Настоящая леди

Глава 14.

Экономка бесшумно исполняет свои обязанности.

Мэри расправила темное платье, наиболее подходящее к задуманному плану, приладила чепчик, скрывавший ее непокорные локоны, и решительно распахнула дверь кухни. Большинство прислуги примостилось у камина, кое-кто поспешно закусывал у длинного, тщательно выскобленного стола. Тоска по прошлому охватила Мэри, когда до нее донесся тихий гул разговора; точно так же было и у нее на кухне в Шотландии. Пока она пробиралась к свободному стулу, до нее донесся аппетитный запах тостов и свежеподжаренной ветчины. Как она и надеялась, никто не обратил на нее ни малейшего внимания.

Никто, кроме миссис Бэггот.

Ничего другого Мэри и не ожидала. Изысканные блюда были превосходно приготовлены, вчерашний съезд гостей прошел без сучка, без задоринки, дом сиял чистотой от подвалов до чердака. Миссис Бэггот была, без сомнения, образцовой экономкой, а образцовая экономка знает в лицо каждого, кто оказывается в ее владениях. Она стояла у печи, где в горшках бурлила овсянка, и, прищурив глаза, внимательно следила за Мэри. Очевидно, она еще не вполне ее узнала, но Мэри, понимая, что ей долго не удастся сохранять счастливое инкогнито, беззаботно улыбнулась.

Узнав ее, миссис Бэггот слегка отшатнулась в недоумении, но тут же захлопотала.

– Мисс Фэрчайлд! Что случилось, почему вы так рано встали?

– Ничего не случилось. – Мэри положила ей руку на рукав. – Я проголодалась и пришла позавтракать. Прошу вас не беспокоиться так.

Никогда еще Мэри не случалось видеть столь ошеломленного и одновременно подозрительного выражения, так поспешно скрытого. Миссис Бэггот ни на секунду не поверила ей, но она ни за что бы не позволила себе оскорбить леди, высказав свои сомнения вслух. Вместо этого она с готовностью улыбнулась, глубокие морщины, изрезавшие ее лицо, собрались в мелкие учтивые складочки.

– Прошу вас расположиться в столовой, мисс Фэрчайлд, и я сама немедленно займусь вашим завтраком. Прошу покорно простить меня, но господа никогда не встают так рано. Вы напрасно не предупредили о своих привычках. Все было бы готово заранее. Еще раз прошу извинить.

– Нет, нет. – Мэри подошла к столу и подвинула к себе стул. – Я не хочу вас затруднять. Я сяду здесь.

Остальные слуги отпрянули, словно при виде вампира в поисках крови, но Мэри было не до них. Вчера ночью она скрылась в свою спальню, едва держась на ногах от потрясения, вызванного встречей с этим человеком в коридоре. Она пыталась сначала убедить себя, что она ошиблась. Он вовсе не тот, за кого она его приняла. Когда ей это не удалось, она прижалась к подушке, еще хранившей запах Себастьяна, и стала молиться.

Но привычка рано вставать сослужила ей хорошую службу. Она поднялась с восходом солнца и сразу же решила, как ей следует поступить. Она должна воспользоваться навыками, усвоенными в должности экономки, чтобы найти этот дневник и выкрасть его. Это был единственный способ бежать из этого ада прежде, чем перед ней замкнутся его врата. Тогда он станет для нее тюрьмой, и будет слишком поздно что-либо предпринимать.

Мэри вежливо улыбалась слугам, которые все еще не могли опомниться от ее внезапного появления, пока миссис Бэггот наконец не сделала им знак удалиться.

– В столовой вам было бы куда удобнее, мисс Фэрчайлд, но если вы так настаиваете, вы, конечно, можете позавтракать и здесь.

– Благодарю вас, миссис Бэггот. У леди Валери в Шотландии я всегда завтракала на кухне.

Слуги переглянулись, явно подозревая, что она сошла с ума.

– Там, конечно, как вы понимаете, глушь порядочная, но мне бы не хотелось расстаться с этой приятной для меня привычкой, – с бодрой решительностью продолжала Мэри.

Миссис Бэггот молча поставила перед ней тарелку с яичницей, копченую сельдь и булочки с джемом. Мэри попробовала селедку.

– В Шотландии экономка всегда составляла мне компанию, – произнесла она, ненавязчиво предлагая миссис Бэггот присоединиться к трапезе.

