Наступление бури

Глава четвертая

В ретроспективе видится, что прорычать «Только через мой труп» было, наверное, не самым мудрым ответом, учитывая, что я имела дела со второй, после Джонатана, фигурой в нынешнем мире джиннов.

Ну и ладно: в мудрецы я никогда и не набивалась. По крайней мере, никто не обвинит меня в трусости.

Ашан протянул руку, чтобы схватить меня… да так и не дотянулся: Рэйчел неоново-золотой вспышкой промелькнула мимо меня и налетела на него, как тигрица, рыча и нанося удары когтями. Никак не ожидавший такого, Ашан отпрянул на несколько шагов… за пределы балкона.

Ну, грохнуться он, ясное дело, не грохнулся, завис с удивленным и раздраженным видом и ухватил Рэйчел за волосы, чтобы оторвать от себя. Силища у него была невероятная. Я хорошо знала, на что способна Рэйчел, но он, с легкостью раскрутив ее, отправил по дуге в стремительный полет, закончившийся сокрушительным падением на парковочную площадку, где как минимум в четыре ряда стояли машины. Едва приземлившись, Рэйчел перекатилась и вскочила на четвереньки, припадая к земле с хищной грацией какого-то когтистого чудища из фильмов про динозавров.

Она впрыгнула на крышу белого фургона, так что детектив Родригес, возможно, ощутил легкий толчок, хотя ничего, разумеется, не увидел бы, даже высунувшись наружу. Рэйчел пробежала но всей ее длине и, оттолкнувшись обеими ногами, грациозно взметнулась в воздух, устремляясь на Ашана, который отбил это нападение с небрежной легкостью, отмахнувшись, как от ребенка.

Я ощущала вокруг неупорядоченные потоки энергии: схватка джиннов привносила нестабильность в окружающую среду, и с этим я ничего поделать не могла. Ущерб, причиненный мне в ходе… изменения Дэвида, восполнен не был, а те энергетические ресурсы, которыми снабдил меня Джонатан, всяко не предназначались для воздействия на погоду.

Вам! Рэйчел снова грохнулась на парковочную площадку, прокатилась по ней кубарем футов пятнадцать и, истончившись в туман, исчезла.

Пуфф!

Ашан снова воззрился на меня. Сглотнув, я встала и попятилась. Хотя балкон, конечно, не лучшее место, чтобы прятаться и спасаться.

— Ты знаешь, чего я хочу, — промолвил Ашан и протянул руку. Его когти сверкали в сумеречном свете как серебристые опалы, глаза холодно светились, словно две маленьких луны. Может, он и щеголял в дизайнерском костюме, но человеком все равно не был. — Дай сюда бутылку.

— Да ты все равно к ней прикоснуться не сможешь, — заявила я. Хотелось, конечно, чтобы это прозвучало как холодный логический довод, да вот только голос у меня дрожал. — Джинны не могут…

— Девочка, — перебил он меня голосом, столь низким, что я почувствовала, как леденеет мой позвоночник. — Это не твое дело, что там джинны могут, чего не могут. Дай сюда, тебе сказано!

— Или?

— Не надо испытывать мое терпение.

Он с готовностью сделал шаг вперед. Я ощутила в воздухе потрескивание озона, почувствовала над головой сгустившиеся тучи. Вроде бы не столь уж значительные возмущения в эфире отражались, как в зеркале, в физическом мире, порождая в мезосфере неуправляемые ветры. Поток жара, исходивший от Ашана, пронизывал определяющие синоптическую ситуацию атмосферные слои, словно острие копья. Я чувствовала в воздухе электрические разряды, бьющие в землю. Он мог просто поджарить меня, прямо здесь, в патио, и в сложившейся ситуации я даже не могла защищаться.

— Дэвид имеет к людям слабость. А я нет. Мне наплевать, если я снесу весь этот дом, добиваясь своего.

— Сразу видно джинна, — отозвалась я, выдавив усмешку. — Никакого чувства меры.

Движение его было неуловимо, но зато уж удар я ощутила: он был таков, что на миг отключил мою нервную систему и отбросил назад, приложив к оштукатуренному кирпичу. Хорошо хоть не вышибла собой стеклянную дверь — об этом я с облегчением подумала в первый момент, когда очнулась. Жгучая боль в щеке накатила в следующий. Он не ударил меня кулаком, а влепил пощечину, но, проклятье, мне и того хватило. Приложив к щеке руку, я ощутила, что она горит. К глазам подступали слезы.

Ашан снова сделал шаг вперед.

— Мне неинтересно, какой умной ты себя воображаешь, а если тебе кажется, будто меня способно заинтересовать твое человеческое тело, ты жестоко заблуждаешься. Ну разве что в том смысле, что сколькими оригинальными способами его можно разорвать на части. Так что ступай и принеси бутылку.

Он не мог коснуться бутылки. Не мог забрать ее у меня. Даже Джонатан не был способен сделать это. Так что же, он блефует? Или просто хочет узнать, где она находится?

Сдвинув стеклянную скользящую дверь, я попятилась внутрь и с силой закрыла ее. Хотя, конечно, для Ашана это была не преграда. Он обрисовывался за стеклом, серый, как призрак, с холодными, вихрящимися серебристым светом глазами.

— Эй! — окликнула меня Сара, продолжавшая пребывать в своем кулинарном трансе и сейчас колдовавшая с хлебом и духовкой.

Кухня полнилась ароматами розмарина, оливкового масла и жарящегося цыпленка. О господи, как бы мне хотелось иметь возможность оценить все это по достоинству, но я была потрясена, потрясена и смертельно напугана. Я видела, как она сунула противень на место, закрыла дверцу духовки, после чего стянула с руки митенки и повернулась ко мне с улыбкой.

— Слушай, а здорово там, снаружи. Такой покой. Может, накроем обед там?

— Да, конечно. Здорово. Так и сделаем, — пролепетала я, думая, что ничего хуже ей просто не могло прийти в голову, и норовя проскочить мимо нее в спальню. Но она схватила меня за руки, остановила и присмотрелась ко мне, нахмурившись.

— Джо, что у тебя с лицом?

— Э… — Я изобразила смущение. — Да вот, отключилась.

— Отключилась?

— Да это ерунда, Сара.

Я попыталась высвободиться, но сестрица оказалась куда сильнее, чем могла показаться с виду.

— Ни черта себе, ерунда! Да у тебя вид до смерти перепуганный. Это тот малый, да? Который из фургона?

Теперь она выглядела по-настоящему разгневанной.

— Проклятье, я звоню в полицию. Прямо сейчас!

— Нет! Нет, послушай, не надо ничего такого…

Ситуация все больше осложнялась. Вырваться мне, правда, наконец удалось, но Сара бросилась к телефону. Я вырвала его у нее и шарахнула им об стол.

— Сара! В конце концов, это мое дело! И потом, тот малый в фургоне, он коп.

Она уставилась на меня в изумлении.

— Он кто?

— Коп. — Мне трудно было справляться с дыханием, мною овладевала паника. — Пару месяцев назад у меня возникли кое-какие сложности в Лас-Вегасе. Но это временно.

— О господи, что ты натворила? Убила кого-нибудь?

— Я что, по-твоему, похожа на убийцу? Ты моя сестра! Ты должна мне верить!

Ее вопрос, кстати, так и остался без ответа, но мне удалось нажать на верные кнопочки.

— Что ты, Джо!

