Нас не разлучить

10

Яркие лучи солнца проникли в окно и разбудили Памелу, обещая ей еще один прекрасный летний день.

Она нежно улыбнулась, зевнула и, потянувшись всем телом, почувствовала тонкую и приятную боль в самых деликатных частях тела, которая напомнила ей о часах бурных любовных игр с Даниэлом.

Они вчера не позаботились даже о том, чтобы задернуть шторы. Просто эта мысль никому из них не пришла в голову. Они были слишком заняты друг другом, им было не до штор и даже не до кровати.

Она не помнит, как оказалась в постели. Наверняка Даниэл перенес ее туда, когда, изнуренная и обессилевшая, она на короткое время удовлетворенно задремала.

Памела вспомнила, как прохладное прикосновение простыни заставило ее проснуться. Не открывая глаз, она томно и жадно потянулась к Даниэлу, обвила его своим телом и снова стала требовать его ласк. И он с пламенным энтузиазмом утолил ее жажду.

И теперь, в это чудесное утро, она не станет его будить. Пусть поспит еще немного, ему нужен отдых. Она разбудит его позже, разбудит поцелуем, и он снова будет любить ее, снова подарит ей…

Но в ее сладкие утренние грезы внезапно вторглась отрезвляющая мысль, которая заставила ее окончательно проснуться и резко сесть. Она с тревогой огляделась, ища часы. Увидела на столике у кровати часы Даниэла и быстро глянула на них.

Черт побери! Сегодня же воскресенье! День свадьбы! — словно выстрел грянуло в ее голове.

Мать и Сьюзи уже наверняка встали и теперь, возможно, стучат в дверь ее спальни. Им не терпится поделиться первыми моментами этого особенного утра. Если они не обнаружат ее в спальне, в семье начнется переполох, а может, даже и паника.

— Даниэл, — тихонько позвала она.

Он спал как убитый, завернувшись в простыни. Черные пряди волос падали ему на лицо, придавая трогательно-мальчишеский вид, и бахрома густых длинных ресниц, покоившихся на щеках, только усиливала это выражение детской невинности. Однако крепкая челюсть и подбородок, оттененные отросшей за два дня щетиной, принадлежали зрелому мужчине. Памела до сих пор чувствовала, как горит кожа на ее щеках.

— Даниэл, — снова позвала она, но он даже не шелохнулся.

Она хотела уже легонько потрясти его за плечо и попытаться разбудить, как вдруг другая, тяжелая и темная как грозовая туча мысль закралась ей в голову. Она нахмурилась и задумалась, словно повиснув в нерешительности. Воздушная радость тут же упорхнула от нее. Память упрямо напомнила о мелочи, которая омрачила бурную и счастливую ночь их любви.

Они лежали в постели. Усталость одолевала их, и они уже почти засыпали. Памела лежала на боку, и Даниэл вдруг прижался к ней сзади, окутывая ее своим сильным телом, и властно обхватил рукой. Потом удовлетворенно и устало вздохнул у самого ее уха и, тихонько рассмеявшись, торжествующим голосом проговорил: — Я знал, что пяти дней мне будет достаточно, чтобы убедить тебя не выходить за Эрика. Я смог отбить тебя у него.

Сон увлек ее раньше, чем она успела задуматься над его полусонным мурлыканьем, но теперь при ясном свете дня его слова вспомнились и заставили ее содрогнуться от ужаса.

Искренность Даниэла заставила ее поверить в то, что он любит ее. Пусть он ни слова не сказал о любви, его чувства говорили за него, и она поверила им. Она, потеряв голову, упала в его объятия, в его постель, не услышав ни единого слова признания. Все, что она услышала, было это финальное., торжествующее заявление, которое он сделал, когда ему не нужно было больше защищаться.

А что, если она ошиблась? Если все поняла неверно?

Она осторожно выскользнула из постели и, стоя посреди комнаты, стала надевать помятую одежду.

Ты еще не замужем, сказал ей Даниэл, когда она оказалась его пленницей в лифте. До воскресенья еще пять дней. Уверен, что пяти дней мне будет больше чем достаточно…

Нет! Не может быть!

