Не его Золотая девушка

Глава 7

Уэст

Пакетик со льдом тает на костяшках пальцев. Мама настояла. Она переживает о синяках и отеках, но мне наплевать. Все мысли о драке, о том, что сказал Рикки.

Никому из семьи Блу не нужен еще один Голден, держащий их за горло.

Я миллион раз перебирал эти слова в голове, гадал, что же он мог иметь в виду, но все тщетно. Он мог говорить только о Вине, других вариантов у меня нет.

С тех пор как несколько часов назад добрался домой, я несколько раз думал о том, чтобы проехаться по каждой улице Южного Сайпресса в поисках Рикки, поспрашивать, пока не найду кого-нибудь, кто его знает. Но незнание его фамилии делает его призраком. Еще я почти уверен, что никто в той части города не выдал бы информацию о нем, даже если бы она была общеизвестна.

Но, черт возьми… он что-то знает. Гораздо больше, чем я.

– Ладно, засранец. Хватит увиливать. Никаких больше отговорок и прочего дерьма, – заявляет Дэйн. – Садись-ка и рассказывай, в чем дело, потому что мы не уйдем, пока ты не выложишь все. Какого хрена происходит?

Они со Стерлингом наседают на меня сразу же, как входят внутрь и запирают за собой дверь, очевидно, играя в хорошего и плохого копа. Оба встали у входа в мою спальню, скрестив руки на груди.

Мама тоже пыталась провернуть подобное, когда швейцар позвонил ей и сказал, что я вернулся после драки. Разница в том, что она и вполовину не такая настырная, как эти два придурка. Они больше не позволят мне уходить от ответа. Вот почему я знаю, что не смогу просто переждать, как сделал это с ней.

Во взглядах братьев ни крупицы колебания. Чем дольше я заставляю их ждать, тем яростнее они пялятся.

Всю свою жизнь я ограждал их от определенной правды. Не потому, что они не способны с ней справиться, а потому, что мне не хотелось вбивать им в голову брехню Вина. Если бы был выбор, я бы и сам не захотел знать то, что знаю. Казалось несправедливым свалить эту хрень и на них тоже.

Но, если честно, я устал. Устал быть единственным хранителем секретов нашего отца. Устал разбираться со всем самостоятельно. Устал быть плохим парнем, когда определенно не я один достоин этого титула.

Я опускаюсь на край кровати, уставившись в пол, и понимаю, что больше не могу держать все это в себе. Правильно это или нет, я готов поделиться всем, что знаю, с двумя людьми, которым доверяю больше всего. Комментарий Рикки – и вопросы, которые возникли после, – возможно, одна из причин, почему я хочу покончить с тайнами.

– Впервые я понял, что отец – мудак мирового класса, когда мне было восемь, – признаюсь я. – Пробравшись в его машину, чтобы сделать ему сюрприз на день рождения, я получил место в первом ряду на минет от какой-то случайной сучки, которая на него работала.

Тяжесть сваливается с меня в ту же секунду, когда слова слетают с губ, но в мгновение ока ее заменяет чувство вины. За то, что я переложил это бремя на плечи братьев.

– Он сказал мне перестать плакать и быть мужиком, когда понял, что я все видел. Потом сказал мне, что я разобью сердце маме, если разболтаю об этом, – добавляю я. – После этого то тут, то там появлялись подсказки – обертка от презерватива под задним сиденьем, долбаные телефонные разговоры, которые я подслушал. Но совсем недавно я нашел фотку.

Вместо объяснений я беру телефон и пролистываю галерею. Дэйн и Стерлинг колеблются покидать свой пост у двери, но в конце концов подходят ближе. Когда я поднимаю экран, показывая им изображение, которое нашел в сейфе несколько месяцев назад, – конечно, прикрывая большим пальцем сиськи, – они оба выглядят такими же растерянными, как и я в тот день.

– Саутсайд? – спрашивает Дэйн.

– Ты думаешь, они с папой… – голос Стерлинга затихает, прежде чем он заканчивает мысль.

– Нашел это на телефоне в его сейфе. В тот день, когда украл его кредитку, – объясняю я, опуская телефон обратно в карман спортивных штанов.

– Вот почему ты нацелился на нее, – наконец понимает Дэйн.

– Так и есть, – признаю я, – но с тех пор многое изменилось.

Включая то, что я по глупости умудрился в нее влюбиться.

Я вздыхаю, вспоминая, как был уверен во всем тогда. Полагал, что она заслужила все, что я с ней сделал. Все было таким черно-белым.

– Вот почему тебя взбесило то, что сказал сегодня ее бывший? Ты думаешь, он знает, как связаны Вин и Саутсайд? – спрашивает Дэйн.

Я пожимаю плечами.

– Честно говоря, я уже не знаю, что думать.

И это правда. Мне так много еще нужно им рассказать, но я даже не знаю, с чего начать, не знаю, что правда, а что ложь.

