Навеки твой

Глава 1

1793 год

– Почему люди врут, папа?

Лорд Ройс вытер разбитый в кровь нос сынишки.

– Потому что привыкли, сын, только поэтому.

– Но ты велел мне говорить правду! Всегда.

Граф вздохнул.

– Я уверен, что большинство отцов говорят сыновьям то же самое, но дети не всегда слушают. Из-за этого произошла драка?

Мальчик кивнул.

– Тимми Бердок сказал, что Дэниел давно предлагал украсть яблоки из сада вдовы Флад. Я назвал Тимми лгуном, он меня стукнул, а я дал ему сдачи.

– А почему не Дэниел его стукнул?

– Дэниел гораздо больше его. Это было бы нечестно, правда?

Лорд Ройс опустил носовой платок в таз с водой, восхищаясь благородством мальчика. Но он не хотел, чтобы его хрупкий сын чувствовал себя обязанным защищать своего крупного кузена. От вида крови, бегущей из носа сынишки, у него сердце разрывалось, хотя причиной была ребяческая ссора.

– А что случилось потом, и почему ты такой мокрый?

– Вдова Флад вылила на нас ведро воды. Она собирается пожаловаться священнику. – Мальчик вздрогнул, но не от холода. – Она говорит, что викарий поколотит нас тростью. Он это сделает, папа? – Шестилетний малыш поднял на графа синие глаза с черным ободком и густыми ресницами, как у всех мужчин в роду Ройсов.

Лорд Ройс не мог лгать мальчику. Он никогда этого не делал и сейчас не станет.

– За ложь, драку и украденные яблоки? Вполне может.

– И Дэниела? Но это не его идея, и он никого не стукнул.

Тимми Бердок и Дэниел не додумались бы забраться в сад к раздражительной старой вдове, граф прекрасно понимал, кто был зачинщиком.

– Если ты признаешься и после уроков поможешь миссис Флад сложить дрова, тогда Дэниел, возможно, отделается выговором, хотя, держу пари, несколько яблок он съел. Никогда нельзя трогать ничего чужого: ни чужого имени, ни простого яблока. Ты понимаешь?

Юный виконт Джордан Рексфорд по прозвищу Рекс понурил голову.

– Да, папа. Но и Тимми не должен врать.

На мгновение граф испугался. Нет, Рекс, конечно, понимал, на ком вина, поскольку сам был заводилой. Помолчав, мальчик сказал:

– И почему вдова Флад не понимает, что Тимми солгал?

Носовой платок выпал из рук графа.

– Откуда ей знать, сын? – спросил он и, затаив дыхание, ждал ответа.

Рекс в замешательстве свел темные брови.

– Разве не все видят разницу между ложью и правдой?

– А ты, Рекс?

Мальчик улыбнулся, открыв щель от выпавшего зуба.

– Это так просто, конечно, могу!

Граф опустился на колени и заглянул сыну в глаза, так похожие на его собственные.

– А если я скажу, что на следующий день рождения куплю тебе не очередного пони, а настоящую лошадь?

Мальчик бросился отцу на шею и звучно чмокнул в щеку.

– О, папа! Это капитально! Знаешь, так Дэниел говорит.

Лорд Ройс высвободился из восторженных объятий сына, таких сладких и таких мокрых. Он почувствовал выступившую на лбу испарину.

– А если я назову кобылу Калужница?

– Какое мокрое имя, папа. Калужница на болоте растет. Как мы ее назовем?

– Озорница Молли?

Широко улыбаясь, Рекс отрицательно покачал головой, увлекшись игрой.

Граф всматривался в лицо мальчика, отыскивая подтверждение своих предположений. Рекс держался уверенно.

– Очень хорошо. Кличка твоей новой лошади Ангел!

– Нет, не то.

– Полночь? – Рекс подпрыгнул.

– О, папа, значит, она черная? Знаешь, я давно о такой мечтал.

Лорд Ройс и не сомневался в этом. Он сел в потертое кожаное кресло и усадил сына себе на колени, радуясь, что еще может обнимать этого мальчика, которого так любил и так хотел защитить. Его сын скоро перерастет эти поцелуи и доверительные признания. Казалось, только вчера он лежал в пеленках, а теперь носит короткие штанишки, у него содраны коленки и разбит нос. Граф вздохнул.

