексей вошел в цветочный магазин. Зачем?

Поддавшись порыву, Лиза попросила извозчика остановиться и быстро направилась к витрине магазина. То, что она увидела в окно, окончательно разбило ее сердце. Алексей флиртовал с белокурой цветочницей, преподнес ей цветы, нежно сжал ручку.

Кучер несколько раз окликнул Лизу, она вздрогнула, развернулась и побежала к экипажу. Сердце больно сжималось. Все! Прочь из этого города, прочь от него! Она не позволит ему увидеть свои страданья. Лиза стерла слезы. Как же быть? Она ведь больше так не может.

«Европа» был не столь уж шикарным заведением, хотя обслуживание было не из плохих: служащие всегда заискивающе улыбались, учтиво говорили, интересовались пожеланиями клиентов, естественно, не за просто так, а за звонкие монеты и хрустящие банкноты.

Вот и сейчас метрдотель любезно улыбнулся вошедшему в ресторан посетителю: Глебов лениво осмотрелся, затем поинтересовался, здесь ли господин Мак-Куллох. Метрдотель с извинениями ответил, что никакого господина Мак-Куллоха здесь нет, и услужливо предложил столик.

Проводив Алексея до свободного столика, он удалился — вскоре явился с наклеенной услужливой улыбкой официант. Сделав заказ, Глебов вновь поинтересовался Мак-Куллохом, но видя недоумение на лице обслуги, вкратце описал его и «оживил» память официанта с помощью монеты. Ловко спрятав деньги, официант доверительно сообщил, что некий господин подходит под описание. Кто он таков, чем занимается — не известно. Как правило, бывает по субботам или воскресеньям — поэтому возможно и будет нынче.

Ожидая заказ, Алексей осмотрелся. Вход в зал хорошо просматривался — если Мак-Куллох явится, то он его непременно заметит.

Время шло, а Глебов не торопился уходить: блюда оказались вполне удобоваримые, пианист играл легкую музыку, посетители ресторана неспешно поглощали пищу за приятной беседой. Алексей взглянул на часы. Ждать дальше не было смысла. Он жестом подозвал официанта — попросил счет. И в эту минуту заметил у входа разыскиваемого им блондина — тот выглядел уставшим, под глазами синяки — то ли от недосыпания, то ли от начинающейся лихорадки, а белокурые немытые волосы слиплись.

Да, это был тот самый парень, с которым Глебов столкнулся, когда покупал газеты. Мак-Куллох. И хотя изображение Швейцера на фотографии, что приносил Малышев, было давним, у Алексея не осталось сомнений — Мак-Куллох и Швейцер — один и тот же человек.

Тем временем, поговорив с метрдотелем, Швейцер сделал шаг в зал и осмотрелся, затем, вернувшись к метрдотелю, пожал плечами, что-то сказал и ушел.

Глебов быстро расплатился и последовал за ним. Выскочив на улицу, он огляделся — Швейцер-Мак-Куллох стремительно шагал по тротуару. Алексей, соблюдая осторожность, последовал за ним. Однако вскоре удача подвела его: из-за промчавшейся мимо кареты, Алексей упустил Швейцера из виду. На улице быстро темнело. Поиски не имели смысла. Он остановил экипаж, назвал извозчику адрес.

Кто-то плеснул воду в лицо, и Глебов с трудом разлепил глаза. На него смотрел Швейцер-Мак-Куллох.

— А, очнулся. Хорошо. — Швейцер выпрямился во весь рост.

Сидящий на полу возле стены Алексей пошевелился, но руки и ноги были крепко связаны. Он вздохнул, взглянул на Швейцера и спросил:

— Кто ты такой? Что тебе надо?

Швейцер рассмеялся:

— Дурака не корчи. Ты следил за мной. Мы засекли тебя еще в ресторане!

Глебов вздохнул. Он просчитался, допустил ошибку, которая может стоить ему жизни.

Алексей пристально посмотрел на Швейцера:

— Метрдотель?

— Метрдотель тут вовсе не причем.

Тогда кто эти мы? Неужели кто-то ждал Швейцера в ресторане, и сразу вычислил его?

Швейцер ухмыльнулся:

— Теперь моя очередь задавать вопрос. Кто ты такой и что тебе от меня надо?

Сейчас его лицо вовсе не было ангельским — на нем отражались угроза и жестокость.

