На земле и на небе

ГЛАВА 7

Весь остаток дня она провела в радостном возбуждении. Занималась привычными домашними делами, готовила ужин, купала детей, укладывала их спать. И постоянно улыбалась. Дети как будто уловили ее настроение и шалили в этот день не в меру. Но это ничуть ей не мешало. Она с удовольствием играла вместе с ними.

— Мам, у меня «березка» лучше получается, — запыхавшимся голосом сообщила ей Ксюша, которая лежала в этот момент на полу и старательно тянула вверх мысочки поднятых ножек.

— Нет, — возразил Санька, — у тебя попа выпячивается, и не береза получается, а баобаб!

Ксюша от возмущения тут же свалилась на бок, пребольно стукнувшись коленкой о кресло.

— Сам ты бабап! — обиделась на непонятное слово девочка, потирая ушибленную ножку. — Вот попробуй, я на тебя посмотрю, какая из тебя елка вырастет!

Санька не заставил себя упрашивать — тут же лег на спину и легко сделал «березку».

Но Ксюшка не могла примириться с явным поражением.

— Елка, елка, колкие иголки, — запрыгала она рядом и легко толкнула мальчика. Он согнул коленки и сделал кувырок.

— Ух ты! — восхитилась Катерина столь изящно выполненному гимнастическому упражнению. — Ну-ка, мальцы, геть в стороны! Смертельный трюк!

Она скинула фартук, заправила футболку в лосины, легла спиной на ковер и подняла кверху ноги, старательно выпрямляя их в воздухе.

— Бабап, бабап! — завопила дочка.

Катя, прилагая максимум усилий, выпрямляла спину, но ноги явно ее не слушались, коленки сгибались и клонились к голове. В конце концов она со смехом сдалась.

— Ксюха, ты победитель по баобабам, Санька — по березкам, а я по осинам в грозовую ночь. Так что лес у нас получился.

Поздним вечером Катя уложила детей спать в квартире у Шуры и вернулась к себе. Она открыла шкаф и стала перебирать одежду. Но думала она вовсе не о том, в чем завтра выйдет на улицу. Как раз это ее ничуть не волновало. Сейчас она прикидывала, в чем в следующий раз пойдет к Вячеславу в больницу. По-прежнему она отдавала предпочтение одежде пастельных тонов, но почему-то сейчас ей захотелось найти в своем гардеробе что-нибудь поярче. Она еще раз перебрала плечики: ветровка, куртка, летние платья, черный костюм с блестками, пошитый ею к новогодним праздникам… Интересно, как чувствовала себя Наташа Ростова, выбирая платье для своего первого бала? — пришел ей в голову несуразный вопрос, и она невольно прыснула. Хорош бал — с запеленутым Вячеславом в качестве кавалера! А она рядом с ним в элегантном платье с обнаженными плечами! Катерина посмотрела на себя со стороны. Женщина собирается в больницу к тяжелобольному, но… в душе у нее звучит радостная музыка. Как все же странен внутренний мир человека — комичное и трагичное в нем существуют рядом и составляют неразрывное единство под названием жизнь.

Она задержала взгляд на черном, в еле заметную полоску брючном костюме, сняла его с плечиков и критически оглядела. Строго и элегантно, а если под пиджак надеть вот эту бежевую блузку… Она накинула на себя блузку. Нет, все же ей хотелось чего-то теплого и яркого. Она пошарила рукой на верхней полке, где лежали те вещи, которые она не носила, но расстаться с ними ей было жаль. Что-то зашуршало под ее пальцами. Она достала целлофановый пакет с водолазкой, что подарила ей Шура ко дню рождения. Катя так ни разу ее и не надела: яркий коралловый цвет тогда показался ей слишком броским. Сейчас же она с легким трепетом удовольствия развернула пакет и натянула на себя водолазку, ощущая кожей мягкую плотность трикотажа. Катя оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Водолазка действительно очень шла ей, к тому же она выгодно подчеркивала грудь, красивые плечи и руки, тонкую талию. Нет, грешно ей пока жаловаться на судьбу — тело у нее красивое.

Она надела брючный костюм и прошлась по комнате, стараясь оценить и свою походку. Занятия аэробикой не пропали даром — походка все еще была легкой. Катя повесила одежду в шкаф и с чувством глубокого удовлетворения вернулась в квартиру соседки. Неяркий свет торшера освещал тесное пространство комнаты. Дети мирно спали на большой кровати, повернувшись друг к другу спиной. Из-под одеяла виднелись только две головки: одна темноволосая с коротким ежиком, другая — с растрепанными длинными светлыми волосами. Катя наклонилась над дочкой, легко поцеловала ее в затылок и пошла в ванную комнату. Она зажгла свет, покрутила вентили с холодной и горячей водой, бросила в воду два ярких шарика и через несколько минут уже блаженно растянулась в ванне, наполненной пенной водой и благоухающей ароматом фиалок. Как все просто: мягкая пена, ласковая вода, дети, спящие рядом… Как мало ей нужно для счастья. И как много — покой и любовь.

Она и не заметила, как заснула и проснулась оттого, что замерзла. Направив на себя упругую струю горячей воды, Катя согрелась, вылезла из ванны, вытерлась большим махровым полотенцем, надела ночную сорочку и постелила постель на софе. Скользнула в прохладу простыней, сон снова вернулся к ней — легко и незаметно.

Назавтра она перезвонила Дмитрию, чтобы сказать, что встретит его в холле пятого этажа больницы. Катерина отпросилась с работы пораньше, чтобы побродить по улицам. Сегодня выпал белый, пушистый снег, который прикрыл грязь тротуаров. Поэтому и она шла легкой, танцующей походкой, радуясь сверкающей, праздничной чистоте улиц. Все у нее замечательно. Ксюша с Санькой с удовольствием ходят в детский сад, Славик выздоравливает, у нее самой прекрасное настроение, и она молода и хороша собой. Катерина широко улыбнулась прохожему который шел ей навстречу.

Вот и серое больничное здание. Но и оно сегодня не показалось ей таким мрачным и страшным, как в прошлый раз. Она взбежала по ступенькам ко входу, с усилием открыла тяжелую дверь с витой бронзовой ручкой и поспешила к лифту, куда медсестра уже вкатывала коляску. Катя перевела дыхание, нажала кнопку пятого этажа и остановила взгляд на молоденькой медсестре, которая, наклонившись, что-то щебетала на ухо мужчине, сидящему в инвалидном кресле. Когда девушка подняла свое улыбающееся веснушчатое лицо, Катерину буквально обжег взгляд синих глаз сидящего в кресле мужчины. Катя узнала своего недавнего знакомого. Он был по-прежнему красив. Легкий, золотистый загар придавал его лицу свежий, здоровый вид и бескровные губы казались ошибкой. Впалые щеки и легкий иней седых висков делали это лицо еще более привлекательным и манящим.

— Хо! Кого я вижу! — Стас подался вперед, и его холодная жилистая рука ухватила полу Катиного пиджака. Почти минуту она стояла и молча смотрела на него. Сложные чувства страха, брезгливости, жалости и удивления боролись в ней.

Двери лифта распахнулись. Сначала вышла Катерина, а затем выкатила коляску девушка, которая была скорее похожа на старшеклассницу, наряженную медсестрой для школьного спектакля. Катя пропустила вперед эту странную пару. Девушка остановила коляску в холле, напротив телевизора, рядом с диваном. Она опять наклонилась и что-то шепнула на ухо сидящему в кресле мужчине.

— Хорошо, дорогая. Жду.

Стас помахал девушке рукой и жестом пригласил Катерину сесть рядом с собой.

— Узнала? — Мужчина изучающе посмотрел на нее.

— Да, Стас, — холодно ответила Катя, — что с тобой произошло?

— Да вляпался я круто. Не к той подкатил. Думал, скучающая барышня богатенького муженька, а это ее папашка оказался. Отделали меня как цуцика ни за что ни про что! До меня, может, рота у нее побывала, а не повезло мне. Невезучий я.

Как только Стас заговорил, маска голливудского актера слетела с его лица, как будто кто-то стер с него грим, и он предстал перед ней таким, каким был на самом деле — глупой, бездарной дешевкой, способной играть разве что в самых дешевых сериалах.

Катя внимательно рассматривала его лицо. Яркая синева глаз благодаря тени от густых ресниц казалась благородной лишь на первый взгляд. Но если присмотреться, в этих глазах не было ничего, кроме душевной пустоты — сапфиры оказались простыми стекляшками.

— Привет, Джеймс Бонд!

Катя оглянулась. К ним направлялась улыбающаяся Шура с книгой под мышкой. Она присела рядом и положила книгу на колени. Катя скользнула взглядом по обложке. «Красивая и одинокая». Она усмехнулась. Прогресс в чтении налицо: Шура от детских перешла ко взрослым сказкам.

— А ты потрясно выглядишь, — Шура в удивлении даже чуть приоткрыла рот. — Наверное, мужики при виде тебя в штабеля складываются. Вон даже наш везунчик на тебя глаз положил.

— Да мы знакомы с… — Синие глаза Стаса смотрели на Катю, ища подсказки, — Слышь, забыл как тебя звать-величать, нимфа.

— Шура, пойдем, — сказала Катерина, вставая. И, обернувшись к Стасу, бросила: — Надеюсь, мы больше не встретимся.

— Но почему? — как ни в чем не бывало удивился покалеченный красавчик, и даже тень сожаления (Катя надеялась, что это ей все же показалось) скользнула по его холеному лицу.

Она на несколько секунд задержала взгляд на сидящем в инвалидном кресле фигуре и отошла. Легкий вздох вырвался из ее груди. Вздох сожаления о бездарно растрачиваемой красоте. Вздох облегчения, что ничего, кроме презрения, она к этому человеку не испытывает. Вздох скорби: ибо не надо быть Кассандрой, чтобы предсказать, что человек, который не делает выводов из предыдущих ошибок, обречен на гибель.

— Красавчик, правда?! — то ли спросила, то ли восхитилась Шура, когда они отошли к окну.

— Да, только глупый и самодовольный до тошноты, — ответила Катя.

— Это верно, — согласилась Шура. — Василек его буквально с того света вытащил, а с него как с гуся вода — никакой благодарности, одни претензии. Тут недавно истерику устроил: почему, мол, ему приходится так долго в коляске сидеть, когда он уже хочет бегать и прыгать. И, козел, не понимает, что какое там прыгать, пусть скажет Василь Васильичу спасибо, что от смерти неминучей спас.

