И случай представился.
По возвращению, в холле меня встретили многочисленные сумки и пакеты из дорогой крафт-бумаги, разных размеров, цветовых решений и известных брендов, которыми был заставлен пол. Мой потрёпанный временем чемодан на их фоне выглядел неуместно.
Я так и застыла на пороге, наткнувшись на собственное отражение в зеркале напротив.
Смотрю на себя, отмечая детали: глаза распахнуты – они ещё не верят тому, что увидели; огромные, напуганные, налитые влагой; открытый рот ни издаёт ни звука. Всматриваюсь в бледное лицо, чувствуя, как разливается по похолодевшему телу обида, как искрится в слезах боль, как немо плачет во мне надежда. Вижу, как бессилие лавиной беззубой злости – глупой, нелепой, сволочной – обрушивается на одинокого человека.
Когда взялась за ручку своего чемодана, моего слуха коснулись отдалённые голоса из столовой. Один из них ворвался в сознание в драматическом порыве. Голос отца.
Он приехал.
Ужин давно закончился, но вся семья оставалась за длиннющим, ещё накрытым обеденным столом, рассчитанным на двенадцать персон. Лаура и отец сидели на его противоположных концах, а пространство, отделяющее их друг от друга лишь подчеркивало отчужденность, которая, по всей видимости, установилась между ними. Не я ли тому причина? Ребекка с Хантером находились друг напротив друга с боковых сторон стола. Хоть я сейчас могла наблюдать только его спину, я почувствовала, что он напрягся. Ко всему меня встретил наполненный ядом взгляд Ребекки.
Но я видела только отца. Сейчас значение имел только он.
– Катерина… – он перевел взгляд с меня на Лауру, а потом обратно, – ужин давно окончен, но ты можешь присоединиться к нам. Мне кажется, Агнес сможет найти для тебя что-нибудь съедобное.
– Не думаю, что это – хорошая идея, – подала голос я.
– Господи! Аллестер, – протянула Ребекка, – ну почему тебе нужно приглашать за стол совершенно чужого нам человека?
– Бекки, кажется, что мы это уже обсуждали! – мгновенно предостерег её Хантер. – Если тебе что-то не нравится – всегда можешь уйти в свою комнату.
Та только укрепилась в своих позициях. Настолько, что её губы растянулись в улыбке:
– Лаура, ты слышишь тоже, что и я? Можешь в это поверить? Твой сын готов прогнать меня из-за девицы, которую знать не знает! Алл, ты должен что-то сделать!
– Агнес, будь добра, поставь ещё один столовый прибор для Катерины.
Голос Хантера, пусть и прозвучал негромко, но в нём чётко угадывались стальные нотки, прямо заявляющие что хозяин этого голоса не привык к тому, чтобы его пожелания игнорировали и уж тем более отказывали ему в чём-то.
Я ещё пыталась что-то возразить, но уже понимала – бесполезно, поэтому покорно устремилась за Агнес, опускаясь на предложенный стул рядом с Ребеккой.
Передо мной тут же появилась большая тарелка с замысловато уложенным на ней салатом, а ещё энное количество столовых приборов по этикету, отчего аппетит, которого и так не наблюдалось, был окончательно погашен на неопределённо долгое время.
Тем не менее, я благодарно кивнула, словно действительно была рада предложенному, хотя кусок в горло определенно лезть не желал.
Над столом повисла гнетущая тишина. Каждый из членов семьи лихорадочно искал собственный способ притвориться занятым, чтобы не нужно было говорить. Нарушал её только едва слышный звон ложечки, которой Лаура нервно помешивала свой кофе.
С виду это была обычная озабоченная женщина, сорока неполных лет, правда, состоятельная и очень красивая. На таких мужчины оборачиваются, таким смотрят вслед. Невысокая, с дивной фигурой, хотя сидя это оценить трудно, она являлась натуральной брюнеткой и была подстрижена в элегантное длинное каре. Её серые чарующие глаза сейчас смотрели на моего отца с явным недовольством.