Сара беспомощно всплеснула ухоженными руками.

— Все хорошо! Прекрасно! Я тебе верю. Но зачем он за тобой таскается?

— Он вообразил, будто мне что-то известно о преступлении, произошедшем там как раз в то время, когда черт занес туда и меня. Предваряя твой вопрос, сразу скажу — нет. Не знаю.

Она открыла рот, чтобы выдать следующий вопрос, но тут я сумела-таки найти предлог, чтобы смыться.

— Извини. Мне в туалет надо.

Признавая, что с переполненным мочевым пузырем не поспоришь, она меня отпустила. Я метнулась через открытую дверь в гостиную, стремясь поскорее оказаться в личном пространстве, и тут… зазвучал дверной звонок.

Боже мой!

— Открой! — бросила я, не останавливаясь, через плечо, вбежала в спальню, выдвинула ящик и схватила синюю стеклянную бутылку Дэвида. Сердце мое неистово колотилось, ведь я вознамерилась сыграть в очень опасную для меня игру. Смертельно опасную.

Метнувшись обратно в гостиную, я проскочила мимо Сары, еще не успевшей дойти до двери (ей потребовалось время, чтобы снять передник и поправить прическу), сдвинула стеклянную дверь и вышла в патио. Ашан оторвался от созерцания океана и повернулся ко мне. При виде бутылки в моей руке его глаза сверкнули.

— В кои-то веки ты правильно понимаешь указания, — буркнул он. — Вызови его.

— Нет, этого ты меня сделать не заставишь, — заартачилась я.

Глаза Ашана потемнели, как грозовая туча, в которой проскакивали голубые искорки молний.

— Не заставляй меня повторять дважды.

— Ты хочешь убить его!

Ашан улыбнулся. Та еще была улыбочка.

Я зажмурилась, потом открыла глаза и произнесла:

— Дэвид, выйди из бутылки.

Прошла долгая секунда, за которую я успела подумать, что совершила ужасную ошибку и что он вообще не возвращался в бутылку, прежде чем в углу, возле меня, начала, покачиваясь, сгущаться угловатая тень. Это был не Дэвид. Это было… нечто, едва узнаваемое. Однако эта сущность откликнулась на его имя, и я явно сохраняла над ней определенный контроль.

Ашан попятился. Хищная ухмылка быстро стаяла.

— Что-то не так? — поинтересовалась я ровным, холодным тоном. — Ты ведь хотел Дэвида. Вот он.

— Ифрит…

— О, ну какое это имеет значение. Нельзя судить о джинне по его цвету…

Я еще не успела закончить эту, надо признать, слабенькую шуточку, а ифрит, известный прежде как Дэвид, метнулся к Ашану, оплел его и начал втягивать его энергию. Ашан завопил, попятился, ударился об ограждение, пытаясь оторвать о себя ифрита (думать об этом существе как о Дэвиде я не могла) своими серебряными когтями. Ашан видоизменился, укрупнился и теперь лишь по общим очертаниям фигуры отдаленно напоминал человека. Скорее он был похож на расплывчатую серую тень, подернутую вспышками белых искр.

Оба они просочились сквозь ограждение и, переплетенные, перекрученные, свалились вниз. Две уродливые, угловатые конечности ифрита погрузились Ашану в грудь, и серебристая субстанция спиральным потоком устремилась по этим угольно-черным сверкающим рукам, исчезая в бездонном черном провале, который и ртом-то назвать нельзя, посреди этой мрачной тени.

Ему было больно… Не Ашану, плевать я хотела на Ашана, а Дэвиду: его боль передалась мне, да с такой силой, что я пошатнулась, ухватилась за ограждение и издала крик. Связь между нами восстановилась, но, боже мой, что это было за ощущение. Словно мне в желудок влили галлон извести! Вцепившись в перила, я смотрела вниз, на противников, которые, свалившись на парковочную площадку, покатились по ней, как незадолго до того Рэйчел, разрывая друг друга когтями, словно сцепившиеся тигры.

А потом, когда казалось, что непереносимая боль заставит меня упасть на колени, все прекратилось. Накатило облегчение, ошеломляющее чувство покоя, и на моих глазах ифрит трансформировался.

Изменился.

Обрел цвет, очертания и форму.

Дэвид стоял, скорчившись над распростертым Ашаном, погрузив по запястья руки в его грудь. Одет он был в одни только джинсы, и обнаженный торс поблескивал, возможно, от пота. Его плечи вздымались и опадали, хотя дышать, если только он не вернулся полностью в человеческий облик, у него не было необходимости.

Он вырвал из груди Ашана запятнанные серебристой субстанцией руки. Ашан лежал неподвижно, уставившись в темнеющее, усыпанное разбросанными облаками небо.

Между двумя тучами проскочила молния: жаркая, белая вспышка, которую я ощутила всеми нервными окончаниями. Гром, прокатившийся по небу, отдался в моей груди, как, впрочем, и на площадке, где у многих машин сработала сигнализация.

Дэвид поднял на меня полыхавшие раскаленной бронзой глаза. Чужие. Знакомые. Пугающие.

Оторвавшись от Ашана, он с трудом выпрямился и тут же привалился к подвернувшемуся «Фольксвагену»-«жуку». Сигнализация машины тут же умолкла: он рассеянно отключил ее, легонько постучав пальцами по капоту, потом, с видимым усилием, взял себя в руки и облачился в сформировавшуюся из уплотнившегося воздуха синюю рубашку: правда, до того, чтобы ее еще и застегнуть, у него руки не дошли. А возможно, на это просто не хватило сил. Выглядел он крайне слабым.

— Дэвид, — прошептала я. Руки мои вцепились в ограду с такой силой, что для их разъединения, пожалуй, могло потребоваться хирургическое вмешательство.

Он снова поднял глаза, и по его лицу промелькнула слабая, призрачная улыбка.

А потом он растворился.

Охнув, я подалась вперед, высматривая его. Но он исчез, исчез, исчез…

По мне скользнули теплые руки. Я прикусила губу, чтобы не дать пролиться подступавшим к глазам слезам, и подалась назад, в его объятия.

— Шшш, — прошептал Дэвид мне в ухо, и его дыхание пошевелило мои волосы. — Времени мало. Я не мог забрать у него достаточно энергии, чтобы сохранять это обличье: я не хочу убивать его. Даже его.

— Знаю, — откликнулась я и повернулась к нему. Он выглядел нормально. Здоровым, разумным, в полном порядке во всех смыслах слова, и тем большим мучением было для меня осознавать, что все это временно. Что для поддержания этой иллюзии нормальности ему необходимо снова, снова и снова поглощать энергию.

Я поцеловала его, крепко-крепко, насколько хватило дыхания. Он ответил тем же, пытаясь вложить как можно больше чувств в отведенное нам столь недолгое время: моя голова покоилась в колыбели его сильных ладоней, его теплые, шелковистые губы жадно прильнули к моим. Когда мы разъединились, ощущение было такое, будто я утратила часть себя. Но я продолжала чувствовать его внутренне: связь между нами не просто восстановилась, а гудела, наполненная энергией. Но ощущала я и слабый ее отток: энергии во мне оставалось немного, и что-то в нем откачивало ее, и она исчезала, словно в черной дыре.

— Отправь меня обратно в бутылку! — потребовал Дэвид. — Ты должна это сделать. Не мешкай!