– Что ж, – миссис Бэггот поставила на стол две чашки и села. Стул под ней заскрипел. – Я рада, если мы можем дать вам почувствовать себя как дома.

Мэри покидала кухню с чувством, близким к торжеству. Миссис Бэггот просидела с ней все время завтрака. Они беседовали. У них оказалось много общего. Конечно, Мэри не сказала ей прямо, что служила в экономках. О нет! Следуя совету Йена, она решила об этом помалкивать. Но миссис Бэггот сделала для себя вывод, что Мэри безусловно когда-то заправляла большим хозяйством. Мэри решила оставить ее при этом убеждении.

Потом она незаметно вернулась к себе в спальню, только один раз попросив слугу указать ей дорогу. Встревоженная Джилл, топавшая ногой от волнения и нетерпения, ринулась к ней навстречу, как только за ней закрылась дверь.

– Мисс Фэрчайлд! Где это вы были в такой час? – Джилл с изумлением оглядела ее наряд. – Да еще в таком виде!

– Я просто вышла пройтись, – сказала Мэри успокаивающим тоном.

– Одна? Без меня? – накинулась на нее Джилл. – Мисс Фэрчайлд, вам следовало быть более благоразумной. Что станут говорить?

– Ох, ничего, если ты сама никому не станешь рассказывать.

Мэри взглянула на пачку бумаги в руках Джилл.

– А это что такое?

– Любовные письма, я думаю. От ваших поклонников. Они-то меня и разбудили. – Джилл вручила ей запечатанные листы плотной негнущейся бумаги. – Только поэтому я и узнала, что вас нет.

– Да, я надеялась, что ты будешь еще спать. Вчера ты так поздно легла, дожидаясь меня.

Мэри села в удобное кресло и стала просматривать записки. На всех печатях были гербы. На всех, кроме одной. Мэри отложила эту записку под конец.

– Надеялись, что я просплю? С чего бы это? Разве вы не понимаете ваше положение, мисс Фэрчайлд? Вы же богатая наследница. Любой из этих людей мог подкрасться к вам, лишить сознания, ну хотя бы ударив по голове, и утащить Бог весть куда. А вы отправляетесь ни свет ни заря на незапланированные прогулки!

Эгасс, подумала Мэри, взглянув на оттиск герба на первой записке.

– Я думаю, никого из этих джентльменов ранней пташкой не назовешь, – сказала она в свое оправдание.

– Да ради денег любой из них чуть свет поднимется. Они похитят вас, а я-то что стану делать, скажите на милость? Мне-то куда деваться?

– К новой хозяйке? – предположила Мэри.

– Не получится, – фыркнула Джилл. – Когда из меня леди Валери все жилы вытянет, то ваш виконт Уитфилд за меня примется. На мне живого места не останется.

«Дорогая мисс Фэрчайлд!

Я места себе не нахожу, не в силах уснуть. Одна улыбка ваших дивных уст…»

Он не в силах уснуть! Несварение желудка, определила Мэри.

Следующая вскрытая ею записка была от мистера Муэтта.

– Леди Валери, быть может, и была бы недовольна, но она бы тебя не убила, – продолжила Мэри необязательную беседу.

– Про виконта Уитфилда, надеюсь, вы так не скажете? – язвительно заметила проницательная Джилл. – Мисс Фэрчайлд, разве вы не понимаете? Ведь достаточно кому-нибудь похитить вас и опозорить, и вам придется выйти за него замуж.

«С вашим великодушием, мисс Фэрчайлд, вы не можете не видеть, что я изнываю по вашей любви …»,

Что-то непохоже. Все эти записки – вздор. Мэри начала всерьез подозревать, что их написали не сами искатели, а их секретари.

– Кто бы мог догадаться, что меня нет в моей спальне?

– Нет, обещайте, что вы больше этого не сделаете.

– Такого обещания я дать не могу.

– Тогда я пойду с вами.

– Джилл, успокойтесь. Ведь я была экономкой и ходила одна по коридорам много лет. Не раз случалось, что какой-нибудь джентльмен видел для себя возможность развлечься, но поверь мне, я умею громко кричать, да и защищаться всем, что мне под руку попадется.

Мэри вскрыла последнюю записку без оттиска печати на воске. Подняв глаза, она улыбнулась Джилл и, увидев, как та в тревоге ломает руки, почувствовала раскаяние.