Она прикрыла ладошкой рот, стараясь сдержать крик, едва не вырвавшийся из ее груди. Неужели она попалась в его ловушку и стала жертвой хорошо продуманного, расчетливого замысла? Неужели он просто хотел овладеть ею, чтобы доказать себе и ей, что он способен на это?

И неужели она готова отдать свою жизнь в его руки, чтобы он снова мог делать с ней все, что захочет? Может ли она быть уверена в том, что он не поиграет с нею пару месяцев, как раньше, и потом не бросит? Может ли она быть уверена в том, что он, удовлетворив свою страсть, не отправится потом искать новых, более волнующих переживаний?

Позади нее пробили часы, стоящие на камине. О боже! Ей пора бежать! Она обещала, и это обещание она нарушить не может! Никогда и ни за что! Что же делать?

Она оглядела комнату и заметила, что на письменном столе в углу лежит стопка бумаги для заметок. Она бросилась к столу и быстро нацарапала записку. Потом снова посмотрела по сторонам, ища место, где оставить ее. Кофейный столик. Здесь он не сможет не заметить ее.

А теперь ей пора бежать! Надевая на ходу туфли, она выскочила в коридор, потом в фойе и направилась к лифту.

— Ах, какой чудесный день! Лучшего дня для свадьбы и быть не может!

Бабушка Милли, в нарядном оранжевом платье и экстравагантной шляпке, украшенной цветами, буквально танцевала от радостного волнения на тротуаре перед церковью.

— Идеальный день для идеальной невесты. И ты очаровательна сегодня, милая.

— Спасибо, бабуля, — пробормотала Памела, нервно поправляя юбку своего белого шелкового платья и тревожным взглядом сканируя дорогу, проходящую через церковный двор.

Она и сама знала, что выглядит великолепно в этом обтягивающем ее стройную, высокую фигуру платье, которое подчеркивало ее тонкую талию и деликатно облегало грудь. И даже отчаянная стрижка не смогла испортить ее наряда. Парикмахер завил кончики ее волос и украсил голову бутонами роз из шелка, которые были похожи на настоящий букет в ее руках.

Все утро, танцуя перед зеркалом и отвечая на бесконечные вопросы матери и сестры, которые в панике то что-то искали, то пытались дознаться, как обстоят дела с тем или другим, Памела чувствовала, что рада была бы быть где угодно, только не здесь, и заниматься чем угодно, только не тем, чем сейчас.

Ее ум был все время занят другими мыслями. Она ежеминутно прислушивалась, не подъезжает ли к их дому машина Даниэла. Как на иголках она ждала, что вдруг раздастся звонок в дверь и он окажется на пороге.

Но он не появился. И даже теперь, стоя на тротуаре перед церковью, она все еще надеялась увидеть на дороге его машину.

До начала церемонии венчания оставались минуты. Почти все гости уже прибыли, и только несколько опоздавших, как бабушка Милли, топтались у входа и ждали, когда братья Джордан проводят их и помогут найти свои места.

Органист бегло проигрывал тщательно отобранные для церемонии отрывки из музыкальных пьес и ждал, когда объявят о прибытии невесты, чтобы торжественно и вдохновенно ударить по аккордам традиционного «Свадебного марша». В первом ряду, рядом с первым другом жениха, сидел взволнованный Эрик, ждущий звуков фанфар, которые возвестят конец его холостяцкой жизни.

Даниэл не появлялся…

Что же произошло в его спальне после того, как Памела покинула ее? Он проснулся и обнаружил, что ее нет. Потом нашел ее записку и прочел.

Памела прикусила губу, совершенно забыв о помаде, которую всего пару минут назад нанесла… Но это было лучше, чем разразиться слезами, которые упрямо наворачивались на глаза и грозились размазать тушь.

Неужели ее самые страшные предчувствия и подозрения оправдались? Неужели Даниэл хотел только переспать с ней и надеялся, что так заставит ее порвать с Эриком?

Сможет ли она, зная это, справиться со всеми своими обязанностями сегодня? Сможет ли вынести церемонию со всеми ее призывами и клятвами в любви и верности? Сможет ли беззаботно и счастливо улыбаться всем, когда ее сердце разрывается на части?