— Сегодня-то спас, а завтра он опять куда-нибудь вляпается. — Катя невольно поджала губы. Ее взгляд стал холодным. — И будем надеяться, что за собой никого не потащит. Вот, я вижу, он тут молодую девчонку охмуряет.

— Ты это о Маришке, медсестре-практикантке? — спросила Шура, невольно косясь на сердитое лицо подруги.

— Я не знаю, как ее зовут, но девчушка совсем несмышленыш, а этот красавчик и кого поумнее может своей внешностью заворожить.

— Есть такое. Я тоже сначала как взгляну было на него, так сердце и заходится. А потом ничего, успокоилась. Ну один раз посмотришь на красивую картинку, ну другой, ну пятый. А потом надоедает, хочется-то ведь тепла, чтоб человек с душой был, а не с одной вывеской. Ему бы мальчиком по вызову работать, не знаю, правда, есть ли у него способности к этому… — Шура рассмеялась.

Катя не стала рассказывать подруге о своем неудачном мимолетном знакомстве, но подумала, что и на это Стас не годится — слишком самовлюблен, глуп и скор. Ей не хотелось продолжать этот разговор, и, увидев в другом конце коридора Дмитрия, она с радостью пошла ему навстречу.

Дмитрий остановился напротив нее, и Катино сердце опять предательски забилось. Он был одет в элегантный деловой костюм, кремовую рубашку с галстуком, коротко пострижен. От всей его фигуры веяло уверенностью и благополучием успешного человека, только напряженный взгляд выдавал волнение.

— Ну что, девушки-красавицы, представьте мне вашего Илью Муромца.

— Нет уж, нет, — замахала руками Шура, состроив смешную трагическую гримасу, — я не согласна, чтобы он лежал тридцать лет и три года, а как встал, так воевать ушел!

— Нет так нет, как скажешь, — с улыбкой согласился Дмитрий.

Все втроем они вошли в палату. Вячеслав говорил по сотовому телефону:

— Сегодня я подписал договор. Теперь нужно только четко работать, заложены штрафные по срокам. Я вам доверяю, но буду проверять. Пока.

Он отключил телефон, положил рядом с собой и повернулся к посетителям.

— Приветствую честную компанию, — обрадованно воскликнул он.

— Вячеслав, это Дмитрий, — представила Катерина.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Очень рад знакомству, — сказал Вячеслав, — хотелось бы, конечно, в других условиях. Где-нибудь под шашлычок и пивко на берегу речки.

— Будет и шашлычок, и речка, — подхватил Дмитрий, — какие наши годы!

Катерина села в кресло, ноги у нее почему-то предательски дрожали. Шура присела рядом на подлокотник, а Дмитрий отошел к окну, прислонился спиной к подоконнику.

— Шуренок, посмотри, что у нас есть отметить знакомство, — попросил Славик, — вчера ребята, кажется, коньячок приносили?

— Да нет, спасибо, — отказался Дмитрий, — я за рулем.

— Жаль, — Слава качнул головой, — а то повод у нас хороший.

— Что, выписывают уже? — удивилась Катя.

— Да нет, — ответил он, и загадочные нотки прозвучали в его голосе, — Шуренок, подойди сюда, пожалуйста.

Шура легко соскочила с подлокотника, одним прыжком преодолела расстояние между креслом и кроватью и, наклонившись, чмокнула лежащего мужчину в нос.

— Шурка, не дури, — остановил ее мужчина, но было видно, что он рад проявлению ласки. — У нас эпохальное событие, а ты вечно с поцелуйчиками.

Катя с удовольствием смотрела на счастливую пару, догадываясь, что сейчас будет сказано.

— Значит, так. — Вячеслав попытался сделать строгое лицо, но рассмеялся, глядя, как Шура корчила ему рожицу. — Шурка, отойди, ты мне торжественный момент мнешь.

Шура отошла и встала за креслом, крепко стиснув спинку руками.

— Катерина и Дмитрий, я рад вам сообщить… — начал торжественно Вячеслав, но остановился, замявшись. — Одним словом… я прошу стать свидетелями нашей с Шурой помолвки.

Шура неожиданно всхлипнула. Катя невольно перевела на нее взгляд. Подруга, закрыв лицо руками, то ли рыдала, то ли смеялась. Но когда она отняла ладони от лица, стало видно, что она и плакала и смеялась одновременно.

— Славик, это что, серьезно? — только и смогла произнести она.

— Серьезнее не бывает. Подойди-ка сюда.

Он достал откуда-то из-под подушки небольшую коробочку и открыл ее. Шура, ахнув, осторожно вынула из нее колечко и сразу же надела на палец. Солнечный луч, преломившись в гранях камня, засиял радугой, словно наполнил светом и теплом все пространство вокруг.

— Поздравляю. — Катерина радостно обняла подругу.

— Поздравляю. — Дмитрий еще раз пожал руку Вячеславу.

— А теперь, девчонки, идите-ка посекретничайте, нам с Дмитрием надо потолковать, — сказал игриво Славик, и глаза его еще секунду назад по-мальчишески озорные, уже стали серьезными.

Минут десять Катерина выслушивала восторги Шуры, которая то снимала, то опять надевала кольцо на палец, все еще не до конца поверив в реальность происходящего.

— С чего бы это вдруг? — не переставала удивляться она. — Столько лет… И вдруг…

Катя тоже не совсем понимала, что заставило Вячеслава принять это решение, и, глядя на сияющее от счастья лицо подруги, испытывала двойственные чувства — радости и тревоги. Потому, когда Дмитрий вышел, Катя вошла в палату и тщательно прикрыла за собой дверь. Она приблизилась к кровати. Лицо Славика было бледным, на лбу проступили бисеринки пота. Но Катя не могла откладывать этот разговор.

— Слава, я на минуту, — сказала она торопливо. — Ответь, пожалуйста, только на один вопрос. Это что? Жалость? Долг?

Славик, глядя ей в глаза, отрицательно покачал головой.

— Нет, Катюха. Только на жалости и долге семью не построишь, — сказал он еле слышно. — После того разговора, помнишь, я много думал. В общем, не знаю, как вдруг прозрел. Я так долго искал свой идеал, а он, оказывается, все эти годы был рядом, совсем близко…

Он закрыл глаза и несколько минут молчал. Катерина даже подумала, что он заснул. Но тут Славик вновь заговорил:

— А ты заметила, как Шурка похорошела? Ну прямо темноволосая Бритни Спирс, только лучше. Сексапил! Или в ней это и раньше было, а я не замечал?

В обращенном на Катерину взгляде читались удивление и восхищение.

Катя ласково усмехнулась:

— Да нет, Слава. Любая женщина расцветает от любви, И чем сильнее любовь, тем красивее она становится.

— Понятно. — Славик облегченно вздохнул. И тут же искорка лукавства блеснула в его глазах: — Вот все и стало на свои места, мудрая ты наша. И теперь мне понятно, почему ты нынче тоже выглядишь хоть на конкурс «Мисс Вселенная» посылай.

Катя смутилась:

— Да нет, Слава, ты ошибаешься… Я…

Но он только рассмеялся:

— Ладно, Катюха. Мужик у тебя хоть куда: деловой, молодой, богатый. Ты не раздумывай, хватай и беги.

И, увидев, как вспыхнуло ее лицо, опять рассмеялся:

— Да шучу я, Катюш. Просто, когда сам счастлив, хочется, чтобы и все вокруг были счастливы. Если сам любишь, всех готов переженить. Не обижайся, если я что не то ляпнул.

Катя ничего не ответила, а только улыбнулась, попрощалась и вышла из палаты.

Действительно, ее охватило какое-то странное чувство, словно в лицо подул вдруг ласковый весенний ветер, пахнущий молодой травой и прогретой, но еще влажной от недавнего снега землей. В коридоре Дмитрий взял ее за руку. Так поступают взрослые при виде растерянного ребенка.

— Может, заедем куда-нибудь поужинать? — предложил Дмитрий, когда они сели в машину.

— Я бы с удовольствием, только мне за детьми надо в детский сад.

Ей действительно было жаль отказываться, так хотелось продолжения праздника. И сегодняшний ноябрьский день был по-праздничному ярок, и мягкое сиденье машины, и тепло салона, и ласковый, приглашающий взгляд Дмитрия, сидящего рядом, — все поддерживало в ней хорошее настроение.

— Тогда вперед за Ксюшкой, — сказал Дмитрий и повернул ключ зажигания. Машина мягко заурчала и легко тронулась с места.

Девочка, как только увидела их, заверещала от восторга и бросилась Дмитрию на шею. Она целовала его глаза, лоб, нос, щеки и приговаривала:

— А я знала, что ты придешь, я знала…

Застигнутый врасплох столь бурным проявлением детской радости, он только улыбался, растерянный, но счастливый.

— Ксюшка, быстро одевайся, а я пока за Сашей схожу, — сказала Катерина.

— Иди-иди, мамочка, со мной дядя Дима останется, — махнула ей рукой дочка.

Катя только покачала головой, а сама подумала, чем же смог подкупить девочку этот молчаливый и всегда серьезный мужчина?

Дмитрий опустил Ксюшку на пол, и она тут же убежала в группу и вернулась, ведя за собой слегка упирающуюся девочку с голубым бантом в волосах.

— Вот! — показала она пальцем на Дмитрия и, повернувшись к девочке, добавила: — Видишь, а ты говорила, что я врушка. Вот мой дядя Дима.

Голубой бант от смущения чуть качнулся, но глаза девочки сощурились, и она спросила:

— А где же собака, которая танцевать умеет?

— На конкурсе танцоров, — невозмутимо ответил Дмитрий. И, обращаясь к Ксении, добавил: — Быстро собирайся, сейчас мама с Сашей придут.

Но Ксюша опять побежала в группу: ей хотелось всем показать своего гостя, о котором она столько рассказывала.

В прихожую, где тесной шеренгой стояли шкафчики с детской одеждой, вышла воспитательница с пачкой рисунков в руке. Она внимательно посмотрела на Дмитрия и спросила:

— Значит, это вы дядя Дима?

