33
До дачи они доехали очень быстро, так быстро, что Кира даже не успела успокоиться и притушить восторженный блеск глаз от радости своего нового, живого приобретения и грандиозных планов на будущее. И когда увидела семью, в полном составе обедающую на веранде, не сразу поняла, что случилось непоправимое: в кругу переговаривающихся домочадцев её муж Анатолий Меркулов с аппетитом наворачивал борщ, приправленный майонезом и зеленью, а ведь приехать он должен был только завтра.
Увидев Киру, блаженство во взгляде мужа сменилось недовольством.
— И кто это к нам пришёл? И кто это нашу бабушку зарезал? — язвительно пошутил он, продолжая есть, но уже без прежнего аппетита.
Не ожидая его «незапланированного» приезда, Кира замерла на дорожке и, если бы не подбежавшая к ней собака, все бы заметили её растерянность.
— Привет, Ларик, — рука Киры привычно опустилась на голову длинноносого колли и погладила длинную, рыжую шерсть.
Умный пёс уселся на дорожке, ожидая подачки, и Кире пришлось копаться в сумке в поисках конфеты.
— Малулечка! — старшая дочь Виктория, не имея возможности выйти из-за стола, приветственно помахала рукой.
— Ура! — закричала Алиса, вскакивая на лавку, и за спинами бабушки и дедушки пробралась к выходу беседки — в отличие от сестры препятствий для неё не существовало. — А мы тебя с утра ждали.
Она подбежала к матери, звонко чмокнула её в щёку и взяла из рук огромный торт.
— Папа тебя с середины пятницы разыскивает, а ты, как всегда, забыла телефон зарядить, — заговорщицки зашептала младшая дочь и, идя к беседке, громко добавила: — Мы с бабушкой и дедушкой решили тебе на день рождения новый телефон подарить, а то старый Тошкин мобильник уже никуда не годится.
— Почему не годится? — возмутилась Виктория — ей очень нравился её старый телефон, но прогресс не стоит на месте и приходится бежать за ним следом. — Просто надо поменять батарею.
— Меняй, не меняй, — вступил в разговор Анатолий, осуждающе поглядывая на виновницу семейного раздора (так он утверждался в роли главы семьи), — если человек безответственно относится к своим обязанностям, то ему хоть кол на голове теши.
— Если ты говоришь о Кире, — встала на защиту дочери Ирина Андреевна, ставя огромный торт на почётное место в центр стола и ловко нарезая его большими аппетитными кусками, — то я с тобой, Толя, не согласна. Кира всегда была очень ответственной и обязательной девочкой. И не её вина, что ей достался старый Викин телефон — надо тебе более внимательно относиться к жене и на день рождение дочери подарить подарок и матери. Мне кажется, своим трудом на благо семьи она заслужила куда более уважительное отношение и дорогие подарки.
Анатолий насупился — спорить с тёщей он не любил, хорошо понимая, что в нужный момент подключится тесть, потом Кира и очень трудно будет отстаивать своё единоличное мнение против давно сплотившегося коллектива. Он, как в большинстве случаев, останется в одиночестве, непонятым и обиженным.
— Прежде чем заступаться за дочь, Ирина Андреевна, — не смирился он с замаячившим на горизонте поражением, — вы спросите у неё, где она пропадала эти дни и ночи! Вчера я полдня пытался ей дозвониться: предупредить, что освободился и прилетаю на два дня раньше, но дома её нет, а мобильник не отвечает… Мне пришлось добираться из аэропорта на такси! Это накладно и не удобно!
«— Опять он о себе! Когда же это кончится?» — тоскливо подумала Кира, входя в беседку и присаживаясь к столу.
— Нам Кира звонила каждый день, — гордо парировала Ирина Андреевна и призвала на помощь внучек. — Так девочки?
«Девочки» дружно закивали головами и разом подставили блюдца под куски торта. Получив по большому украшенному свежими фруктами куску, они дружно взялись за ложки.
— Кто вчера говорил с мамой? — строго посмотрела бабушка на внучек поверх очков, как оружие, держа в руке лопатку.