— Что ж, кажется, все расселись, сестренка, — сказал Джеффри, подойдя к ней. — Пора и нам занять свои места и…

Его последние слова утонули в шуме автомобильного мотора и визге тормозов, послышавшихся за спиной.

Памела резко повернулась. Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда она узнала машину Даниэла и увидела его точеное лицо за стеклом.

— Кто…

Отец Памелы не успел договорить и только удивленно раскрыл рот, видя, как Даниэл выскочил из машины, хлопнул дверцей и зашагал через дорогу — Его взгляд был сосредоточен на группе людей, стоящих у входа. Он не слышал, как ему просигналил водитель летящей на него машины, и даже не заметил, что в последнюю секунду водитель резко вывернул руль и успел объехать его всего в нескольких сантиметрах.

— Даниэл…

Джеффри отделился от группы и вышел ему навстречу, но Даниэл прошел мимо, будто и не заметил его. Перепрыгнув через невысокую ограду, он остановился перед окаменевшей Памелой, глядя на нее пронзительным взглядом синих глаз.

По крайней мере, успел побриться, выдал совершенно неуместную информацию ее полупарализованный ум. Хотя и не так аккуратно, как обычно. На его щеке виднелось несколько свежих царапин, свидетельствовавших о том, что, пока он брился, его ум был где-то в другом месте.

Его волосам тоже явно недоставало должного ухода. Несколько шелковых прядей свисало на лоб, и он нетерпеливой рукой отбросил их назад. На нем был идеально сшитый деловой костюм, но по тому, как он сидел, было видно, что Даниэл натянул его второпях. Пиджак был слегка перекошен в плечах. Из-под пиджака выглядывала свежая белоснежная рубашка, так же второпях застегнутая, местами не в те петли.

Такой небрежный вид обычно безупречного Даниэла невольно вызвал у Памелы улыбку. Но ее улыбка не выдержала атаки его яростного взгляда и уже через секунду сползла с лица.

— Хотел бы я знать, что за идиотскую игру ты затеяла?

— Даниэл… — попытался вмешаться Джеффри.

Даниэл метнул на него огненный взгляд и снова уставился на Памелу. А потом, словно пригвоздив ее взглядом, полез в боковой карман пиджака и достал из него свернутый листок бумаги.

Позади него стояла вся семья Памелы — мать, отец и братья, все, кроме Сьюзи — с широко раскрытыми от изумления глазами. Никто не понимал, что происходит.

— Объясни тогда, что все это значит?

Он развернул листок, и Памела узнала свою записку, которую оставила сегодня утром в его спальне.

— «Прости… — начал громко читать Даниэл, — я должна уйти. Но нам нужно поговорить о свадьбе. Как можно скорее»… Скорее! — повторил он так, будто произнес нечто непристойное. — Что значит, черт побери, это «скорее»?! Ты собиралась поговорить со мной о своей свадьбе сразу после венчальной церемонии? Или, может, ты собиралась выкроить для меня пару минут из своего медового месяца? Оставив молодожена дожидаться тебя в постели?

— Перестань говорить чепуху! — перебила она.

— Чепуху? — В его голосе слышался обычный едкий цинизм. — Тогда не знаю, как еще это можно понять. Объясни.

Она попыталась было открыть рот, но он резко схватил ее за руку.

— Нет. Теперь буду говорить я. Я скажу тебе все, что не успел сказать прошлой ночью. Все, что сказал бы утром, если бы ты не исчезла. Я собирался сказать это тебе, но, когда проснулся, нашел только вот это…

Он потряс перед ней ее запиской, а потом скомкал и отшвырнул бумажку, оглянувшись на окаменевшие лица свидетелей.

— Это послание «Милому Джону».

— Это вовсе не послание «Милому Джону», — снова попыталась вставить она, но он не слушал.

Тяжело дыша, Даниэл снова повернулся к ее семье, стоявшей за спиной, окинул их всех взглядом, а потом опять повернулся к ней. Теперь он выглядел если не более спокойным, то, по крайней мере, более сдержанным. Но от этой его сдержанности Памелу окатило холодом, несмотря на теплый летний полдень.