– Перед региональными, когда Вин спустился поговорить, речь шла о моих фотографиях с Саутсайд в бассейне. Он настаивал, чтобы я держался от нее подальше, признал, что у них что-то было, а потом заявил, что она использовала меня только для того, чтобы причинить ему боль, потому что он порвал с ней.

– Он признался в этом? – спрашивает Стерлинг, побуждая меня кивнуть. – И ты уверен, что это не чушь собачья?

Глаза закрываются, и, вот так просто, я возвращаюсь в ту ночь, в тот гостиничный номер. Пока я смотрел в глаза Саутсайд, я мог бы поклясться: все, что она говорила, было настоящим. Мог бы поклясться, что это не имело ничего общего с местью. Что были важны лишь мы вдвоем.

Но потом вновь всплывали слова Вина.

– Тогда я не мог представить, чтобы отец признал что-то подобное, если бы оно не было правдой, но… теперь вот думаю, не ошибся ли.

Голова идет кругом, когда я понимаю, что у меня в руках только несколько кусочков головоломки. И я даже не знаю, где эти кусочки сходятся.

– Если ты и правда ошибся, – рассуждает Стерлинг, – это означает, что его реальная тайна каким-то образом хуже. Раз он предпочел соврать, будто бы трахнул старшеклассницу.

Интрижка так хорошо подходила. Мы ведь говорим о Вине. Измена для него так же естественна, как дыхание. Не говоря уже о том, что Саутсайд полностью соответствует его типажу. И он крайне против того, чтобы я с ней общался. Но теперь все, что я знаю, как будто не сходится.

Ничего не понимаю.

Я наклоняюсь вперед и хватаюсь за голову. Братья молчат. Они понятия не имеют, каково это – сомневаться, не испортил ли я все только потому, что отец снова играл со мной в игры разума.

– С ума не сходи только, – сурово произносит Дэйн ровно тогда, когда нужно.

– Давайте вернемся к видео, – вмешивается Стерлинг. – Тут есть связь? Ты слил его, чтобы отомстить за то, что Вин тебе сказал?

У меня внутри все скручивается в узел.

– Нет, – вздыхаю я. – Это был не я. Паркер – единственная достаточно долбанутая сучка, способная вытворять подобное дерьмо.

Я не смотрю на парней, но прекрасно представляю, какими взглядами они меня награждают.

– Черт, я так и знал, – кипит Стерлинг.

– И почему мы до сих пор не сдали эту сучку? – вопрошает Дэйн.

– Потому что все не так просто.

Я снова чувствую на себе их осуждающие взгляды.

– Почему, черт возьми, нет? Она обманула тебя, теперь надо обрушить ад на ее голову. Для меня это звучит офигеть как просто, – рассуждает Дэйн. Он взвинчен, как будто на кону его имя. Не мое.

– Я не могу настучать, потому что она знает, – отвечаю я, уже чувствуя себя поверженным.

– Знает что?

Я поднимаю голову как раз в тот момент, когда Стерлинг задает свой вопрос. И после того, что я говорю дальше, он бросает на меня понимающий взгляд.

– О Кейси. От Кейси, – уточняю я, прежде чем они успевают спросить, кто, черт возьми, мог рассказать Паркер Холидей хоть что-то.

В ответ тишина. Затем оба садятся подумать: один – в кресло у окна, другой – на пол, прислонившись спиной к стене.

– Проклятье, – вздыхает Стерлинг, наконец-то осознавая.

– Если я расскажу про слив видео, она расскажет всем, что знает обо мне и Кейси. Начиная с отца Кейси.

Оба понимают, почему для меня это полный отстой.

– Проклятье, – повторяет Стерлинг.

Мы сидим, не произнося ни слова, пока они осознают весь масштаб этой гребаной ситуации. Дэйн ерзает в кресле, полностью завладевая нашим со Стерлингом вниманием.

– Ты был не единственным, кто рано узнал, кто такой Вин на самом деле. Мне было десять, – признается он. – Это случилось, когда мама уехала домой на неделю. Он нашел няню, чтобы присматривать за нами.

На его лице появляется невеселая ухмылка.

Я помню ту неделю и «няню», которую взял на работу наш дерьмовый отец. Все, чтобы мы не лезли к нему, пока он ни хрена не делал.

– Однажды ночью я не мог уснуть, поэтому встал, чтобы попить воды. По дороге на кухню я услышал странные звуки, доносящиеся из одной из ванных комнат, – продолжает Дэйн. – Недолго думая, я вошел и поймал их. Он нагнул ее над раковиной, брюки были спущены до лодыжек.

Я не должен удивляться, что у Дэйна есть своя история, но удивляюсь. Очевидно, я не единственный думал, что лучше защитить братьев от правды.

– Он и тебя подкупил мороженым? – спрашиваю я полушутя-полусерьезно.

– Не, дал пятьдесят баксов и упомянул, что мама неделей ранее угрожала увеличить дозу таблеток. Сказал, что если я настучу на него, то она может сдержать обещание.

– Что за мудак говорит такое своему собственному ребенку?

Дэйн пожимает плечами, прежде чем ответить на мой вопрос.

