Да я в принципе, похоже, ошибся. Под бесформенным свитером пряталась очень женственная фигура. С трудом оторвав взгляд от наливных яблочек, скольжу им по тонкой осиной талии. Торможу на заманчивой родинке над пупком. Ниже начинаются уродские черные штаны, но фантазия уже дорисовывает покатые бедра с выпирающими подвздошными костями.
— Ну как, Роман Петрович, тяну на премию? — вырывает меня из нирваны ее гарцующая “р”.
— Ты сдурела что ли, Смирнова? — выдыхаю, с трудом переводя взгляд на ее лицо. Поднимаю сигарету с пола и выкидываю ее. — Почему не сказала, что под свитером ничего нет?
— Как это ничего? А сиськи? — пожимает она плечами.
Закатываю глаза. Логика железная.
— Прикрой срамоту свою, — киваю на грудь, снова кидая на нее быстрый взгляд.
Или четверочка? Не понятно, бельишко кружевное с толку сбивает.
Достаю сантиметр из тумбочки.
— И ничего не срамота, — бубнит обиженно Смирнова и напяливает кофту. — Вам не угодишь.
— Да не одевайся ты пока! — рычу.
Она выглядывает на меня из горловины свитера и замирает с приподнятыми руками.
— Вы уж определитесь, товарищ директор.
— Да просто руками сиськи свои прикрой, я не знаю! — не выдерживаю. — Мне нужно размер твой узнать.
— Дэ.
— Что “дэ”?
— Грудь “дэ”… Четвертый размер. — Смирнова стягивает свитер с головы и прижимает его к груди. — Аааа! Вы что, хотите меня снегурочкой нарядить? Тогда сорок шестой размер. — расплывается в улыбке.
Качаю головой, приближаясь к ней и растягивая сантиметровую ленту.
— Да, но нет, — зависаю на ее аппетитной ложбинке, выглядывающей из шерстяной засады.
— Роман Петрович, в глаза смотрите, — хихикает Женька, поднимая кофту выше. — А то знаю я вас, серцееда. А дедушкой Морозом вы будете? Вам по возрасту пойдет.
Закатываю глаза. Мне всего сорок, но Смирнова ставит в нашем общении акценты так, будто все девяносто.
— Ты мне тут не обзывайся давай. — хмурюсь и развожу ее руки в стороны, всячески удерживая себя от взгляда вниз. — Ты не будешь снегурочкой. Старая слишком. — не могу удержаться от укола, но она лишь продолжает тихонько гоготать.
А сколько Женьке лет, интересно? Что-то около двадцати пяти вроде.
Пропускаю ленту ей за спиной, фиксирую на груди и все равно приходится посмотреть вниз, на результаты измерений.
Основная часть лифчика-топика не прозрачная и закрывает все самое интересное, чем только подогревает желание аккуратненько оттянуть тонкую ткань пальцем и заглянуть под нее.
Чувствую, что организм упорно реагирует на Смирнову, как на красивую женщину. Ему для этого достаточно ее красивых сисек. Все остальное — второстепенно. И только ее ярко выраженное “рычание” возвращает меня в реальность.
Следом измеряю талию. Женька покрывается мурашками и передергивается, а я представляю, как ее сосочки сжимаются и становятся твердыми.
— Смирнова, не дергайся! — шиплю и бросаю на нее строгий взгляд.
— Простите, Роман Петрович, но у вас руки холодные, — вздыхает она. — А если не Снегурочкой, то кем я буду? Зайчиком?
— Белочкой, — хмыкаю и распрямляюсь, разглядывая ее лохматый жёлтый пучок. Наверное, это должен был быть белый цвет, но что-то пошло не так.
— У нас будут ролевые игры? — игриво стреляет глазами Женька и снова ржёт, а я укоризненно качаю головой.
— Все бы тебе хохмить, Евгения. Вот красивая баба, а пользоваться этим не умеешь.
— Да ради кого пользоваться-то? — она пожимает плечами.
А вот сейчас обидненько было.
— Вы наших мужиков на заводе видели? — продолжает и я понимаю, что речь не обо мне, а в общем. — Ради дяди Вити, наладчика? Или кривого Пашки? Остальные то все женаты.
— Ну, на заводе то свет клином не сошёлся, — хмыкаю я, запихивая руки в карманы. — Можешь одеваться.
Смирнова натягивает свитер, а я сажусь за стол и записываю ее параметры на листок, чтобы не забыть.
— Так кем я буду-то? — мнется перед столом Женька. Поднимаю глаза.
Ну! Вот! Нормальная, бесформенная, антисексуальная Смирнова. И все наваждение сразу рассеялось, как страшный сон.
За несколько месяцев до нового года на кондитерских фабриках начинается аврал и я просто давно не расслаблялся в компании прекрасных дам. Посвящал всего себя работе, вот меня и штормит. Обязательно исправлю это на новогодних каникулах.
— Барби. Развлечешь с обеда до вечера мою дочку и других детей, пока мы с друзьями посидим. Получишь столько, сколько получаешь на заводе за месяц. Согласна?
— Роман Петрович, вы сдурели, что ли? Какая из меня Барби? Я и каблуки то никогда в жизни не носила. — вдруг испуганно пятится Женька. — Да и бухать с подружками в караоке собирались. Договорились уже. Не, ну нахер. Я опозорюсь.
— Смирнова… — тру переносицу. — Первого числа “побухаете”. Каблуки тут — не самая большая проблема. Ты — главное — рот не открывай… не по делу. Тогда не опозоришься. Или мне Ирку вместо тебя позвать?
Ложь, провокации и шантаж — наши любимые методы…
Вижу, как глаза Женьки наливаются кровью.
В яблочко.