Алексей невесело усмехнулся:

— Мое имя? Тебе оно ничего не скажет.

Удар ботинком в бок заставил перестать дышать от боли. Оправившись, Глебов попытался сесть поудобней, что заставило его снова поморщиться.

— Будешь говорить?

— Смотря о чем.

Очередной удар ботинком.

— Ах, ты… — выругался сквозь зубы Алексей. Думай, Глебов, думай! Думай, что делать.

— У нас мало времени. Нельзя допустить, чтобы наш план сорвался, — раздался знакомый голос совсем рядом. Алексей повернул голову и увидел сухощавого мужчину, выглядывающего в окно. — Одна жертва ничто. Надо его устранить.

Да, скверный оборот. Голос. Чей же это голос? Вспомнился Париж, балкон, Азеф и «Павел Иванович». Да, точно. Это тот тип, с которым встречался Азеф.

Швейцер сомневался:

— А если он из полиции? Возможно, они у нас на хвосте. Нужно выяснить, что они знают. И кто их информатор.

— Оставь его мне. Я все выясню. — Мужчина обернулся, и Алексей узнал его. Человек на одной из фотографий, что принес Малышев. Борис Савинков. Один из лидеров Боевой организации ПСР. И где эти филеры, когда они так нужны? Впервые Алексей пожалел, что полицейские не следят за ним.

— Тебе нужно закончить работу, — продолжал Савинков.

— Да, нужно, — согласился Швейцер. Он прошел к стулу, на котором висело его пальто, оделся. Кивнул в сторону Глебова. — Что с ним будешь делать? Убийство — сразу бросится в глаза.

Савинков размышлял с холодным выражением лица.

— У тебя спички есть?

Швейцер без лишних вопросов пошарил в кармане и кинул коробок Савинкову.

— Ну, я пошел, — сказал он, надевая шапку.

Когда Швейцер ушел, Савинков приблизился к Алексею. Присел перед ним на корточки:

— Что молчишь? Говорить будем?

— А о чем нам говорить? — Глебов усмехнулся. — Ведь все равно убьешь? Защитник революции!

— Ты прав, убью. Защищая революцию. Вопрос в том, как я это сделаю. Если по-хорошему, ты умрешь легко и быстро. Если по-плохому, умирать придется долго и болезненно.

— Предпочитаю долго.

— Что ж, как пожелаешь. — Савинков поднялся и оглядел комнату. Взял подсвечник с камина и зажег свечу. Поставил его на пол возле дивана так, чтобы пламя начало лизать обивку. Рядом расположил полупустой бокал, разлил коньяк из бутылки на обивку, поставил ее на пол. Посчитав, что не достаточно — чиркнул спичку и поджег там, где плеснул спиртное.

— А знаешь, Борис, я тебе все же скажу одно, — произнес Глебов, пытаясь тихонько растянуть узлы. Услышав свое настоящее имя, Савинков вздрогнул, обернулся.

— Что же?

— Кто информатор.

Савинков взглянул на обивку дивана, которая с трудом, но разгоралась. Приблизился к Алексею:

— И кто же?

Губы Глебова расплылись в усмешке.

— Евно Азеф.

— Врешь!

— У меня есть доказательства. Нужны? Так они в сейфе в спальне. По такому случаю могу и код назвать.

— Что ж, посмотрим. — Савинков прошел в спальню. — Где сейф?

Глебов натянул веревки, но все бесполезно. Диван чадил, а потом вдруг полыхнуло пламя. Алексей на секунду прикрыл глаза, тяжело сглатывая. В детстве во время пожара погибли его родители. Он сам задыхался от дыма и видел, как языки пламени пожирают его дом. Детские страхи вернулись.

— Эй, что молчишь?

Алексей открыл глаза, стараясь больше не смотреть на разгорающееся пламя.

— За ковром. — Еще пара минут выиграно. Савинкову потребуется время, чтобы убрать тяжелый турецкий ковер.

Глебов сделал несколько глубоких вдохов и огляделся. Вспыхнул ковер, лежащий на полу. Взгляд Алексея остановился на фотографии Лизы. Когда в соседней комнате раздался шум, он толкнул ногами столик, рамка покачнулась и упала на пол. Раздался глухой звук треснувшего стекла.

— Что дальше? — крикнул Савинков. — Говори комбинацию.

