Названная женой

Глава 20 Дочь морского царя

Гвенн уверенно шла по Чёрному замку в поисках Ниса. По анфиладам и галереям, коридорам и переходам, привычно поглаживая по каменным головам волков. Ей порядком надоели эти глупые прятки! Уже месяц, как он уехал, и девять дней, как должен был вернуться, а его всё нет… Она чует мужа, он где-то рядом, и она его обязательно найдёт!

Стоило царевне моргнуть, как она, словно по волшебству, очутилась у знакомых дверей кабинета Айджиана. Почему-то он оказался на том месте, где в Доме Волка располагался кабинет Джареда, что морскую волчицу ничуть не смутило. Она кивнула сосредоточенным акулам, стоящим на страже, но они не ответили ничего, даже не поклонились. Гвенн ткнула пальцем в недовольстве в зубастую морду — и ощутила лёд. Удивилась, так как видеть ледяных стражей ей не доводилось ни на берегу, ни в море. Но дело у неё было иное, и она тут же забыла об этих странностях.

Гвенн в очередной раз приложила ладони к дверям, добавила все слова, что смогла найти — и наконец разомкнула магические оковы. Царевна вошла между широкими и толстыми, почти в локоть, створками, и замерла. Гвенн не поверила собственным глазам, подавив порыв выскочить из царских покоев. Потому что супруг, которого она везде искала и никак не могла найти, находился тут. Но что он вытворял!

Тут Гвенн на миг смутилась: ведь Нис был на земле уже больше месяца, но эту мысль смыло очередной сонной волной.

Гвенн зажмурилась, распахнула глаза пошире, но перед ней снова предстала та же картина: супруг, чей возраст был равен возрасту Проклятия, на цыпочках подкрадывался к Айджиану, уснувшему в своём громадном кресле. Причём взирал он на царские рога с вожделением и редкой для холодного ши-саа страстью!

Гвенн потрясла головой, а потом решила просто насладиться зрелищем.

Айджиан негромко всхрапнул, Нис вздрогнул, замер на мгновение, а потом снова продолжил красться. Владыка морей и океанов перекатил голову по спинке кресла, мощные рога повернулись удобнее — и Нис, оказавшийся рядом, молниеносно уцепился, повис, а там и уселся на полукружье огромного синего рога.

Гвенн так и открыла рот.

Айджиан шевельнулся недовольно, поморщился, забормотал сквозь сон:

— Мидир, бестолочь.

Нис приметил Гвенн, подмигнул ей и кивнул на второй рог, ещё не занятый. Искушение было велико. Пожалуй, даже слишком велико для бывшей волчьей принцессы! Гвенн тоже начала подкрадываться.

Фоморский царь, от которого она не отводила взгляда, никак не выказал своего неудовольствия, будто вес сына не ощущался им вовсе. Гвенн подошла совсем близко, замерла, изготовившись, как для охоты, Нис одобрительно кивнул ей — и она совершила невообразимое. Подпрыгнула и уселась на самых больших рогах подводного мира.

Айджиан шевельнулся опять, качнул головой, и Гвенн показалось, что она парит, летит на качелях, только сила тех качелей была непредставима.

— Неблагой. Две бестолочи, — неразборчиво проворчал Айджиан и снова замер, слегка покачивая рогами, убаюкивающе вздыхая вместе с волнами. — Де-ти.

Гвенн не заметила, как уснула, обхватив рог, на котором сидела.

Проснулась она затемно. Перевернулась на спину, покачиваясь на волнах своего странного сна во сне. Говорят, Айджиан, неблагой Лорканн и благой Мидир раньше встречались. Морской царь старше их обоих тысячелетий этак на десять. Может, он тоже относился к ним, как к драчливым детям? И уж точно считал Ниса сыном, а Гвенн — дочерью.

Всё ещё никого не принимал, и Гвенн очень беспокоилась, что может надумать морской царь. Ещё решит, что лишается одновременно обоих названных детей!

Гвенн потянулась на мягком коврике, пестревшем золотыми звездочками, разглядывая собственную кожу, которая окончательно приобрела за это время бирюзовый оттенок, попробовала выпустить рожки — как у Ниса — и подумала о супруге.

Он снился ей редко, и каждый раз после этого казался ей ещё ближе и роднее. Сегодня снился, может быть, потому что сегодня она ночевала в покоях царевича, что перестала делать после фразы Дроуна: «Как хорошо, что царевна занимает покои наследника», сказанные с мягкой, словно прощающей царевну улыбкой, но пролившиеся отравой. Ещё не хватало, чтобы фоморы решили, будто она покушается на место Ниса в морском царстве и в сердце Айджиана!

Гвенн скривилась от воспоминаний, еле сдержав тошноту.

