Наши химические сердца

6

В ТОТ ДЕНЬ ПОСЛЕ УРОКОВ я вышел из класса со звонком и, запихивая учебники в рюкзак, чуть не столкнулся лбом с Грейс Таун. До меня только потом дошло, что она, наверное, спросила у Лолы, где мой шкафчик. По крайней мере, я ей точно об этом не говорил и не видел, чтобы она общалась с кем-то, кроме мистера Хинка. А ему-то откуда знать?

– Генри, – поздоровалась она.

– Привет, – медленно проговорил я.

– Хочешь, подвезу тебя домой?

– Давай.

– Только тебе опять придется сесть за руль.

– Ох. Ну ладно.

Не говоря больше ни слова, Грейс повернулась и пошла по коридору, не оборачиваясь, чтобы проверить, иду ли я за ней или нет (я-то, конечно, шел). На футбольном поле она ускорилась, и ее хромота стала более заметной. Двигалась она как человек, который немного не в себе; больше всего это напоминало походку Грозного Глаза Грюма. Чтобы угнаться за ней, мне приходилось через каждые четыре шага бежать вприпрыжку. У школьного забора я оглянулся и увидел Лолу и Мюррея: те, как всегда, стояли в очереди на автобус, собираясь ко мне домой. Я им помахал. Они подняли правые руки и синхронно помахали мне. К счастью, Грейс Таун ничего не видела.

Мы вышли на улицу. Тишину нарушали лишь звуки моторов и стук трости по асфальту. Наконец Грейс заговорила.

– Так расскажи о себе, Генри Пейдж. (Мне снова показалось, что она на меня злится, как будто я ее чем-то разочаровал.) И не стесняйся. Хочу знать все грязные подробности.

– Ну, я… хм. – У меня вдруг отнялся язык. – Я люблю «пина коладу» и мокнуть под дождем, – неуверенно ответил я.

– Тебе не кажется странным, что, когда тебя просят рассказать о себе, на ум ничего не приходит? Казалось бы, что может быть проще, ведь ты – это ты. Но нет.

– Ага, точно. Наверное, это то же самое, что спросить у человека, прожившего три месяца в Европе: «Ну и как там, в Европе?». Слишком много рассказывать.

– Да уж. Так, может, сузим тему? Можно задать вопрос?

– Валяй.

– Вопрос очень личный, поэтому если не хочешь отвечать, то не надо.

– Э-э-э… ладно, – я приготовился услышать вопрос о своей сексуальной ориентации или о том, почему я ношу папину черную куртку даже в жару. Обычно незнакомых людей именно это интересовало больше всего.

– Какой твой любимый цвет?

Этого я не ожидал.

– Хм…

Вообще-то у меня никогда не было любимого цвета. А может, наоборот, их было слишком много. Как по мне, так все цвета равны и лучшего среди них быть не может.

– Я не ставлю один превыше других. А у тебя?

– Голубой, как платье Алисы из «Алисы в стране чудес».

– Небесно-голубой?

– Нет-нет. Небесно-голубой, младенческий голубой, незабудковый – все это отстойные цвета. А вот цвет платья Алисы идеален.

– А это официально так цвет называется? На палитре красок так и написано?

– Ну, его еще можно назвать цветом голубых ретроавтомобилей 1950-х. Но мой вариант проще. Васильковый мне тоже нравится, но уже с натяжкой.

– Кажется, ты много думала над этим вопросом?

– Мне нравится иметь ответы наготове. Ведь если я не знаю, кто я, как об этом узнают другие?

Я пораскинул мозгами, пытаясь выудить хоть что-нибудь из чернушной пустоты, в которую превращалась моя голова, когда Грейс Таун находилась в радиусе трех метров.

– Зеленый. Мой любимый цвет – зеленый.

– Ну и скукотища.

– Ладно, светло-кислотно-зеленый. Такого цвета глаза у моей сестры, когда она смотрит на солнце. И у моего племянника такие же. Вот мой любимый цвет.

– Уже лучше.

Пауза.

– Еще что-нибудь спросишь?

– Нет, не думаю.

– Никогда не играл в такие странные двадцать вопросов.

– Это не игра в двадцать вопросов. Я хотела задать только один.

У дома Грейс повторилось то же, что и вчера. Я ждал на лужайке, а она зашла в дом и взяла ключи. Я сел за руль и довез себя до дома, попрощался, а она ушла в противоположном направлении, по дороге, ведущей в никуда. Я зашел домой и тут же пожалел, что не пригласил ее в гости. Но стоило спуститься в подвал, как я вспомнил, почему это не стоило делать.