Девушка была по-настоящему огорчена и обеспокоена.

– Правда, Джилл, все будет хорошо. Я чувствую.

Но прочитав написанное на листке, Мэри поняла, что никогда еще она так страшно не ошибалась. Там было всего одно слово.

«Убийца».

А вот и опять она.

Последние три дня, в грубой темной одежде, Мэри каждое утро потихоньку спускалась вниз. Она то и дело оглядывалась, как виноватая или как будто боясь чего-то, но всякий раз она непременно исчезала в кухне. Йен не обратил бы внимания, но он сознавал, что не продвинулся ни на шаг в своих планах соблазнить ее.

Эта мысль была ему невыносима. Сознание неудачи раздражало его, тем более, что эта женщина действительно ему нравилась. Он думал, что уж он-то невосприимчив к чарам девиц Фэрчайлд, несмотря на их красоту и обаяние.

Но Мэри была совсем другая. Она восхищалась им. Она, казалось, не видела тьмы, окутывавшей его душу, и не обращала внимания на хихиканья по поводу его незаконнорожденности. Она была как раз такая, каким она назвала его – милая, славная, – и он чуть ли не ненавидел себя за то, что собирался погубить ее.

Из-за этого чувства вины, постоянно его преследовавшего, он так напился в ночь бала, что заснул прямо на одном из диванов в большом зале. Он не мог понять, почему он вдруг проснулся, когда она на цыпочках, едва слышно проходила мимо него; ему хотелось думать, что между ними существовала какая-то внутренняя связь.

По крайней мере, он так полагал, пока не увидел ее с этим негодяем Уитфилдом.

И тогда он понял, что Мэри любит Уитфилда.

Йен был склонен считать, что ей самой это неизвестно. Это чувство, смутное и неосознанное, делало намерение Йена жениться на ней еще более постыдным. Но отступать было поздно.

Он следовал за ней по пятам каждое утро, следил, как она исчезала за дверью кухни, и строил планы. Похитить ее? Или лучше соблазнить? Или погубить ее репутацию якобы «нечаянно»? Но Уитфилд уже этого достиг, и Йена это раздражало. Он был таким же, как и все мужчины. Он хотел бы обладать женщиной, которая обожала бы его. Но Мэри обожает Уитфилда. Он хотел бы обладать чистой женщиной, которой не коснулся бы никто другой. Но на Мэри уже наложили руку, и, что хуже всего, это сделал Уитфилд. Ему хотелось бы обладать богатой женщиной… ах, эти деньги, все упиралось в деньги.

Отойдя в сторону от кухонной двери, Йен поджидал здесь эту хорошенькую маленькую служаночку. Ему легко удалось склонить Салли исполнить его волю. Сегодня утром она должна была впервые сообщить ему о разговорах, которые Мэри вела с экономкой.

Пусть Уитфилду удалось завоевать ее расположение, но денег ее он не получит. Ни за что не получит, если только Йен будет в силах помешать ему.

Спальня Дэйзи.

Держась за ручку двери, Себастьян с неудовольствием огляделся по сторонам. Еще одна комната. И снова поиски. И очередная неудача в попытках найти дневник леди Валери. Он зря тратит время.

Проклятье! Он же знает, где дневник. Он должен быть в сейфе в кабинете Бэба. Себастьян вновь попытался вскрыть сейф. В конце концов, если Мэри считала себя способной на это, то уж, наверно, он не менее ловок, чем любая женщина. Но замок не поддался, и вот теперь Себастьян снова готовился обыскивать еще одну спальню в западном крыле. При этом он был уверен, что результатов это не принесет.

Он вошел в спальню, как хозяин. Его опыт – а у него в последнее время его было предостаточно – доказал, что войти смело было куда надежнее и безопаснее, чем пытаться проскользнуть украдкой. Уверенная манера устраняла необходимость объясняться с горничными.

К счастью для него, залитая лучами заходящего солнца комната была пуста. На всякий случай он спросил нарочито нетерпеливым тоном: «Вы здесь?», но в ответ не раздалось ни шороха.

Розовые занавеси постели были раздвинуты, на полу были разбросаны нижние юбки. Похоже было, что горничная Дэйзи исчезла вместо того, чтобы заняться уборкой комнаты хозяйки.