Дроун был везде. Он сопровождал Гвенн к Силлайру — и она приказала приносить еду в покои. Но хотя бы раз в день ей нужно было появляться в трапезной — и Дроун всё время был рядом. Говорил комплименты, от которых Гвенн тошнило, восторгался её умом — и Гвенн сама себе казалась глупой и недалекой. Тошнило царевну после общения с княжичем Тёплого моря почти от всего: от любой еды, от запахов и привкусов. Дроун обязательно появлялся даже в конюшне, где Гвенн, пару раз вылетевшая из седла Уголька и пойманная Ваа, училась теперь на спокойных лошадках. И была лишена даже тепла общения с другом Ниса, появляясь у него лишь раз в несколько дней. Дроун ругал запропавшую Темстиале так, что Гвенн вынуждена была остановить его, прося не оскорблять достоинство княжны Аррианской впадины и её отца. Внимательно слушала — раз уж ничего другого ей не оставалось — его рассказы о Нисе, вычленяя главное. О своём безрассудно отважном муже Гвенн готова была слушать вечно.

В день его отъезда они до хрипоты спорили с Маунхайром, какой морскому царевичу лучше взять отряд, чтобы не показаться захватчиком, только гостем, но и иметь достаточную охрану на берегу, и сошлись на двух десятках стражей. Светлые земли лихорадило, то и дело просыпались чудовищные создания, от которых, казалось бы, остались лишь имена и страшные сказки. А ещё фоморам нужно было ежедневно погружаться в воду — и желательно дважды, иначе их кожа высыхала под солнцем Благого мира, морщилась, чесалась, а потом покрывалась язвочками. Значит, путь удлинялся — зато шёл вдоль полноводной и буйной по весне Айсэ Горм, главной реки Светлых земель. Затем Гвенн тщательно отобрала подарки для владыки Благого Двора и его супруги. Зная, что может понравиться Алиенне, отложила нитку золотого жемчуга, а когда Маунхайр произнёс, что его можно лишь дарить любимым, ответила, что Дей отдаст Нису любой дар взамен, а сам подарит ожерелье любимой жене.

В итоге Нис, которому Гвенн вручила наспех написанные послания, множество поцелуев и признаний в любви, уехал довольный. Однако не было ни его, ни вестей о нём. Царевна подавила странное желание разреветься, разбить что-нибудь или завыть по-волчьи от тоски и боли. Погладила лежащую рядом глиняную неказистую кружку. Эта кружка когда-то была сотворена Нисом, разломана ею и собрана Лайхан.

Нис вернётся, обязательно! Он обещал — и он вернётся. Она-то знает, как царевич относится и к Айджиану, и к ней, и к Мидиру, какой бы яд ни лил ей в уши Дроун. Она звала его, но ни открыть Окно, ни пробиться через мысленные препоны не смогла. В Чёрном замке словно стены помогали. Обмениваться мыслесловом, пропавшим после падения Проклятия и только начинающим возвращаться, у Гвенн получалось хотя бы с Джаредом. Под водой царевна однажды услышала голос Ската, приказавшего держаться — но лишь тогда, когда её жизнь и жизнь Ниса была под угрозой. Немногословный воспитатель Ниса не всегда пояснял свои действия и временами очень удивлял Гвенн. Так, например, без Ниса он запретил ей драться — а советовал сосредоточиться на овладении магией…

Надо было вставать, заниматься обычными делами, которыми был наполнен день царевны. Играть в фидхелл

с Маунхайром, постигать магию с вредным Зельдхиллом, стрелять со Скатом, общаться с Вейни и Лейсун, делиться мыслями с Лайхан, пытаться вновь и вновь попасть к запершемуся Айджиану, улыбаться всем, принимая уверения в том, что она стала настоящей ши-саа — и думать о Нисе.

— Царевна Гвенн, миледи Гвенн, — зажужжал ворвавшийся в библиотеку Мигель. — Миледи Гвенн!..

Его мелодичный голос был полон тревоги, и Гвенн оторвалась от манускрипта на водорослевом волокне, особо жёстком и не поддающемся влиянию морской воды. Лейсун, сидящая рядом, отложила рукоделие.

Царевна поправила диадему, прощальный подарок Ниса, выпустила крошечные рожки, что начало получаться буквально сегодня и очень её радовало.

Голожаберный раскрутил свою алую юбочку, что означало волнение, посмотрел на рожки Гвенн, как на что-то обычное, и пошевелил своими.

— Что случилось, Мигель? — Гвенн протянула руку, и на её ладонь упал расстроенный первый министр Айджиана.

— Миледи Гвенн, вся надежда только на вас! — умоляющие глаза уставились на царевну. — Я в отчаянии, миледи, помогите!

— Он все так же?

— Ми-и-и-иледи-и-и!