Дмитрия стало раздражать столь усиленное внимание, и он ответил несколько резче, чем хотел:

— А в чем проблема?

Женщина спокойно протянула ему верхний листок из пачки:

— Вот это рисунок Ксюши «Моя семья».

Поколебавшись долю секунды, Дмитрий взял листок.

На рисунке были изображены четыре фигуры. Женщина, мужчина, девочка и собака. И все они улыбались. Даже собака. Мужчина одной рукой держал за руку девочку, а в другой виднелся поводок собаки. Короткая стрижка, плотный торс, изображенный в виде прямоугольника, большие ноги, короткая стрижка. Дмитрий узнал себя.

— Я не знаю, как у вас складываются взаимоотношения с мамой Ксении, но девочка считает вас членом своей семьи. Она живой, общительный, талантливый и, как все талантливые дети, очень ранимый ребенок. Вероятно, для нее был большой трагедией разрыв с отцом. Поэтому… — Женщина запнулась, но тут же продолжила, глядя ему в глаза: — Будьте, пожалуйста, осторожны с девочкой. И даже если у вас не сложатся отношения с Катериной Александровной, пожалуйста, оставайтесь для Ксении другом хотя бы еще некоторое время. Ей это очень нужно.

Воспитательница ушла, а через секунду в раздевалку вбежала Ксюша. С разбегу она споткнулась на ровном месте, упала, тут же вскочила, привычным движением потерла коленку и села на банкетку рядом со своим шкафчиком, на котором было изображено ярко-зеленое яблоко. Она открыла дверцу, вытащила свои вещички и, вытянув оранжевые колготки, стала их медленно-медленно натягивать.

— Ксения, — поторопил ее Дмитрий, — даю тебе не больше пяти минут. Я жду в машине, если тебя через пять минут не будет — мы уезжаем. Дорогу домой ты знаешь.

Ксюша посмотрела на него с испугом. Дядя Дима явно не шутил.

— Я сейчас, сейчас, — заторопилась девочка, запрыгав на одной ножке, стараясь попасть ногой куда надо, — только подождите.

Дмитрий, чтобы скрыть улыбку, отвернулся и вышел. Навстречу ему шла Катерина и держала за руку мальчика.

— Здрасте! — обрадовался Санька.

— Привет, — поздоровался с ним Дмитрий, — пойдемте в машину, там Ксению подождем.

Катя удивилась, но возражать не стала. Она была уверена, что Дмитрий все рассчитал верно, а Ксюшке подчас так не хватало строгости.

Когда они уже подходили к выходу, их догнала Ксения. Катя невольно рассмеялась: болоньевые штанишки надеты были задом наперед так, что на животе образовался пузырь с карманом слева, куртка была нараспашку, а рукавички на резинке и шапочка с помпоном волочились по полу — девочка так боялась опоздать, что не стала их надевать.

— Чучело-мяучило на трубе сидело! — глядя на нее, стал дразнить ее Санька.

— Мычило-качучело песенку пропело! — не дала себя в обиду Ксюша.

— Ладно, — успокоил их Дмитрий, — мужчины — в машину, а дамы пусть приведут в порядок туалеты.

— Вот так, — не удержался опять мальчик, — мужчины — в машину, а дамы-мадамы — в туалет!

Взрослые рассмеялись.

Через несколько минут дружной компанией они выгрузились из машины рядом с кафе «Баскин Роббинс», Дети стремглав бросились к витрине, украшенной разноцветными кружками, похожими на праздничное конфетти.

— Мне зелененькое, красненькое и желтенькое, — заторопилась Ксения, старательно тыкая пальчиком в стекло витрины.

— А мне еще и синенькое, — подхватил мальчик.

— Пожалуйста, девочке — по одному небольшому шарику киви, малины и лимона, а мальчику вместо лимона — черничное, — заказал Дмитрий.

— А ты что будешь? — обращаясь к Катерине, спросил мужчина.

— А я бы просто сливочное… А ты?

— А я не люблю мороженое. Хотя… — он улыбнулся, глядя на счастливых детей, которые не отрываясь следили, как продавец в форменной одежде — совсем еще мальчик, вероятно подрабатывающий студент, накладывает в вазочки разноцветные шарики, — за компанию и мне, пожалуйста… беленькое.

Катя смотрела на детей, радостно чирикающих и уплетающих за обе щеки радужное мороженое, и ее душу переполняло счастье. Дмитрий дотронулся до ее руки, их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах волнение, растроганность и благодарность.

— Катюшка, переезжай ко мне, — неожиданно предложил Дмитрий.

Улыбка моментально слетела с ее губ, а взгляд стал тревожным.

— Катенька, мне очень одиноко. Я скучаю без тебя, без Ксюхи.

Дмитрий внимательно смотрел в ее расширившиеся от удивления, растерянные глаза, стараясь не пропустить ни малейшего движения ее души.

— Я тебе ничего не хочу обещать, ничего пустого говорить. Только хочу, чтобы ты узнала меня получше. И если решишь, что тебе и дочурке со мной будет хорошо…

Он замолчал, пытаясь прочитать ответ в ее мечущемся взгляде.

— Это так неожиданно, — наконец проговорила она. — Я просто застигнута врасплох…

— Ладно! — Дмитрий хлопнул тяжелой ладонью по краю стола и решительно встал, обрывая разговор. — Ребятня, на выход!

Дети стремглав соскочили с высоких стульев и, накинув курточки, наперегонки ринулись к выходу Катя, чуть помедлив, встала и направилась вслед за ними. Дети опять устроились на заднем сиденье, а она — рядом с водителем. На улице уже давно стемнело, и яркие лучи фар прорезали темноту позднего ноябрьского вечера. Внезапно вспыхнули уличные фонари, и все вокруг заискрилось в нежном блеске только что выпавшего, свежего, еще не примятого городской толпой снега. Дети притихли, уставшие от впечатлений сегодняшнего дня.

Машина остановилась у подъезда. Ксюша и Санька, словно обретя второе дыхание, стремглав выскочили из машины, принялись играть с вновь выпавшим снегом, подбрасывая его пригоршнями вверх и восторженно провожая взглядом падающие снежинки, переливающиеся в полете теплым желтым светом фонаря. Было по-вечернему тихо, но город продолжал жить своей жизнью: иногда хлопали входные двери, раздавалось шуршание шин проезжающего автомобиля, слышался отдаленный смех. Дмитрий повернулся к Катерине, и в его глазах она прочитала желание, такое жгучее желание, что ошпаривает, словно горячий пар, и заставляет бешено клокотать пламя внизу живота, Он дотронулся до ее руки, и Катю словно ударило током. Она торопливо отдернула руку и судорожно прикусила губу. Коленки предательски дрожали, и она застыла в напряженном ожидании.

Дмитрий смотрел на нее, надеясь уловить хотя бы оттенок ответного чувства в ее глазах. Но она глядела прямо перед собой и ничего не видела. Страх сковал не только ее тело, но и мысли.

Дмитрий, наверное, почувствовал это и, чтобы успокоить ее, включил радио.

— Завтра ожидается температура минус пять — минус восемь, снег. Ветер умеренный, два-три метра в секунду, — бесстрастным голосом говорил диктор.

— Вот уже и зима… — прошептала Катерина, стараясь унять дрожание коленей.

— Холодно, — подтвердил Дмитрий.

— Да разве это холодно? Наоборот — свежо.

— Наверное…

Лицо Дмитрия пылало. Казалось, что он не слышит собственного голоса и сам не понимает, о чем говорит, как глухонемой, которого научили проговаривать несколько фраз. Он завороженно смотрел на нее, и для него в этот миг больше не существовало ничего, кроме этого прекрасного, побледневшего лица и прикушенных в волнении губ… Больше всего на свете ему хотелось коснуться своими губами этих губ, увидеть, как уходит ее напряжение, как разглаживаются тонкие морщинки вокруг глаз, как затуманивается взгляд и тяжесть ресниц становится невыносимой.

Он наклонился к ней, но страх, промелькнувший в ее расширившихся зрачках, остановил его. Он отвел взгляд и с тяжелым вздохом откинулся на спинку сиденья.

— Катюшка, я не буду тебя торопить, не хочу… — В нем клокотал пожар желания, она чувствовала это, но Катерина слышала только ровный и чуть отрывистый, глухой голос. — Я хочу, чтобы ты знала, что в любой момент я жду тебя.

Может быть, если бы он говорил о любви, о тех чувствах, которые переполняли его, она сама бросилась бы к нему в объятия, стремясь ощутить его тепло и наконец найти в этом тепле такой долгожданный покой.

— Я иду по лужам, мне никто не нужен! — девичий голосок в динамике настойчиво напоминал о своей независимости.

И Катя как будто очнулась. Ей тоже никто не нужен! Она мысленно стряхнула с себя мерзкую, липкую пелену страха. Она молода и независима. Действительно, не зависима ни от кого. Никто и никогда теперь не сможет заставить ее раскрыть свое сердце, никто не проникнет в ее душу и не наследит там. Отныне и навсегда она закрыта. Для всех.

Катя передернула плечами, скидывая остатки скованности. Взмах ресницами — и она спокойно взглянула Дмитрию в лицо. Он смотрел на нее так ласково, как смотрят только на тех, кого очень любят и… жалеют.

Она почувствовала, как предательски сжалось ее сердце, в то время как все ее существо просило, молило о нежности и ласке. И этот мужчина, она чувствовала это, мог поделиться с ней своим теплом и подарить ей радость наслаждения. Но ее разум был непреклонен, напоминая, что после праздника наступят будни и разочарование принесет боль, что радость будет мгновенной, а боль — долгой и сильной, что останется шрам, который будет кровоточить всю жизнь.

— Спасибо за дивный вечер, — стараясь казаться спокойной, сказала она и открыла дверцу машины.

Оказавшись на улице, она невольно поежилась от резкого, порывистого ветра. Ей было жаль расставаться с теплом и уютом машины, ей хотелось услышать слова, которые смогли бы переубедить ее. Ее решение не было окончательным. Ее сердце, душа, все ее существо рвалось к нему. Но страх все еще жил в ней, заставляя и делать, и говорить не то, что хотелось, а лишь то, что казалось необходимым. И сейчас ей нужно было время, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах, понять себя. Она пошла к двери своего подъезда, но, не удержавшись, оглянулась и, несмотря на то что за темными стеклами машины никого не было видно, улыбнулась и помахала рукой, мысленно представляя себе, как наблюдает за ней Дмитрий, как сосредоточенное выражение его лица сменяется легкой улыбкой. Она открыла входную дверь и позвала детей. Машина, осветив двор лучами фар, развернулась, словно большое, неповоротливое животное, и скрылась за углом.