— Хорошо. Мы поговорим, — сказал он, медленно выговаривая каждое слово.

Отец Памелы сделал шаг вперед.

— Давайте отложим этот разговор, — вмешался он. — Или мы оставим вас, и вы поговорите наедине…

Но Даниэл прервал его речь, яростно тряхнув головой.

— Нет! Этот разговор ждать не может. И я хочу, чтобы вы все, все остались здесь. Я хочу, чтобы вы слышали то, что я скажу. Я хочу покончить с этой проклятой враждой между нашими семьями раз и навсегда.

Он снова уставился на бледную Памелу. Его голубые глаза потемнели и стали почти черными.

— Я вот что хочу сказать, Памела, хотя, возможно, ты меньше всего хочешь это слышать. Но я хочу сказать это перед всей твоей семьей, перед твоими родителями и братьями, чтобы на этот раз не вышло ошибки. Я хочу, чтобы все знали, что я люблю тебя.

Памела невольно откинула голову и с усилием сглотнула, как будто в ее горле застрял крик. Ей это почудилось или Даниэл действительно сказал «люблю»?

— Более того, я просто не могу без тебя жить. Ты моя жизнь, мое сердце, моя душа. Моя жизнь бессмысленна без тебя.

Памела чувствовала, что должна что-то сказать, но слов не было. Она только смотрела ему в глаза, не веря, что он способен был сказать то, что она только что услышала.

— И если у тебя есть хоть какие-то чувства ко мне… хоть какие-то чувства, то ты не можешь… не можешь выйти замуж за Эрика. Пойми, это невозможно. Ты не можешь быть с другим мужчиной…

— Даниэл… — Памела подумала, что пора остановить его.

Он сказал, что любит ее, заявил об этом без страха и колебаний перед всей ее семьей. Чего еще ей нужно?

Ее сердце, переполненное радостью, плясало и пело, но она не сможет выразить своей радости, пока кое-какие мелочи не станут ясными.

Но Даниэла остановить было невозможно. Он был твердо намерен высказать все, что было в его уме и сердце.

— Нет, ты не можешь пойти на это, Цыпленок Мел, — сказал он неожиданно нежным, почти умоляющим голосом. — Это неправильно, милая. Ты не сможешь притворяться, что любишь другого. Ты не сможешь лгать себе, не сможешь отвергнуть себя и жить во лжи…

— Даниэл! — Она решительно прервала его и наконец заставила себя слушать. — Даниэл, на этот раз не я, а ты не видишь правды.

— Я никогда в своей жизни не был честнее, чем теперь, — заявил он. — Мой ум ясен, и я хорошо знаю, что говорю. Я люблю тебя, Памела, и если ты все-таки решила выйти за Эрика…

— Черт побери, Даниэл! Я вовсе не собираюсь выходить за Эрика!

На этот раз она не выдержала, схватила его за плечи и хорошенько потрясла. Ей хотелось затопать ногами от отчаяния.

— Ты выслушаешь меня наконец? Все совсем не так, как ты думаешь! Открой глаза, Даниэл, прошу тебя! Посмотри вокруг! Посмотри на меня!

Синие глаза, подернутые туманом, стали растерянными. В них сквозили боль и обида. Он тряхнул головой, будто пытаясь избавиться от смущения, и, повинуясь ее совету, медленно окинул ее взглядом с головы до ног: от пышной прически, украшенной цветами, до серебряных босоножек.

Она уловила тот момент, когда что-то в его уме щелкнуло, потому что он заморгал и снова принялся осматривать ее. Наконец она позволила себе вздохнуть и умудрилась улыбнуться.

— А теперь посмотри вон туда…

Но его взгляд уже блуждал по свадебному «роллс-ройсу», который стоял у обочины, украшенный яркими лентами. У машины возвышалась статная фигура Гилберта Джордана, гордого отца, выдающего замуж свою дочь.

В машине, утопая в пене шелка и кружев, сидела невеста и держала в хрупкой руке огромный букет цветов.

Наконец дверь машины распахнулась, и невеста подала руку отцу, который помог ей выйти.

— Сьюзи! — воскликнул ошеломленный Даниэл.