Я кивнула. Он запустил пальцы в мои волосы и распрямил кудряшки, сделав локоны гладкими и шелковистыми, что, как он знал, мне всегда нравилось.

— Я люблю тебя, — промолвил Дэвид. Боже, как же мне было больно! Потому что я, вопреки всему, знала, что это значит.

Я произнесла нужные слова, и Дэвид исчез, втянулся в бутылку, которую я оставила, совсем о ней позабыв, на железном столике. Теперь я забрала ее, удивившись тому, что она оказалась на несколько градусов холоднее, и только после этого повернулась посмотреть, как там Ашан.

Он был жив. Более того, он уже шевелился. Перекатился и приподнялся, опираясь одной рукой о мостовую, на колени. Выглядел он так, словно из него вышибли все дерьмо, однако я была абсолютно уверена в том, что он вне себя от ярости и уже ищет возможность посчитаться. А прибегнуть к защите Дэвида я не могла. Никак не могла, пока он едва сохранял рассудок и идентичность.

Я стояла и смотрела вниз. Ашан поднялся на ноги, провел рукой по костюму, заставив исчезнуть все разрывы и пятна, и вновь оказался в безупречном одеянии от «Брукс бразерс». Ни дать ни взять менеджер по продажам, правда, с таким выражением лица ему было впору продавать только огнестрельное оружие да похоронные принадлежности.

Он стоял неподвижно, с пламенеющей угрозой во взоре, и ждал.

— Попробуй сунуться ко мне снова, — сказала я, — и все, что от тебя осталось, будет скормлено ифриту.

Ашан произнес что-то на текучем языке джиннов, и я, хоть и не знала наречия, прекрасно поняла, что это отнюдь не комплимент.

— Я не шучу. Убирайся отсюда, Ашан, и не вздумай возвращаться. В другой раз так легко не отделаешься.

Дверь позади меня сдвинулась, и я услышала голос Сары.

— Джо? Имон пришел. Я готова подавать макароны. И, послушай насчет полиции, тебе правда надо им позвонить. Плевать, что этот малый сам коп: он не при исполнении, и то, чем он занимается, противозаконно.

Я не двинулась. Ашан, внизу, на мостовой, тоже. Мы играли с ним в гляделки добрых тридцать секунд. Ветер, трепавший мою одежду и волосы, дул сначала на запад, потом на юг. Такие неустойчивые ветры порождаются кипением эфира. Да, погода, можно сказать, сбрендила, а сейчас, надо думать, сходят с ума наблюдающие за этим Хранители. Подумав о них, я вспомнила о происшествии на мосту. Как восприняли это событие Хранители, я не знала, зато точно знала, что там погиб человек. Об этом следовало доложить.

— Джо? — озабоченно окликнула меня Сара. — Ты в порядке?

Открыв дверь пошире, она шагнула ко мне, окружив меня благоуханием туалетной воды «Булгари омниа», стоившей, если верить ее заверениям, на распродаже семьдесят пять долларов за две унции. Ветер взлохматил ее волосы, когда она хмуро воззрилась на парковочную площадку, на белый фургон, а потом с глубоким, возбужденным вздохом заявила:

— Ну конечно, он там! Все, я звоню в полицию. В конце концов, пусть они заставят его прекратить торчать под окнами и беспрерывно за нами следить.

Между тем глаза стоявшего на площадке Ашана, снова ставшие из серебристых серо-голубыми, переместились с меня на мою сестру. Он улыбнулся. То была улыбка князя тьмы, издевательская, холодящая, устрашающая. Я почувствовала, как во мне вздымается ярость.

«Не смей, ублюдок! Не смей так смотреть на мою сестру!»

Прочел Ашан мои мысли или нет, но только он развеялся, не издав больше ни звука. Исчез, оставив лишь ощущение смутной, неопределенной угрозы. Я с шумом втянула воздух, обернулась и коснулась холодными, дрожащими пальцами гладкой кожи обнаженного плеча Сары.

— Все в порядке, — промолвила я. — Правда, теперь все в порядке. Самое время сесть за стол и спокойно пообедать.

Да. По крайней мере, это стало возможным.

Пока мы с Ашаном, как Джульетта и Ромео, разыгрывали убийственную «сцену на балконе», Сара преобразила стоявший в моей столовой стол, тоже, естественно, подержанный, из никчемной рухляди в нечто, походившее на образец дизайнерской мебели, приготовленный для рекламной съемки. Скатерть из небеленого полотна я узнала: она досталась мне от матушки и была настолько большущей, что ей впору было накрывать машину, но Сара эффектно дополнила ее столовой дорожкой с шелковыми кисточками, свечами и вазой, где стояли в воде свежие цветы. Посуда, вся подобранная в тон, выглядела на удивление новой. Ультрасовременная, странной формы, матово-черная: еще вчера вечером в моем арсенале столовых принадлежностей ничего подобного не было. По правде сказать, вся моя подборка столового фарфора состояла из видавших виды тарелок и чашек «Меламак» да нескольких разрозненных экземпляров обшарпанных «Корнингуэр».

Кухня выглядела безукоризненно. Три бокала охлажденного белого вина, стоявшие возле тарелок, деликатно поблескивали в свете свечей.

Имон стоял возле стола, спиной к нам, взгляд его был обращен к экрану беззвучно работавшего (тоже, конечно, далеко не нового) телевизора: кажется, там показывали финансовые новости. Услышав, как закрылась дверь в патио, он обернулся.

Да, должна признать, выглядел он хорошо. Как и Сара, он воплощал в жизнь лозунг «одеваясь — производи впечатление», чего порой не хватало мне. На нем были брюки из плотного темного шелка и рубашка восхитительного персикового цвета, расстегнутая ровно настолько, чтобы подчеркнуть непринужденность, но без малейшего намека на столь распространенный ныне неряшливый постмодернизм в стиле «диско». Ручная работа, преподнесенная с небрежностью человека, для которого все это само собой разумеется. Высший класс, поданный естественно, без потуг.

Он протянул мне руку. Я, не задумываясь, приняла ее и вдруг увидела, что улыбка на его лице сменилась озабоченным выражением.

— Джоанн, да вы прямо ледышка, — промолвил он. — С вами все в порядке?

— Да, да, — торопливо заверила его я. — Все хорошо.

Его длинные пальцы скользнули вверх по запястью, слегка прикоснувшись к оставшемуся на моей руке с утра синяку.

— Точно? — В его голосе звучало сомнение. — Может, все-таки стоило бы обратиться к врачу? С рукой никаких проблем?

— Со мной все в порядке, — повторила я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно. — Рада, что сейчас мы сядем за стол. Сара готовила этот обед… не один час.

Возможно, так оно и было. Я понятия не имела, сколько времени ушло у нее на готовку.

Имон пошел мне навстречу, позволив перевести разговор на другую тему.

— Да, аромат восхитительный. И, к слову, у вас удивительно уютная квартира.

Я бросила на сестрицу взгляд, в ответ на который она подняла брови.

— Похоже на то, сама этому удивляюсь, — промолвила я, многозначительно посмотрев на новые тарелки. Взор Имона переместился от меня к Саре, потом вернулся обратно.

— Надеюсь, вы не будете против, — промолвил он. — Сара сказала, что у вас дома не хватает предметов первой необходимости, и я проехался с ней по магазинам. Мы кое-что прикупили.