— Ну, я, — нехотя призналась Алиса с набитым ртом.
— Почему ты не сказала, что папа прилетает раньше?
Пожав плечами, девочка отправила в рот последний кусок безе с орехами и с вожделением уставилась на торт. В эту минуту она решала для себя сложнейшую задачу: есть или не есть. Все «за» и «против» сошлись ровно на середине.
— А, — махнула она рукой на фигуру, решительно взяла из рук бабушки лопатку и положила себе на тарелку облюбованный кусок торта с кусочком ананаса. — Мама звонила утром, а то, что папа прилетает вечером, я узнала только в обед.
— Вот вам и объяснение!
— Ничего подобного! — Анатолий был настроен очень воинственно. — Это не объясняет, почему ваша дочь не ночует дома и где пропадает!
Кира поблагодарила взглядом Алису и маму за поддержку и без особого энтузиазма сообщила:
— Я на работу устроилась…
Сообщение домочадцы восприняли по-разному.
— Мы обсуждали уже это три года назад, — едва сдерживая раздражение, заявил муж, поднимаясь из-за стола. — И возвращаться к этому вопросу я не намерен.
— Подожди, Анатолий, — отец Киры положил руку на плечо дочери, сдерживая её ответную реакцию на грубость. — Пусть Кира расскажет, что это за работа, а уж тогда будем решать.
— Никто ничего решать не будет, — устало возразила Кира и похлопала ладошкой по руке отца. — Я дала согласие и прошу принять это как свершившийся факт.
Тишина за столом стала такой ощутимой, что Кира оторвала глаза от пола беседки и обвела взглядом озадаченных домочадцев.
Ирина Андреевна, почувствовав приближение скандала, начала выпроваживать младшее поколение из-за стола, и девочки охотно покинули предполагаемое поле битвы.
— Мы на речку, — крикнула от калитки Алиса и, словно флагом, взмахнула полотенцем. — Держись, мам, мы с Тошкой на твоей стороне.
Виктория подцепила пальцами шлёвку шорт Алисы и потащила её на улицу.
— No pasaran! — дурачась, прыгали и кричали девочки за забором, поднимая вверх сжатые кулачки.
Все, кроме Анатолия, улыбнулись.
Они были такие разные: Алиса непоседливая, длинноногая худышка со светло-русыми, волнистыми волосами и наивно распахнутыми ярко голубыми глазами, Виктория рассудительная, невысокая, «фигуристая» шатенка с внимательным взглядом шоколадных глаз, и, тем не менее, все сразу узнавали в них сестёр.
— Это всё равно не объясняет твоих отлучек из дома, — настаивал Анатолий, решивший во что бы то ни стало добиться правды, и пусть эту правду услышат её обожаемые родители. Пусть услышат и убедятся, что их дочь не так безгрешна, как они думают.
— После того, как я проводила тебя на самолёт, пожилая женщина попросила меня присмотреть за её посылочными ящиками с фруктами, пока она позвонит родственнику, — сходу придумывала Кира историю о своей новой работе. — Он, почему-то, не встретил её в аэропорту, и женщина очень переживала. Родственника дома не оказалось, и я довезла женщину до дома. Потом помогла перенести ящики и вещи, потом мерила ей давление, вызывала «Скорую» — она так расстроилась из-за невнимания родственника, что её чуть не забрали в больницу. Пришлось пообещать врачу, что я несколько дней буду за ней присматривать. Не могла я бросить больную женщину…
— Это только ты можешь вляпаться в такую историю. У тебя прямо на лбу написано, что тебя можно использовать и денег не платить!
Слова Анатолия и тон, которым они были произнесены, неприятно поразили Киру.
«— Кто дал ему право так со мной разговаривать? — разгневанно подумала она, и сама же ответила: — Неужели я? Да, я сама позволила так с собой обращаться… Почему? Потому, что мне было все равно…».
