Допиваем шампанское и открываем ещё одну бутылку. Вообще, меня от этих газировок уносит влет и я не чувствую момента, когда лучше остановиться. Вот и сейчас я чувствую, как накидываюсь, но останавливаться уже не хочется. В голове появляется легкость и мы весело болтаем с начальником без фильтров и притворства.
Смотрю на Романа Петровича, пока он разливает напиток по бокалам и думаю, что классный мужик. Он нравится всем бабам на заводе. Неудивительно, в общем-то. Красивый, ухоженный, обаятельный, с тонким юмором. Плюс не жлоб.
На праздники всегда хорошие подарки сотрудникам делает. А ещё, оказывается, он одинокий. Никогда бы не подумала, что такой человек может остаться один. А что, если жена ушла от него из-за проблем в сексе? Я внутренне хмыкаю. Даже стало обидно за начальника. Разве может это быть причиной, если любишь человека?
Роман Петрович смотрит на меня с лёгким интересом:
— О чем задумалась, Жень?
Я качаю головой, делаю ещё один глоток шампанского:
— О жизни.
— Тяжелая жизнь? — он приподнимает бровь.
— Да нет. Просто смотрю на вас и думаю, вот, вы с женой развелись. Вроде бы и все есть для счастья, а почему-то все равно не сложилось.
Он на секунду задумывается, потом улыбается и пожимает плечами.
— Не зря говорят, что деньги — не главное. А у тебя как дела на личном фронте?
— Да тоже не густо. Мужики не хотят семьи. Избалованные.
— А тебе прям семья нужна? — с сомнением смотрит на меня Роман Петрович.
— Ну, в теории, да. А не то, что “всунул-вынул и пошел”. Одноразовые отношения не интересуют, короче. Работать надо, не до этого.
— А как же наслаждаться молодостью и красотой? — усмехается он.
Я прикусываю губу, потом вздыхаю:
— Это все, конечно, звучит красиво, но квартира сама себя не купит.
Роман Петрович фыркает:
— Слушай, ты меня пугаешь. Девушки в твоем возрасте еще совсем ветреные, а ты так рассуждаешь, будто уже пуд соли съела.
— А, может, и съела? — усмехаюсь, вспоминая, что мое детство легким назвать как-то язык не поворачивается.
— Ну, а мечтаешь хоть о чем-нибудь? Не таком мтериальном, как квартира?
Задумываюсь, но всё, что приходит в голову — детские мечты. Тогда всё казалось простым и волшебным.
— В детстве мечтала путешествовать, — признаюсь.
Роман Петрович смотрит на меня с лёгким удивлением:
— А что тебе мешает?
— Вы давно на зарплаты простых рабочих смотрели? Половина уходит на еду. — качю головой. — Вот я живу в общаге, на шмотки не трачусь, как и на косметику. Родителям помогаю, на квартиру коплю. Какие уж тут путешествия? Выросла, желания стали куда более реалистичными. Путешествую по общаге и работе.
— Давай я тебе путёвку подарю. — хмурится Роман Петрович и кает головой.
Улыбаюсь.
— В санаторий к пенсионерам? Ой, не смешите. — перевожу его слова в шутку, пытаясь скрыть смущение и ощущение того, что он это говорит просто потому, что выпил лишнего.
Вижу, как челюсти моего начальника сжимаются, и слышу, как он скрипит зубами.
Упс, кажется, снова перегнула палку. А ведь, может, это и вправду больная тема? Половая несостоятельность — вещь неприятная, особенно для мужика его возраста. А тут еще я подливаю масла в огонь.
— Я шучу, — предупреждаю его, чувствуя себя немного виноватой. — Спасибо, конечно, но чтобы ехать в путешествие, нужны шмотки, отпуск за свой счёт, потом сидеть на следующий месяц без зарплаты… И ещё слухи пойдут, что у нас с вами что-то личное. Не хочу этого, правда.
Роман Петрович нахмуривается ещё сильнее:
— Я не понимаю, я что, говно какое-то, чтобы личного со мной стесняться?
Меня охватывает смешанное чувство. С одной стороны, мне его искренне жаль, он ведь, наверное, правда не понимает, что творится у других в головах и что о его здоровье знает весь завод. С другой стороны, его уязвленная гордость делает его чертовски смешным и обаятельным. Но я держу лицо, смотрю на него с невозмутимым выражением.
Видимо, мои слова задевают его глубже, чем я ожидала, или это воздействие шампанского, но Роман Петрович отставляет бокал и вдруг расстегивает рубашку. У меня глаза округляются.