Гвенн взволновалась, но пустые рыдания надоели деятельной волчице.

— Да что такое, Мигель?! Возьми себя в руки! В плавники, в юбочку, во что угодно! И скажи внятно. Что могло стрястись такого… Это как-то связано с Нисом?!

Царевна мельком оглядела себя в серебре зеркала, понимая, что идти придётся — и идти быстро.

Яркая синева кожи Гвенн меняет оттенок, светло-голубая бледность разливается по лицу, а глаза светятся хищным зелёным. Золотое ожерелье украшает шею, чёрный бриллиант сияет на груди, а маленькие рожки придерживают диадему.

— Нет, миледи Гвенн, молодой сир тут ни при чём. Ну, почти ни при чём, то есть с ним всё в порядке, миледи Гвенн, молодой сир как убыл в путешествие, так и не прибыл, — голожаберный всхлипывает. — А вот наш сир! Наш! Сир!

Голожаберный содрогается, его шкурка меняет цвет яркими волнами, малиновый приходит на смену чёрному, всплеск синего переходит в жёлтый, а он сменяется печальным пепельно-серым.

— Мигель! — Гвенн выпрямилась, отставляя ножку в изысканной туфельке из особо мягких ракушек. — Ты смог проникнуть к Айджиану?

— Миледи, я вам лучше покажу, — министр соскочил с руки, всхлипнул и отплыл, кляня себя миллионами икринок.

— Моя дражайшая царевна, вам правда нужно на это взглянуть, — в двери появился тюлень без своей обычной улыбки, — я думаю, жизненно необходимо. — И Гвенн поняла, что дело плохо.

Морской царь мог подолгу обходиться без пищи и питья, мог пропадать прямо из своего кабинета или не выходить из него, это никого не удивляло. Но весь этот месяц он не отвечал ни царевне, ни первому министру.

Мигель плыл впереди неожиданно молчаливого тюленя, а следом за царевной тенью следовал Улинн. За Улинном увязалась и Лейсун с таким решительным видом, что Гвенн не нашла слов, чтобы удержать её.

Привычно светила белыми глазами стража, однако фоморов немного, во внутреннем дворике почти никого, разговоров мало, а те, что ведутся, больше похожи на заговоры. Весь дворец подозрительно тих и пустынен.

Гвенн гордо вскинула голову, ловя на себе заинтересованные и подозрительные взгляды. Заставила себя двигаться плавно и размеренно, даря улыбки и приветствия — пусть видят лишь то, как гордо несёт себя великолепная морская волчица, дочь Айджиана и жена Ниса. Её лишь украшают рога, синяя кожа и кристальные, лучистые, светло-серые глаза, а мелькающая хищная зелень служит намёком и предупреждением. Ей не нравится затишье, каблучки стучат чётко, обозначая, что она, Гвенн, никуда не собирается исчезать.

Это затишье похоже на то, что было до прибытия Дея, пропавшего в неблагих землях в поисках цветка жизни.

Состояние подвешенности целого Двора!

Гвенн моргнула: ей показалось, что пол близ покоев Айджиана пошатнулся. Она, не поверив глазам, дотронулась до стен: они искажены, нет, изогнуты, покрыты толстым слоем перламутра.

Ещё вчера здесь не было ничего похожего. Но сегодня — сегодня девятый день с той даты, когда Нис должен был вернуться!

Сзади пискнула запнувшаяся Лейсун, раздалось ругательство Улинна.

Рабочий кабинет морского царя раздулся в размерах и превратился в гигантского моллюска перламутром наружу. Айджиан любит пространство, но сейчас округлый кабинет вырос непомерно, раздвинул пол, потолок и стены — зато между створками дверей появилась трещина. Трещина, в которую направилась Гвенн. Она идёт осторожно: пол и потолок тоже изогнуты.

Морской царь лежит за столом, спиной ко входу, свернувшись клубком.

Расшитая зелёно-синяя накидка раскинулась по полу, поверженный непонятно чем, Айджиан выглядит опрокинутой горой, которую венчают величавые рога.

— Сир, сир, пожалуйста, сир! — Мигель обогнул гору, оказался напротив синей головы. — Сир! Нельзя так долго спать, сир!

Гвенн приблизилась осторожно. Айджиан впервые так неподвижен и тих, его нельзя было застать бездеятельным в любое время дня и ночи — кроме нынешнего.

— Видите, миледи, видите?! — Мигель, содрогаясь от рыданий, прилепляется к ладони Айджиана, накрывшей что-то небольшое, что-то, хранимое им, несмотря на любые переживания.

Что-то, вокруг чего оберегающим движением и завернулась фигура морского царя.

Гвенн подходит ближе. Мигель и Маунхайр останавливаются слева и справа. На столе карты и донесения, всё как обычно.

— Мигель, хватит страдать! Ему надо помочь, а не рыдать!

