Роман Петрович возвращается с подносом, на котором дымится мясо. За ним следует бутылка коньяка и несколько тарелок с салатами. Он ставит всё на стол, и я вижу, как пар от мяса поднимается в воздух, наполняя баню ароматом, от которого текут слюнки.
Я уже успела переодеться в халат, а мои вещи висят рядом и сушатся. Мы быстро накрываем на стол, и начальник подмигивает:
— Ну что, Смирнова, будешь коньячку для согрева?
— Да ну вас, я еще от вчерашнего не отошла, — качаю головой, но он ухмыляется ещё шире.
— Слабо? — подмигивает мне. — Или боишься?
Ну вот, началось. Брать на слабо — это, конечно, по-нашему. Я закатываю глаза, но не выдерживаю.
— Ладно, давайте, но только не много, — сдаюсь и беру маленькую стопку, а он наполняет её янтарной жидкостью.
Выпиваем по паре рюмок. Коньяк согревает, и на душе становится еще теплее. Мы едим мясо, и я не могу удержаться, мычу от удовольствия.
— Роман, вы просто гений кулинарии! Это самое вкусное мясо, что я когда-либо ела.
— Да ладно тебе, — смеётся он, но видно, что ему приятно. — Этот рецепт мне рассказал один охотник, когда я путешествовал по Алтаю.
— Вау! — восторгаюсь. — Расскажите про Алтай.
Роман Петрович очень увлекательно рассказывает о своих путешествиях. Мы незаметно выпиваем еще по несколько рюмочек и меня расслабляет, а он вдруг хлопет в ладоши и нетерпеливо потирает руки.
— Ну что, Смирнова, пойдём в баню?
Я смущённо мотаю головой.
— Я не буду париться в чем мать родила.
Он бросает на меня спокойный взгляд и ухмыляется:
— Полотенце сойдёт? Трусы можешь оставить, но лифчик лучше снять — там застежки металлические, в парной не очень безопасно, ожог заработаешь. — Откажешься от моей крутой бани, потом всю жизнь будешь жалеть, что из-за какого-то купальника себя такого удовольствия лишила. Я парю еще лучше, чем шашлык готовлю.
Смотрю на его хитрый взгляд и машу рукой.
— Ай, ладно! — не знаю, что во мне говорит, смелость или коньяк, но мне на самом деле очень хочется сходить с ним в баню.
Я и не думала, что у моего начальника такая насыщенная жизнь вне работы. Он много путешествует, занимается спортом, а еще очень увлекательный собеседник. Я бы, наверное, бесконечно слушала его истории.
Беру полотенце, оборачиваюсь отвернувшись. Роман Петрович делает то же самое, только вокруг бёдер. Мы направляемся в парную, и там, в тепле, чувствую, как растекаюсь по деревянному настилу от кайфа и релакса. Даже разговаривать лень, поэтому какое-то время просто молчим. Дышу горячим ароматным воздухом и понимаю, что это лучший новый год за всю мою жизнь.
— Давай, я тебя попарю, — говорит Роман Петрович, поднимаясь.
Я, честно говоря, не была к такому готова, поэтому немного напрягаюсь.
— Полотенце снимать нужно?
— Ну, вообще-то да. Не стесняйся, я отвернусь.
Он отворачивается, и я, закусив губу, аккуратно ложусь грудью на лежак, стараясь прикрыть бедра полотенцем. Раздаётся плеск воды и шорох листьев. Понимаю, что это Роман Петрович взял веник в руки. Вдруг полотенце съезжает с моих ног.
— Эй! — восклицаю я, понимая, что это начальник стащил его.
— Расслабься, Смирнова, всё нормально, — слышу его смех. — Ты же в трусах.
— Да там не трусы, а название одно, — стону смущенно, но когда моей кожи касается горячий воздух, разгоняемый взмахами листьев, тут же замолкаю и забываю о такой мелочи.
Чувствую, как веники то и дело касаются моей кожи. Тепло распространяется по спине, ягодицам, ногам. Потом удары становятся пожестче и я кряхчу от истинного кайфа. Кажется, вот-вот засну как младенец.
— Эй, ты там еще не растаяла? — смеется роман Петрович, склоняясь ко мне. — Ладно, переворачивайся.
— Отвернитесь! — бурчу, чувствуя, как лицо начинает гореть.
Он закатывает глаза, но отворачивается, и я переворачиваюсь на спину, прикрывая руками грудь. Он оборачивается обратно.
— Смирнова и чего я там не видел? — хмыкает загадочно.
С сомнением хмурю лоб, не понимая, чего я такого смешного сделала.
Когда, наконец, настает моя очередь парить его, кутаюсь и отворачиваюсь, потому что Роман Петрович собирается снять полотенце. Жду.
— Я готов. — слышу и оборачиваюсь, теряя дар речи.
Роман Петрович лежит обнаженный, едва помещаясь на настиле. Его тело выглядит мощно и дико сексуально. С трудом отвожу взгляд.
Как много скрывается за строгим костюмом, оказывается.
— К труду и обороне? — усмехаюсь, стараясь скрыть смущение. Вытаскиваю веники из кадки.
— А что, мне придется обороняться? Ты будешь ко мне приставать? — игриво хмыкает он. — Я не против.
Ржу, но мой взгляд непроизвольно цепляется за красивое рельефное тело и накачанную задницу босса. Его… хочется потрогать. Погладить. Впиться ноготками в ягодицу.
Ох!
Из груди вырывается судорожный вздох, потому что живот внезапно скручивает спазмом. Вот это да! Надо заканчивать с такими фантазиями, а то я чувствую, как возбуждение совершенно некстати начинает разливаться по телу.
Стараюсь сосредоточиться и начинаю парить.
— Да что ж ты так слабо? Давай посильнее, Жень. Я люблю пожестче. — расслабленно мурлычет Роман Петрович.
Бью вениками сильнее.
— Женя, ты меня гладишь. Посильнее.
Меня злит, что я и так бью со всей силы, а ему все мало.
— Женя, ты в детстве ела мало каши. — комментирует мои старания начальник.
Не выдержав, хватаю веники двумя руками и с размаху бью его по ягодицам.
— Ай! — вскрикивает босс, подскакивая и моментально запахивая полотенце на бёдрах. — Ну ты даёшь, Смирнова!
— Что такое? — довольно ухмыляюсь. Но не успеваю больше ничего сказать, как Роман Петрович сгребает меня подмышку и тащит к выходу.
— Эй, что вы делаете?! — визжу, но он не отвечает, только хохочет, вытаскивая меня на улицу. Брыкаюсь.
Секунда — и мы уже падаем в сугроб.
Падаем вместе, потому что я, догадавшись о его намерениях, вцепилась мертвой хваткой в его влажное от пота тело.
Сугроб глубокий и мы будто тонем в нем. Задыхаюсь от обжигающих ощущений. Все тело будто звенит от разницы температур. Под спиной — холодный снег, сверху — разгоряченное тяжелое тело босса. Смеюсь, пытаюсь отпихнуть его. Роман Петрович рычит, упирается на руки и немного остраняется, нависая сверху и с весельем глядя в мои глаза. От нас валит пар. Дышу так, будто пробежала несколько кругов по стадиону. Вот это адреналин!
Вдруг чувствую, как что-то твердое упирается мне в бедро. И я не думаю, что Роман Петрович по пути захватил с собой какую-то дубинку.
Замираю на вдохе. Вижу, как лицо напротив становится серьезным. Пристальный взгляд перемещается с моих глаз на губы.
— Роман Петрович… — ошарашено шепчу, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле. — У вас стоит.