Наступление бури

Интерлюдия

Когда шторм разрушает остров, который люди называли Атлантидой, он мало того что уничтожает на нем жизнь во всех ее проявлениях, сдирает с него слой плодородной почвы и погружает оставшиеся от него голые скалы в волнующееся море, происходит нечто странное. Это действо сопровождается столь колоссальным выбросом энергии смерти, что, дабы удержать равновесие, обретают существование пять сотен джиннов, в каждом из которых заключена некая толика жизни этого погибшего, прекрасного острова.

Они потерянные и одинокие, эти новые порождения жизни.

Они могущественные и страшные. Шторм, не усмотрев в них горючего для своих топок, поворачивает на север, туда, где лежит богатая, зеленая страна, полная энергии, полная жизни, полная всего того хрупкого и уязвимого, что он в своей ярости способен перемолоть в муку.

Именно здесь начинается моя история, история моей ошибки. Я не могу остановить происходящее. Джинны не в силах сделать это, даже с помощью новоявленных Пятисот. Шторм имеет естественное происхождение, а мы не можем противиться проявлениям воли Матери даже с малой долей того успеха, с каким сражаемся друг с другом или с тем, что привносят в мир люди.

Нам угрожает конец света, а мы, джинны, спорим и препираемся между собой. Некоторые пытаются отвести шторм в сторону, но эта задача оказывается для нас непосильной.

И тогда я черпаю у Матери силу и наделяю ею людей, делая их Хранителями. И даю им возможность порабощать джиннов. Обет служения позволяет Хранителям направлять действия джиннов, а нам дает возможность, высвобождая и усиливая растворенную в людях силу, создать наконец энергетическую сеть, способную ослабить шторм.

Тот миг, когда мы, люди и джинны, действуя совместно, побеждаем шторм, угрожающий гибелью всему миру… становится мигом всеобщего единения. Безукоризненного порядка. Но ничто безукоризненное не вечно, и когда для Хранителей приходит время вернуть данную мною власть над джиннами, они отказываются.

Что мне следовало бы предвидеть.

Ашан и его соратники разрывают сделку, заключенную мною тысячелетие назад. Они делают то, на что я так и не отважился: возвращают себе свободу. Я их не виню. Я виню себя.

Снова настает время очищения. Время соскрести все наносное, обнажив суть, как обнажил некогда шторм скалы Атлантиды. Может быть, оно и к лучшему. В конце концов, я желал джиннам свободы с незапамятных времен, но никогда не сталкивался с этим вот так, вплотную. Не вставал перед выбором.

А это правильный выбор.

Будь Дэвид здесь, он назвал бы меня безумцем.

Но его здесь нет. Впервые в моей жизни, и как человека, и как джинна, его нет рядом, чтобы помочь мне. Я стою в конце дороги, уходящей в непроглядную тьму, и не знаю, есть ли вообще правильные ответы на все эти вопросы.

Или есть лишь необходимость выбора.

Думаю, я так и буду сидеть здесь, на берегу, глядя, как волны вздымаются, разлетаясь брызгами, к небу. Туда, где, вихрясь и кружа, возрождается к жизни, стремясь завершить некогда начатое смертоносное дело, тот давний шторм. Хранители, знали они это или нет, тысячелетиями сражались именно с ним. Ну а я, я всегда чувствовал это, улавливал нечто знакомое в том, как он вновь и вновь набрасывал свой облачный плащ и выходил на новый бой.

В одиночку мне его не остановить. И Хранителям тоже. А джинны… джинны и так принесли уже достаточно жертв.

Глядя на то, как чернеет и наливается яростью сердце бури, я понимаю, что не хочу такого конца.

Но никаких других вариантов я не вижу.