Навеки твой

Глава 18

Аманда взяла рубиновый кулон, такие же серьги, потом бриллианты.

– Это мамины, она в этом ожерелье на портрете, который у меня есть. Ничего не понимаю.

– Ваш поверенный сохранил их для вас.

– Но сэр Фредерик утверждал, что украшения продали, чтобы заплатить за уход за больной матерью.

– Он лгал, скорее всего, чтобы они вам не достались и чтобы вы не задавали лишних вопросов поверенному.

– Но как? – Перебирая сапфировый гарнитур, Аманда подумала, что глубокая синева камней очень походит на цвет глаз Рекса, но без его крошечных серебряных искорок.

Реке поглядывал на лежавшие на ее коленях сокровища, будто оценивая их стоимость.

– По словам поверенного, ваша мать понимала, что сделала плохой выбор. Ее вдовья доля и выплаты давно пропали, но у нее остались драгоценности. Они принадлежали лично ей. Она могла оставить их дочери по завещанию, что она и сделала, вместо того чтобы напрямую передать их вам. Она заставила поверенного забрать драгоценности, пока они не попали в жадные лапы сэра Фредерика. Поверенный клянется, что ее желание было засвидетельствовано и зарегистрировано, на основании этого он утаил драгоценности от вашего отчима.

– И от меня.

– Сколько вам было, когда умерла ваша мать, семнадцать? Сэр Фредерик забрал бы их у вас и заложил прежде, чем вы успели бы их пересчитать. Ваша мать знала об этом. Она хотела, чтобы наследство попало к вам, когда вам исполнится двадцать пять или когда вы выйдете замуж.

– Тогда сэр Фредерик не смог бы помешать мне покинуть его дом и избавиться от его опекунства. Но вы говорите, что поверенный отдал их вам для меня. Он думает, что я не проживу три года до своего двадцатипятилетия?

Рекс снова сел и, переглянувшись с кузеном, обдумывал, что сказать.

– Он… мм… думал, что вы можете использовать драгоценности для побега.

– А-а… На случай, если вы не найдете доказательств моей невиновности. Теперь мне понятно, почему вы так озабочены.

Не отрицая возможности побега, она снова принялась разбирать ожерелья и браслеты, складывая комплекты на столе, рядом с забытой чашкой. Разглядывая на свет сверкающие украшения, Аманда начала всхлипывать, вспоминая, как мать надевала их на бал или на званый ужин, как в детстве ей разрешали играть с драгоценностями матери, и она думала, что больше никогда не увидит такого блеска, такого сияния. Это были подарки любящего мужа, но мать всегда говорила, что самый дорогой подарок лорда Карвилла – сама Аманда. У Аманды когда-нибудь будет еще лучший подарок, обещала мать.

– Я не думала, что снова их увижу, даже изумруды бабушки, которые передавались старшей дочери в роду моей матери. От родителей мне остался только жемчуг. – Она тронула нитку на шее. – Полагаю, сэр Фредерик счел его недостойным внимания. Или думал, что если заберет жемчуг, то придется мне купить какие-нибудь безделушки, чтобы я презентабельно выглядела в обществе. – Она снова начала всхлипывать, теперь уже громче.

– Черт! – выругался Дэниел. – Вы ведь не собираетесь плакать?

– Конечно, нет, – всхлипнула Аманда, по ее щекам катились слезы. – Просто это очень… трогательно… узнать, как мать заботилась обо мне, сколько усилий приложила… Я чувствую это спустя годы, в тот момент, когда больше всего в этом нуждаюсь. Она не хотела, чтобы я зависела от сэра Фредерика или кого-то еще, и теперь мне это не нужно. Я могу заплатить за свою жизнь, нанять себе адвокатов. Это словно подарок с небес. Я правда счастлива.

– Разрази меня гром, вы на счастливицу не похожи, – с братской прямолинейностью заявил Дэниел. – Вся в пятнах, красная. Не могу я видеть женских слез, мне тут же самому плакать хочется. И голод мучит. Я всегда ем, когда я в печали и унынии. Спросите Рекса.