Подтянув рамку к себе, Глебов взглянул на фотографию жены. — Семь влево. — Сдавил рамку, разломал и вынул осколок стекла. — Два вправо. — Изловчившись, стал резать веревку.

— Дальше.

— Четыре влево. — Черт, какая же толстая веревка! — Девять вправо. Семь влево. Один вправо. — Руки свободны.

— Ни черта не сработало! — выругался Савинков.

— Еще раз. Попробуй. Семь влево, два вправо. — Глебов развязывал веревку на ногах. — Четыре влево. Девять вправо. — Еще немного. — Восемь влево.

Савинков выругался:

— Ты говорил «семь»!

Что ж, у Савинкова прекрасная память!

— Ты не расслышал. Во-семь!

— Дальше!

— Один вправо.

Все, Савинков открыл дверцу сейфа. Но и веревка была уже снята. Вооружившись каминной кочергой, Глебов бесшумно стал пробираться к спальне.

Савинков рылся в сейфе, переворачивая бумаги, ища то, чего там не было. Глебов на цыпочках приблизился к нему, держа кочергу наготове:

— Эй!

Савинков резко обернулся, Алексей ударил.

— Один — один, — удовлетворенно произнес он. Обыскал Савинкова. Забрал револьверы — его и свой. Сунул себе за пояс. Затем выгреб из карманов все остальное: спичечный коробок, ключи, дорогие папиросы, портмоне, документы. Распихав предметы себе по карманам, взял жертву за шиворот и вытащил в гостиную. Пламя пожирало здесь все с нарастающей скоростью.

Алексей чертыхнулся. Должны же жильцы дома почувствовать запах дыма и гари?! Наскоро связав Савинкова, он вытащил его в коридор, распахнул входную дверь и проорал:

— Пожар!

Убедившись, что его услышали, Глебов вернулся в гостиную. На секунду зажмурил глаза, затем схватил плед и стал сбивать пламя. На помощь примчалась пара добровольцев из обслуги дома.

Кашляя, Глебов вышел в коридор и обнаружил, что Савинков исчез!

— Черт! — выругался Алексей, запуская пятерню в волосы. Ушел! И где теперь их искать? Он стал усиленно вспоминать все, что могло подсказать, где нужно искать террористов. И тут его осенило. Спички! Глебов вывалил из карманов предметы, принадлежащие Савинкову. Вот они! Фирменный коробок отеля «Бристоль».

Алексей выскочил на лестничную площадку, на которой столпилось несколько напуганных дымом жильцов дома. Увидев погорельца, жильцы невольно расступились. Глебов же, перескакивая через ступеньки, помчался вниз.

Алексей мчался к отелю, опасаясь, что Савинков предупредил Швейцера, и они сумеют скрыться.

Прибыв в отель «Бристоль», Глебов разбудил портье. Тот недоуменно уставился на незнакомца, затем возмущенно воскликнул:

— Что вам нужно?

— Мне нужно знать, в каком номере проживает Швейцер!

— У нас нет никакого Швейцера! Вы знаете, сколько сейчас времени?! — Портье посмотрел на часы. — Еще нет и пяти!

Глебов ухватил его за лацканы пиджака.

— Послушайте! В вашем отеле проживает террорист. Здесь он изготавливает бомбы, которые могут рвануть в любой миг!

Глаза портье испуганно расширились.

— Но у нас действительно нет никого с таким именем!

— Тогда Мак-Куллох! Блондин с голубыми глазами!

Портье похлопал ресницами.

— У нас есть Артур Мак-Куллох.

— В каком он номере?

— Двадцать семь.

Алексей отпустил лацканы пиджака портье.

— К нему кто-нибудь приходил ближайшие полчаса?

Портье испуганно моргал.

— Нет, — ответил он, — ночь ведь. Что теперь, а?

— Что и должны сделать, сообщите в полицию, — сказал Глебов и устремился вверх по лестнице.

Швейцер стоял перед столом. Лампа тускло освещала то, что лежало перед ним — материал, необходимый для бомбы. Швейцер устало начинял очередную бомбу. Он сонно потер глаза. Нужно торопиться — ведь время поджимало.

Швейцер достал папиросу и огляделся в поисках спичек. Затем вспомнил, что отдал их Савинкову. Нахмурился. Он осуждал такие убийства, что совершил или совершит сегодня Савинков. Но время, революция требовали таких жертв. Со злом нужно бороться любыми способами, жертвы себя оправдают. Взять, к примеру, французские революции.