— Мамочки, Роман Петрович, вы чего? — выдыхаю, глядя на него с явным смущением.
— Показать тебе, что я не старый, — говорит он раздраженно. Слышу в его голосе обиду.
— Да не старый вы, я вам верю… Да оденьтесь вы, — прошу, но он не останавливается.
— Нет, трогай, — мстительно усмехается мой начальник, подойдя ближе и беря мою руку. Заставляет меня трогать его пресс, мышцы на руках. Его кожа горячая, а мышцы под пальцами твердые и довольно… впечатляющие. Я смущаюсь, но подчиняюсь и лапаю спортивное тело.
— Ладно, ладно, для сорока вы очень даже ничего, — пытаюсь отшутиться и убрать руку, чувствуя, как щеки начинают гореть.
— В смысле "для сорока"?! — возмущается он снова. — Да мужики в этом возрасте только женятся.
— Давайте бухать, Роман Петрович, — пытаюсь сменить тему, мягко улыбаясь.
— Да не называй ты меня Романом Петровичем, — фыркает он, закатывая глаза. — А то я правда себя уже дедом чувствую.
— А как? Ромчик? Ромочка? Ромашка? — хихикаю, не удержавшись.
— Блин, Смирнова, — он качает головой с укором, но вижу, как уголки губ подрагивают в улыбке. — Просто Роман. Давай бухать.
Мы снова пьём. Снова смеёмся и то и дело подкалываем друг друга. Хмельное веселье, как это обычно бывает, захватывает и уже не отпускает. В какой-то момент выходим на улицу покурить. Смотрим, как метёт снег.
— Фига се “распогодилось”. Завтра можно будет снеговика лепить. Застегнулись бы хоть, а то простудитесь.
Роман Петрович смотрит на меня с прищуром, ухмыляется:
— Смирнова, я закалённый. И в сугроб после бани нырнуть могу, и на Крещение искупаться. А ты как с дедом.
— Да ладно вам, — усмехаюсь. — Я просто забочусь.
— Если заболею, найду тебе халат медсестры, будешь меня лечить.
— О, да вы любитель ролевых игрищ? — хохочу.
— Да не, бывшая жена работала в больнице просто. — приобнимает меня Роман Петрович и выкидывает сигарету.
Возвращаемся в дом, обнявшись. Пьяненькие. Нам весело и хорошо. В гостиной играет музыка, и вдруг начальник поворачивается ко мне, хитро щурясь.
— Пошли танцевать, Смирнова. Я и тут твоим молодым ухажерам фору дам.
— Мазь от радикулита сначала найдите, — смеюсь, пытаясь отклониться, потому что я не вот чтобы тебе танцовщица, но он уже тянет меня на середину комнаты.
Только заходим, как начинается медляк.
Роман Петрович тянет меня к себе, прижимает крепко, и мы начинаем двигаться в такт музыке. Я чувствую, как его руки обхватывают мою талию, а под пальцами ощущаю, как моя кожа покрывается мурашками. Меня охватывает странное чувство — вроде бы всё это шутка ради развлечения, но тело обдает пьянящим жаром.
— Смирнова, ты чего как Буратино? — фыркает Роман Петрович, ведя меня в танце. — Давай, плавненько двигаемся, вот так.
Он разворачивает меня спиной к себе, обнимает за талию, и я чувствую, как его дыхание касается моей шеи. Мы медленно покачиваемся, и я стараюсь расслабиться, покачивая бедрами в такт. Закрываю глаза, откидывая голову ему на грудь.
— Ну, вот, отлично. А то вся деревянная была, — шепчет Роман Петрович мне в ухо и я покрываюсь мурашками.
— Это я деревянная? — хмыкаю, чувствуя, что меня ведет после танца. — Смотрите, как я умею.
Начинается новая композиция, и я внезапно решаю впечатлить начальника до глубины души. Забираюсь на столик в гостиной, пытаясь не светить розовыми стрингами и начинаю танцевать под восточную музыку. Вдруг стол качается, и я в ту же секунду теряю равновесие. Падаю.
Роман Петрович успевает подхватить меня в крепкие объятия, но я взвизгиваю, царапаясь внутренней частью бедра об острый край пряжки его ремня.
— Ай, как больно, — стону, пока крепкие руки несут меня на кухню, сжимая в объятиях.
Роман Петрович сажает меня прямо на стол.
— Где больно? — обеспокоенно смотрит мне в лицо.
— Бедро, — стону, сжимаясь.
— Нууу, — задумчиво оглядывает меня босс, — тогда раздвигай ноги.