Ночью Катя никак не могла уснуть. Она лежала без сна, терзаемая яростным волнением своего вдруг проснувшегося желания. Видения из недавнего прошлого будоражили ее. Нагое загорелое тело с четким рельефом мышц — кровь прилила к щекам, томяще заныли губы. Остановившийся взгляд темных, почти черных глаз из-под густых бровей — в нем было что-то звериное, — ноющая тяжесть внизу живота заставила все ее тело застыть в напряжении. Катя рассердилась на саму себя и сдвинула ноги, но от этого ей не стало легче. Тогда она встала, прошла в ванную комнату и открыла кран. Мерный шум воды, стучащей по гладкой белой поверхности ванны, немного успокоил ее. Она погрузилась в воду. Ласковая, теплая вода сняла напряжение мышц. Катя лежала долго, пока не почувствовала, что вода стала слишком прохладной. Тело ее успокоилось, и навалилась усталость. Промокнув тело мягким махровым полотенцем, она юркнула под одеяло и мгновенно заснула.

В ту ночь она впервые увидела эротический сон. Когда-то в юности яркие ночные видения тоже приходили к ней, но наутро она не могла вспомнить ничего, что заставляло метаться ее во сне, вскрикивать и покрываться потом. На этот раз, когда проснулась, она помнила все подробности сна вплоть до самых мелких его деталей. Тяжесть и жар его тела, мускусный запах его напряженной плоти, яростные до боли ласки. И глубокие, горячечные толчки внутри нее. И ей было и стыдно, и радостно от того, что она смогла наконец освободить болезненную силу своего желания во сне. Она блаженно потянулась и скользящей походкой направилась на кухню.

Весь день приподнятое настроение не покидало ее, Шура сообщила, что Вячеславу стало лучше, и уже нет необходимости в каждодневном дежурстве, ему разрешили вставать, и сейчас он заново учится ходить, опираясь на костыли. На работе Кате предложили новый, выгодный заказ, а дочка порадовала, смастерив яркую аппликацию: оранжевое солнце разбросало лучи во все стороны и подмигивало разноцветной радуге.

Но, когда они вернулись с прогулки и подошли к своей квартире, Катино сердце упало при виде неплотно притворенной двери. Она осторожно открыла дверь — в комнате горел свет, а на софе сидела неизвестная ей женщина.

— Явились не запылились, — фамильярно приветствовала ее женщина и даже не поднялась с места. Катю неприятно поразил ее громкий, с хрипотцой голос. Да и вся фигура, оплывшая и бесформенная, не вызывала приятных чувств.

— Здрасте, — Ксюша, не раздеваясь, прошла в комнату, чтобы получше рассмотреть гостью. Ей тоже не понравились ни бородавка на ее подбородке, ни глазки-буравчики под блеклыми, белесыми бровями, ни наряд: грубая, болотного цвета, вытянутая кофта и заштопанные носки.

— Кто вы и что здесь делаете? И как вы сюда попали? — Катя растерянно остановилась в проеме двери.

— Хороша квартирантка, что и хозяйку в лицо не знает! — ухмыльнулась женщина.

Катя облегченно вздохнула, сняла с себя верхнюю одежду, помогла дочке раздеться. Надев домашние шлепанцы, она прошла в комнату и села напротив нежданной посетительницы.

— Вот что я тебе скажу, моя дорогая, — начала разговор женщина с бородавкой, — пора долги платить.

— Мы вам разве что-то должны? — удивилась Катерина. Она знала, что договор аренды заключала воинская часть и оплата тоже проходила через бухгалтерию воинской части.

— Вот уже с месяц как деньги не уплочены, — сказала гостья, — так что высвобождай помещение. Ты же нынче, как я узнала, разведенка, и мужик твой сбежал от тебя аж в другой город.

От этого известия кровь отхлынула от лица молодой женщины: Роман перевелся в другую часть и даже ее не оповестил! Но возмущение тут же сменилось облегчением. Значит, у нее не будет случая больше с ним встречаться. Катя повеселела. Какой все же сегодня удачный день, еще раз подумала она.

— Хорошо, я заплачу… Я буду платить, не беспокойтесь, — сказала она.

— Ничего хорошего, милая, для тебя в этом нет, — проворчала женщина, — пора помещение высвобождать.

— Как — освобождать? — растерялась Катерина. — Я же сказала, что могу платить.

— Можешь-то ты можешь, только я с порядочными людьми хочу дело иметь, с офицерами там, или с прапорщиками. А всяким разведенкам я свое жилье не сдаю. Знаю я вас! — Пожилая женщина вскинула голову так, что волоски на бородавке угрожающе ощетинились.

Катерина невольно прикусила губу, ей хотелось ответить на оскорбление, но она понимала, что лучше сейчас промолчать.

— Поймите, — начала Катя, — мы здесь вдвоем с дочерью живем, никто у нас практически не бывает.

— Ха-ха-ха! Не бывает! — Бледные губы растянулись, обнажив два ряда железных зубов. — Мне уж сказали, как ты на машинах импортных катаешься и ночами мужиков принимаешь!

— Не мужиков, — вступилась за мать Ксюша, — а дядю Диму.

— Да какое мне дело до их именев, — перебила ее Баба-яга (так про себя окрестила ее девочка), — в общем, съезжайте без разговоров.

Катя внутренне напряглась, стараясь найти аргументы, чтобы остаться в этой квартире, но, взглянув в лицо сидящей напротив женщины, поняла, что та давно приняла решение и ничто не сможет его изменить.

— Мне нужно время, чтобы найти другое жилье, — сказала Катерина, мысленно прикидывая, насколько быстро она сможет найти подходящий вариант. Ей хотелось остаться в этом районе, где находились и детский сад, и ее работа. — Я думаю, что мне понадобится не меньше месяца.

— Ну месяц я тебе еще дам, но не больше. — Женщина встала, одернула залоснившуюся на швах юбку, прикрывающую ее большой отвисший зад, и двинулась к выходу. — И чтобы мне без мужиков! — угрожающе добавила она. — Как узнаю — вылетишь в тот же день.

Катя хотела ответить на ее резкий выпад, но потом лишь тихо вздохнула. Эту старую ведьму можно только пожалеть, Живет она, наверное, одна, считает каждую копейку, злится на сегодняшнюю жизнь и уже и не вспоминает свои молодые годы и первую любовь. «А может, и родилась она сразу старой», — подумала Катя, стараясь представить это чучело, натягивающее выцветшее, вероятно, сшитое в семидесятые годы пальто с порыжевшим от времени песцовым воротником, молоденькой девчонкой с косичками. И если косички она еще могла себе мысленно нарисовать, то дружелюбное и веселое лицо никак не получалось…

Захлопнув за неприятной гостьей дверь, она облегченно вздохнула. Известие о переводе бывшего мужа в другой город обрадовало ее.

— Мама, а что, эта Баба-яга нас выгоняет? — со страхом спросила девочка.

Легкая тень озабоченности мелькнула на Катином лице.

— Есть такое, но мы найдем дом лучше прежнего.

— А как же Санька? — Глаза девочки округлились, она в любой момент готова была заплакать.

— А мы все равно будем дружить, и даже чаще будем в гости друг к другу ходить, — весело сказала Катя. Восторженное настроение свободы никак не отпускало ее. К тому же она знала характер дочки и то, как та легко сходится с людьми, надеялась, что в новом доме Ксюшка без труда сможет найти себе друзей по играм.

…Обратившись в квартирное бюро, она получила десять телефонов квартир, предлагаемых в аренду. В первый же день она позвонила по всем телефонам. Но из десяти квартир восемь уже были сданы, один номер не отвечал, а по последнему адресу требовали заплатить сразу за год вперед. Но и эти трудности не испортили Катиного хорошего настроения. На следующий день она, доплатив какую-то малость, опять получила несколько номеров с телефонами и один адрес квартиры, расположенной в доме неподалеку.

Вечером Катя отпросилась с работы пораньше и направилась по указанному адресу.

— Кто там? — спросил ее мужской голос, слегка покашливая.

— Я по объявлению, — ответила Катя, чуть волнуясь — ей понравился и дом, находящийся напротив детского сада, в который ходила Ксюшка, и чистый подъезд с кодовым замком, и даже простенький, связанный крючком половичок перед железной дверью с большим глазком посередине.

Лязгнула задвижка. На пороге стоял молодой мужчина не старше тридцати в черном трико с пузырями на коленях и тельняшке с длинными рукавами.

— Проходи, красавица. — Парень добродушно улыбнулся, обнажив ряд неровных зубов, и отошел в сторону.

— Я по объявлению, — повторила Катя, озираясь по сторонам.

Прихожая, в отличие от подъезда, не отличалась чистотой, и она невольно поморщилась, ощутив запах грязного унитаза, доносившийся из-за плохо прикрытой двери с картинкой «писающий мальчик».

Мужчина задвинул засов входной двери и прошел в комнату, на ходу подтягивая сваливающиеся тренировочные. Комната была под стать прихожей: старые, кое-где свисающие клоками обои, серый потолок, палас на полу с рыжим пятном около ножки стола, потертые диван-кровать и кресло. Хозяин квартиры плюхнулся на продавленный диван и указал Кате на кресло напротив. Катя осторожно присела на краешек, не касаясь спинки. Парень же, наоборот, развалился на диване, закинув одну руку на его спинку. Его полное, одутловатое лицо с обвисшими щеками и белесыми до прозрачности глазами выражало крайнюю степень самодовольства.

— Что скажете-расскажете? — Парень изучающе разглядывал ее.

— Мне сказали, что тут сдается… Мы с дочерью… — начала Катя неуверенно, стараясь не обращать внимания, как парень, запустив вторую руку под тельняшку, почесывает свой дряблый живот.

— Дочерью? — От удивления он даже прекратил почесывание.

— Дочка у меня хорошая, ходит в садик, через год в первый класс пойдет, — уточнила Катя, стараясь уловить оттенок мысли в каких-то стеклянных, будто безжизненных глазах мужчины.