Конечно, в моем понимании причудливые черные тарелки для фуфу, новые винные бокалы и шелковые настольные дорожки далеко не являлись предметами первой необходимости, но и отторжения они вовсе не вызывали.

— Нет, я, разумеется, не против. Но раз вы их купили, должна вернуть деньги.

Ага, и это при том, что одни только тарелки, похоже, стоили столько же, сколько вся моя коллекция обуви.

— Нет никакой надобности, — отмел он мое предложение, пожав плечами. — Так вышло, что сегодня поступил один неожиданный платеж, и я только рад тому, что, будучи приглашен на обед, внес и свою скромную лепту.

— Вообще-то те, кого приглашают в гости, обычно приносят с собой бутылку вина, а никак не всю столовую утварь, ну да ладно: приятно для разнообразия услышать хорошую новость.

Он медленно улыбнулся.

— Не уверен, что эта новость так уж хороша для всех: деньги, попавшие в мой карман, перекочевали туда из чьего-то другого, за чей-то еще счет… ну да ладно. Жизнь порой совершает интересные повороты.

Взгляд его упал на бутылку Дэвида, которую я так и держала в левой руке.

— Давайте я отнесу эту вещицу на кухню.

Я непроизвольно отпрянула.

— Эту… нет, это… крем для рук.

Пожалуй, более нелепое объяснение трудно было придумать, но его предложение застало меня врасплох, а на меня и так сегодня свалилось слишком много. Но я ни в коем случае не должна была позволять Имону касаться бутылки, иначе он обрел бы власть над Дэвидом. По крайней мере, на время.

— Она пустая.

Для наглядности я перевернула емкость горлышком вниз.

— Отнесу назад и снова ее наполню.

Выпалив всю эту бессмыслицу, я проскользнула мимо него в свою спальню и постояла там, в темноте, несколько мгновений, медленно поглаживая пальцами стекло, думая о Дэвиде, о том, насколько хорошо он сейчас выглядит. Не мог ли он… исцелиться? Возможно, сейчас с ним уже все в порядке. Возможно…

«Ага, — сказала я себе, — разбежалась. Сейчас ты призовешь своего дружка-джинна, пригласишь его к столу и объяснишь всем, что, когда ты говорила, будто твой возлюбленный музыкант на гастролях, он на самом деле прятался в твоей кладовке».

В любом случае сейчас было не время для экспериментов. Я выдвинула ящик, поцеловала стекло, засунула бутылку в футляр с прокладкой и, чуть помедлив, плотно закрыла футляр на «молнию». Все может обернуться так, что мне придется собираться в спешке, причем значение будет иметь каждая секунда. Ашан на тропе войны, и бегство в такой ситуации может быть лучшей защитой.

Поскольку Сара с Имоном выглядели сногсшибательно, я переоделась в синее платье, не слишком откровенное, но ведь предполагалось, что Имон будет смотреть не на меня, и влезла в подходившие к нему по стилю и тону лодочки от Джимми Чу. Подкрасила губы, чуть подвела брови: макияжем пришлось заняться на скорую руку, но в итоге получилось не так уж плохо. Зеркало отражало блеск моих глаз, которого недавно не было и в помине, и появившийся на щеках румянец. Ну а волосы мои были гладкими и шелковистыми благодаря прикосновениям Дэвида.

Поразмыслив секунд тридцать, я села на кровать, взяла телефон и по памяти набрала номер.

— Да, — прозвучал на том конце провода хрипловатый, с итальянской перчинкой голос: я была уверена, что он еще не взглянул на определитель номера. Потом последовала короткая, неловкая пауза, а затем его голос зазвучал куда теплее:

— Джо! Приятно узнать, что ты не забыла мой номер.

— Пол, ну разве я могла его забыть?

Откинувшись на кровати, я закинула ногу на ногу и улыбнулась: уверена, он ощутил это но моему тону.

— Я почему звоню: мне кажется, тебе не помешает узнать, что происходит с джиннами. Дела плохи, Пол. Очень плохи.

Иногда бывает полезно подсказать бывшему боссу верную мысль, особенно если у бывшего босса имеется возможность спровадить вас в специальную клинику и подвергнуть лоботомии. Насильственно. Причем не имея на то реальных причин. Я предпочитала, чтобы Пол узнал новости от меня, а не стал делать выводы на основании докладов из Флориды, которые непременно к нему поступят и в которых будет сообщаться, что вокруг меня происходят странные возмущения эфира.

Он вздохнул.

— Ну, в чем дело?

— Я своими глазами видела, как убили Хранителя.

Я медленно завернула руку в простыню.

— Пол… это было устроено джинном. Намеренно.

Последовало долгое молчание, а потом я услышала, как заскрипел под ним стул.

— Он не первый.

Чего я и боялась.

— Сколько?

— Этого я тебе сказать не могу. Но да, ситуация такова, что впору присоединяться к какому-нибудь культу и начинать пророчествовать насчет Апокалипсиса, потому что… дела плохи, Джо. И я не вижу в происходящем никакого смысла. У тебя есть информация, которую я мог бы использовать?

Я пожевала губу.

— Похоже на то, что среди джиннов произошел раскол. Своего рода борьба за власть. Ну а мы… мы просто оказались посередине.

— Здорово.

— Послушай, может, на фоне всего того, что творится, это и не имеет значения, но… тут намедни троица Хранителей прихватила меня на прогулку. Они с чего-то вообразили, будто я продолжаю манипулировать погодой. Это от тебя исходит?

Молчание.

— Пол?

— Я не могу это с тобой обсуждать, Джо.

Проклятье. Значит, все-таки от него.

— Мне нужно знать. Послушай, я ведь никуда не убегаю, просто… тут столько всякого происходит. Чего мне сейчас не хватает, так это защищаться еще и от Хранителей.

— Карты на стол? — спросил он. — Ладно. У меня тут примерно дюжина высокопоставленных Хранителей жаждут твоей крови. И обосновывают это тем, что всякий раз, когда случается какая-нибудь заморочка, ты непременно где-то рядом. Кроме того, ты никогда не была во всем с нами заодно. И я знаю, что, во всяком случае, часть из этого правда. Ну и что нам остается?

— Я так полагаю, оставить все как есть. Потому что, если ты опять пошлешь их ко мне и они ко мне сунутся, дело может кончиться дракой. И что в этом хорошего? Ты не можешь допустить потери.

— Это я знаю. Но, детка, не заблуждайся. Это вопрос решаемый. Потери, они ведь неизбежны с обеих сторон, верно? Ты не можешь победить. Нас гораздо больше, и пусть мы сейчас не в полной силе, но ты одна. Так что лучше не начинай драку. У меня и без того долбаных проблем выше крыши. Придут они к тебе, значит, придут — не дергайся.

Примерно что-то в этом роде я и ожидала услышать. Впрочем, со стороны Пола Джанкарло, отнюдь не обладавшего полной свободой действий, и это был подарок.

— Так что сейчас со мной? — уточнила я. — Я как, под подозрением? Нет? Сижу, отдыхаю?

Последовало долгое-долгое молчание. Потом Пол проворчал:

— Не выделывайся. Вот все, что я могу тебе сказать.

— Ладно.

Я перевела дух и задала вопрос, ради которого на самом деле и был сделан этот звонок:

— Слушай, ты знаешь, как сейчас связаться с Льюисом?

— С Льюисом? Да. А тебе зачем?

Он насторожился.