Забавно, но мои глаза, в свою очередь, куда бы я их ни приткнула, так или иначе, возвращались к Хантеру.
Его тяжёлый, полный пристального внимания взгляд всё же заставил меня взять вилку. Глядя на свою тарелку в надежде, что её содержимое как-то само собой сейчас рассосется, и мне не придется есть, я закинула в рот первый кусочек, тщательно его пережевывая.
– Катерина, милая, ты заняла комнату Агнес. – Голос отца резанул по моим нервам. Я подняла глаза и посмотрела на него. – Мы поговорили, Хантер не против, чтобы ты переехала в любую из пустующих спален наверху. Если хочешь, можешь сделать это после ужина, – предложил он вполне миролюбиво, – я попросил собрать твои вещи.
Я лишь сухо кивнула. Он сразу замолчал, опустил плечи, и вообще весь как-то сник.
А что он от меня ожидал? Что в благодарность я повисну у него на шее? Или буду рыдать взахлеб, рассказывая, как я жила после похорон мамы?
Может быть, когда-то он и был для меня заботливым родителем, но те времена давно прошли. Он стал чужим и отстраненным отцом. А сейчас, мне казалось, что он вообще стеснялся меня. Я чаще видела его опущенные в стол глаза, чем ловила на себе прямой взгляд.
– Почему бы ей не забрать свои вещи и не поехать туда, откуда она явилась?
Ребекка раздражена. Снизошла до меня со своей ненавистью?
– Ещё слово, Бекки, и я буду вынужден попросить тебя выйти из-за стола.
Твердо, без эмоций ответил ей Хантер, но этот его тон я уже хорошо знала – он зол. Очень.
– Ты не сможешь так поступить. Тем более из-за ЭТОЙ.
Довольно непривычно слышать по-детски капризные нотки в голосе восемнадцатилетней девицы.
Хантер выгнул бровь и неожиданно усмехнулся:
– А ты испытай меня!
Из её сапфировых глаз полились слезы, а прекрасное лицо исказила эмоция острой обиды.
– Дорогая, пожалуйста, успокойся, – вмешалась Лаура. – Катерина – хорошая покладистая девочка. То, что она здесь, ещё не конец света. Ей необходимо время, чтобы прийти в себя, и надо где-то остановиться. Но это временно. Ведь так?
Её вопрос повис в воздухе. Как и мой ответ на него, потому что Ребекка неожиданно резко вскочила из-за стола, сдвинув с места стул так, что его ножки препротивно заскрипели по полу, а всё для того, чтобы её бокал с красным вином «случайно» опрокинулся, выплеснув остатки содержимого на мои колени.
– Какого! Бл*дь! Чёрта?!
Мощный голос Хантера прогремел в напряжённой воцарившейся тишине. И Лаура, и отец, и даже стоящая поотдаль Агнес – невольно вздрогнули, хотя его гнев был направлен вовсе не на них.
Жалобно всхлипнув, Ребекка выбежала из столовой, дробно постукивая каблучками по мраморному полу.
Я медленно подняла голову, чтобы столкнуться с потемневшими глазами Хантера: и если минуту назад он был зол, то сейчас – в бешенстве. В его взгляде – взрыв безграничной ярости. Но он не произнёс ни слова. Поднялся. Молча и со всей дури откинул рядом стоящий пустой стул, что мешал его действиям, и вышел за ней следом.
Я рассматривала, как бордовое пятно от вина медленно расползалось по моим джинсам, оценивая беспорядок: накрахмаленная до хруста салфетка, брошенная Ребеккой в мою тарелку; стекло от упавшего и разбившегося бокала; в том числе отброшенный Хантером стул – отличная картина, чтобы понять, насколько огромна разница между ею и мной.
Одного это оказалось вполне достаточно. Ребекка для Хантера на первом месте. Всё это время он старался, чтобы мы не пересекались, чтобы не причинять ей беспокойства.