Парень встал, привычным движением подхватил сползающее трико, подошел к подоконнику, вытащил из мятой пачки сигарету и закурил, старательно выпуская дым в открытую форточку.

— Я хотела бы платить поквартально, но договор заключить как минимум на год.

Катерина прикинула. Надо будет сделать косметический ремонт, побелить потолок, сменить обои.

— Вообще-то я подавал объявление для одинокой женщины.

Парень потушил окурок о край грязного блюдца. Он стоял напротив окна, поэтому Катя не видела его лица.

— Я одинока… — поспешно добавила Катя, не успев обдумать, почему именно такой критерий выбрал хозяин квартиры. Она тут же пожалела о сказанном, как только увидела лицо мужчины. Глаза, ставшие еще более прозрачными, глядели на нее немигающе, кончик носа покраснел, на лбу выступила испарина, а на губах змеилась ехидная улыбка.

— Значит, одинокая, говоришь… — Пальцы на его руках зашевелились, как черви, приготовленные для насадки.

— Да нет, я с дочерью, и у меня мужчина есть, — торопливо добавила Катя, вставая с кресла. Ей внезапно стало душно и захотелось вдохнуть свежего воздуха без примеси запаха дешевого табака, не говоря уже об иных «ароматах» этой квартиры.

— Мужчина есть, говоришь, шлюха! Зачем тогда приперлась на совместную площадь?

Его губы еще больше искривились и в уголках появилась слюна.

— Я хотела отдельную, — залепетала она, отступая к выходу.

— Значит, обшибочка вышла. — Мужчина следил за ней стеклянным взглядом, но пальцы его уже прекратили свое движение.

Катерина резко отдернула засов, выбежала на лестничную клетку и вскоре была уже на улице, тяжело переводя дыхание.

«Каких только уродов не бывает», — подумала она, радуясь, что смогла так быстро ретироваться, но в то же время какая-то доля страха осталась в ее душе: поиск квартиры оказался не только сложным, но и опасным делом.

Уложив дочку спать, она отправилась за советом к Шуре. Позвонив в дверь, она несколько минут ждала, потом позвонила настойчивее. Дверь приоткрылась, и оттуда выглянула растрепанная голова подруги.

— Ой, извини, ты, наверное, уже легла спать. — Катя несколько растерялась.

— Да уж. — Шурина голова скрылась за дверью, но уже буквально через минуту она вышла, подпоясывая махровый купальный халат персикового цвета. — Идем к тебе, — почему-то шепотом сказала подруга.

Они прошли на кухню, и Катерина привычным жестом нажала на кнопку чайника.

— Что, подруга, опять случилось? — спросила Шура, зевнув.

— Выставляют меня из квартиры, а новую не могу пока найти. Может, что посоветуешь? — Глядя на съежившуюся фигуру в халате, Катя уже пожалела, что потревожила соседку в столь поздний час.

— В квартирное бюро ходила?

Шура с силой провела ладонями по лицу, стараясь отогнать от себя сон.

Катя кивнула.

— И как?

— Да все неудачно. А сегодня вообще на какого-то маньяка наткнулась.

— Понятно…

Шура в задумчивости наморщила нос.

— А Дмитрий что думает по этому поводу?

— Я ему ничего не говорила.

Щелкнул чайник. Катя встала из-за стола и достала кружки в горошек.

— Ну и зря! — Шура взяла конфету из стоявшей на столе вазочки и зашуршала целлофановой оберткой. — У меня-то всеми подобными делами Славик занимается, я их даже и не касаюсь. Так что попроси помощи у Дмитрия, ведь не чужой он тебе.

Катя положила в кружки пакетики с заваркой и налила кипяток.

Шура с удивлением взглянула на подругу:

— Ты же не признаешь чай в «лягушках»?

— А у меня полка свалилась, заварочный чайник разбился, да и вообще, мало что из чайной посуды уцелело.

— Это знак, — уверенным голосом сказала Шура, с интересом наблюдая, как Катя дергает пакетик за нитку с ярко-желтой этикеткой на конце. Она вынула свой сразу, как только вода приобрела слегка коричневатый оттенок.

— Что еще за знак? — Рука Катерины застыла в воздухе. Коричневые капли падали прямо на стол.

— Посуда, ты знаешь, на счастье бьется. А если много сразу…

— К большому счастью, — улыбнувшись, продолжила мысль подруги Катерина.

— Вот именно, к большим счастливым переменам в жизни. Так что звони Дмитрию и не будь дурой. — Она развернула еще одну конфету и положила шоколадный шарик в рот.

Катя смотрела на подругу. Шура стала по-настоящему красивой. Ее когда-то угловатое тело приобрело плавные, женственные очертания, а глаза, немного припухлые и усталые, светились счастьем.

Она сделала глоток. Может, Шура и права. Сколько можно обманывать себя, сколько можно отмахиваться от мыслей о том, что она устала быть одна, что ей необходима помощь и она хочет видеть рядом именно этого мужчину. Ведь недаром Катя каждый раз невольно замирает, когда ей кажется, что кто-то останавливается рядом с ее дверью. И как колотится ее сердце при одном упоминании его имени!

И она позвонила Дмитрию с работы.

— Приеду вечером, часам к семи, — ответил он на ее приглашение.

Но, уже подходя к детскому саду, Катерина заметила сверкающий серебром «мерседес», и сердце ее бешено заколотилось. Из ворот выскочила овчарка, а за ней со смехом выбежала ее дочка в ярко-зеленом пуховике. Следом шел Дмитрий в светло-коричневой меховой куртке.

Она остановилась, невольно радуясь тому, как ее девочка, весело подпрыгивая, играет с собакой. Как только Ксюша увидела мать, она, раскинув руки, бросилась ей навстречу:

— Мамочка, а меня дядя Дима с Рексом забрали!

Катя присела на корточки и обняла дочку. Ксюшка, выскользнув из ее объятий, вновь побежала к собаке: за это время она так соскучилась по своему четвероногому другу. Уже не раз, укладывая с собой в постель любимую игрушку, большую лохматую собаку, что подарил ей Дмитрий на день рождения, она спрашивала мать, почему к ней в гости не приходит Рекс. Та как могла объясняла ей, что у их дачных друзей свои городские дела. Ксюша, конечно, выслушивала объяснения матери, но все же надеялась, что в один прекрасный день она опять сможет играть с настоящей, а не игрушечной собакой. И вот этот день, вернее, вечер наконец настал. Было только шесть, а уже смеркалось. Катя замерзла. Она оделась явно не по погоде — кроличий полушубок, фетровый берет, полуботиночки и тонкие перчатки. А на улице было ветрено, к вечеру мороз усилился, и сейчас было не меньше двадцати.

— Садись быстрей в машину, совсем заледенела, — позвал ее Дмитрий.

Катя юркнула в салон и вытянула ноги, приятно ощутив теплую струю воздуха внизу. Дмитрий взял в свои ладони кисти ее рук, поднес к своему лицу и бережно на них подул. Кате было неловко за свою красную, съежившуюся от холода кожу рук, короткие, без маникюра ногти с неровными краями, и она попыталась было отдернуть руки, но Дмитрий сжал их еще крепче и стал целовать ее пальцы, закоченевшие на морозе. Катя замерла, не зная, как ей реагировать. Тут открылась задняя дверь: сначала в салон автомобиля привычным движением вскочила овчарка, а потом, неловко шурша застывшей на морозе тканью, на сиденье вскарабкалась Ксюшка: пуховик стеснял ее движения и превратил худую фигурку в пузырь на ножках. Дмитрий отпустил Катины руки, и она облегченно вздохнула.

— Ну что, поехали? — весело воскликнул Дмитрий, и машина тронулась с места.

— Поехали-поехали! — подхватила девочка, а Рекс радостно тявкнул.

— К «Баскину Робинсу», — предложил Дмитрий.

— К «Баскину Робинсу»! — обрадовалась девочка.

— Нет-нет, — решительно сказала Катерина, — никакого мороженого в такой холод. Домой, только домой!

— Ну раз мама так сказала, — деланно сожалея, вздохнул Дмитрий, — значит, домой.

Катя невольно волновалась, готовясь к серьезному разговору с ним. Она боялась и в то же время радовалась, что этот разговор все же состоится.

Когда машина припарковалась у подъезда, Катя уже с трудом сдерживала волнение.

Войдя в дом, она быстро разделась и побежала на кухню, чтобы выпить воды и немного успокоиться.

Тем временем Ксюшка, весело что-то рассказывая, раздевалась в коридоре, а Дмитрий слушал ее, развешивая легкую детскую одежду. Но не успели они все рассесться за кухонным столом, где уже готово было все для вечернего чаепития, как в дверь позвонили.

— Я открою! — Ксюшка бросилась к двери, но уже через секунду прибежала обратно, вытаращив глаза. — Там Баба-яга, — прошептала она громко.

— Так-так!

Женщина, не потрудившись разуться, в матерчатых сапогах на резиновой подошве, прошла в комнату. Она была в той же поношенной юбке и протертой на локтях кофте.

— Так-так, — повторила она. — Не успела я и чайку у соседки попить, как гляжу — царевна наша из кареты выходит.

Глаза ее сузились, а губы сложились в ехидную улыбочку. Она буравила глазами лицо Дмитрия, а обращалась к Катерине:

— Я же сказала: мужиков не водить! А ну-ка быстро выметайтесь! — Она буквально завизжала на последнем слове, лицо ее побагровело, и казалось, еще немного — и ее хватит удар.

Рекс, внимательно изучив обстановку, вышел на ceредину комнаты и угрожающе зарычал.

Женщина остолбенела. Она испуганно покосилась на собаку и сделала шаг к выходу.

— И собаку привели, — сдавленным шепотом произнесла она, — сейчас милицию вызову.

— Рекс, ко мне, — приказал Дмитрий, и пес присел рядом. — Ксения, побудь с собакой, нам нужно потолковать. Он встал из-за стола и, прикрыв за собой кухонную дверь, встал напротив пожилой женщины, которая хотела было что-то сказать, но слова, казалось, застряли у нее где-то внутри, только тяжелое дыхание с трудом вырывалось из сдавленного то ли злобой, то ли страхом горла.