— Да так, хотела ему кое-что сказать, — ответила я, стараясь заставить голос звучать беспечно. — Дашь мне номер его сотового?

Он дал: прочитал с расстановкой, а я записала и одновременно вбила в память своего телефона. Мы поболтали еще немного на нейтральные темы, еще кое-чего друг другу наврали и через пару минут разъединились.

Я позвонила Льюису, который откликнулся после первого же гудка.

— Ты мне нужен, — с ходу заявила я. — Где находишься?

— На берегу.

— Что делаешь?

— Да вот по «Диснейленду» гуляю.

Это вполне могло оказаться правдой: имея дело с Льюисом, никогда нельзя сказать, чего ждать.

— А у тебя проблемы?

— Да никаких. Если не считать, что джинны теперь дерутся прямо на улицах, а Ашан так и вовсе заявился ко мне домой надрать мне задницу. Тут все так завертелось: Джонатан хочет, чтобы я разбила бутылку и освободила Дэвида, но, если я это сделаю, мы уже не сможем его исцелить и, кроме того, он, возможно, убьет Джонатана и выиграет эту войну для Ашана. Еще я обгорела на солнце, мой босс каждый день норовит меня пощупать, сестра пригласила своего друга на обед ко мне домой, а Дэвид, если ты еще не понял, нынче ифрит.

Последовало ошеломленное молчание. А потом осторожный вопрос:

— Ты там, случаем, не перепила?

— Нет, уж поверь, пока еще нет. Ты мне нужен. Так что пошевели задницей и двигай сюда, да поскорее. Если можешь, попроси Рэйчел тебя перенести.

— Не надо, я и на машине доеду. А вот Рэйчел пошлю к тебе. Она, по крайней мере, сможет позаботиться о тебе до моего прибытия.

Любопытно: Рэйчел явно ничего не рассказала ему ни о нашем с ней разговоре, ни о той трепке, которую задал ей Ашан. Но, с другой стороны, он ведь всего лишь простой смертный, а она джинн, а даже лучшие из них не считают нас равными. Вдобавок он не был ее хозяином, она не находилась ни у кого в рабстве.

— Джо? — послышался его голос в трубке, и в этот миг я ощутила энергетический всплеск, услышала хлопок, словно открыли бутылку шампанского, и по другую сторону кровати материализовалась Рэйчел. Она не улыбалась. Смотрела на меня полыхающими золотом глазами со своего рода циничным интересом.

— Долго тебе досюда добираться? — спросила я.

— Два часа, — ответил он. — Ты там того, береги задницу. Тут, знаешь, вокруг тоже не только одни веселые щенята.

Клик. Он отсоединился.

Я положила трубку на постель, медленно встала и встретилась взглядом с Рэйчел, стоявшей сложив руки на груди и выставив бедро. Ее голова склонилась в сторону, многочисленные тонкие косички шелестели, как шелк.

— Надо же, — промолвила она, — а Ашан-то, смотрю, дал маху. Я думала, тебе куда как хуже пришлось.

— Если он появится снова, ты собираешься меня защищать?

— Нет.

— А как насчет Джонатана? Насчет того, чтобы не подпустить его ко мне?

— Не смеши меня.

— Отлично. Стало быть, ты явилась посмотреть, как из меня дерьмо вышибать будут. Ну, спасибо за помощь.

— Я оказываю услугу Льюису. Из чего вовсе не следует, будто я собираюсь оказывать услуги тебе.

Она принялась рассматривать свои ногти, которые, надо думать, нашла достаточно острыми: они походили на сверкающие отточенные лезвия. Впрочем, ее внезапно переместившийся на меня взгляд был почти столь же тревожащим.

— Для особы, находящейся в твоем положении, ты выказываешь удивительную неблагодарность.

— Благодарность за что? За то, что ты спровоцировала драку, а потом свалила, оставив меня один на один с Ашаном?

Я ощутила запоздалую волну паники, но вместе с ней всколыхнулся и мой старый приятель гнев.

— Тут одно можно сказать: чем меньше от тебя «помощи», тем лучше. Для всех.

— Я тут не по твоей просьбе, — указала она и, плюхнувшись на мою кровать, покачалась на матрасе. — Занимайся своими делами, Белоснежка. Меня караулить не надо, это тебе няньки требуются. Но заранее предупреждаю, что если я понадоблюсь Льюису, то брошу тебя без промедления. Поняла?

Да чего тут было не понять. Один черт, я мало что могла поделать, вздумай она болтаться по моей спальне, примерять мои шмотки и вообще вредничать, точно так же, как и реши она посреди схватки смыться подобру-поздорову. Это была, мягко говоря, далеко не самая надежная поддержка, какую мне доводилось получать.

Так или иначе я собрала жалкие остатки своего достоинства и решила, что, пожалуй, мне не помешает подкрепиться, да и созерцать Имона с Сарой всяко лучше, чем провести пару часов под насмешливым, загадочным взглядом джинна.

— Смотри, чтобы ничего не случилось с Дэвидом, — предупредила я ее, кивнув в сторону прикроватной тумбочки.

Лицо ее застыло.

— Да уж поверь мне, — промолвила она, — за этим я прослежу.

С тем я и отбыла за стол, предвкушая обед на новых тарелках.

Сара дожидаться меня не стала: они с Имоном уже сидели за столом, глядя друг на друга. Между ними горели свечи. Верхний свет она выключила, так что у них получился своего рода романтический островок в море тьмы. Очень мило.

Я задела угол кушетки, выругалась и разрушила эту идиллию. Сара бросила на меня страдальческий взгляд, при этом ее рука с вилкой замерла на пол-пути к безупречно подведенным губам, в то время как я опустилась на стул рядом с Имоном и развернула свою салфетку, сложенную на манер оригами, в виде лебедя. Еще одна штуковина из программ Марты Стюарт: у простой смертной, которой приходится работать, просто нет времени научиться делать такие вещи.

Вино было прохладным и имело приятный, терпкий вкус, салат похрустывал, а винегрет она соорудила такой, что я, хоть убей, не понимала, как можно сварганить нечто подобное в домашних условиях. Сара запросто могла бы быть шеф-поваром, а не статусной домохозяйкой.

— Ты с Дэвидом говорила, да? — спросила вдруг Сара, и я от неожиданности чуть не выронила вилку. — Ну, по телефону.

— А.

Я ткнула в ломтик томата и, поскольку серебряный столовый прибор показался мне непривычно тяжелым, присмотрелась к нему: так и есть, все новое, как и тарелки. Мой неоплаченный долг на глазах становился все весомее, что никак не относилось к остатку средств на карте.

— Ага, — соврала я. — Он немного прихворнул, но сейчас ему уже лучше.

— Сара сказала мне, что он музыкант, — подал голос Имон, слегка приправив свой салат черным перцем. Что показалось мне совсем не лишним. Я последовала его примеру.

— Он певец, — ответила я, поскольку решила, что это в случае чего позволит объяснить отсутствие в пределах досягаемости каких-либо музыкальных инструментов. — Поет в группе.

— Я их слышал?

— Это вряд ли.

Будучи вежливым человеком, Имон на стал развивать эту тему дальше, а вернул свое внимание Саре, которая прямо-таки таяла под его взглядом. Улыбка у него, я не могла не признать, и впрямь была приятная.

— День сегодня прошел прекрасно, Сара, — промолвил он. — Я даже не предполагал, что Форт-Лодердейл столь интересное место.