Швейцер зевнул. Вернулся к своему занятию. Его не покидала тревога. Чувство опасности. Чтобы отогнать сонливость и дурные мысли, он стал напевать куплетик венской песенки, всегда вертевшейся у него на языке:

…Глебов шел по коридору, освещенному лишь двумя тусклыми лампами. Двадцать седьмой номер. Где же этот чертов двадцать седьмой номер?! На каком этаже? Ничего невозможно было разглядеть в полумраке.

И тут Алексей услышал куплет песенки, звучавший совсем тихо, едва уловимо. Он медленно двинулся по коридору, приблизился к двери, прислушался. Положил руку на ручку двери. И вдруг вспомнил сон. Фрагменты кошмара пронеслись перед глазами: Швейцер возле стола, напевает песенку, затем оборачивается, из его рук выскальзывает капсула, падает, разбивается и…

Алексей развернулся и кинулся прочь. Раздался оглушающий грохот, взрывная волна подхватила его и бросила на стену.

Взрыв прогремел как гром среди ясного неба. С четырех этажей «Бристоля» полетели стекла, камни, доски. Из дыр, образовавшихся в стенах, повалилась ломаная мебель, кучей вниз ухали кирпичи, смешанные с пылью. Рядом со скрипом рухнула решетка.

Случайные прохожие, оправившись от испуга, устремили любопытствующие взгляды на последствия взрыва. Из отеля стали выбегать полураздетые жильцы. Портье, схватившись за голову, метался из стороны в сторону. Вскоре подъехала полиция и стремительно создала оцепление.

Из прибывшей кареты вышел Малышев. На ходу запахивая пальто, он окинул взглядом пострадавший от взрыва «Бристоль» и направился к портье.

Прибыв из Петербурга, Лиза вела себя сдержанно и замкнуто, но стоило ей остаться одной в своей комнате, она упала на кровать и зарыдала. Слезы лились из глаз нескончаемым потоком. Все, что было, рухнуло, от брака остались одни обломки.

В дверь тихонько постучали. Она зажала рот ладошкой.

— Лиза, вы плачете? — услышала она голос Николая.

Лиза молчала.

— Лиза, я слышал, как вы рыдали, — настаивал он. — Я позову Катю.

— Нет, я не плачу, — смогла ответить она.

— Зачем вы говорите мне не правду?

— Хорошо. — Лиза встала и открыла дверь. Шмит увидел ее заплаканное лицо. — Довольны?

— Чем я могу быть доволен?! Тем, что вы несчастны?

Лиза отвернулась. Шмит молчал, затем вошел в ее комнату.

— Это не допустимо, — воспротивилась она.

— Недопустимо то, что вы плачете.

— Вы подаете плохой пример своим младшим сестрам и брату.

Шмит не ответил, сел на подоконник и задумчиво уставился на нее. Лиз вздохнула, поправила помявшееся платье и опустилась в кресло.

— Лиза, выходите за меня замуж.

Лиза вздрогнула и обернулась.

— Зачем вы так, опять?

— Я хочу сделать вас счастливой. Вы созданы, чтобы вас любили, носили на руках, боготворили.

Лиза невольно рассмеялась:

— Вы так влюблены, что заговорили стихами?

— Вы достойны того, чтобы о вас говорили стихами, — упрямо ответил он.

Лиза горько вздохнула, но на душе от его слов полегчало.

— Спасибо вам.

— За что?

Лиза не ответила. Шмит повернулся к окну. Помолчал.

— В фабричной амбулатории сегодня были первые пациенты, — сказал он.

Лиза оценила то, что он сменил тему разговора.

— Да? И как? — Ей действительно было интересно.

— Доктор сказал, что без помощницы будет очень туговато. Он спрашивал о вас в надежде, что вы не оставите его в столь трудные минуты, а может месяцы.

Лиза улыбнулась:

— Конечно же, нет, как вы могли только подумать!

Они проговорили до утра. Когда за окном стал оживать город, Шмит отправился к себе. Открывая ему дверь, Лиза улыбнулась. Он повернулся к ней:

— Желаю вам спокойной ночи.

Лиза хотела ему ответить, но вдруг побледнела: сердце в ее груди замерло, скакнуло, ударилось о ребра так, что отдалось по всему телу болью. В глазах потемнело, и она стала падать.

Шмит подхватил ее.