Обычно он осматривал первым делом книжный шкаф, но в этой комнате его не было. Подойдя к столику у постели, Себастьян пошарил в полуоткрытом ящике. Брезгливо отбросив щетки со сческами длинных белокурых волос, он пытался нащупать что-нибудь напоминавшее книжку.

Ничего похожего.

Растирая побаливавшую челюсть, он взглянул на туалетный столик. Из переполненных ящиков в беспорядке выглядывали шали с бахромой и кружевные носовые платки.

Боже, до чего ему опротивело рыться в чужих вещах. Хотя надо сказать, были и интересные находки. Дядя Берджес, например, держал у себя в шкафу глубоко запрятанный, довольно большой запас опиума. Близнецы самым бессовестным образом обворовывали гостей и прятали свою добычу на чердаке. Старшая дочь Бэба курила опиум. В дневнике Вильды хранилась между страницами прядь мужских волос. Йен… Вот о Йене он не узнал ничего. Его комната была настолько голой, что Себастьян подумал, что попал не туда. Но нет, либо Йену было отказано в роскоши, столь излюбленной другими членами семьи, либо он нарочно избрал себе такой стиль жизни, чтобы постоянно напоминать себе о своем незаконном происхождении.

Себастьян желал бы верить, что Йена просто обделили и все объясняется этим. Но наблюдая за Йеном, видя его сдержанность, то, как жадно следит он за другими, преследуя какие-то свои цели, Себастьян понимал, что этот человек опасен. И его не следовало бы упускать из виду.

Уж не Йен ли был тем таинственным злодеем, который так зверски избил его? Но, поразмыслив, Себастьян отказался от этой мысли. Он изрядно поработал кулаками на лице противника, а на Йене не было и следа побоев.

Ни на ком в целом доме не было следов – кроме него самого.

Обычно на нем все заживало быстро, но не успела сойти опухоль от ударов, нанесенных Мэри, как его сдернули с веревки и снова избили. Всего за три дня, проведенных в Фэрчайлд-Мэноре, испытанный боец Себастьян Дюран пострадал от рук женщины и… неизвестно кого.

Кстати, неизвестного, приказавшего ему держаться подальше от Мэри. Себастьян послушался! Он действительно держался на расстоянии и был преисполнен почтения во время их кратких встреч.

Но это раздражало его. Боже, до чего это его раздражало.

Со вздохом он отвернулся от постели и вдруг почувствовал, как что-то шевелится у него на плече. Он схватил это что-то и увидел у себя в руке изгибающиеся пальцы.

Он уставился на них в ужасе. Рука была женской.

Другая рука уже гладила его по щеке.

– Лорд Уитфилд, вы удивляете меня. Боюсь, что я… не одета.

Себастьян в ужасе посмотрел на постель. Из-за розовых занавесей выглядывала Дэйзи, и она была права. Она была действительно не одета. Окутывавшую ее прозрачную шелковую ткань никак нельзя было назвать одеждой.

– Извините меня! – он попытался увернуться, но ее руки каким-то образом цепко обвились вокруг него.

– Я не знал…

– Что я здесь? Но чем же вы тут занимались?

Ее огромные глаза были устремлены на него, рот слегка полуоткрыт. От нее сильно пахло табаком. Себастьян не выносил запах табака.

– Уж не искали ли вы какой-нибудь сувенир на память обо мне?

«Разумеется нет, корова ты эдакая», – хотелось ему рявкнуть.

Но он благоразумно воздержался. Похоже, он попал в историю куда более опасную, чем когда он болтался на веревке. Ему нужно из нее выбираться, и чем скорее, тем лучше.

– Вы привлекли мое внимание. – Это была только отчасти ложь. Она изо всех сил старалась привлечь его внимание.

Дэйзи опустила ресницы.

– Ах, я и не знала, что вы меня заметили.

– Заметил?! О да, я заметил. – Себастьян снова попытался отстраниться. Ее ногти впились ему в шею.

– Ни один мужчина не может вас не заметить. – «И бежать от тебя, как от чумы», – добавил он про себя.

– О, лорд Уитфилд! – Ее пышные алые губы сложились сердечком, глаза были полузакрыты. Она выглядела на грани экстаза. – Вы сделали меня такой счастливой.

– Хорошо. Прекрасно. А теперь мне лучше уйти.