— Это была ознакомительная прогулка, — отозвалась она, однако румянец на щеках и блеск в глазах навели меня на мысль, ограничились ли они при знакомстве с красотами Форт-Лодердейла стандартным набором туристических достопримечательностей или добавили к этому еще какую-нибудь забаву, благо заднее сиденье у арендованного Имоном автомобиля имелось. — Большое спасибо за все. Это было замечательно. Обед — это наименьшее, что я могла сделать.

— Осторожно, — промолвил Имон, и его голос понизился до звучания, которое я могла классифицировать только как мурлыкание, — если кормить меня таким образом, я просто не смогу уйти.

Его глаза, обращенные к ней, светились так, словно кроме нее и на свете никого не было. Она подмигнула ему.

Мне вспомнилось ощущение, которое я испытывала в средней школе, глядя, как моя старшая сестрица, будучи во всеоружии, разила мальчишек наповал одним легким щелчком своих ноготков с безупречным маникюром. Да, ощущение то же самое: чувствуешь себя маленькими дополнительными колесиками на велосипеде любви, которому они уже не нужны. Я даже подумала о том, не стоит ли мне прибрать салат и отправиться доедать его в спальню, в компанию Рэйчел, которая пусть и заставляет меня чувствовать себя противной козявкой, но, по крайней мере, не донимает необходимостью разводить церемонии.

— Можно здесь остаться, комната найдется, — промолвила я, отправляя в рот зелень. Сара отблагодарила меня потрясенным взглядом. Нет, мы определенно вернулись в школьные времена. Страдалица Сара, хулиганка Джо и бедолага Имон, угодивший между ними.

Другое дело, что Имон вовсе не являлся страдающим гормональной неуравновешенностью тинейджером: лишь потянулся через стол, чтобы наполовину наполнить вином опустевший бокал моей сестры, и с улыбкой отозвался:

— И то сказать, прекрасная комната. Мне нравится.

К счастью, прежде чем я успела сморозить что-нибудь еще, с холодными закусками было покончено, и Сара стала подавать макароны. При этом она флиртовала с Имоном, а я старалась делать вид, будто ничего не замечаю. Не самая приятная роль.

Приготовленный сестрой цыпленок «примавера» был невероятно вкусным, но я проглотила его, не смакуя, пренебрегая всеми правилами кулинарного этикета. Сара, ясное дело, съела около трети своей тарелки и объявила, что ей хватит. Имон помог ей убрать со стола, закатав рукава, что позволило ему продемонстрировать мускулистые предплечья: при этом порой терся возле нее так близко, что в некоторых частях света одно это уже было бы сочтено за ухаживание. Когда они стояли у раковины, я присмотрелась к ним. Судя по языку тела, Имон чувствовал себя… уютно. Как на своей территории. При этом его тянуло к ней, и он неосознанно, словно под воздействием гравитации, вторгался в ее личное пространство. Сквозь плеск воды до меня доносились обрывки их разговора.

Потягивая вино, я наблюдала за тем, как он подался к ней еще ближе, чуть не касаясь губами шеи, и глубоко вздохнул. Обалдеть, до чего чувственно.

— «Булгари омниа», — произнес Имон своим чарующим голосом, столь ясным и теплым.

— Ты разбираешься в парфюмерии? — спросила Сара и обернулась к нему. Его лицо находилось прямо у нее за плечом, достаточно близко для поцелуя. Никто из них не отстранился.

— Немного, — ответил он. — Мне довелось заниматься химией, ну а парфюмерия, как ее раздел, всегда меня интересовала. Кстати «Омниа» разработана на основе черного перца, ты это знала?

— Неужели? — Сара вытерла руки полотенцем и развернулась к нему полностью. — А что там есть еще?

— А десерт будет?

Сара заморгала, удивленная столь неожиданной сменой темы, но отошла в сторону и сняла крышку с подноса, полного тарталеток, покрытых коричневой глазурью. Крем-брюле. О господи, да у меня в жизни не было ничего, позволявшего выпекать подобные штуковины. Впрочем, надо полагать, теперь есть. Может, заодно и пароварка найдется?

Имон издал низкий горловой звук, подобный которому, клянусь, мне доводилось слышать только в особо интимные мгновения, взял одну из тарталеток и впился в нее зубами, не сводя при этом взгляда с моей сестры.

— Замечательно, — пробормотал он.

— Не разговаривай с набитым ртом.

Судя по тому, какой последовал обмен улыбочками, это была какая-то их личная шуточка. Он протянул тарталетку ей. Она откусила кусочек, тоже не отрывая глаз от него.

— Рассказать тебе об этих духах? — спросил он.

— Расскажи.

Его улыбка сделалась еще шире, превратившись в нечто ангельское и одновременно призванное растопить женское сердце как масло.

— Всякое парфюмерное изделие имеет основу, главные ноты и вспомогательные. Как я уже говорил, «Омниа» создана на основе черного перца. Главными нотами служат чай, корица, мускат и индийский миндаль. Экзотическая комбинация. Тебе все это очень подходит.

Сара выглядела очарованной.

— А что там со вспомогательными нотами?

Он откусил еще кусочек тарталетки.

— Индийское дерево, сандал и шоколад. — Последнее слово он произнес так, словно оно было неприличным. — Аромат такой, что так бы и съел.

— Откуда ты знаешь, что это съедобно?

— Это что, приглашение?

Я закатила глаза, встала и сказала им:

— Я буду в своей комнате.

Они, похоже, этого даже не заметили. Удалившись к себе, я заперла за собой дверь и плюхнулась на кровать, чувствуя, как ускоренно бьется мое сердце. Достали они меня своим флиртом: эта парочка годилась в олимпийские чемпионы по секс-прелюдии. Правда, я подозревала, что несколько раньше они уже перешли к основному процессу, миновав предварительную стадию. Возможно, не единожды, что и не диво, при этаком-то гормональном буйстве.

Оглядевшись и не обнаружив никаких признаков Рэйчел, я не удивилась. Возможно, она пребывала в невидимости, хотя не исключено, что решила проверить, как там Льюис. Не обращая внимания на нее или на ее отсутствие, я сняла обеденное платье, натянула низко сидящие брюки и короткий топ, после чего открыла окно, впустив свежий океанский бриз. Ощутив лицом его холодок, я вдруг почувствовала себя как в ловушке. Мне захотелось наружу. Я взглянула на часы — до оговоренного времени встречи с Льюисом оставалось тридцать минут.

Мне пришло в голову, что лучше не маяться ожиданием, а сэкономить немного времени, выйдя ему навстречу, тем паче что у меня мы вряд ли чувствовали бы себя комфортно, учитывая, что в соседней комнате Имон с сестрицей «познают» друг друга в библейском смысле. Приняв решение, я надела кроссовки, туго зашнуровала и, приоткрыв дверь спальни, осторожно выглянула.

Имон с Сарой целовались на кухне, привалившись к холодильнику. Он держал ее голову в ладонях, запустив пальцы в волосы, она обнимала его за шею, и, черт возьми, выглядели они здорово.

Я заморгала, раздумывая, стоит ли говорить им, что отправляюсь на пробежку, потом решила не ломать кайф, тем паче что им явно не было до этого дела.

Прихватив ключи, права и сотовый, я сунула все это в карман штанов, застегнула его на «молнию» и выскользнула наружу.