Она внимательно посмотрела на Анатолия и впервые за долгие годы брака увидела в нём не мужа, а мужчину: высокого, худощавого мужчину с интеллигентным лицом, русыми поредевшими на макушке волосами и живыми голубыми глазами. Как мужчина он ей понравился — хотя не мешало бы подкачать мускулы, скрыть бородкой безвольный подбородок и освободить от больших нависающих усов красиво очерченный рот, а вот как муж…
— Смени, пожалуйста, тон, — подчёркнуто вежливо попросила Кира и продолжила свой рассказ: — Только в пятницу объявился родственник — его несколько дней не было в Москве. Узнав о случившемся, он был так благодарен мне за заботу и внимание к пожилой женщине, что тут же предложил работу: три раза в неделю приезжать к Елизавете Георгиевне и в качестве компаньонки проводить с ней время, сопровождать её к врачу, в театр, на выставку…
— И ночи ты будешь проводить с этой дамой?
Анатолий не хотел потакать жене — установленный изначально порядок ломать не стоит. По его мнению, это было самодурство, обличённое в благородные формы, или блажь заевшейся домохозяйки, чтобы хоть как-то привлечь к себе его внимание, но устраивать скандал и настаивать на своём он почему-то не стал. И не родители жены были тому виной — причина была в самой жене: в том, как она выглядела — нарядно и дорого, как говорила — уверенно и спокойно, как по-новому, оценивающе смотрела на него — не как на мужа, а как на мужчину. Смотрела и с кем-то сравнивала… Ему вдруг вспомнилась их давняя-предавняя (ещё до замужества), встреча в магазине, когда он, увидев пустоту и отрешённость в её карих глазах, решительно взял из её рук сумки и впервые за год институтского знакомства почувствовал себя сильнее и увереннее этой своенравной, улыбчивой гордячки. И это чувство уверенности сохранялось в нём до самого ЗАГСа, до той минуты, когда на вопрос: «Согласны ли вы сочетаться законным браком с Анатолием Евгеньевичем Меркуловым?» невеста с непередаваемой улыбкой ответила: «- Раз меня до сих пор никто не украл, то согласна!» и их расписали. Цель его скоропалительной женитьбы была достигнута: отсрочка от армии, работа и московская прописка почти лежали у него в кармане, к тому же он получил в жёны лучшую, по мнению всех ребят, девушку первого курса, а может и всего института, о которой не мог даже и мечтать.
Красавицей Киру назвать было сложно, скорее хорошенькой: густые, русые волосы с золотым отливом, стройная фигура, лёгкая летящая походка, карие глаза с солнечными искорками — обычная симпатичная девчонка, каких тысячи ходят по Москве. И он думал так же, пока не увидел её в высоких кожаных сапогах, в обтягивающих белых бриджах, в чёрном коротком пиджачке и жокейке на пышных волосах. Она спускалась по институтской лестнице, похлопывая хлыстиком по сапогу, словно сошедшая с картинки дорогого глянцевого журнала, освещающего занятия конным спортом особ английского королевского дома, и казалась такой особенной и такой недосягаемой, что Анатолий был сражён наповал одним лишь её экстравагантным видом. Это уже потом он оценил и ум, и такт, и чувство юмора и ринулся в атаку завоёвывать свою «принцессу». Но оказалось, что принцесса не так уж беззащитна и не нуждается в чужой помощи, и легко справляется с огромным упрямым конём, к которому и подойти то страшно; что она независима и своевольна — может остаться одна в пустой аудитории, когда вся группа сбежала с лекции в кино; что она не поддаётся на уговоры и посулы, тверда в своих решениях и честна в отношениях. К тому же она была не «его» принцессой, у неё был свой сероглазый, неулыбчивый принц, который держал её за руку, поучал и смотрел на неё влюблёнными глазами — он видел их вместе несколько раз у конюшни…
«— Я видел их вместе несколько раз у конюшни… — горько подумал Анатолий и подозрительно принюхался. — То ли чудится мне, то ли кажется, что пахнет этой самой пресловутой конюшней!»
Между тем Кира продолжала рассказывать, проигнорировав вопрос мужа о ночной работе.
— …Мы обсудили условия работы, и я согласилась. Потом неожиданно выяснилось, что родственник Елизаветы Георгиевны собирается покупать племяннице лошадь. Представляете?! И, конечно же, я не удержалась и сказала, что могу помочь им в этом нелёгком деле. Сегодня с самого утра мы ездили на конюшню…
— Поэтому здесь так воняет! — не удержался Анатолий от колкого замечания.