Он вырвался наконец, уверенный, что на нем остались следы ее когтей. Но это было не страшно. У него их и без нее было предостаточно.

– Так я скажу отцу? – промурлыкала за его спиной Дэйзи.

– Что скажете?

– Что вы … проявили ко мне интерес.

Одна ее грудь, словно по собственному произволу, соблазнительно высвободилась из-под скрывавшей ее ткани.

– Я помолвлен с вашей кузиной.

Бегом бросившись к двери, он рывком распахнул ее.

– Я не должен ей изменять, – проговорил он уже на ходу.

– Но, милый…

Укоризненный голос Дэйзи звучал в его ушах, когда он торопливо шел по коридору. Он хорошо знал, что было нужно от него этой женщине. Это были отнюдь не его мужские достоинства или блеск остроумия, которым он, кстати, и не отличался. Это было его состояние. Девица Фэрчайлд легко могла разыграть оскорбленную невинность, чтобы завладеть такими деньгами.

Поэтому ему нужно алиби. Нужно сейчас и немедленно.

Он мог бы пойти в спортивный зал, где молодежь развлекалась, отшибая друг другу мозги. К несчастью, там бы его задразнили перенесенными от рук Мэри побоями.

Правда, в последний раз кулаки были не ее, но гости были другого мнения. Они громко рассуждали о том, что он опять позволил себе что-то лишнее с Мэри, и за это ему и досталось.

Он этого не отрицал, потому что в обществе ему все равно бы не поверили. Еще и потому, что постоянно роившиеся вокруг Мэри поклонники старались держаться на почтительном расстоянии от ее кулаков. Ни один из них не желал подвергаться насмешкам, которые должен выносить побитый женщиной мужчина.

Черт, можно подумать, что он это так серьезно воспринимал. Он даже и внимания ни на что не хотел обращать, но все же помимо его воли это задевало. Все эти люди, так много о себе мнившие, должны были бы быть для него безразличны. Но за годы бедности, пока он еще не составил себе состояние, ему часто приходилось выносить насмешки, на которые не мог отвечать. Поэтому он и сейчас не мог относиться к ним так легко, как ему хотелось бы.

Значит, в спортивный зал он пойти не мог, как не мог и выставить себя на посмешище в столовой, где был накрыт стол.

Оставалась игральная. Картежники всегда погружены в свои расчеты – а перед этим еще и спиртным нагрузились порядком – они не заметят, когда он среди них появился и создадут ему убедительное алиби на случай… на случай, если Дэйзи станет пытаться его поймать.

Удовлетворившись этим решением, он шагал по коридору. Как он еще раньше обнаружил, все незамужние женщины помещались в западном крыле. Но единственная комната, куда он желал бы войти, была спальня Мэри. Он так сильно этого жаждал, что намеренно обходил ее подальше – отчасти опасаясь засады, но главным образом потому, что она совершенно сводила его с ума. Она лишала его последнего самообладания и при этом вела себя так, как будто ничего не замечала. Хуже того – как будто ей это было безразлично.

Он подошел к ее двери и приложил к ней ладонь. По каким-то только для него явным вибрациям дверной поверхности он ощутил присутствие Мэри внутри. Он как будто видел, как она вздрагивала, входя в полный людей зал. Он вновь замечал, как она бросала через плечо тревожные взгляды, словно опасаясь удара ножом в спину. Он чувствовал, как по мере того, как шло время, в ней все росла и росла тревога. Так он стоял возле двери, погрузившись в подобие транса, и перебирал в мыслях все, что она делала, говорила, как двигалась и наклоняла голову. Словом, он грезил наяву.

Она не знала, что он не выносил, когда она кокетничала с другими, и что его успокаивало только то, как ей это плохо удавалось. И все же никто не оставался равнодушным к ее чарам. Даже мистер Эверетт Бриндли, этот купец, пленился ею. А ведь Себастьян мог бы поклясться, зная его по своим прежним с ним деловым сношениям, что Бриндли всегда холоден как рыба и интересуется только политикой и деньгами.

То, что он привез сюда Мэри, должно было бы упростить ему задачу. Он рассчитывал, что, пользуясь ею для отвлечения внимания, он получит время, необходимое ему, чтобы найти дневник крестной. Заполучив его в свои руки, он спасал страну – а заодно и свои капиталы – от революции.