– Не обращайте на него внимания, когда он счастлив, он тоже есть хочет. И не думайте об адвокате. Леди Ройс может позволить себе это для своей крестницы.

Аманда кивнула, но продолжала ронять слезы на фамильные драгоценности.

Дэниел вскочил, рассыпая крошки, и двинулся к двери.

– Я знаю только одно. Мороженое от Гантера меня всегда веселит. – Свистнув, он позвал собаку. – Идем, Верити, поищем чего-нибудь получше, чем хлеб с маслом. Мы вернемся с полным ведром, если оно не растает.

– Трус, – прошептал Рекс, когда кузен прошмыгнул мимо.

– Как всегда, – согласился Дэниел, вручив ему запасной носовой платок. – Он тебе понадобится, если она похожа на мою сестру.

Аманда теперь откровенно рыдала, не пытаясь скрыть своих чувств.

– Позвать няню? Может быть, вам принять настойку опия? – беспомощно спрашивал Рекс. – Что вам принести? Что вам нужно?

– Мне… мне нужна собака.

Собака? Женщина, которой грозит смертный приговор, у которой гора драгоценностей, хочет собаку? Рекс решил, что несчастья надломили ее хрупкий организм. Во всяком случае, они будут повинны в ее безумии, если это с ней произойдет.

– Я думаю, что вам нужно принять настойку опия. А может быть, выпьете бренди?

– Нет, мне нужно, чтобы меня кто-то любил, как любила мать. Как вас любит ваша собака.

– Вы, кажется, не заметили, что эта предательница при первом упоминании о еде сбежала с моим кузеном.

– Но Верити вернется. А у меня есть лишь холодные камни моей матери.

Они стоили целое состояние, но Рекс мог понять, о чем говорит Аманда. По крайней мере, думая, что может.

– Она вас очень любила.

– Я никогда так о ней не тосковала, но вам этого не понять.

Она была не нрава. Он слишком хорошо это понимал.

– Моя мать оставила нас, когда я был мальчиком.

Аманда не знала всей истории, ее никто не знал.

– Простите.

– Не за что, мы справились. У меня были отец и няня. Моя тетя, мать Дэниела, жила поблизости.

Аманда заплакала еще горше, о себе, о нем. Черт, подумал Рекс, у нее столько слез, что можно оплакать веек сироток на лондонских улицах.

Любой джентльмен обнял бы ее, чтобы она могла выплакаться у него на плече, но только выродок вроде него, решил Рекс, радовался бы такому поводу обнять ее.

– Вы не одна, дорогая, у вас есть я. Признаю, это не очень много, но я здесь, рядом с вами. – Он теперь сидел на диване, а Аманда у него на коленях, и это совершенно не соответствовало кодексу поведения джентльмена.

Но его объятия, очевидно, не успокоили ее, поскольку она продолжала рыдать. Проклятие! Рекс гладил Аманду по спине, растирал плечи.

– Ну-ну…

Аманда не утихала. У нее было полное право плакать и стенать. Время бежало, а он так и не нашел настоящего убийцу. Теперь Рекс предупредил ее, чтобы она не вздумала скрыться. Он не оправдал ее надежд, ему самому хотелось разрыдаться.

– Мы выиграем, я знаю, что выиграем. Вы будете свободны, у вас будет счастливая жизнь и собака если захотите.

– С моей репутацией? – всхлипнула Аманда.

– Собак такая чепуха не волнует. О, вы имели в виду ваше счастливое будущее? С покровительством леди Ройс вы будете иметь успех. – Рекс без колебаний пообещал помощь графини. – Джентльмены увидят, что вы сияете так же ярко, как эти бриллианты.

Он протянул ей носовой платок Дэниела размером со скатерть.

– Думаю, за пару ожерелий я смогу купить себе мужа. – Всхлипнув, Аманда вытерла нос.

– Вам не придется покупать себе суженого, лондонские болваны не настолько глупы.

Она улыбнулась сквозь слезы:

– Спасибо. Вы очень добры, хотя ваши слова далеки от истины.