– Вот сегодня я точно видел, как ты слюни пускал, – заявил Мюррей, хлопнув меня по спине у подножия лестницы. – Закопай меня в грязной канаве, если я неправ.

– Она просто подвезла меня домой, – возразил я.

– Боженьки мои, Пейдж, – проговорила Лола, – у вас явно что-то наклевывается.

Я кинул в угол рюкзак и плюхнулся на диван. Мюррей запрыгнул ко мне на колени, придавив меня своей неприлично тяжелой мышечной массой, обвил мою шею руками и прислонился лбом ко лбу.

– Ты уверен, что между вами ничего нет? Потому что мы шпионили за вами сквозь грязное окно и видели, как вы друг на друга таращились.

– Да остыньте вы оба. – Я попытался спихнуть Мюррея с колен, но мне это не удалось. – Она странная какая-то. По-моему, ей одиноко и у нее нет друзей, а ко мне прицепилась, потому что я отнесся к ней по-доброму.

– По-доброму? – нахмурилась Ла. – Ты гнался за ней по футбольному полю и ругался неприличными словами.

– Ты преувеличиваешь.

– Это ее и пленило – его пылкость, – пояснил Маз и ударил меня кулаком в сердце, тряхнув роскошной шевелюрой. – Его неистовая жажда жизни.

– Ничто ее не пленило. Да я ей даже не нравлюсь. Она так сердито на меня смотрит. И я не знаю, почему.

– А ты пригласи ее с нами потусить в понедельник после школы, – предложила Лола, потирая подбородок. – Затащи в наше логово. Мы уж разберемся.

– Но только если Мюррей не будет дурить. (Маз начал тереться волосами о мое лицо, руки и грудь.) Ты можешь… Мюррей, бу-э-э! Слезь с меня!

– Я помечаю территорию! – заявил он. – Я не могу тебя потерять!

Я взглянул на Лолу:

– Вот почему у меня нет девушки.

Ла покачала головой:

– Не поэтому, поверь.

Я обмяк и разрешил Мазу и дальше мусолить себя своей сальной гривой, уверенный, что если бы Грейс увидела эту хрень, то сбежала бы, не оглянувшись.

И поэтому решил никогда ее сюда не приглашать.

Вечером, когда толпа свалила, я открыл профиль Грейс на «Фейсбуке» и десять минут держал курсор над кнопкой «Добавить в друзья». Потом все-таки зажмурился и нажал. Сердце бешено заколотилось при виде надписи «Запрос на добавление в друзья отправлен», но ждать пришлось всего несколько секунд. Ответ пришел незамедлительно: «Грейс Таун приняла вашу заявку на добавление в друзья. Напишите что-нибудь на ее стене».

Естественно, я бросился рыскать по ее странице, но она вычистила все, кроме тех фото профиля. Никаких обновлений статуса, отметок о передвижениях, событий, комментариев к снимкам. Не считая того, что в друзьях у Грейс Таун числилось 2879 человек (как можно знать столько людей?!), она была интернет-призраком.

Утром после ухода Грейс я написал нескольким PR-агентствам нашего города и спросил, не разрешат ли они кому-нибудь из младших редакторов «Вестланд Пост» (так называлась наша газета еще с 1980-х) взять интервью у одной из отстойных групп, которые они представляли. Одно агентство согласилось, и я решил, что это хороший повод для разговора с Грейс.

На этом разговор закончился. Грейс просидела онлайн еще примерно час, но я не знал, что сказать, и больше ничего не писал.

Конечно, если кто-то очень хотел выяснить что-то об ученике соседней школы, для этого существовали разные методы. К примеру, Мэдисон Карлсон заведовала межшкольной сетью товарного и информационного обмена столь масштабной и запутанной, что Silk Road[9] по сравнению с ней нервно курили в коридорчике. Бойфренд Мэдисон учился в Ист-Ривер, и это обеспечивало ей полный доступ к подноготной местной элиты (кстати, надо попросить ее вести колонку в газете по типу «Сплетницы»). Беда была в том, что Мэдисон Карлсон не только делилась сплетнями, но и разносила их. И если бы я хоть заикнулся о своем интересе к прошлому Грейс Таун, уже через день вся школа узнала бы, что она мне, возможно, нравится.

Так что пусть лучше пока остается загадкой.