— Милая женщина, — начал Дмитрий, глядя в ее мутноватые глаза, — мы хотели уведомить вас в письменном виде, но раз вы сейчас здесь, сообщаем, что готовы передать в ваше распоряжение эту жилплощадь… — Дмитрий остановился, огляделся вокруг, словно прикидывая, много ли потребуется времени на «эвакуацию», и продолжил: — Ровно через сутки.

Бородавка на подбородке женщины опять двинулась вниз, но Дмитрий пресек это движение в самом начале, не желая больше ничего слышать. Он продолжил свою корректную, но короткую речь уверенным тоном:

— А сейчас вы повернетесь и тихо, без лишней суеты и звуков выйдете из квартиры.

Катя, которая вышла с кухни вслед за Дмитрием, хотела было что-то сказать, но он взглянул на нее, и она только плотнее сжала губы и поспешно отвела взгляд.

Дверь захлопнулась. Дмитрий повернулся к Кате, взял ее руки в свои и сказал:

— Катюшка, извини, но я не смог сдержаться. Не дело тебе с дочкой оставаться здесь. Я не хочу настаивать, но… но я буду настаивать! Поехали ко мне.

Катя еще ничего не успела сказать, как кухонная дверь отворилась и оттуда с воплем вылетела Ксюша:

— Ура! Мы едем к дяде Диме!

Она побежала в прихожую, сдернула с вешалки пуховик, достала из тумбочки утепленные капроновые штаны и стала суетливо одеваться.

— Мама, ну что же ты стоишь? — спросила она, когда заметила, что Катерина в растерянности смотрит на нее. — Давай скорей! Баба-яга с милиционером придет, а нас и нет — ищи ветра в поле.

Катя невесело рассмеялась и перевела взгляд на Дмитрия, стараясь в его глазах найти ответ на свой вопрос. Поймав ее растерянный взгляд, он подошел и обнял ее:

— Катюшка, собирайся, от греха подальше. Что еще учудит эта больная старуха! Поедем лучше ко мне.

— Поехали-поехали! — Ксюха извлекла из своих запасников самый жалостливый взгляд, на который была способна, но лукавые, радостные огоньки уже плясали в ее янтарных глазах. — А то она и нас еще заразит.

— Надеюсь, ее болезнь незаразная, — пошутил Дмитрий.

— Заразная, заразная, — ответила девочка. Она стала в позу: уперев кулачки в бока, чуть наклонилась, сощурила глазки, выставила подбородок вперед и закричала писклявым голосом: — «Мужиков не водить!»

Катя прыснула.

— Вот видишь, пора ее лечить, — продолжал шутить Дмитрий. — Быстро эвакуируемся с места эпидемии. Брать только самое необходимое.

Ксения метнулась к своей софе, где, уткнувшись в подушку носом, лежала подаренная Дмитрием игрушечная собака. Она схватила ее в охапку, подбежала к нему и радостно сказала:

— Я готова! Поехали!

Дмитрий внимательно посмотрел на девочку.

Ее глаза лихорадочно блестели от возбуждения, волосы растрепались, а под носиком проступили капельки пота. Ей так хотелось скорее уехать отсюда, что от волнения (а может, и оттого, что была уже в пуховике) она даже вспотела.

— Мам, быстрее, — торопила она Катю, которая сосредоточенно складывала одежду, склонившись над большой дорожной сумкой.

— Катенька, — Дмитрий подошел к женщине и легко приобнял ее, — да не бери ты сейчас ничего. Видишь, девочка нервничает. Завтра спокойно все соберешь, я тебе помогу.

Катерина оглянулась на дочку, которая от волнения переминалась с ноги на ногу и сжала игрушечную собаку так, что ее мордочка сплющилась и вместо улыбки появилось плаксиво-жалостливое выражение.

— Ладно. — Женщина с легким вздохом выпрямилась.

— Ксюша, ты готова?

— Да! — Девочка даже подпрыгнула от восторга. Продолжая одной рукой придерживать игрушечного пса, другой она схватила за руку Дмитрия и потянула его в прихожую: — Давайте быстрее, видите, Рекс нервничает, домой быстрее хочет.

И как бы в подтверждение ее слов, сидевший до сих пор спокойно пес бросился к двери и забил хвостом об пол.

— Заговорщики, — улыбнулась Катя. Она положила в большой полиэтиленовый пакет свою ночную рубашку и пижаму дочери, зубные щетки, кое-что из нижнего белья и косметичку.

Машина остановилась около невысокого решетчатого ограждения со шлагбаумом. Через несколько секунд «журавль» шлагбаума пошел вверх и машина въехала на освещенную площадку перед шестиэтажным одноподъездным кирпичным домом.

Катя с дочкой вышли, а Дмитрий повел машину в гараж, расположенный в цокольном этаже.

— Мам, — девочка робко озиралась вокруг, — смотри, какие здесь черные окна.

— Они не черные, а зеркальные. Сейчас темно, вот они и отражают темноту, а будет светло…

— Будут отражать свет, — продолжила девочка и уже в восхищении добавила: — Как в сказке.

Катерина тоже чувствовала себя как в волшебной сказке. Еще днем она ни о чем таком не думала не гадала, и вот…

— Пойдемте быстрее, холодно, замерзнете, — поторопил их Дмитрий. Он взял Ксюшу за руку и пошел по ступенькам наверх. Рекс опередил хозяина и, едва тот открыл дверь, тут же юркнул внутрь.

— Привет, привет, — услышали входящие.

Сутулый, седой старик с длинными волосами и всклокоченной бородой, добродушно улыбаясь, трепал собаку по загривку. Рекс был явно доволен, ласково глядя ему в лицо и виляя хвостом.

— Здравствуйте, Прокопий Сысоевич, — приветствовал старика Дмитрий, — дождались своего друга?

— Дождался, — ответил тот, внимательно оглядывая входящих выцветшими от старости глазами. — Что, своих привез наконец?

— Привез, — односложно ответил Дмитрий и решительным шагом направился в глубь освещенного коридора. Катя с дочкой неуверенно пошли следом. Мужчина вызвал лифт.

— А Рекс? — вдруг спохватилась девочка.

— Он живет внизу, они с Прокопием Сысоевичем большие друзья, — ответил Дмитрий.

Дверцы лифта распахнулись, и они вошли в узкое зеркальное пространство. Катя невольно опустила глаза вниз, стесняясь своего отражения в потертом кроличьем полушубке. Девочка же, наоборот, стала себя внимательно рассматривать. Лифт остановился на пятом этаже, и они оказались на большой лестничной площадке, на которой были всего две двери. Дмитрий подошел к той, что была расположена справа, достал ключи и открыл дверь. Тут же в прихожей вспыхнул яркий свет. Радушным жестом Дмитрий пригласил их:

— Проходите, мои дорогие.

Ксения в нерешительности застыла, оглядывая огромную, пустую прихожую. Игрушка выскользнула у нее из рук. Дмитрий подошел к девочке, поднял игрушку, взял Ксению за руку, перевел через едва заметный порог. Катя вошла следом. Она тоже казалась растерянной.

— А где вешалка? — спросила девочка.

Дмитрий распахнул деревянные дверцы стенного шкафа. Прямо на уровне Ксюшиной головы были расположены несколько небольших вешалок.

— Сюда? — девочка оглянулась.

— Сюда-сюда, — улыбнулся он ободряюще. — Да не тушуйтесь вы! Я недавно купил квартиру, она еще почти пустая. Так что вместе обживать будем.

Он подошел к Кате, которая все еще оглядывалась по сторонам.

— Катюш, давай помогу.

Подхватив ее полушубок, он повесил его на деревянные плечики.

— Проходите, устраивайтесь, а я пока чайник поставлю, — сказал он и чуть поспешней, чем следовало, удалился, предоставляя гостьям возможность самим исследовать свое новое обиталище.

Катя действительно сразу почувствовала себя более уверенно. Она вошла в просторное, светлое помещение, в центре которого стоял большой низкий диван, напротив располагался огромный плоский экран телевизора, внизу на полочке матовым серебром отливал видеомагнитофон.

— Фантастика! — Ксюша ахнула от удивления. — Как во дворце!

Она посадила игрушечного пса на диван и побежала в другую комнату. Вскоре она вернулась, схватила мать за руку и потащила за собой.

— Мам, мам, там моя комната — в горошек! — возбужденным шепотом сообщила девочка.

Катя остановилась на пороге комнаты, удивленно оглядываясь. Эта комната была полностью обставлена светлой деревянной мебелью. Стены были оклеены белыми обоями в разноцветный горошек.

— Как будто конфетки, правда? — восхищенно прошептала Ксюшка и выбежала из комнаты. Вскоре она вернулась, прижимая к себе свою игрушечную собаку. Она устроила ее в уголке, где уже располагался бурый, потрепанный медведь. Ксюшка вспрыгнула на кровать, и кровать пружинисто-мягко подкинула легкое тельце вверх.

Катю обуревали смешанные чувства растерянности, радости и настороженности… Ей вдруг пришло в голову, что это Дмитрий устроил безобразную сцену со злобной старухой, чтобы ей захотелось вместе с девочкой переехать к нему, Ведь она никогда не видела квартирную хозяйку. «А у него, судя по всему, на все денег хватает», — подумала она, и от нахлынувшего гнева сдавило грудь, и кровь горячими толчками запульсировала в висках.

Старательно скрывая свои чувства, она прошла на кухню. Подобную обстановку она видела только в журналах и боялась даже мечтать о такой роскоши. Она закрыла глаза, чтобы сохранить в себе настроение боевой готовности. Когда же она набралась мужества, чтобы начать серьезный разговор, и открыла глаза, то увидела улыбающегося Дмитрия в нелепом фартуке с оборками. Она невольно улыбнулась, но все же сдвинула брови и нахмурила лоб.

— Катюш, что за мимические этюды? — Дмитрий удивленно наблюдал за ней.

Катя попыталась выдержать строгий тон и сохранить непроницаемое выражение лица.

— Дмитрий, ответь пожалуйста, ты эту старуху нанял, чтобы нас сюда заманить?

— С чего ты вдруг решила? — опешил Дмитрий, недоуменно глядя на нее.

— Там детская… Для кого?

Дмитрий вдруг стал серьезным. Он развязал фартук, бросил его на спинку стула и подошел к Катерине:

— Катенька, старуху я не нанимал, но глубоко благодарен ей за ее глупую злобу. Квартиру я для нас купил, и детская комната действительно для Ксюшки.