– Скажи мне, Рекс, ты всегда знаешь, когда кто-нибудь лжет?

– Это когда повариха говорит, что миндального печенья больше нет, а сама прячет его, чтобы поужинать? Или когда няня говорит, что в свободное время навещает сестру?

Граф поклялся выяснить, куда в свободное время отправляется няня и почему повариха лжет мальчику, но это потом.

– Да, вроде того. Как ты узнаёшь? Откуда ты знаешь, что не я съел миндальное печенье и что няня идет не туда, куда говорит?

Рекс, ссутулившись, нахмурился.

– Я просто знаю. А разве ты не знаешь, папа?

Лорд Ройс пригладил темные локоны сына и поцеловал его в лоб.

– Знаю. Я надеялся, что ты знать не будешь.

– Я не понимаю, папа.

– Я на это и не рассчитываю. Я постараюсь объяснить, но, боюсь, я сам этого до конца не понимаю.

Рекс торжественно кивнул:

– Это правда.

– Я всегда говорю тебе правду. Если только мы не играем в игры, как с кличкой лошади. – Когда мальчик выжидательно уставился на отца, граф прочистил горло и продолжил: – Не каждый может отличить ложь от правды. Только немногие счастливцы.

– Ты хочешь сказать, что я могу рассказать викарию, что Тимми хотел украсть яблоки, и мистер Анселм мне поверит?

– Нет, я не это хочу сказать. Совсем не это. Ты не должен лгать, даже если об этом никто не узнает. У тебя есть дар, и ты должен обращаться с ним благородно.

– Как с лошадью?

– Да. Ты ведь должен беспокоиться о ней и не обращаться с ней плохо. Ты должен уважать свой дар.

– Я не знаю, хочу ли я его, папа.

– Боюсь, у тебя нет выбора. Этот дар веками передается в роду Ройсов по мужской линии. Теперь, кажется, пришла твоя очередь.

Рекс на мгновение задумался.

– А другие так не могут?

– Нет, и ты не должен рассказывать о своем даре, поскольку тебя сочтут… странным. – Насколько странным, граф не стал уточнять. Он умолчал о том, как способность видеть правду пугает одних и ужасает других, включая жену лорда Ройса, мать Рекса. Но он должен заставить мальчика понять. – Одного из наших предков, сэра Ройстона, повесили как колдуна.

Синие глаза Рекса округлились, он думал о Мерлине, волшебстве, сказочных существах.

– Ты хочешь сказать, что я могу превратить Тимми Бердока в жабу?

– Нет. Я имею в виду, что способность сэра Ройстона распознавать правду была настолько удивительна, он так отличался от других, что решили, будто он посланник дьявола. Разумеется, это не так. Такой дар, – если это дар, в чем граф никогда не был уверен, – мог прийти только с небес. Сын сэра Ройстона и все его потомки были более осторожны. Они стали судьями, послами, королевскими советниками, занимали посты, где знание правды было ценно, но никогда не раскрывали своего таланта. – Предки разбогатели и получили титулы за службу стране, их уважали за чувство чести. – Люди восхищались их мудростью.

– Как тобой, папа? Мать Дэниела говорит, что ты самый лучший, самый справедливый судья во всей Англии.

Граф рассмеялся.

– Мать Дэниела – моя родная сестра. Ты не должен доверять ее преувеличениям.

– Нет, это правда, – покачал головой Рекс. – Я же это знаю, помнишь?

– А если я скажу, что ты лучший сын во всем мире, ты мне поверишь?

– Конечно, это чистая правда, – открыв в улыбке щербатый рот, ответил мальчик, и отец снова обнял его.

– Ты должен научиться с осторожностью относиться к правде, – сказал граф. – Порой люди верят в то, что говорят. Конечно, твоя тетя Кора верит, что я необычайно мудрый, однако это не обязательно истина.

– Это правда, – настаивал Рекс.

– Спасибо, мой мальчик. Но семьи других судей считают самыми мудрыми своих родственников, так же как каждый патриот верит, что его страна самая прекрасная, а каждый верующий думает, что именно его религия. – единственная дорожка к небесам. Правда не всегда черно-белая.