– Только Вин Голден.

Никто из нас с этим не спорит.

– Что за больной ублюдок, – усмехается Стерлинг. – Я его, конечно, не ловил, но ни за что бы не поверил, что он когда-либо был верен маме. Человек с таким эго не должен заводить семью.

Мы снова замолкаем, и мне интересно, размышляют ли они о нашем потрясающем детстве. Да, с деньгами было легче игнорировать часть поступков отца, но эти взлеты всегда перемежались довольно нездоровыми падениями. Такое дерьмо ни один ребенок видеть не должен.

– Итак, каков план? – спрашивает Дэйн. И я замечаю, что он не спросил, каков «мой» план. Теперь, когда они знают правду, это стало и их проблемой тоже.

Я пожимаю плечами, одновременно чувствуя воодушевление и поражение.

– Да ни хрена я не знаю.

– Нам нужно докопаться до сути лжи Вина, а еще уладить ситуацию между тобой и Саутсайд, – говорит Стерлинг, но затем смотрит на меня. – Если только… ты все еще не думаешь, что Вин сказал тебе правду.

Я на мгновение задумываюсь об этом и вспоминаю, как он манипулировал всеми нами на протяжении многих лет. Как бы ни было легко поверить, будто я во всем разобрался, теперь дело не только в осознании, на что способен Вин. Той ночью я кое-что увидел в Блу. И я знаю, что почувствовал, когда прикоснулся к ней.

Уже одно это заставляет меня выбросить свои теории в окно, ведь реальность, от которой я не могу убежать, такова: я хочу эту девушку. Может, даже больше, чем хочу правды. Это наводит меня на мысль, что, даже если мы никогда не раскроем всю историю, я мог бы просто послать все к черту.

При условии, что я когда-нибудь смогу заставить Блу выслушать меня.

– Я пытался поговорить с ней сегодня, но безуспешно.

– Неужто, Шерлок, – говорит Дэйн со смехом. – Она думает, что ты слил видео с ее задранной задницей в интернет. Ты бы захотел с собой поговорить?

– Давайте все же будем честны. Ракурс был очень даже ничего, – Стерлинг наклоняет голову и прикрывает глаза, будто бы представляя Саутсайд на том видео.

– Серьезно, блин? Ты посмотрел гребаное шоу целиком, да?

Он игнорирует меня и, когда я бросаю в него пакет со льдом, лениво отмахивается.

– О да, – откровенно признается Стерлинг. – И если бы не знал, что ты там участвовал, то даже не заметил бы.

Я испускаю смешок – впервые за последние дни. Никому в мире, кроме этих двух засранцев, не сошло бы с рук даже думать о Блу в таком ключе. Спросите Остина, как у него это вышло.

– Просто говорю, что она горячая штучка, – добавляет Стерлинг, снова проверяя меня.

– Давайте-ка сосредоточимся, – вмешивается Дэйн. – Просто сказать Саутсайд, что видео слила Паркер, нельзя, ведь тогда придется объяснять ей, почему ты не можешь выдать сучку…

Он бессвязно бормочет и делает паузу, чтобы подумать. Мне предстоит разгрести кучу дерьма. Собрать множество кусочков, которые еще не раскрыты. Эта мысль возвращает меня к Рикки и его загадочному комментарию.

– Нужно начать с малого, – заключает Дэйн, прерывая мои размышления.

Мой взгляд устремляется на него.

– Значит… начать с чего-то меньшего, чем разговор? – спрашиваю я, выгибая бровь. – Это и так супер мало, как по мне.

Я никогда особо не задумывался о том, как нужно подступаться к девушкам, поэтому вполне могу признать, что опыта у меня маловато. И несмотря на то, что единственная девушка, на которую когда-либо обращал внимание Дэйн, – это Джосс, я все же считаю, что опыт брата превосходит мой. Обычно, когда дело касается свиданий, я придерживаюсь модели поведения, которую мама называет «слон в посудной лавке».

Безрассудно врываюсь. Лажаю. Перехожу к следующей.

– Начни с меньшего, – уверяет Дэйн. – И, прошу, сопротивляйся желанию загнать ее в угол, когда теряешь терпение, Уэст. Серьезно. Насколько ей известно, ты виновен. Во всем.

Он хорошо меня знает. Терпение для меня наравне с тактом. При рождении не выдали ни того, ни другого.

– А еще помолись, чтобы она тебе задницу не надрала, пока будете выяснять отношения. Эта девчонка – та еще штучка.

Вопреки всему, я слегка улыбаюсь. Это правда.

Я обдумываю их слова, все, что стало сегодня известно. Мне придется неслабо потрудиться. Но в Саутсайд есть нечто такое, из-за чего нельзя просто взять и сдаться.

Она ненавидит меня, да, но даже зная, что, скорее всего, у меня нет ни единого шанса заговорить с ней снова, я полон решимости попытаться. А все потому, что теперь все иначе. Она – первая, кого я не смог выбросить из головы. Это должно что-то значить.

Должно.