— Жив! — воскликнул тот. Затем окинув взглядом с ног до головы, подхватил под локоть. — Пошли.

Малышев провел его через толпу, усадил в свой экипаж и сел рядом. Алексей молчал. Экипаж тронулся с места.

— Куда ты меня везешь? — спустя некоторое время спросил Глебов.

— Ну, наконец-то! Заговорил.

Алексей недоуменно посмотрел на него.

— Неужели я так плохо выгляжу? — уныло усмехнулся он. Или ему показалось, что усмехнулся? Тело не желало больше слушаться.

— Да, вид у тебя еще тот.

— Так куда ты меня везешь?

— В клинику…

— Мне не нужен доктор.

— Нужен, уж мне поверь. Клиника хорошая, частная, уединенная. Побудешь там несколько деньков, пока все не уладится. Выспишься, подлечишься.

Глебов хотел возразить, но Малышев настоял:

— Так нужно.

Спорить больше не хотелось. Точнее сил не было. Алексей закрыл глаза.

Алексей две недели провалялся на больничной койке. Обслуживание было на высшем уровне: в палате он находился один, за ним ухаживали симпатичные сестрички, доктор был терпелив, но настойчив. Глебов же оказался несносным, раздражительным пациентом и требовал скорейшей выписки. Думается, все вздохнули с облегчением, когда доктор выписал его.

Алексей вышел на улицу и втянул ноздрями холодный весенний воздух. Прищурился с непривычки от солнца, бьющего в глаза.

В этот момент к крыльцу подкатил открытый экипаж и из него выскочил Малышев.

— Пройдемся?

Глебов кивнул.

Они свернули в сквер. Малышев протянул ему небольшой сверток.

— Что это?

— Держи. На память.

Алексей взял подарок. Распаковал. Внутри оказалась серебряная инкрустированная коробочка с гравировкой.

— «Memento mori», — прочитал он вслух. Усмехнулся. — Помни о смерти?

Глебов открыл коробку. В ней на бархатной основе лежал его медальон, пробитый пулей. Оказывается, Малышев сохранил его.

— В тебе просыпается чувство юмора? — Алексей закрыл коробочку.

— Нет. Это напоминание, предупреждение. — Малышев был серьезен.

— А я-то думал. Что ж, премного благодарен. — Глебов убрал подарок в карман. — Но я бы предпочел что-то вроде «Veni, vidi, vici»[86] или «Meliora spero»[87].

— Рад, что к тебе вернулось прежнее расположение духа.

Они некоторое время молча шли по скверу.

— С твоей жены сняли слежку, — сообщил Малышев. Глебов промолчал, и он продолжил:

— И еще. Хочу тебя поблагодарить.

— С чего бы?

— Покушение, намеченное на 1 марта, не состоялось: смерть Швейцера внесла расстройство в работу отряда Боевой организации. Нам удалось выйти на след террористов. Было обнаружено место хранения взрывчатых веществ и бомб[88]. Сейчас проводятся аресты.

— Можно поздравить тебя с повышением?

Малышев не ответил.

— Савинкова арестовали?

— Нет. Ему удалось скрыться. Скорее всего, он уже покинул Россию. — Затем сообщил, — Лопухин снят императором с должности.

— Как же мое дело? — Они остановились напротив друг друга. Малышев некоторое время молчал.

— О тебе знает ограниченный круг людей. В большей степени я и Лопухин. Ты работал лично на него. Он опасался, что кто-то может узнать об этом. Предполагаю, твое дело по-прежнему хранится на конспиративной квартире, где ты с ним встречался.

— На Фонтанке?

Малышев невольно удивился.

— Как ты узнал?

— Просчитал, когда вы меня туда возили. Малышев кивнул. Вздохнул:

— Извини. Больше ничем не могу тебе помочь. Алексей усмехнулся и протянул ему руку:

— Что ж, прощай.

Малышев ответил крепким рукопожатием.

— Прощай. — Помедлил. — Жаль, что так получилось. То, что мы не можем быть в одной команде.

Затем зашагал прочь.

Глебов не терял время зря и ночью того же дня пробрался в конспиративную квартиру на Фонтанке. Вскрыть замок квартиры было не столь сложно, зато пришлось помаяться с несгораемым сейфом. Однако Алексея ожидало разочарование: сейф оказался пуст. Глебов мысленно чертыхнулся. Дело принимало скверный оборот. Лопухин мог, да как угодно он мог поступить!