В этом восклицании смешались удивление, неуверенность и облегчение. Даже сердце Гилберта Джордана смягчилось…

— Даниэл, я выдаю сегодня замуж свою младшую дочь.

Памела не выдержала, подошла к нему и взяла за руку, чтобы окончательно развеять его сомнения.

— Даниэл, сегодня Сьюзи выходит замуж, а не я. И Эрик ее жених, а не мой.

Даниэл с такой силой сжал ее руку, что ей показалось, будто ее косточки захрустели. Он снова перевел на нее взгляд. В его уме шла напряженная работа: он пытался переварить и оценить новую информацию.

— Праздники, — медленно сказал он. — Ты устраиваешь вечеринки, помолвки и тому подобное… — Слабая улыбка скользнула по его губам. — И свадьбы?

— И свадьбы, — подтвердила она, слегка смущаясь. — Это было моим свадебным подарком для Сьюзи. Я пообещала, что буду рядом, когда она будет выходить замуж. И еще я пообещала, что организую все от начала до конца и сделаю все, чтобы это событие было особенным.

И еще ее сестра пожелала, чтобы подружка невесты, то есть сама Памела, тоже была одета в белое, как невеста. Платье Памелы было намного проще и, конечно же, на ней не было фаты. Только это и еще цвет роз отличал ее от невесты.

— Поэтому я должна была уйти от тебя сегодня утром, Даниэл. Прости меня.

Но в этот момент она с удивлением почувствовала, как Даниэл отнял у нее свою руку и большими шагами стал уходить прочь. Памела застыла, ни живая ни мертвая.

Даниэл подошел к Сьюзи, стоявшей у машины.

— Сьюзи, милая, могла бы ты сделать мне небольшое одолжение? Можно ли задержать твое венчание всего на пять минут? Я хочу похитить у тебя на время подружку невесты…

Но Сьюзи, не дослушав его, уже воодушевленно кивала головой и махала букетом Памеле, давая ей знак, что она на время свободна.

— Конечно, Даниэл. И не торопись. Это самый счастливый день в моей жизни, и я уверена, что ты поможешь сделать его идеальным.

Даниэл с благодарностью поцеловал ее в щеку. На его лице сияла открытая улыбка, когда он уверенными шагами возвращался к оставленной им Памеле.

— Нам нужно пару минут побыть наедине, — сказал он и схватил ее за руку. — Пойдем со мной.

У Памелы не было выбора. Спотыкаясь о кочки в траве, она семенила за ним, пока он не завел ее за угол церкви.

— А теперь… — Он остановился и развернул ее лицом к себе. — Я сказал все, что хотел. Теперь твоя очередь.

Памела знала, что он хочет услышать.

— Да, Даниэл, я люблю тебя. Я всегда любила тебя и всегда буду любить. И пусть четыре года я сомневалась и пыталась забыть тебя, в глубине сердца я знала, что ты для меня единственный мужчина в целом мире.

Она хотела что-то еще сказать, но он обхватил ее руками, крепко прижал к себе и поцеловал.

— Ну, маленькая чертовка, теперь держись, — пробормотал он у самых ее губ. — Знаешь, что я хочу с тобой сделать?

Памела не сомневалась в его намерении. Она чувствовала жар его плоти, чувствовала горячее прикосновение его мужского желания к своему бедру.

— Кажется, у меня тоже появилась неплохая идея, — ответила она игриво и, прижимаясь к нему, повела бедрами.

Он застонал, обдавая теплым дыханием ее губы.

— Памела, прекрати, — умоляющим голосом проговорил он. — У меня уже достаточно проблем с твоей семьей из-за того, что я украл тебя у них из-под носа. Что они со мной сделают, если я наброшусь на тебя и повалю в траву прямо здесь, возле церкви?

Продолжая дразнить его, она опустила глаза и оглядела траву.

— Думаю, что Сьюзи разозлится. Подружка невесты с зелеными пятнами на белом платье и травинками в волосах. Такой образ подружки ей не виделся даже в самых страшных снах. Но не думаю, что тебе следует о чем-то беспокоиться. Если тебе и не удалось покончить раз и навсегда с этой идиотской родовой враждой, то уверена, что по крайней мере Джеффри поймет и поддержит тебя.