А вместо этого ее присутствие только осложнило ему жизнь. Теперь эта дурацкая встреча с Дэйзи вынудила его принять решение, к которому у него не лежала душа. Ему придется позволить Мэри вскрыть сейф.

Ну, а почему бы и нет, в конце концов? С каждым днем он доверял ей все больше. С каждым днем она ему все больше нравилась. Каждый день он изумлялся ее уму, ее красоте… ее очарованию.

И это очарование не могло бы действовать на него, если бы он не доверял ей.

Сердце у него забилось так, что дыхание стало коротким и частым. От этой неожиданно осенившей его мысли у него закружилась голова. Но тут действительность нанесла ему отрезвляющий удар. Ему стало смешно глядеть на себя. До чего он дошел – до бессмысленных фантазий! Он – один из королей торгового флота Англии. Он заработал себе состояние собственным умом и силой характера. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что доверие и влечение не имели между собой ничего общего. Это его плоть находила ее соблазнительной. Но доверял он ей умом и сердцем.

Себастьян нежно погладил крашеное дерево двери, словно это была ее кожа.

Когда они выберутся наконец из этого проклятого дома, из этого гнойника, заражающего все вокруг жадностью и вероломством, быть может, они встретятся снова и при других обстоятельствах, быть может…

Но на самом деле он не хотел случайных встреч. Он хотел иметь ее при себе всегда. И в своей постели. Но ведь она Фэрчайлд, а он Дюран. Каждой подаренной ей лаской он предавал бы своих родителей.

Странно, но он мог бы легко сойтись с ней, когда он думал, что у нее, как и у всей ее родни, нет ни чести, ни совести. Но когда она оказалась на поверку совсем другой, он столкнулся с моральной проблемой. Иногда он почти что желал, чтобы она проявила семейные черты Фэрчайлдов, и тогда он мог бы овладеть ею без колебаний.

Но вместо этого завтра утром он поведет ее в кабинет Бэба открывать сейф. А после того, как они вернут дневник леди Валери, он проводит ее в эту спальню и скажет ей… скажет ей…

Внезапно распахнулась одна из дверей, и в коридор, спотыкаясь, вылетел дядя Лесли. Ускорение ему придала чья-то нога в атласной туфельке.

– Мерзкое создание, – раздался из глубины комнаты голос леди Валери, – у вас нет ни сколько-нибудь привлекательных физических качеств, ни даже сомнительного обаяния ваших братцев. Понять не могу, с чего вам взбрело в голову, что я буду рада видеть вас в своей постели. Убирайтесь, и чтобы я вас больше не видела!

Дверь с шумом захлопнулась, и Лесли с надеждой оглянулся по сторонам. Когда он увидел Себастьяна, его нарумяненные щеки еще больше покраснели, и он натужно попытался свести все дело к шутке:

– Весьма пылкая особа твоя крестная.

Себастьян позволил себе самую оскорбительную ухмылку, на какую был способен.

– Похоже, вам действительно удалось ее разъярить сверх всякой меры.

У Лесли во рту задвигалась вставная челюсть. Он, без сомнения, ненавидел Себастьяна, а теперь возненавидел его еще сильнее как свидетеля своего унижения. Но он был глуп и, не найдя удачного ответа, вновь обратился к старым сплетням.

– Моя племянница, заметь себе, тоже натура пылкая. Стереги получше ее конюшню, а не то новая кобыла Уитфилдов разродится пестрым жеребенком.

Мэри не предаст его. Себастьян доверял ей, он почти убедил себя в этом.

Но он все же незаметно убрал руку с ее двери.

– Спасибо за совет. Я теперь предателей чую за милю. Фэрчайлды дали мне хороший урок.

Лесли захромал по коридору, все еще не сумев оправиться от удачно нацеленного пинка леди Валери. Себастьян шел за ним и тем самым вынужден был выслушивать все, что тот считал нужным ему поведать.

– То, чему научили тебя мои братья и я, – ничто по сравнению с предательством женщины из нашей семьи. Даже наша мать была самым бессердечным чудовищем, какое когда-нибудь видел свет. Мы впитали измену и вероломство с ее молоком, а следующие поколения наших женщин даже превзошли матушку.

Он злобно усмехнулся.

– И Джиневра твоя ничем не лучше. Это у них в крови. В постели моего сына она потешается над тобой.