— …Выбрали девушке прекрасную лошадку…
— Прежде чем садиться за стол, надо было душ принять! Не всем нравиться запах навоза! — это уже было неприкрытое недовольство.
Но Кира никак не реагировала на слова мужа — это ещё больше раздражало его и приводило в бешенство от собственного бессилия.
— Кстати, пап, ты оказался прав: «восьмёрка» Анатолия, — Кира специально подчеркнула чья это машина, — окончательно сдохла. Мне пришлось вызывать техпомощь и тащить её в сервис. До дачи меня подвезли на шикарной машине.
— Сомневаюсь, что эту старушку можно починить, — Дмитрий Андреевич жалостливо взглянул на дочь — упрёки зятя ему не нравились, но вмешиваться в отношения супругов он считал неправильным. — Хочешь, возьми нашу «Волгу» пока мы с девочками отдыхаем на море. А лучше бы ты поехала с нами!
Кира на минуту задумалась.
— Нет, па, спасибо. Уехать сейчас я не могу, а машина… Может, мне пора уже купить новую, а не «донашивать» за мужем…
— Я вижу, что я здесь лишний! — услышанное удивило и озадачило Анатолия, громко хмыкнув, он встал из-за стола и прошествовал в дом.
Вздыхая, Кира посидела ещё немного с родителями в беседке, вяло поковыряла вилкой кусок торта в тарелке и пошла следом за мужем в их комнату — разговор о разводе надо было начинать.
— Из-за чего снова скандал? Что опять, тебя не устраивает? — устало спросила она, присаживаясь на кровать, на которой аккуратно были разложены вещи мужа. — Моя работа или то, что я приняла решение без твоего согласия.
— Меня не устраивает и то, и другое, и третье! — Анатолий выдержал паузу, во время которой жена должна была осознать свою вину, а он сообразить: что из вещей ему надо взять с собой, а что оставить для стирки. Решив это, он продолжил: — В первую очередь я забочусь о детях — они будут брошены на произвол судьбы! В доме не будет ни обедов, ни ужинов — кто-нибудь обязательно заработает гастрит или даже язву желудка.
— Может, ты не заметил, но девочки уже не нуждаются в няньке. Они выросли! И вполне могут подогреть себе и обед и ужин.
— Здорово у тебя получается! Дети будут готовить, муж работать, а ты ублажать пожилую дамочку и развлекаться на конюшне.
— Я тоже буду работать и тоже буду приносить деньги в семью, а свободное время я хочу проводить так как мне нравиться.
— На конюшне?
— На конюшне.
— Не смеши народ! — фыркнул Анатолий.
Ему всё больше и больше не нравился этот беспредметный разговор — в их семье всё всегда решал он — так было и будет, пока он сам не решит по-другому, Кира лишь соглашалась с его мнением, а тут вдруг такая самостоятельность.
— Мне совершенно всё равно, что подумают чужие люди, — устало произнесла Кира и сжала холодеющие пальцы в кулаки — выяснять отношения она не любила.
— И на моё мнение тебе тоже наплевать?
— По большому счету — да! Все пятнадцать лет брака я только и делала, что уступала тебе во всём, выполняла все твои требования, исполняла твои желания — ты связал меня по рукам и ногам своими условностями, обещаниями, требованиями. Хорошо хоть спать с собой не заставляешь…
— Вот радость то — трахать бревно!
Но Киру, словно прорвало, она не слушала мужа и продолжала говорить:
— К чему привело моё покорство я теперь ясно вижу: ты перестал замечать во мне человека со своими желаниями и со своим мнением. Ты лишил меня права распоряжаться собственной жизнью, принимать решения, заставил отказаться от самой себя, от своих интересов, ради семейного благополучия. И я подчинилась, поставила интересы семьи выше своих собственных. И что? Что я из себя представляю на данный момент? «Кухарка, нянька, прачка!»
— Ты мне ещё стишки почитай!