— А он сказал тебе, почему он теперь другого мнения? — спросил Даниэл, внезапно отрезвев.

Да. — Памела кивнула. — Он сказал, что семейная жизнь помогла ему понять, что любовь гораздо сильнее ненависти. Он теперь не представляет, как можно жить без жены и детей, и благодаря этому он понял, что совершил ужасную ошибку, пытаясь тогда разъединить нас. Даниэл…

Но Даниэл уже знал, что она хочет сказать. Он слышал, как дрогнул ее голос, когда она сказала «жены и детей», он видел, как потемнели ее глаза.

— Я хочу сказать тебе о своей жене, милая, — сказал он и взял ее за обе руки, глядя на нее ясным и открытым взглядом. — Ты никогда не была и не будешь заменой для Люси, Цыпленок Мел. Если честно, то это бедняжка Люси была твоей неудачной заменой. Вернее, попыткой заменить тебя. Я не мог выбросить тебя из головы, не мог забыть тебя и поэтому, когда я встретил Люси, я подумал, что, возможно, она сможет заменить тебя. Как ты сама сказала, мужчины всегда выбирают женщин одного типа.

Он покачал головой, будто удивляясь своей собственной глупости.

— Но я глубоко ошибался. Между тобой и Люси нет ничего общего, и она никогда не смогла бы стать тем, чем была для меня ты. Развод был неизбежен. Этот брак с самого начала был обречен. Но когда все наконец рухнуло, я понял, что пытался обмануть себя. Живя с Люси, я никогда не забывал тебя, воспоминания продолжали жить во мне. И тогда я решил вернуться…

— Вернуться?..

Да, я вернулся, чтобы найти тебя, — закончил он. — А зачем еще я мог вернуться в Гринфорд, как ты думаешь? Новый магазин был лишь для отвода глаз, поверхностной, удобной причиной. Даже если бы не магазин, я всё равно приехал бы и попытался найти тебя. И когда я увидел тебя в тот день в фойе отеля, я понял, что хочу тебя сильнее, чем когда-либо в прошлом…

— Это потому, что ты думал, что я собираюсь замуж за другого…

— Памела, нет. — Он снова покачал головой. — Ничего подобного у меня в голове не было. Но, признаться, это был шок для меня.

— Я не хотела тебе врать…

— Насколько я помню, ты и не делала этого, — подтвердил он, и в его глазах блеснула смешинка. — Сказать по правде, я сам решил, что это ты выходишь замуж, когда вы с бабушкой Милли обсуждали воскресную невесту. К тому же ты суетилась и занималась подготовкой к свадьбе, и это только укрепило мои предположения. Памела…

— Что?

Ее глаза сияли от счастья. В голове, словно веселый припев песни, крутилось «Даниэл любит меня».

Он любит ее и, возможно, теперь собирается задать вопрос, который закрепит их любовь, свяжет их до конца жизни.

Но вместо этого он отстранился от нее и посмотрел на часы.

— Любимая, я бы хотел еще постоять здесь с тобой, но я обещал Сьюзи, что верну тебя через пять минут. Мы стоим здесь уже вдвое дольше, и я буду чувствовать себя виноватым за то, что задержал ее венчание. Особенно потому, что мне нужно попросить твою сестру о еще одном одолжении.

Нет, лучше не думать об этом, сказала себе Памела, когда Даниэл, взяв ее за руку, повел к входу в церковь. Лучше не отравлять своей радости такими мыслями. Разве он не говорил ей, что не хочет быть связанным? Наверняка после первого неудачного брака ему не хочется рисковать снова.

Пока они отсутствовали, ее родственники, похоже, успели провести короткую семейную конференцию, потому что, стоило им появиться, как отец и братья пошли им навстречу и протянули Даниэлу руки. У Памелы от радости дрогнуло сердце.

— Добро пожаловать в нашу семью, — сказал Гилберт Джордан сурово, но искренне. — Будем считать, что с этого момента вражда между Джорданами и Грантами окончена.

