Легкое посапывание напоминает мне о том, что я не один. Меня тут же отрезвляет тяжесть растянувшегося рядом тела. В воздухе повисает запах дневных духов и оседает на моих простынях.
Занавески отдернуты, сквозь большое окно, открывающее лучший вид и создающее уединение, светит солнце.
Переворачиваясь, я вижу лицо, которого не помню. Лицо, не имеющее имени в моей памяти или какого-то яркого воспоминания о том, как она оказалась в моем гостиничном номере, не говоря уже о моей кровати.
Хотя вопрос с кроватью, наверно, я смогу выяснить.
Светлые волосы говорят мне о том, что я даже не потрудился узнать ее имя или спросить, какой у нее любимый напиток. Гарантией нашего разговора были лишь глаза, руки и губы. Существует только один цвет волос, который может заставить мое сердце учащенно биться, и это не светлый.
И не рыжий.
То же самое с глазами.
Не голубые.
Они должны быть карими или зелеными, но никак не голубыми.
Это не падение на дно и не вызванное наркотиками мгновение. Я не принимаю наркотики и никогда не принимал, но могу по случаю очень много выпить, как прошлым вечером. Так я справляюсь со своими ошибками и неудачами. На сцене я могу быть успешным, но по вечерам я один.
И чертовски сильно боюсь умереть в одиночестве.
Я тянусь к телефону, чтобы узнать время. Но вместо этого, просматриваю фотографии, где хранится ее снимок, мой палец зависает над ее лицом. Я увижу ее, когда вернусь домой, но не знаю, что скажу.
Я знаю, что она ненавидит меня.
Я и сам себя ненавижу.
Я разрушил ее жизнь. Так, по крайней мере, говорилось в ее голосовом сообщении. Том, которое я хранил на протяжении последних десяти лет. То, которое я перекидывал с телефона на телефон, только чтобы можно было слышать ее голос, когда я опускался на самое дно. Я могу пересказать по памяти каждое полное ненависти слово, сказанное мне, когда я был слишком занят, чтобы ответить, и не находил времени, чтобы перезвонить ей.
Никогда не находил даже секунды, чтобы позвонить и объяснить, что же я сделал с нами. Она была моим самым лучшим другом, а я позволил ей ускользнуть сквозь пальцы, лишь чтобы спасти себя от страданий и не услышать, что я ей больше не нужен.
У меня тоже были мечты.
И она являлась их частью, но никогда бы не пошла на такое. Я жил не ее американской мечтой. А своей собственной.
Мое решение все разрушило.
Моя безымянная сожительница по кровати тянется и гладит меня по ладони. Я быстро отдергиваю руку. Теперь, когда я трезв, у меня нет никакого желания иметь хоть какое-то отношение к этому человеку.
— Лиам, — говорит она своим обольстительным голоском, звучащим как-то по-детски. Когда женщины так говорят, у меня по коже пробегают мурашки. Разве они не понимают, что это звучит просто смешно? Ни одному нормальному мужику не понравится такое. Это не сексуально.
Оборачивая вокруг талии простыню, я сажусь подальше от нее и ее блуждающей руки и свешиваю ноги через край. Спина напрягается, когда я слышу шевеление на кровати. Вставая, я крепче прижимаю к себе простыню, чтобы остаться прикрытым. Мне должно быть все равно, но это не так. Она видела меня в темноте, но я не позволю ей или ее фотоаппарату снова это увидеть.
— Я занят, — мой голос звучит строго с хорошо натренированной монотонностью. — Хорхе, консьерж, позаботится о том, чтобы ты поймала такси до дома.
Я специально ложусь спать лицом к ванной, поэтому, прощаясь с ними, мне никогда не приходится смотреть на них. Так проще — никаких эмоций. Мне не нужно смотреть на их лица и видеть, как надежда тает. Каждая надеется, что окажется той единственной, что приручит меня и привяжет к себе.
У меня не было постоянной девушки с тех пор, как я вошел в эту индустрию, и одна ночь ничего не изменит. Эти девушки не имеют для меня никакого значения и никогда не будут. Я мог измениться. Мог остепениться и жениться.