Он сделал небольшую паузу и заглянул в ее глаза, чтобы прочитать в ее взгляде одобрение. Но пока он видел только недоверие. Тогда он взял Катю за руки и притянул к себе. Ему хотелось говорить, громоздить друг на друга слова, как подбрасывают сучья в костер, чтобы горел жарче и растопил лед ее недоверия. Но слова казались тяжелыми, неподъемными…

— Катюша, верь мне. Я хочу, чтобы мы были счастливы. И…

Он на секунду замялся, как будто сомневаясь, нужно ли открывать ей самое заветное, сокровенное и ценное.

— Я люблю тебя.

Он отпустил ее руки и отвел взгляд. Большой и сильный, сейчас он казался растерянным и неуверенным, как маршал, который завершил трудное сражение, но не знает исхода битвы и ждет последнюю депешу.

Катя вдруг почувствовала, как часто он дышит, как неровно бьется его сердце. Она обняла его, и он с благодарностью прижал к своей груди ее голову. Потом наклонился и легко поцеловал ее, почувствовав, с какой готовностью она отвечает ему. Он целовал ее очень долго, наслаждаясь мягкостью и податливостью ее губ. Потом его поцелуи стали горячее и требовательнее.

Катя, собрав всю волю в кулак, высвободилась из его объятий.

— Дмитрий, подожди немного. Надо сначала Ксюшку спать уложить.

— Да-да-да… конечно… конечно.

Он говорил, а сам не слышал своего голоса, не понимал смысла сказанных им слов. Он не мог отвести от нее взгляда, веря и не веря в то, что эта женщина, о которой он так давно мечтал, здесь, рядом и просит его лишь о небольшой отсрочке.

— Ну я пойду, — неуверенно сказала Катя, боясь даже на секунду расстаться с ним. Ей казалось, что его любящий и одновременно требовательный взгляд — это чудо и через мгновение чары могут рассеяться — и она может навсегда лишиться волшебного зарождающегося глубокого чувства единения. И он понял это и успокоил ее: одним ласковым движением, уже таким знакомым ей, он взял ее, как ребенка, за руку и повел в глубь казавшейся необъятной квартиры.

В детской горел свет и тихо играла музыка, доносившаяся из динамиков небольшого музыкального центра.

— Ох, раз, еще раз, — старательно прорычал старый негр и соскользнул в привычный для него язык страстного американского джаза.

Дмитрий хотел было выключить музыку, но Катя удержала его:

— Пусть поет.

Она села рядом с кроваткой, где спала Ксюша. Какая все же непредсказуемая у нее дочка! До сих пор она засыпала только в полной тишине и темноте. А здесь, в непривычной обстановке, в комнате, пахнущей новой мебелью, при полном освещении и музыкальном шуме, она вдруг абсолютно спокойно заснула, самостоятельно расстелив постель и переодевшись в пижаму. Возможно, впервые в жизни она почувствовала себя уютно, и эта новая, пока еще не обжитая комната стала для нее тем самым домом, о котором она в тайниках своей детской души мечтала.

Катя заплакала. Дмитрий подошел к ней и тихо обнял вздрагивающие плечи:

— Пойдем, моя хорошая.

— Можно я еще посижу? — немного жалобно, как показалось ему, спросила она.

— Хорошо, — согласился он, наклонился и поцеловал в макушку:

— Я пока приготовлю тебе ванну.

Катя еще немного посидела у кроватки дочери, послушала пришедшие на смену негру мальчишеские голоса ливерпульской четверки, но, когда девчонки «татушки» хвастливо завопили, что их не догонят, без сожаления нажала красную кнопку пульта и выключила свет.

Катя пошла по слабо освещенному проходу, что отделял комнаты друг от друга, на звук шумящей воды. Она распахнула дверь и застыла в изумлении. Просторная ванная комната блестела кафелем, фаянсом и никелем. Унитаз, биде и раковина казались в своем величии гордыми и неприступными сооружениями. Легкая, полупрозрачная штора отделяла большую ванну от остального пространства.

Это было то, о чем она всегда мечтала. В юности, когда она смотрела американские фильмы из жизни звезд, ее особенно впечатляли сцены, когда голливудская дива изящным движением плеч сбрасывала с себя шикарный халат и погружалась в мягкую бархатистость мыльной пены. Катя стянула с себя брюки, потом колготки с еле заметными потертостями на пятках, скинула рубашку и строго оглядела себя в зеркале. Белая майка, чуть пожелтевшая от частой стирки, болталась мешком на ее хрупкой фигурке. Она с отвращением сняла ее и осталась в одних хлопковых белых трусиках, которые плотно прижались к ее маленьким ягодицам сзади, а спереди почти полностью открывали ее чуть выпуклый животик с еле заметной вмятинкой пупка и маленькой привлекательной родинкой. Она провела рукой по животу, ощущая приятную гладкость кожи. Как хорошо, что она еще красива, подумала Катя. Она закрутила сверкающие краны и остановила поток воды.

Осторожно перекинув через край ванны сначала одну ногу, потом другую, она погрузилась в пушистую, ароматную пену и закрыла глаза. Когда зазвучали легкие аккорды фортепиано, Катя невольно вздрогнула: казалось, музыка лилась отовсюду. Вот вступает скрипка, ей вторит контрабас. Неужели именно это называется негой? По знаку зодиака она была Рыбой и, хотя не верила в гороскопы, обожала воду, и поэтому ежедневная вечерняя ванна для нее была обязательным и приятным ритуалом. Именно в теплой воде расслаблялись ее мышцы, а мысли убегали вдаль. Она любила мечтать, лежа в воде. И когда закрывала глаза, представляла себе голубизну неба, лазурь моря и ласковые руки любимого человека.

— Просыпайся, рыбка!

Голос Дмитрия вернул ее к реальности. Он стоял рядом с большим махровым халатом нежно-голубого цвета и улыбался, как может улыбаться счастливый человек в предвкушении еще большего счастья.

— Спасибо. Повесь, пожалуйста, халат, я сейчас выйду, — немного смущаясь, сказала Катя.

Дмитрий повесил халат на блестящий металлический крючок и направился к выходу. Катя встала из воды. Легкая пена, словно не желая расставаться с ней, нехотя сползла вниз, задерживаясь на плечах, на руках, вторя плавным линиям тела. Дмитрий обернулся и не смог оторвать восхищенного взгляда от обнаженного тела любимой женщины. Катя, ойкнув, опять присела в воду:

— Дмитрий, пожалуйста…

Но он не слушал ее. Подойдя к ванне, Дмитрий опять открыл краны и, переключив рычаг, направил струю воды по извилистому пути душевого шланга. Упругие струйки зашумели у него в руке. Другой рукой он вынул пробку из ванны, и вода с шумом устремилась в узкое отверстие. Катя неподвижно сидела в ванне, стыдливо прикрывая руками грудь. Дмитрий, придерживая шланг душа, направил струю на ее руки. Катя подняла голову и посмотрела на него, чуть покрасневшего то ли от влажного и теплого воздуха, то ли от желания. Опустив глаза, она отняла руки от груди. Теплая струя воды коснулась ее сосков, которые тут же стали твердыми, предательски отреагировав на ее возбуждение. Она прикрыла глаза и откинулась назад; ее рот приоткрылся, маня красотой полуоткрытых губ. Дмитрий наклонился, поцеловал ее полуоткрытые губы, а струя душа ударила между ног, смывая остатки пены и обнажая кустик кудрявых волос. Она застонала от нахлынувших на нее чувств, резко встала и обхватила его за шею.

— Пожалуйста… я хочу… унеси меня, — прошептала она.

Дмитрий легким движением выключил воду, снял халат с вешалки, укутал ее и, подхватив на руки, понес в глубину квартиры. Он бережно опустил ее на свежие шелковые простыни широкой кровати, несколькими движениями освободился от своей одежды и припал к ее телу. Никогда раньше Катерина не испытывала такого. Каждое его прикосновение, каждый его поцелуй рождал в ней все большее и большее желание. И он утолял это ее желание руками, губами, своей горячей твердостью. И опять на нее накатывала жажда, и опять жгучее напряжение сменялось бешеными, неуемными ласками и взрывалось на пике наслаждения. Она металась и кричала, плакала и смеялась. И вот, наконец, их тела слились, и он застонал, отдавая ей и принимая от нее.

Катя просыпалась долго. Утром, чуть рассвело, она приоткрыла глаза и увидела рядом спящего Дмитрия. Он лежал на боку, подложив ладонь под щеку, и тихо посапывал. Таким покоем и уютом веяло от его большого тела, что ей нестерпимо захотелось дотронуться до него. Он, почувствовав ее рядом, улыбнулся, не открывая глаз, обнял ее и притянул к себе. Катя удобно примостилась на его плече, сон опять заволок ее сознание. Она наслаждалась яркими картинами своих утренних видений: ей снилось море.

Она чувствовала, как теплые, упругие волны ласкают ее, и она с радостью предоставляет свое тело этой ласке. Клокочущее, горячее желание зародилось в ней. Руки Дмитрия обняли ее сзади, и она почувствовала его жаркое дыхание на своей щеке. Он раздвинул ее ноги и вошел в нее нежно и требовательно… Море бушевало, захлестывало пеной. Волны качали ее, рвали на части, и она получала бешеное наслаждение от этой жесткой борьбы со стихией. Но вот огромная волна накрыла ее с головой, и крик вырвался из ее груди…

— Любимая моя, успокойся.

Ласковый шепот привел ее в сознание, и Дмитрий погладил ее по голове:

— Тебе было хорошо?

Она, не открывая глаз, кивнула и опять погрузилась в сон.

Дмитрий сел на кровати и долго с любовью и нежностью смотрел на нее, потом встал, потягиваясь, и пошел в ванную. Приняв душ и накинув на еще влажное тело полосатый махровый халат, он направился в детскую. Ксюша уже не спала, она стояла у окна и смотрела на улицу.

— С добрым утром, Ксюшенька.

Она повернула чуть припухшее ото сна лицо, широко улыбнулась и бросилась ему на шею:

— Доброе утро, папочка.

Дмитрий даже вздрогнул от этого слова, но девочка, как будто почувствовала его неуверенность, еще раз поцеловала его и вопрошающе-утвердительно повторила:

— Ведь ты теперь мой папа. Правда?