Первый министр взволнованно подаётся вверх, подплывая к своей миледи в новом порыве отчаянной надежды.

— Ты можешь сказать, что именно тут произошло?

Гвенн пронзает ощущение, что она упустила нечто важное, что ей нужно было зайти к царю вместе с Нисом, попытаться передать его чувства словами, чувства, в выражении которых так скупы фоморы, но которые так необходимы, иногда жизненно необходимы, — ей, Нису, Айджиану, всей её семье, не менее дорогой, чем та, что осталась на берегу.

— Я могу сказать, что наш молодой сир всё же не нашёл нужных слов!

— Покажи, Мигель! — настаивает Гвенн. — Ты был там, ты можешь!

Тёмная рябь воды сгущается, местами уплотняясь, местами расходясь, Айджиан лежит неподвижно, не реагируя на изменение окружающего и волшебство под самым боком. Гвенн останавливается около лежащего короля, наблюдая сцену, ткущуюся из темноты и просветов.

В кабинете два силуэта. Айджиан — рядом с Гвенн, а напротив, возле входа, рисуется милый её сердцу Нис. Ярко-зелёные глаза смотрят прямо, не то испытывая, не то полностью доверяя. В ряби и темноте плывёт искажающееся дроблением эхо голосов.

— Благие сообщили, что Мидир очнулся. Я бы хотел увидеть его, — Нис поднимает взгляд выше и говорит, не отрывая глаз от рогов Айджиана. — Уверен, отцу тоже будет интересно меня увидеть. Пусть и через пару тысяч лет.

— Отец смотрит на тебя постоянно, — Айджиан морщится досадливо. — Кто бы мог подумать, что для тебя это событие, стоящее внимания раз в две тысячи лет.

— От… Айджиан, — наследник не желает показывать слабость, не догадываясь, сколько в этом могло бы быть силы. — Мне нужно увидеть его. И я зашёл сказать, что уезжаю. Поставить тебя в известность, чтобы ты опять не гонял Мигеля меня возвращать.

Морской царь прикрывает оба глаза, огромные рога давят голову неимоверной массой. Он скрещивает руки на груди, опуская невидящий взгляд к картам и письмам.

— Не пошлю. Это всё? Иди. Уезжай скорее.

— Отец, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь? — останавливается у входа Нис, словно понимая: происходит что-то не то.

— Счастливого… пути, — невпопад отвечает Айджиан, не отрывая взгляд от стола, но как только царевич разворачивается, горько вздыхая, отчаянно смотрит вслед. — Легкой волны тебе, сынок.

Кажется, он не слышал того, что сказал ему сын!

Некоторое время ничего не происходит, Гвенн нетерпеливо шевелится посреди ряби и темноты, злясь на мужа, которому всё ясно и который так и не сказал слова любви отцу! Она его прибьёт, точно прибьёт, когда он приедет!

Тут Айджиан достает из нагрудного кармана что-то небольшое, неразличимое в волшебной проекции. Смотрит, смотрит, смотрит неотрывно.

По громаде главного здания Океании раздаётся звон, оповещающий о скором отъезде наследника. Морской царь неловким движением скидывает со стола светильник с проклятием, который вольно или невольно объединял его и Ниса.

Вот что тогда сверкнуло, когда Гвенн объявляла об отъезде мужа.

Для Ниса Балор Второй — нечто непоколебимое и вечное, тот, кто всегда поймёт и защитит. Но теперь защита нужна самому царю.

Гвенн ужасается этому видению: ведь для морского царя разбитый светильник наверняка послужил знаком, и знаком потери. А если он решил, что теряет и сына, и дочь!

Айджиан опускается на пол медленно, неотвратимо, укладывается на своё нынешнее место, продолжая сжимать в кулаке своё непонятное сокровище. Магией подтягивает песочные часы, увеличивает их до размера взрослого ши и ставит рядом с собой. Рябь теряет очертания, расходится размытыми волнами.

— И вот сегодня, сегодня всё совсем плохо! — причитает Мигель, трепыхаясь бабочкой подле лица царевны.

Айджиан смотрит на полностью просыпавшийся песок в часах, очень похоже, отмеряющих время приезда сына.

— Ну вот и всё. Наигрался, — морщится и замирает окончательно.

Гвенн присаживается совсем рядом с Айджианом, касается его и понимает: сердце не бьётся.

— Нис вернётся. Не покидай нас! Не покидай меня!

Ударить всем имеющимся волшебством? Но Балор — он даже не фомор, он — сама стихия океана!

Гвенн неудержимо плачет, повторяя отчаянные слова: «Не покидай нас, отец!», как шептала их каждый день у входа в покои Айджиана — и её слёзы, упавшие на руку морского царя, превращаются в льдинки.