– Конечно, нет, она синяя.

– Не понял. Правда синяя?

Мальчик замялся.

– Я так и сказал. Разве ты этого не знаешь, папа? Разве ты не видишь?

– Ты хочешь сказать, что правда… для тебя имеет цвет?

– Конечно. Когда кто-то лжет – это красное. Когда человек думает, что говорит правду, я вижу желтое. Викарий Анселм говорит много желтого. А когда он говорит матери миссис Анселм, что она желанный гость в его доме, – это большая жирная красная ложь. Иногда слова похожи на радугу, потому что люди не знают наверняка, но надеются, я так думаю. Иногда их слова грязного цвета, когда они смущены. Разве ты не видишь цвета, когда люди говорят?

– Нет, не вижу. Я слышу правду как чистую ноту. Ложь дребезжит, как расстроенное фортепиано или треснувший колокол. Мой отец говорил, что у него всегда начиналась головная боль, когда лгали, а его отец отличал правду по запаху. У одного из наших предков от правды и лжи делался жар или озноб, у другого гудело в ухе. Видишь, дар проявляется у всех по-разному. Но, насколько мне известно, никто из Ройсов не видел цвета. Так что твой дар особенный, тебе повезло.

Граф сомневался, что его сын действительно удачлив, и, зная, что мальчик может ощутить его неуверенность, объяснил:

– Иногда даже самый замечательный из даров приносит неудобства. Что, если твоя кобыла Полночь убежит в грозу или перегрызет ворота загона? Что, если твой старый пони загрустит, когда ты будешь ездить на лошади? Так что знать правду не всегда удобно.

– Как это?

– Например, я скажу, что накажу тебя за кражу яблок у вдовы Флад, если этого не сделает мистер Анселм. Ты знаешь, что это правда, но тебе это не понравится. Или когда друзья говорят неправду, чтобы пощадить твои чувства. Это называется безобидная ложь.

– Это когда няня говорит, что я и без зуба красивый? Но я-то знаю, что она сказки рассказывает.

– Или когда вчера в деревне аптекарь сказал миссис Олдершот, что у нее прелестный ребенок, а леди Кроули – что у нее очаровательная шляпка. Какие фальшивые ноты я слышал! Но подумай, если бы они знали, что он лжет, как это задело бы их чувства.

– Ну не так уж и сильно! Он же не сказал, что ребенок похож на обезьянку, а шляпа напоминает угольное ведро, – хихикнул Рекс.

Граф взъерошил кудряшки сына.

– Это ложь из вежливости, тебе придется привыкнуть к ней, если ты хочешь выйти в мир.

– Мне нужно будет врать?

– Нет. Можно быть вежливым, не говоря неправду. Можно сказать миссис Олдершот, что у ее младенца удивительно маленькие ручки, а леди Кроули – что ее новая шляпа ей идет. Или ты можешь вообще промолчать, просто приподнять шляпу и улыбнуться.

– Как ты сделал, папа?

– Именно. Но наш дар приносит большее неудобство, чем понимание фальши комплиментов. Порой люди будут тебя бояться. Им не дано понять, как ты узнаешь, что они лгут, и станут опасаться, что ты читаешь их мысли. Тогда ты потеряешь их доверие или они станут бояться вообще что-либо говорить.

– Как случилось с мамой?

– Нет, она… – Лорд Ройс не мог лгать собственному сыну. – Да, отчасти. Были и другие причины ее отъезда, не имеющие никакого отношения к правде или лжи.

Они затихли, вспоминая живущую в далеком Лондоне графиню. Оба думали, что сделали бы и сказали, чтобы убедить ее передумать и остаться. Оба тосковали без нее. Граф пил, чтобы притупить боль, мальчик дрался, чтобы дать выход гневу и отчаянию. У обоих в их невероятно похожих синих глазах стояли слезы.

Рекс вытер окровавленным платком нос.

– Ты думаешь, она вернется?

– Что она тебе сказала? – спросил лорд Ройс, робкая надежда на цыпочках шагнула в его сердце.

– Она сказала, что вернется, и…

– И?..

Мальчик понял невысказанный вопрос.

– У этих слов был грязный цвет.