Уже на лестнице, по пути вниз, телефон зазвонил. Я вытащила его, открыла, но, прежде чем успела ответить, оттуда донесся такой треск статического электричества, что я непроизвольно отдернула трубку от уха. Однако услышала, что кто-то в ней зовет меня по имени.

Я прижала телефон обратно к уху и ответила:

— Слушаю. Кто это?

— Льюис.

Голос буквально тонул в помехах: потом треск выровнялся, сменившись глухим фоновым ревом. Поток транспорта? Возможно, если он гонит, как на состязаниях «Индианаполис-500».

— Планы меняются. Встречаемся на берегу, напротив твоего дома.

— Где именно?

— Мы тебя найдем.

Он отключился. Я попыталась перезвонить, но ответа не получила. Во всем этом хорошо было одно: то, что я облачилась в спортивную одежду. Это давало возможность убить двух зайцев: и встречу провести, и совершить пробежку.

Сбежав по оставшимся ступеням и оказавшись снаружи, я увидела, что белый фургон детектива Родригеса так и стоит припаркованный напротив моего дома, с выключенными огнями. Ну и хрен с ним, решила я, пусть себе любуется, но если вздумает снова ко мне цепляться, рискует нарваться. Я нынче не в том настроении, чтобы подставлять щеку.

Поставив правую ногу на ступеньку, я, для растяжки, дотянулась до кончиков пальцев, потом подтянула ногу обратно и уже собралась сменить ее, когда мой взгляд упал на окно моей квартиры.

В нем вырисовывались лишь тени, но и этого было достаточно, чтобы понять: Имон снимает с Сары платье.

— Занавески задерните, идиоты! — вырвалось у меня, хотя, если вдуматься, кто я такая, чтобы их порицать? Мой первый серьезный сексуальный опыт с джинном имел место не где-нибудь, а в ванне, можно сказать, прямо в фойе отеля. Так что, возможно, эксгибиционизм — это наша семейная черта.

Я сконцентрировалась на растяжках, а когда размялась и разогрела мышцы, потрусила через парковочную площадку, лавируя между машинами. При выходе с нее мне пришлось задержаться у светофора, пропуская проносящиеся мимо автомобили, и тут, совершая бег на месте, я вдруг ощутила рядом постороннее присутствие.

Детектив Родригес бегом на месте не занимался, просто стоял. В то, что я просто решила потренировать сердечную мышцу, он явно не верил. Это можно было понять.

— Собралась куда-то? — осведомился детектив.

— Точно — задумала сплавать в Англию, похитить драгоценности короны, спрятать их на борту «Титаника», а потом нанять Джеймса Кэмерона, чтобы он их для меня оттуда достал. А что, есть возражения? У меня все расписано.

Я не прекращала бега. Во мне пульсировала ярость. Пропади он пропадом, только его мне сейчас не хватало!

— Послушай, я скоро вернусь. У меня просто пробежка. Слышал, наверное, что некоторые люди совершают пробежки. Правда, эти люди не живут в фургонах и не выслеживают тех, кто совершает пробежки.

Родригес улыбнулся. Он тоже переоделся, или с самого начала был в спортивной одежде: темно-синих, полицейского цвета тренировочных штанах с походившими на форменные лампасы белыми светоотражающими полосами и синем поло с надпись «ДПЛВ» (Департамент полиции Лас-Вегаса) на груди.

— У меня и в мыслях не было мешать твоей тренировке, — заявил он. — Просто решил сам поупражняться.

Я продолжала бег на месте, дожидаясь зеленого света, и как только он зажегся, припустила через улицу и дальше, на пляж. Родригес, ясное дело, последовал за мной.

— Остался бы лучше, — крикнула я ему через плечо. — Я из-за тебя темп сбавлять не собираюсь.

И прибавила скорости, чувствуя под ногами мягкий, ненадежный песок. В лицо мне веял свежий, теплый бриз, пахнувший сумерками и морем. Как всегда, даже в это время дня на побережье прогуливались люди, романтические парочки фотографировались на фоне прибоя, несовершеннолетние пили пиво или, если на это им не хватало храбрости, потягивали из банок кока-колу, хотя вид имели явно поддатый.

Скоро должна была подтянуться ночная смена, ребята постарше и покруче, любители пляжного секса и всяческих непристойностей. Мастера ночного серфинга, которые всегда меня озадачивали: зачем, занимаясь опасным спортом, делать его еще опаснее?

Когда я оглянулась, напрягать зрение мне не пришлось: детектив Родригес, пусть далеко не юный и вдобавок отягощенный всей той едой, которую поглотил во время слежки, не отставал: бежал легко, уверенно, укоротив шаг, чтобы подстроиться под меня. Раньше я этого не замечала, но он оказался мускулистым. Не таким, как те перекормленные стероидами качки с распирающими мышцами, которых можно каждый день видеть на пляже, но тренированным, ловким и сильным.

Впрочем, с его силой я уже успела познакомиться, в доказательство чего могла предъявить синяки. Правда, зла на него за это у меня, как ни странно, не было.

— Ты в хорошей форме, — сказал он.

— Отвяжись, — бросила я.

На этом наше общение на время прервалось. Я поднажала. Он упорно не отставал. В конце концов я утомилась от такой гонки и, поддерживая ритмичный, равномерный темп, пораскинула мозгами насчет того, как бы от него избавиться.

Минут через десять мы поравнялись с незаконно заехавшим сюда внедорожником: в кузове с откинутым задним бортом сидели трое тинейджеров, сильно смахивавших на молодых бешеных волков. Родригес на бегу окинул их таким полицейским взглядом, что они напряглись и попытались сделать вид, будто нас не замечают.

— Надвигается шторм, — заметил Родригес.

Конечно, столкновение джиннов взбудоражило эфир, однако я чувствовала отдаленно и приглушенно, что они уже восстановили порядок. Шалтай-болтай все-таки не разбился так, что его уже не собрать.

— Нет, думаю, прояснится.

Он в качестве аргумента указал кивком в сторону моря. Я взглянула в том направлении и увидела слой темных облаков, залегавших так низко над водой, что в сгущавшихся сумерках они были почти невидимы. Я рефлекторно вознеслась в эфир, точнее, попыталась, и тут же столкнулась с давлением, показавшим, что для этого я еще недостаточно сильна. Все же преодолев его ценой немалых усилий, я огляделась в Сверхвидении, в то время как мое тело продолжало, механически переставляя ноги, размеренный бег по пляжу.

Не сказать, чтобы мне это так уж много дало. С одной стороны, мое эфирное видение было затуманенным, нечетким, словно мне требовалась процедура лазерной коррекции внутреннего зрения. С другой стороны, дистанция восприятия сократилась с почти бесконечной до чего-то раздражающе человеческого. Я едва различала горизонт, не говоря уж о том, что там происходит. Энергию я воспринимала, да, но какого рода? Шторм естественного происхождения? Или побочное следствие разразившейся у меня под окном схватки джиннов, исправить которое Хранителям так и не удалось? К сожалению, возможно было и то и другое. Я даже не могла определить, насколько это опасно. Возможно, все ограничится шквалом, который принесет скоротечный дождь и оставит после себя раздосадованных туристов.

Я вернулась в тело. Не то чтобы это было мое решение, просто не хватило сил, чтобы оставаться в эфире, и я просто рухнула обратно с быстротой запущенной с высоты ракеты, и в результате этого падения зашаталась, споткнулась и шлепнулась.

