Впервые Артур увидел Соколову два года назад, в октябре, на посвящении в студенты.
И впервые же тогда возблагодарил мать, которая волевым решением сунула его в этот вуз на факультет иностранных языков.
Английский он знал неплохо в рамках школьной программы, но связывать с ним жизнь не хотел.
Однако мать, будучи директором огромного комбината, привыкла командовать везде и всюду. К тому же за образование платила она. А тут уж, по её словам, кто платит, тот и песни заказывает.
Артур вяло потрепыхался, но подчинился. Что ещё оставалось?
На посвящение он тогда даже идти не хотел. Думал – что он там забыл? Ну, вручат им студенческие билеты, ну речь декан толкнёт торжественную, а потом ведь детский сад начнётся. Все эти концерты самодеятельные, дурацкие конкурсы, глупые шутки… – ну кому это интересно?
Так что намеревался получить свою корочку и незаметно слинять.
Посвящение проходило в актовом зале, ради этого дела даже пары отменили. Всех первокурсников рассадили на первых рядах и вызывали на сцену по группам. Хоботов, декан, раскатистым басом приглашал:
– Сто первая… сто вторая… сто третья…
Вот тогда, когда дюжина студенток из сто третьей группы, взошли на сцену, Артур и увидел Марину.
Она в те дни ещё носила косички чуть ниже плеч, а по случаю надела и юбку, строгую, прямую, как у учительницы. Зато блузка – нежно-розовая с рукавами-фонариками – сводила эту строгость на нет. Да ещё и две косички, которые забавно подпрыгивали, когда она поворачивала голову.
Её одногруппницы и одногруппники неуклюже и застенчиво топтались на сцене, а Марина держалась настолько естественно, будто сцена – её дом родной.
Сам он, когда Хоботов пригласил его, сто девятую группу, шёл с трудом, точно ноги стали вдруг ватными.
А после вручения остался и на концерт, и на конкурсы, и с удовольствием сидел бы дальше, да всё закончилось и все разошлись.
Вот с того дня и началась его болезненная любовь к Соколовой. Хотя это сейчас он так мучается, а первое время наоборот пребывал в какой-то полуэйфории.