Задерживать церемонию было уже невозможно. Заплаканная Пэнни Джордан поцеловала невесту-дочь и под руку с Джеффри направилась в церковь. Даниэл, торопливо прошептав что-то на ухо Сьюзи, тоже исчез в церкви, а Памела, с сестрой и отцом, остались у входа ждать первых аккордов органа.

— Обещаю, что брошу свой букет тебе, — взволнованно проговорила Сьюзи и взяла отца под руку.

Памела не верила в условности. Букет невесты не мог совершить чудо. И так уж ли она хочет стать невестой? Даниэл любит ее, и она верит ему. Чего еще ей нужно?

Но глупые, беспомощные, непрошеные слезы без конца наворачивались на глаза, когда во время венчания она стояла за спиной сестры. Она никак не могла подавить желание испытать то же, что испытывала Сьюзи, когда Эрик, под вдохновенную речь священника, надел на ее палец кольцо и поцеловал свою молодую жену.

Даниэл любит меня, Даниэл любит меня, упрямо твердила она про себя. Просить его о чем-то большем она не посмеет. Нельзя быть такой жадной.

Новобрачные поставили свои подписи в церковной книге, и церемония закончилась. Им пора было выходить из церкви, но прежде, чем направиться к выходу, они остановились и обернулись. Памела, идущая за ними, тоже остановилась и удивленно посмотрела на них. И тогда Сьюзи нежно взяла ее за руку.

— Памела…

— Что?

Сьюзи кивнула, показывая ей, чтобы она обернулась.

— Я не понимаю… — смущенно пробормотала она.

— Посмотри, глупая, — Сьюзи тихо рассмеялась, показывая на алтарь, где всего несколько минут назад они с Эриком произносили брачную клятву.

Памела обернулась и часто заморгала, не в силах поверить своим глазам.

У подножия алтаря стоял Даниэл. Его лицо было необычно бледным и строгим. Он умудрился привести себя в порядок: пиджак теперь сидел идеально, пуговицы рубашки были аккуратно застегнуты и даже волосы гладко уложены.

Но стоило Памеле посмотреть на него, как он запустил пальцы обеих рук в упорядоченные пряди и снова ужасно растрепал их. Памела была поражена, когда заметила, что его пальцы трясутся.

— Иди к нему, — прошептала Сьюзи, легонько подтолкнув Памелу в спину. — Иди.

Ее коленки тряслись и подгибались. Как только она приблизилась к нему, он внезапно опустился перед ней на одно колено, взял за руку и посмотрел в ее удивленные глаза проникновенно и глубоко.

— Памела, — сказал он хриплым, дрожащим голосом. — Сьюзи и Эрик позволили мне использовать этот великий день в их жизни для своей личной цели, и я думаю, что лучшего момента и лучшего места не найти для того, чтобы попросить тебя о том, о чем я хочу попросить. Перед лицом твоих родственников и друзей я хочу спросить, согласна ли ты сделать этот великий день в их жизни таким же великим днем в моей жизни?

Памела не могла ни дышать, ни думать. Праздничное убранство церкви, множество горящих свечей и цветов, огромное собрание гостей, сидящих на креслах, — все внезапно превратилось в одно пестрое пятно. Ее глаза видели только пальцы Даниэла, в которых он держал ее руку. Он говорил слова, которые она слышала до сих пор только в мечтах.

— Памела, любимая, согласна ли ты сделать меня самым счастливым мужчиной на свете? Согласна ли ты стать моей женой?

Лицо Памелы озарилось радостью, как будто внутри нее внезапно вспыхнуло солнце. В глазах заблестели слезы. Она уронила на пол букет цветов, который держала в другой руке, и трепещущими пальцами нежно прикоснулась к его щеке.

— Я… я…

Несколько секунд она яростно боролась с волнением. Ее голос внезапно куда-то пропал, и ей показалось, что он уже никогда не вернется. Она стояла, уставившись на Даниэла, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле. Но тут она почувствовала, как Даниэл крепко сжал ее руку. Она сделала глубокий вдох, набрала полные легкие воздуха и выдохнула:

— Да!

А потом, прерывисто всхлипнув, как ребенок, успокаивающийся после долгого плача, тихо добавила:

— Теперь уж нас не разлучить…