Настоящий мужчина

4

На третьем курсе, когда пришло время выбирать второй язык в придачу к основному английскому, Артуру неожиданно подфартило: и он, и Марина выбрали один и тот же – французский. Он – просто наобум, а она, как выяснилось позже, обожала французский кинематограф.

И оба оказались в одной группе. Когда Артур увидел список групп, вывешенный на стенде возле деканата, то глазам поверить не мог. И даже ничуть не смутило, что теперь он в новой группе – единственный парень.

Парней вообще на их факультете было раз в пять меньше, чем девчонок. А те, что были на курсе, подались изучить китайский и японский. И пусть. Так даже лучше.

Первое время Артур пребывал в эйфории. Это же то, о чём он два года мечтал – беспрепятственно видеть её каждый день, слышать её голос, иметь возможность поговорить и, может быть, даже надеяться на что-то большее…

Это что-то большее Артур рисовал в воображении каждый вечер. Иногда увлекался настолько, что выпадал из реальности и с трудом возвращался обратно. А порой так смелел в фантазиях, что самому потом делалось стыдно.

Однако счастливым Артур чувствовал себя недолго. Любить Соколову на расстоянии было, оказывается, легче.

Раньше он, конечно, тоже томился и ждал совместные лекции, но поскольку виделись они всё же не часто, то она оставалась просто мечтой, прекрасной и несбыточной. И как-то получалось у него разделять мечту и повседневную жизнь. Он не сходил с ума, не грезил ежечасно, он чем-то занимался, ел, спал, готовился к семинарам, в общем, жил вполне нормальной жизнью.

Теперь же мечта незаметно переросла почти в одержимость. На парах Артур ничего не соображал и пока выезжал исключительно на уже сложившейся репутации прилежного студента. Рядом с ней он изнемогал от жгучего, удушливого волнения. Вечерами не мог ни есть, ни спокойно заниматься обыденными делами. Ночами терзался бессонницей.

Но хуже всего – выходные. Вот где мука. Целых два дня без неё казались невыносимыми, сродни абстинентному синдрому.

«Я схожу с ума», – сокрушался Артур, чувствуя себя совершенно больным. Но ничего с собой поделать не мог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