У Себастьяна помутилось в глазах. Он прекрасно понимал Лесли. Леди Валери сделала из него посмешище, и, как мальчишка, он издевался сейчас над Себастьяном, чтобы излить хоть на кого-то свою злость и обиду. Себастьян сам был мальчишкой, когда Фэрчайлды погубили его семью.

Лесли ухмылялся, ему явно удалось задеть Уитфилда за живое.

– Ну что, язык проглотил? Бедный мальчик. Бедный Себастьян.

В мозгу Себастьяна ожила навсегда запечатлевшаяся в нем картина. Его собственная растерянность и недоумение при виде того, как кредиторы выбрасывают из дома его семью. Его мать, утирающая покрасневшие глаза, и ее подавленные рыдания. Стоящий в стороне от них отец, внезапно ставший таким далеким и чужим, каким он никогда раньше не был и каким остался до самой своей смерти.

И именно этот человек, этот Лесли Фэрчайлд, верхом на великолепной лошади, с насмешкой наблюдающий за их унижением.

Холодно и расчетливо Себастьян пустил в ход сведения, добытые им в его напрасных поисках в спальне Лесли.

– Никто не станет смеяться надо мной так, как они будут смеяться над глупым стариком, возмечтавшим насладиться пребыванием в женском теле.

– Это в ее-то? – Лесли небрежно махнул рукой в сторону двери спальни леди Валери. – Никто не поверит, что я мог на нее польститься.

– Я не имею в виду вашу жалкую попытку соблазнить мою крестную.

Себастьян остановился, дав Лесли проковылять еще несколько шагов вперед.

– Я хочу сказать о том, что вы действительно мечтаете быть женщиной. Всех гостей очень позабавит ваш обычай привешивать себе искусственную грудь.

Лесли застыл на месте. Это был неожиданный удар.

– То-то будет потеха, когда в обществе узнают о вашей любимой привычке напяливать юбки и заставлять горничных танцевать с вами.

– Довольно!

Лесли дрожал с головы до ног, хотя он так и не повернулся лицом к Себастьяну.

– Это, конечно, ложь, но ведь ты же станешь порочить меня, если я… не заплачу тебе. Назови свою цену.

– У меня нет цены, – спокойно отвечал Себастьян. – Я слишком богат, чтобы продаваться. В этом-то вся ваша беда.

Не ожидая, к чему приведут его угрозы, Себастьян повернулся и пошел назад по коридору.

– Она знает про дневник, – тихо проговорил Лесли ему вслед.

Ноги у Себастьяна неожиданно заплелись, и он, споткнувшись, остановился. Все, что угодно, только не это!

– Она все время знала, где он, – еще тише добавил Лесли.

Себастьян направился было к нему, но при виде его лица тот, казалось, обрел вторую молодость, потому что повернулся и бросился бежать с ретивостью юноши. Себастьян остановился, пытаясь успокоить сильно бьющееся сердце.

Дневник. Наконец-то кто-то признался, что знает о его существовании. Он уже начинал тревожиться, не совершил ли он роковую ошибку. А что если дневника здесь нет? Но Лесли знает о нем и утверждает, что Мэри…

Еще раз повернувшись, Себастьян прошел мимо ее двери, даже не взглянув на нее. Лесли утверждает, что Мэри знает о дневнике. Он сказал, что Мэри и Йен смеются над ним в постели, пока он занимается бесплодными поисками, рискуя сломать себе шею и быть избитым неизвестно кем. И все это ради дневника, который Мэри… украла?

Это было как раз то, что он впервые заподозрил еще в Шотландии, но ее невинный вид, ее кажущаяся откровенность, вместе с заверениями леди Валери, заставили его усомниться. А теперь Лесли говорит… Но никто лучше Себастьяна не знал, что Фэрчайлдам ни в чем нельзя верить.

Но если двое Фэрчайлдов говорят разное, кому из них он должен верить?

Глупо, упрекнул он себя. Это глупо. Конечно, он верит Мэри. Ничто, ничто из сказанного Лесли не может этого изменить. Он, безусловно, лжет.

Себастьян почувствовал, что незаметно для себя он стиснул зубы и с усилием постарался расслабиться.

Да, он верит Мэри. Он заручится ее помощью, чтобы вскрыть сейф.

И упаси ее Бог, если она его обманет.