— А, господин Глебов. — Неожиданно услышал Алексей за своей спиной. Внутри все похолодело. Он медленно обернулся.

Перед ним стоял довольно высокий крупный мужчина лет пятидесятишестидесяти, с седеющей бородкой и гладко зачесанными назад волосами. В глаза бросались его слегка заостренные вверх уши.

— Господин Витте[89], если не ошибаюсь? — произнес Глебов.

— Да. Вы не против, если я присяду? — спросил Витте, проходя к дивану и садясь. — Позвольте узнать, не это ли вы ищете? — Он похлопал ладонью по папке.

Алексей замер. Да, это была та самая папка с компроматом на него и на его жену!

Между тем Витте продолжил:

— Я знал ваших опекунов, господин Глебов. Славные были люди — всегда по-доброму ко мне относились. — Он положил папку на стол. — Знаете, моя супруга очень хорошая радушная хозяйка. Я приглашаю вас к нам завтра на обед. Обязательно приходите. — Он поднялся с места. — Имею честь.

Витте вышел из кабинета.

Алексей медленно подошел к столу, открыл папку и пролистал. Дело было на месте. Все, что было собрано Лопухиным на него и на Лизу. Взяв документы, он поспешно вышел из квартиры.

Щербатый нервно покуривал папироску, сжимая ее по тюремному — тремя пальцами. Неделю назад ему дали указание снять наблюдение с объекта. Как же! Так он это и сделал! Да кто такой этот Малышев, чтобы давать ему указание! Щербатый сплюнул. Завидев Лизу Глебову, вышедшую из дома в сопровождении Ан-дриканиса и Кати Шмит, он сделал последнюю затяжку. Затем отщелкнул пальцами папироску, она, кувыркаясь, полетела в сторону, и он неторопливо двинулся следом за Глебовой и ее друзьями. Наверняка идут в контору поверенного, которого посоветовал Глебовой Андриканис. Дамочка собралась разводиться. Аппетитная дамочка! Такие формы: грудь, бедра, осиная талия… Щербатый ощутил, как возбуждается. Представил, как долбит эту девицу — грубо, сильно, быстро. Он стиснул зубы, чтобы не застонать. Остановился. Затем свернул в проулок. Нет, так не должно больше продолжаться. Он получит то, что хочет…

После посещения поверенного, Лиза в сопровождении Кати направилась на фабрику Шмитов. В амбулатории ее радостно встретил доктор.

— Как вы себя чувствуете, Елизавета Николаевна? — поинтересовался он. — Вы позволите? — Он взял ее за руку, чтобы послушать пульс.

Лиза сдержанно улыбнулась:

— Я чувствую себя хорошо.

Две недели назад, когда ей стало плохо, Лиза стала его пациенткой.

— Нервы, — вывел доктор тогда диагноз и прописал ей постельный режим в полном покое.

Первую неделю Лиза действительно провалялась в постели, в большей мере спала, к началу второй — стала подниматься и выходить гулять. У нее было время подумать… Она приняла решение по поводу своего неудачного брака и сказала о нем Шмитам. Они восприняли ее намерение развестись с безмолвной поддержкой: Катя поостереглась проявлять бурную радость, опасаясь очередной хандры Лизы, а Николай отвернулся к окну, будто что-то там разглядывал, однако уголки его губ тронула улыбка.

— Прекрасно, — объявил доктор. — Я бы сказал, что вы здоровы. Однако.

Лиза с улыбкой поспешила его остановить:

— Доктор, пожалуйста, я больше не могу сидеть без дела! Могу я приступить к своим обязанностям в амбулатории?

Доктор улыбнулся:

— Раз вы того желаете, то. Когда сможете приступить?

— Прямо сейчас. — Лиза с готовностью поднялась.

Доктор выделил ей белый фартук, и они взялись за работу: прием больных, прививки, посещение бараков, где жили семьи рабочих.

К вечеру Лиза валилась с ног, но чувствовала себя вполне умиротворенной. Она работала с полной отдачей, а доктор, видя ее интерес, предоставил ей для изучения некоторые медицинские книги. Вечером, сидя на диванчике в своей спальне, Лиза пролистывала одну из них, однако глаза слипались. Сегодня, посетив поверенного, она сделала первый шаг к разводу. Выдержит ли она? Пути назад нет…