И столько затаенной надежды было в ее взгляде, что Дмитрий понял, что он не сможет причинить ей боль, ответив отказом, и отторгнуть ее бескорыстную любовь.

— Конечно, доченька, — ответил он и в благодарность получил такой лучисто-счастливый взгляд, что опять повторил, чтобы еще раз насладиться столь дорогими звуками простого, звонкого слова:

— С добрым утром, дочка.

Девочка, как будто получив то, что она ожидала, тут же отпустила его и опять подбежала к окну.

— Что ты там выглядываешь, Ксюша? — спросил он, подходя ближе.

— Там Рекс гуляет, — ответила она.

Дмитрий тоже подошел к окну и увидел, как их сторож в нелепой шапке-ушанке и потертом тулупе, — из тех, что выдают солдатам, когда они заступают в караул, сидит на корточках и беседует с собакой.

— Пап, — Ксения подняла на Дмитрия глаза, — смотри, как Рекс внимательно слушает. Интересно, что этот старичок ему наговаривает?

«Бедный старик, — подумал Дмитрий, единственное существо на свете, что смогло его понять и полюбить, — это чужой пес. Родные дети не захотели примириться с его чудачествами и выгнали старика на улицу, как только тот сделал им дарственную на свою вдовую квартиру». Дмитрий вздохнул. Хорошо, что тому повезло, и попался на его пути он, который и пристроил его охранять их элитный дом. Прокопий Сысоевич работал у них и сторожем, и дворником, и сантехником. Он имел покладистый характер и не пил, что было, конечно, немаловажным достоинством. Единственной его страстью были книги, которые он читал подряд без разбору, так что детективы у него спокойно соседствовали с философскими трактатами, а любовные романы — с астрономией. Может, сейчас старик рассказывает собаке что-то интересное из вновь прочитанного, вроде волновой теории света или размышляет по поводу влияния растений на эмоциональное состояние человека.

— Папа, может, позовем Рекса? Я соскучилась, — попросила Ксюша.

— Сам придет, видишь, он на работе, дом помогает охранять, — ответил Дмитрий серьезно, — и нам надо за дело браться.

— А тебе сегодня тоже на работу? — с тревогой спросила девочка.

— Нет, сегодня у меня выходной, но завтрак готовить надо. Так что помогай.

Девочка с удивлением посмотрела на него: завтраку них в семье всегда делала мама. Но, натолкнувшись на строгий взгляд, поняла, что с сегодняшнего дня правила могут быть и другими.

— А мама еще спит? — спросила Ксюша, поеживаясь.

— Спит.

— Ладно, — снисходительно сказала девочка, — пусть спит. Ведь мы с тобой вдвоем можем справиться, ведь мы уже большие, правда?

— Правда, особенно ты…

Но он не успел закончить фразу. Девочка без труда прошмыгнула мимо него и побежала на кухню. Ее легкое тельце в желтой фланелевой пижамке только мелькнуло в коридоре. «Она еще совсем малышка, худенькая, как цыпленок, и такая же беззащитная», — подумалось Дмитрию.

Катерина вскоре проснулась и присоединилась к ним. Дмитрий был, конечно, старшим и распоряжался всеми кухонными бытовыми приборами: кофеваркой, где варилось кофе; миксером, где взбалтывались ингредиенты для омлета; тостером, откуда выпрыгивали поджаренные кусочки хлеба. Вскоре они, сидя за накрытым клетчатой скатертью столом, впервые завтракали в новой квартире все втроем.

Потом Ксюша засобиралась на улицу, ей не терпелось поиграть с Рексом.

Дмитрий и Катерина остались одни. Они не спеша завершили завтрак, разговаривая о каких-то малозначащих вещах и наслаждаясь той легкостью, что всегда бывает от настоящей близости. Слова были невесомыми, прикосновения нежными, а взгляды излучали счастье.

Дмитрий подошел к Кате, обнял за плечи и поцеловал, чуть касаясь губами нежной шеи:

— С добрым утром, любимая.

Катю охватило теплое чувство, на глаза набежали слезы. К ней никто так не относился. Родители воспитывали ее в строгости и дисциплине. В их семье не принято было желать ни доброго утра, ни спокойной ночи. Иногда в каком-то инстинктивном порыве Катя обнимала свою мать, но, встречая лишь холодный, отчужденный прием, отстранялась, чувствуя неловкость. Катя полюбила одиночество, тихую музыку и чтение, но и это в их семье не поощрялось. Поэтому мать записывала ее в какие-то школьные кружки и каждый год до четырнадцати лет отправляла в детские лагеря, что было для Кати настоящей пыткой. Ей казалось, что весь мир наполнен какими-то запретами, бестолковыми правилами, глупой суетой, и она старалась отделить в этом неприветливом мире свой потайной уголок и населить его воображаемыми персонажами.

И теперь то, о чем она только мечтала, стало реальностью. Или нет? Или она только гостья в этой чудесной сказке?

Она опять начала сомневаться.

— Катюшка… — Дмитрий придвинул стул, присел напротив и взял ее руки в свои. — Катенька, я не знаю, что было в твоей жизни. Потом когда-нибудь ты мне все расскажешь… Но сейчас, милая, хорошая моя, я прошу только об одном. Поверь мне. Раздели свою жизнь на две половинки «до» и «после». И зачеркни все, что было «до». Прошлое может убить, если не сумеешь его забыть.

— Я не сумею, — коротко выдохнула Катерина.

— Ты должна, дорогая. Ты должна собрать в себе все силы и оттолкнуться от него, иначе прошлые страдания поглотят тебя, затянут в трясину. Не оглядывайся назад.

— Как в библейской легенде…

— Да, иначе превратишься в соляной столб. Только в реальности это происходит не внезапно, а постепенно часть тебя будет отмирать, превращаясь в бесчувственный камень, И этим холодом ты будешь ранить окружающих. И нас.

Он встал и подошел к окну. Посреди площадки девочка демонстрировала своему новому знакомому Прокопию Сысоевичу чудеса дрессировки: сначала Рекс подал лапу, потом положил обе лапы на плечи девочки, и они стали пританцовывать. Современные стеклопакеты не пускали в квартиру звуки улицы, но старик, судя по широко раскрытому рту и высоко поднятой голове, громко хохотал.

— Посмотри, какая замечательная у тебя дочка, с какой радостью она воспринимает мир. И своей жизнерадостностью она заражает окружающих.

Катя подошла к Дмитрию, немного стесняясь своей нежности, обняла его за талию и посмотрела в окно.

Теперь уже старик проделывал те же трюки с собакой, что и девочка. И его шаркающие, суетливые движения невольно рассмешили Катерину. Она прыснула, уткнувшись в плечо Дмитрия. Он обнял ее, поцеловал в макушку и заглянул в ее счастливые глаза:

— Катюшка, я люблю тебя. Люблю с той самой минуты, как увидел тебя, спящую, там, в деревне. Ты была настолько трогательна и беззащитна! Я тогда понял, что только я смогу дать то, что сохранит в тебе твою неповторимую женственность. Я чувствую, что я нужен тебе, но знаю, что и ты нужна мне. Только рядом с тобой чувствую себя спокойно.

Дмитрий наклонился и снова поцеловал ее, пробежав губами по глазам, прикрытым веками. И этот поцелуй был настолько нежным, что сомнений в душе Катерины не осталось.

— Я тоже люблю тебя, Дима, — ответила она, — и я уже не боюсь. Я хочу быть твоей женой. Я знаю, что это будет трудно. Иногда в тебе, в твоем взгляде, в твоем теле читается что-то жесткое и требовательное, но теперь я понимаю, что это не относится ко мне. Со мной ты будешь всегда добр и нежен, и ты никогда не обидишь ни меня, ни Ксюшку, так?

Она с тревогой заглянула в его глаза, и он не отвел взгляд, а только улыбнулся:

— Конечно, дорогая. Мы в одной лодке. Нас окружает жестокий океан, но я научился управлять своим судном. Я постараюсь оградить тебя от многих сложностей, но… — он погладил ее по голове, — но все же, трусиха, давай учиться давать.

— Если только ты меня будешь учить.

— Не сомневайся, не брошу за борт, как кутенка…

Он еще раз крепко обнял ее, и она доверчиво прильнула к нему.

Время заскользило чередой наполненных радостью дней. Катя с Дмитрием зарегистрировали брак в районном загсе без лишней помпы, свидетелями были Шура и Вячеслав, который уже вставал со своей коляски. Потом было свадебное путешествие к теплому морю Египта. Ксения целыми днями не вылезала из прозрачной бирюзовой и теплой, как парное молоко, воды. Она научилась плавать быстро, буквально в первый же день. Казалось, что девочка просто доверчиво вверила свое тело соленой воде. Поэтому самым любимым местом их семьи был, конечно, пляж, где они и провели незаметно пролетевшие десять дней.

Но все же Катя с удовольствием вернулась домой, к своим любимым вещам и привычным заботам. Новая большая квартира, мебель, широкая, удобная кровать, посудомоечная машина, кухонный комбайн. То, чего она раньше была лишена, сейчас наполняло ее жизнь радостью. Катя ушла с работы, шитье штор ради заработка стало бессмысленным, Теперь у нее была другая жизнь и другая работа! Она познавала новую жизнь замужней женщины в традиционном смысле. И она наслаждалась такой жизнью! Все до примитивности просто. Она женщина, она мать и она любима!

Как-то вечером, после ритуального чтения на ночь, когда она уже накрыла дочку одеялом и потянулась к выключателю, Ксюшка остановила ее вопросом:

— Мам, помнишь, ты про счастье говорила? Тогда, летом в деревне…

Ксюшка вопросительно посмотрела на мать.

— Помню, доченька, — ответила Катя.

— Я тогда загадала, что если дядя Дима станет моим папой, то тогда будет счастье и тебе, и мне, и всем. И я захотела. А ведь если чего-то очень-очень хочешь, ведь все тебе должны помочь, правда?

Девочка смотрела на мать широко открытыми глазами, и восторг правоты сиял счастьем в ее по-детски наивном взгляде. Катя присела на край кровати, сжала руки в замок и произнесла шепотом, как заклинание:

— Всё и все, на земле и на небе.

И улыбнулась радостной, счастливой улыбкой.