Завести ребенка или двух.
Но зачем?
Моему менеджеру, Сэм, это очень бы понравилось, особенно, если моей женой будет она. Только с ней я спал больше одного раза. Первый раз произошел по ошибке — одинокая ночь в дороге. Теперь же она хочет большего. А я — нет.
Когда она сообщила, что беременна, мне хотелось спрыгнуть с обрыва. Я не хотел детей, по крайней мере, не от нее. Свою жену я представляю высокой брюнеткой. Она подтянутая, благодаря многим годам чирлидинга и ежедневным пробежкам на пять миль. Она не жаждет управленческой власти в музыкальной индустрии и не рассуждает о найме няни раньше, чем доктор может подтвердить ее беременность.
Сэм предложила мне брак, а я испугался и улетел в Австралию учиться серфингу.
Через два месяца у нее случился выкидыш. Я поклялся, что с этого момента между нами будут только профессиональные отношения, и вот тогда начал встречаться с девушками только на одну ночь. Несмотря ни на что, она до сих пор меня любит и ждет, что я передумаю.
— Знаешь, — говорит вчерашняя любительница баров в перерывах между возней и сопением, пока она одевается. — Я слышала, что ты придурок, но не верила этому. Я думала, что между нами что-то особенное.
Я смеюсь и качаю головой. Все это я уже слышал: каждая считает, что между нами что-то особенное, потому что это самая потрясающая ночь из всех, что у них были.
— Я выбрал тебя не за твои мозги.
Я вхожу в ванную и захлопываю дверь, на всякий случай, запирая ее.
Прислонившись к двери, я бьюсь головой о твердое дерево. Каждый раз я говорю себе, что остановлюсь, и мне кажется, так и происходит, пока что-то не заставляет меня забыть об этом. В полном отчаянии я тру ладонями лицо.
Я без особого удовольствия жду возвращения домой.
А причина моего возвращения смотрит на меня с тумбочки в ванной комнате. Статья на страницу о парне, которого я называл своим лучшим другом. Беря лист бумаги, я перечитываю уже выученные наизусть слова.
Мейсон Пауэлл, отец двоих детей, трагически погиб, когда в машину, за рулем которой он находился, сзади врезался восемнадцатиколесник.
Умер.
Погиб.
И меня не было рядом.
Я уехал как трус, даже не попрощавшись.
Я сменил номер телефона, потому что она не перестала бы звонить. Мне нужно было сжечь все мосты, и Мейсон был частью этого. Они с Кейтлин были лучшими друзьями, и он сказал бы ей, где я и чем занимаюсь. Такой вариант был лучше всего.
Я хотел уехать всего на год. Я сказал себе, что вернусь домой через двенадцать месяцев, сделаю все правильно и покажу ей, что я уже не тот человек, в которого она влюбилась. Она увидит это, поблагодарит меня, продолжит жить дальше и выйдет замуж за преуспевающего молодого бизнесмена, встающего каждый день и надевающего накрахмаленную сорочку и брюки с отглаженными складками, как у семейки из фильма «Предоставьте это Биверу».
Я сжимаю в руках листок и думаю обо всем, что упустил. Я не жалею об этом, не могу. Я поступил так для себя и тем единственно известным мне способом. Я просто не думал, что меня настолько сильно взволнует то, что я все потерял.
Я пропустил тот день, когда он попросил Кейтлин выйти за него замуж. Я знал, что еще с шестнадцати лет ему хотелось это сделать.
Я пропустил его свадьбу и рождение близнецов. Он был отцом и мужем. От него зависели три человека, и теперь его нет в живых. Он никогда не увидит, как растут его дети и делают все то, что мы делали в молодости. Все то, что делали бы наши дети вместе. Я пропустил это, потому что мне нужно было кое-что себе доказать. Я отказался от их мечты и распланированной жизни.
А теперь я отправляюсь домой, чтобы встретиться лицом к лицу с музыкой.