Аглая
Наверное я выгляжу глупо — моя грудь выставлена на обозрение, лифчик черт пойми где. В штанах мокро, и я сама — ужасно потная.
Тихон, по ощущениям, тоже влажный, горячий, но… он мужик, они все потеют!
— Не понравилось? — стискивает за талию. — Только честно, а?
Он подныривает и заглядывает в глаза, смотрит изучающе, с волнением.
— Я что-то не так сделал?
— Нет, это я… — выдавливаю. — Это я… Ужасная.
На губах Тихона прорезается широкая улыбка.
— Ужасно заводная девочка. Чуть мозги мне не спалила. Тебе хорошо было? Только честно? — дышит тяжело. — Хорошо?
— Да, но…
Мнусь.
Сомневаюсь… В себе, в том, что это правильно.
В голове возникают картинки из прошлого…
Прошлое
Однажды, вернувшись из школы пораньше, потому что урок отменили, я застала отца с другой женщиной. Соседкой… Она стояла, нагнувшись над диваном, и кричала, стонала, пока папа бешено двигал бедрами сзади и хлопал по белой рыхлой заднице ремнем.
Про эту женщину говорили, что она шлюха, всем дает! Кажется, я свое присутствие как-то обозначила, потому что они оба дернулись.
Я выбежала. Отец за мной, на ходу натягивая штаны. Догнал у самой веранды, встряхнул за плечи.
— Ты кое-что видела, верно?
— Ты и эта… тетя… — у меня не хватало слов. — Зачем?
— Ты же знаешь, что она нехорошая, правда? Я ее наказывал.
Вот только мне было уже не пять, и в такие объяснения верилось с трудом. Но все же… отец бы не соврал, верно? Разве родители врут?!
— Ты же видела, я ее наказывал. За то, что постоянно глазки строит.
— А ей нравилось.
— Потому что шлюха! — сплюнул на пол. — Только шлюхам нравится, когда их бьют и используют, как самку собаки. Ты же видела, как собачки делают…
Я быстро закивала.
— Вот видишь, — отец как будто обрадовался. — Умная ты у меня. Запомни раз и навсегда, только шлюхи так могут кричать и стонать, им вообще все грязное нравится.
Мимо нас протиснулась соседка.
— Увидимся, Борис! — попрощалась.
От нее пахло… потом, духами, вином. От отца тоже несло. Словом, эта смесь запахов вызвала у меня рвотный рефлекс. Меня чуть не затошнило.
Папа потрепал по плечу.
— Вот видишь. Ты все верно поняла.
— А мама? — спросила я.
— Не говори маме. Она будет очень… очень расстроена, что ты за взрослыми подглядываешь. Решит, что ты такой же, как эта… станешь… А потом, знаешь, что будет? Сдаст тебя в детский дом, а мы же этого не хотим, верно?!
Тогда я сильно испугалась.
До смерти!
Разумеется, маме я ничего не рассказала, приняла за чистую монету угрозы быть сданной в детский дом.
Позднее я неоднократно слышала, как мама презрительно цедила вслед соседке:
— О, пошла… Гляньте, пошла… Проститутка! Шалава! Пробы ставить негде… Стонешь так, что мертвых разбудишь…
Один раз они даже подрались…
Визжали и кусались, выдирали друг другу клочки волос…
Разумеется, я уже давно не в том возрасте.
И понимаю, что папаша просто меня запугал, чтобы скрыть свои измены, а мама, кажется, догадывалась или точно знала, иначе бы она не ненавидела так… эту женщину, не дралась с ней и не поливала грязью так активно.
Вот только как ни крути… в голове все эти дурацкие мысли застряли.
Слишком долго они в моей голове крутились, и признаться в подобном стыдно…
Мало того, что я от поцелуев растеклась и стонала, как… порнозвезда, так еще и глупости всякие нести буду.
Нет-нет, ничего не скажу.
Тихон решит, что я — чокнутая!
Мужчина обнимает меня, целует осторожно…
— Глаш? Тебе понравилось со мной целоваться? Просто скажи. Да или нет! — требует.
— Да, но…
— Никаких но. Хорошо, вот и славно. Да? Можно я тебя еще немного приласкаю?
— Нет! — отвечаю поспешно.
— Обнять и поцеловать еще немного. Просто поцеловать, а?
— Только без… Без всего другого…
— Обещаю! — поднимает руки и смотрит жарко.
Моя воля плавится…
— Хорошо.
— Дашь мне пару минут? — просит. — Сейчас приду. Подожди…
Тихон быстро встает и бредет, пошатываясь. Заворачивает.
Направляется в сторону кухни или ванной.
Пить хочется.
Если ему приспичило в туалет, то я водички попью. В себя приду. Еще бы переодеться.
С этими мыслями я встаю и без всяких умыслов иду на кухню, заворачиваю за угол и… офигеваю от увиденного.
Тихон спустил штаны с трусами и… гоняет одной ладонью по вздыбленному члену.
Уперся ладонью в стену. Голова опущена.
Челюсть сжатыа.
Выдохи сдавленные, едва слышные.
Поза напряженная.
Зрелище ужасно пошлое и красивое.
Я даже на его верхние половинки его задницы смотрю, испытывая восторг, но больше всего тянет посмотреть туда, где появляется и исчезает круглая, большая головка члена.
Нельзя подглядывать.
Но у меня ноги вросли в пол.
Я ловлю жадно все-все-все… И бисеринки пота, и подрагивающие, напряженные, немного приоткрытые губы.
Тело Тихона сотрясается крупной волной, кулак движется все быстрее.
Меня подхватывает волной кипятка. Стыд, смятение — ничего нет. Только восторг и жажда… финала.
В какой-то момент Тихон открывает глаза. Наверное, я слишком жадно пялюсь. Смотрит на меня и выпускает со свистом:
— Бляяяя…
Дрожь. Спазмы его тела…
Выплеск.
Я не знаю, кто из нас более пошлый: Тихон, мастурбирующий за углом нашей квартиры, или я, внимательно поглощающая взглядом, как он, теперь уже не сдерживая бранные стоны, выпускает молочную струю в стену.
Я даже вижу, как разлетаются брызги капель…
Я в шоке…
Он смотрит на меня, стряхивает капли…
— Глаша.
Отступаю назад.
— Извини. Я… Я не хотела подсматривать…
— Стой! — быстро натягивает штаны. — Стой. Я…
Тихон бежит ко мне, хватает за руку. Я в шоке смотрю на его пальцы, которыми он держит меня за запястье. Они еще немного влажные.
В его следах…
— Все хорошо. Правда? Эй… Просто сдерживаться сложно. Да е мое, — выдыхает. — Впервые чувствую себя… смущенным. Пздц, Глаш… — осторожно целует. — Просто… Пздц как хочется!
— Ммм?
— Тебя хочу… — признается жарко.
Мне кажется, я вот-вот грохнусь в обморок.
От такого накала!