Правда, тут же поднялась, выплевывая песок, дезориентированная, разозленная. Детектив Родригес тоже прервал свой бег, но руки мне не предложил.

— Черт побери! — буркнула я, отряхиваясь. Он не вымолвил ни слова, просто дожидался, когда я побегу дальше. Пляж вспыхивал белыми искорками: угасающий свет дня отражался в кристалликах кварца. Волны прибоя, мощные и упругие, с плеском набегали на берег, вспенивались и откатывались обратно. Мое все нараставшее раздражение наконец прорвалось слепящей вспышкой ярости, и я развернулась к нему, сжимая кулаки.

— Послушай, оставь меня в покое. Я хочу побыть одна, это ты понимаешь? Я никуда не убегу.

— Я не упущу тебя из виду, — ответил он. — Буду следить за тобой до тех пор, пока ты не расскажешь мне все, что я хочу узнать про Квинна.

«Беги! — сказала я себе. — Просто беги и выброси все из головы!» Прекрасный совет. Я бы и рада ему последовать, да только мозг не переставал работать, что заметно сказывалось на выработке эндорфинов. Я хотела, чтобы поскорее появился Льюис. И уже начинала всерьез подумывать о том, чтобы отделаться от детектива Родригеса. Эта идея начинала казаться мне все более и более привлекательной, потому что он уже довел меня до крайности.

Только вот справлюсь ли я с ним? Родригес продолжал бежать рядом со мной без малейшего напряжения, и сам непринужденный автоматизм его движений указывал на высокую степень тренированности. Скорее всего, он меня запросто вобьет по уши в землю и не вспотеет.

Родригес на бегу бросил на меня уничтожающий взгляд, и я честно ответила на свой вопрос — «нет». Мне с ним не справиться, во всяком случае, не прибегая к способностям Хранителя, а с этим у меня нынче тоже худо. Их явно недостаточно, и уж тем более недостаточно для того, чтобы растрачивать по такому поводу.

— Чего ты копам не позвонила? — спросил он. — После той истории на телестудии.

— Ты имеешь в виду твое несанкционированное нападение?

Он, похоже, смутился. И буркнул:

— Ты меня разозлила.

— Не парься, ты не первый малый, который применял ко мне физическое воздействие. — При этих словах я усмехнулась, хотя юмором тут и не пахло. — Твой партнер занимался этим задолго до тебя.

— Все, что я хочу, — это узнать правду.

— Ничего подобного. Ты хочешь узнать, что твой драгоценный Квинн погиб как герой, и тут я тебе, приятель, ничем помочь не могу.

Он промолчал. Мы бежали, ветер трепал мои собранные в хвост волосы, прибой набегал и откатывался, словно в такт бьющемуся сердцу мира. Я начинала потеть: пот выступал на спине и между грудей, затекая под лифчик. Ахиллесовы сухожилия уже отчаянно ныли, вот что значит расслабиться. Я велела им заткнуться и поднажала сильнее. На побережье, словно толстое влажное одеяло, опустилась ночь, духоту которой несколько умерял продолжавший дуть с моря бриз. Согласно моему внутреннему будильнику, оговоренные тридцать минут уже прошли. Льюиса видно не было, но, судя по голосу, у него там тоже проблемы, так что он может и опоздать. В крайнем случае позвонит.

Если он, конечно, в сознании. И если ему не приходится сражаться за свою жизнь.

— Что тебе сделал Квинн? — спросил Родригес.

У меня вырвался резкий вздох.

— Я уже говорила.

— Ты назвала его насильником и убийцей.

— Опять ты за свое.

— Ты ведь жива. Так что жертвой убийства явно не стала.

Ответа на это не требовалось, и я продолжала бежать молча, пока Родригес вдруг не схватил меня за запястье и резко дернул. Я рухнула на песок. Рядом шумел и плескался, обдавая нас колючими брызгами, прибой.

Выражение его лица мне было не разглядеть. Я поднялась в эфир, для чего мне, кажется, пришлось преодолеть всю тяжесть мира, откуда увидела его в виде расплывчатого оранжевого пятна. У меня нынче не было возможности вникнуть в его чувства, каковы бы они ни были, но даже в свои лучшие времена мне редко доводилось видеть ауру обычного человека, характеризующую его в определенном смысле столь четко и однозначно. Насколько я могла доверять своему восприятию, детектив Родригес, возможно и являвшийся в других отношениях далеко не ангелом, не был убийцей и не имел склонности отворачиваться от правды.

— Тебе досталось от Тома, — сказал он.

— Еще как.

— А доказательства есть?

— Откуда?

— Так почему я должен тебе верить?

Я всмотрелась в него сквозь тьму.

— Да потому, что ты уже знаешь что-то, во что тебе не хочется верить. Правда? Ты знаешь, что он не был тем чудесным парнем, каким казался тебе все эти годы. Ты, кажется, говорил, детектив, что тебе от меня нужна только правда. Ладно, будет тебе правда. Я тебе ее выложу, здесь и сейчас. Получай и проваливай. Ты готов выслушать?

— Я для того сюда и явился, — ответил он. — Слушаю.

И я ему рассказала. Без Ма’ат и джиннов, конечно, что усложняло дело, но костяк событий изложила верно. Я прибыла в Лас-Вегас, чтобы помочь другу, нарвалась на Квинна, и он устроил мне сущий кошмар. И пытался не дать мне открыть правду.

Когда я закончила, Родригес склонил голову, посидел, уставив немигающий взгляд во тьму, и спросил:

— Он действительно мертв?

— Да. Я была там и видела все своими глазами. Но тебе никогда не удастся привлечь никого за это к суду, а если ты будешь продолжать свои попытки, то только навредишь тем людям, которым пытаешься помочь. Я ничего не знаю про жену Квинна, но если она хороший человек, ей вряд ли будет легче жить, когда она узнает, что ее муж таким не был. Пусть все остается, как есть.

— Я могу привлечь тебя за соучастие в убийстве офицера полиции, — промолвил Родригес бесстрастным, лишенным какой-либо окраски голосом.

— Это ты только говоришь, детектив. Я такой перспективы на горизонте не вижу.

Я попятилась на шаг.

— Мне жаль, что с Квинном так вышло, правда. Поначалу он мне тоже нравился, а уж чего мне стоила вся эта история, ты даже представить себе не можешь.

Он отпустил меня, и я побежала обратно, в том направлении, откуда мы явились, по старым следам, с бьющимся сердцем убегая от воспоминаний. Постепенно физическое напряжение помогло раствориться внутреннему беспокойству, разогнало сомнения, страхи, боль. Я была здорова, я была жива и на настоящий момент владела ситуацией.

Если Родригес действительно хотел от меня именно того, о чем он говорил, то сейчас, должно быть, возвращался к своему фургону, размышляя об услышанном. Возможно, он включит ноутбук, сверит мои слова с имеющимися у него сведениями, сопоставит время, факты, чтобы проверить, нет ли у Квинна алиби. И убедится, что я говорила чистую правду. После чего отправится восвояси, оставив меня в покое, благо чего-чего, а проблем, в том числе связанных с угрозой для жизни, у меня и без него хватает.

Избавление хотя бы от одной мороки пробудило во мне осторожный оптимизм, но тут вдруг песок под моими ногами размягчился, раздался, и я провалилась вниз, исчезнув так же мгновенно, как если бы развеялась облачком дыма.