– Я не лгу, я вам уже это говорил. И доброта к этому не имеет никакого отношения. Вы красивы.

– Это большое преувеличение, особенно сегодня! Я, должно быть, выгляжу ужасно. Ваш кузен ведь сбежал?

– Вы выглядите красавицей, – настаивал Рекс, жалея, что Аманда не может видеть правду, как он.

Но поскольку она не могла этого сделать и поскольку у него не было выбора, как и тогда, когда он не мог оставить ее в тюрьме – больную и одинокую, он поднял ее голову. Нет, выбора не было. Возможно, у него вообще не было выбора с тех пор, как его отец отправил его в Лондон. Рекс не слишком верил в судьбу, но с прижавшейся к нему Амандой чувствовал предопределенность, неизбежность и правильность происходящего. И склонился к ее рту.

Аманда встретила его губы мягким стоном, который напомнил ему, что целовать мисс Карвилл все-таки неправильно. Она беззащитная молодая женщина, под его опекой, в доме его матери. Рекс начал отстраняться, но Аманда, закинув руку ему на шею, не отпускала его. Так что он поцеловал ее снова, дольше, глубже, без слов выразив собственное желание, стремление и одиночество. Она была такая сладкая, нежная, податливая, что он потерялся в этом поцелуе. Она застонала снова.

Как и его совесть. Черт возьми, он отвечает за нее, за ее безопасность! Что он делает, целуя женщину, подавленную горем? С каких это пор он позволяет страстям властвовать над разумом? Он джентльмен, а это значит, что он не воспользуется чужой слабостью.

Рекс не совращал девиц. Больше того, он не верил в брак для таких, как он. Но считал, что человек, погубивший девственницу, обязан жениться на ней.

Она согласна. Она страдает. Она опасна. Его интуиция враждовала с основным инстинктом.

Победила няня, явившаяся сообщить, что обед почти готов.

– Вот вы где, милые.

Да, они были здесь, быстро усевшись рядышком на диване, как нашкодившие дети. Но у детей губы не горят.

Рекс злился на себя и напряжение в паху. Он повеса и грубиян! Без принципов и предрассудков. Что бедная Аманда о нем подумала?

Аманда злилась на себя и дрожавшие пальцы. Она падшая женщина и размечтавшаяся дурочка, у нее нет морали. Что бедный виконт подумал о ней?

Он думал, что должен извиниться перед мисс Карвилл.

– Пожалуйста, простите нас, няня. Нам нужно поговорить о деле.

– Конечно, милые, но поторопитесь. Вы ведь не хотите, чтобы мясо пережарилось, а суп остыл.

Нет, но он желал, чтобы остыла его кровь и мозг мог спокойно работать. Рекс подождал, когда няня выйдет из комнаты, и извинился.

Аманда искренне не поняла его.

– Нет, это была моя ошибка, это я на вас набросилась. Я была так расстроена, прошу прощения.

– Ваше волнение было естественно. Я… мм… хотел успокоить вас.

– Я знаю, спасибо.

Рекс не чувствовал облегчения.

– Вы должны были остановить меня.

Аманда сложила драгоценности в шелковый мешочек.

– Я не хотела.

Ее слова полыхнули синей вспышкой правды, и его кровь снова закипела. Рекс отстранился, увеличивая расстояние между ними.

Аманда уставилась на лежавшие на коленях руки, удерживаясь от желания потянуться к нему.

– Я была дерзкой.

Он взял ее за руку.

– Ничего подобного, это я вел себя как скотина. Вы прекрасная женщина, а я всего лишь человек.

– Спасибо. Я тоже человек, а вы прекрасный мужчина.

Рекс рассмеялся и поднес ее руку к губам.

– Со шрамами, хромотой и разбитым носом?

– С добрым сердцем и самыми красивыми глазами во всей Англии.

Наклонившись, Рекс погладил ее веки.

– Нет, ваши куда красивее. Как мягкий коричневый бархат, в котором можно утонуть.

Аманда улыбнулась в ответ, смакуя его нежное прикосновение.

– У меня обычные карие глаза. И держу пари, сейчас они красные и припухшие.