— Да нет, — махнула рукой Кира, вставая с кровати. — Без толку с тобой разговаривать. Лучше скажи, когда мы разведемся? Когда ты уладишь, наконец, свои бесконечные дела с работой и пропиской?
Анатолий стоял напротив, скрестив на груди руки и прикрыв голубые глаза. Красивые губы его кривились презрительной усмешкой.
— Не терпится от меня освободиться? И кто же будет тебя содержать? По-моему, я плачу тебе достаточно, чтобы ты поддерживала мой статус семейного человека — ты же знаешь, как мое начальство относится к семейным ценностям: жена, дети, а если нет — за ворота! Если разведемся, я лишусь работы, а ты содержания на себя и детей. Подумай хорошенько, прежде чем требовать развод.
— Сначала армия, потом прописка, теперь работа… Сколько еще?
— Ты хочешь новую машину? Где же ты, деньги на машину возьмёшь? — язвительно спросил он, как только жена замолчала. — Я могу помочь… если договоримся.
Кира обречённо вздохнула и с каким-то тайным злорадством подумала о сейфе с деньгами в Шубинской квартире.
— Сама разберусь…
— Уж не у Пашки ли Шубина займёшь? Или кого побогаче нашла? Поэтому освободиться от семьи пожелала?
— Причём здесь Шубин? И не от семьи я хочу освободиться…
— Все при том же! Ты, как я погляжу, совсем ума лишилась! Мужа проводила, детей на родителей скинула, принарядилась и в загул. — Анатолий бочком пристроил футболку в портфеле, сверху в плотном целлофановом пакете положил рубашку с галстуком и распрямился. — Мы с тобой о чем договаривались? Примерная семья! А ты что творишь? Шляешься по ночам неизвестно где! А женишок твой бывший всегда у меня с навозом ассоциируется: запахло от тебя этим тошнотворным лошадиным запахом, я сразу его и вспомнил.
В устах мужа имя «бывшего женишка» звучало так уничижительно, что Кира не выдержала.
— Шубин умер, так что будь добр, воздержись от оскорбительных предположений.
— Откуда ты это знаешь? А? Считается, что ты домом и детьми занимаешься, ни с кем кроме Лариски не общаешься, а вот, поди ж ты, в курсе всех мировых событий.
— Встретила знакомую и разговорились, — попыталась Кира оправдаться, но муж всё равно не слышал её.
— Что тебе не живётся спокойно? А, Кир? Что ты вечно куда-то рвёшься, чего-то добиваешься, всем помогаешь… Разве ты можешь понять, каких трудов мне стоило прожить с тобой столько лет, контролировать тебя, изолировать от подруг и знакомых, направлять твою энергию в нужное русло, отвлекать твоё внимание от мечтаний и идиотских желаний. Сколько моих сил потрачено на создание образцовой семьи! Ты себе и представить не можешь, чего мне это стоило! Сколько бессонных ночей проведено в размышлениях о счастье!
Для Киры это откровение было шокирующей новостью. Она и не знала, что муж контролирует её, изолирует и ещё чёрт знает, что вытворяет без её ведома, но чувство вины (вот такая она дурачка совестливая) за свой обман с работой и сокрытием полученного наследства не позволило ей загореться праведным гневом и выплеснуть его на голову мужа — все не без греха, и она в первую очередь — так лучше она не будет упрекать.
— Ну, и в чём же оно, счастье? — спросила Кира и приготовилась выслушать длинную лекцию.
Анатолий равнодушно посмотрел на жену, закрыл кожаный портфель с вещами и назидательно изрёк:
— Каждому своё!
Он подхватил портфель и шагнул к двери, но на пороге обернулся.
— Я устал бороться с твоим несносным характером, поэтому взываю к твоему рассудку, если он, конечно, у тебя ещё остался после нескольких дней загула — выбирай: семья, брак еще на пять лет и… новая машина, но никакой работы, а уж тем более конюшни или тягостный развод с разделом имущества, с тасканием детей по судам, их дележка и… нищета. Завтра я приеду на вокзал провожать дочерей, и ты мне дашь ответ.