Его взгляд скользнул ниже.

– Глаза – нет, а губы – да.

Теперь она покраснела.

– Вы, должно быть, считаете меня распутной, но клянусь, я не целую каждого встречного джентльмена!

Рекс встал, думая о ее нежных неопытных поцелуях.

– Я считаю, что вы храбрая и хорошая, а мне необходимо уйти, пока я не забыл, что я джентльмен, а вы невинны.

Аманда тоже поднялась, удерживая его за руку.

– Но няня и ее сестра готовят обед для вас и Дэниела. Вы должны остаться.

Приглашение остаться было соблазнительно, и он снова уставился на ее губы, думая об их вкусе, а не о курином супе.

Его глаза словно притягивали ее, и Аманда шагнула ближе, почти коснувшись грудью его сюртука. Она сделала еще шаг, и его руки сомкнулись вокруг нее.

На сей раз поцелуй стал игрой языков, вздохи слетали с губ. Руки Аманды скользили по спине Рекса. Он провел руками по ее груди, и Аманда сначала от удивления задохнулась, а потом застонала от удовольствия. Да, думала она, это гораздо лучше, чем если бы ее потрепали по голове и велели умыться. Хорошая девочка, Аманда.

Она женщина, а он мужчина. Аманда чувствовала сквозь одежду его отвердевшее мужское естество. И она тому причиной. Она чувствовала ответное тепло внизу живота, разливавшееся по ее ногам. Этот жар не что иное, как адское пламя, в котором она будет гореть вечно, но сейчас Аманду это не волновало.

– Еще чаю, милорд? Еще… вот тебе на!

Они не слышали, как Додд вошел в комнату. Рекс загородил Аманду от любопытных глаз дворецкого и, не отнимая рук, сказал:

– Мисс Карвилл расстроена.

– Забавно, именно это я сказал вам в тот день, когда вы вошли сюда в гневе. Моя Нелл была расстроена.

Рекс указал на дверь.

– Чай, Додд. И бренди.

Колени Аманды так ослабли, что она рухнула бы на пол, если бы Рекс не держал ее. Она цеплялась за него.

Он не мог сопротивляться и обнял девушку. Изувеченная нога не могла удержать такого груза, и оба свалились на диван, где было гораздо удобнее.

– Она еще расстроена? – Додд с грохотом поставил поднос.

– Вон!

Додд задержался у двери.

– Гм, вы ведь не собираетесь говорить о моей Нелл графине, милорд? – Он повел бровями, увидев позади виконта мисс Карвилл.

– Это шантаж!

– Это узкий диван.

Аманда так очаровательно хихикнула, что Рекс просто должен был поцеловать ее снова, даже зная, что Додд оставил дверь комнаты открытой.

– Я ему сразу не понравилась, – сказала она с тяжело бьющимся сердцем. – Одному Богу известно, что он теперь обо мне подумает.

– Он будет оказывать вам должное уважение. Ему нравится его положение.

Рексу – тоже: он почти всем телом прикасался к Аманде. Господи, что с ним случилось? – спрашивал он себя, собрав остатки здравого смысла. Его инстинкт самосохранения, все его заповеди улетучились вместе с разумом. А кровь бросилась в пах, и он был в боевой готовности. Его тело знало, что она создана для него. Для радости, для удовольствия. Для брака? Черт, нет! Рекс вскочил на ноги, потянув за собой Аманду.

– Это неправильно! Я не самец в гоне, не распутный козел. И дверь открыта. Я хочу сказать, что у меня есть принципы. У меня есть…

– У меня есть целое ведерко малинового мороженого! – В комнате появились Дэниел и Верити. – Поторапливайтесь, иначе от него останется сладкая лужица. Я видел няню, она ворчит, что мы себе ужин испортим, но кого это волнует? Она всегда это говорит, и я всегда тарелку дочиста вылизываю, разве не так? Аманда больше не плачет?

Она снова хихикнула. И одновременно с Рексом ответила «нет».

– Тогда почему ты все еще держишь ее?

Хороший вопрос, черт побери.