Таблетки кончились.
Чертова бессонница.
Кажется, у меня температура.
Думаю, я скоро отойду в другой мир.
Возможно, это коровье бешенство, ибо мясо на ужин было какое-то сомнительное. И если я выживу, в тот ресторан-убийцу больше ни ногой — первое, и стану веганом — второе. Сознание мучает картина, как официант треплется с барменом, что "Дядя Петя работает на скотобойне, я утром там был и такого насмотрелся".
Потом парень забирает мою пустую тарелку, а у него на пальце подозрительный порез.
Коровы могли быть больными. И достаточно слюны животного на рану, а если официант трогал мое жаркое — я уже дохлая мумия, вопрос времени. Для заражения хватило бы полграмма мяса, а я закинул в топку стандартную порцию — телятина, помидоры и пармезан.
Мне конец.
Может, вызвать скорую, пока не поздно?
Или ехать к психотерапевту?
В половине четвертого?
Вай нот, у меня фаза сдвигается уже. Отставить паранойю.
Еду.
Ночные улицы пустые, тихие. А тот чувак, что тащится за мной на волге явно не в себе. Шапка почти на глазах, черные кожаные перчатки, фейс такой странный…А если он серийный маньяк? Охотится за бородатыми мужиками.
Тогда он щас меня прирежет.
Набираю скорость.
В четыре утра заваливаюсь к врачу прямо домой. Один взгляд на мою перекошенную морду, и Ярослав все понимает без слов:
— Препараты кончились? Проходи. Только тише, жена спит. Кофе?
Эспрессо. С сахаром. Шестьдесят миллилитров яда в чешской фарфоровой чашке — он точно задумал меня убить.
Он закрывает за нами дверь кабинета и предлагает:
— Садись.
Стою. Если сяду — то со шкафа мне на голову случайно упадет вон тот гипс Зигмунда Фрейда. И проломит мне череп. Он шатается или мне кажется?
О-о-о, Саня, тормози, это психоз.
— Извини, что рано, но это срочно, — упираюсь ладонями в спинку кресла. — Просто черкани рецепт, и я поеду.
— Ты все равно меня уже разбудил, — Яр зевает, садится за стол и складывает руки перед собой. — Давай, выкладывай, хоть в общих чертах.
Сын вчера у меня спросил: и давно ты шпилишь мою одногрупницу? А потом с цветами к маме? Ты из-за Кристины в институт пришел батрачить? И как, нравится тебе с ней? Мне не очень понравилось, бревно она, так, на заметку. Пап, забирай хоть всех студенток, но, пожалуйста, свали из моей жизни, твоя физия мешает мне учиться.
И я могу сказать об этом Яру, но толку. Мозгоправ ведь Егора не убедит, что я его тёлку не чпокаю.
— Тогда давай запишу тебя на прием. На этой неделе, — вздыхает Яр, не дождавшись исповеди. Черкается на рецептурном бланке. — Сань, ты сам должен уяснить, что психотропы не выход. Терапия, терапия, еще раз терапия. С Машей как у вас? Если не она, то другая женщина. Изоляция так себе помощник. Постиг мой посыл? — он протягивает бумагу.
Бла-бла-бла.
— Постиг.
Кладу на стол купюру, прощаюсь, ищу круглосуточную аптеку, думаю, что не доеду и попаду в аварию, о, как крепчает маразм, спокуха, торможу у зеленой вывески, покупаю пилюли и закидываюсь.
Проверяю пульс — нормально. И снова я не умер.
Отчеркиваю полоску на сигарете и забиваю лёгкие дымом. Смотрю на часы.
Ехать домой в лом, клуб ближе, поэтому на светофоре сворачиваю.
Блин, Яр, как у него все легко. Другая женщина. Зачем она мне нужна. Что мне с ней делать. Если даже Маша меня боится. Сначала рухнул журнал, за ним брак, два удара под дых кувалдой, и я в соплях и в нокауте.
Не так представлял себе порог сорокалетия, странная штука жизнь.
Прохожу сквозь синюю, дрыгающуюся на драйве толпу. Софиты и драм-н-бейс, привет Василина, я наверх, нет, ничего не случилось, да, кофе буду.
Спустя шесть чашек "карарро" и ворох документов за окнами светло, в клубе тишина, а ортопедическое кресло с эргономичным подголовником безбожно меня калечит.
Потягиваюсь, приседаю четыре раза, через четыре секунды приседаю еще, зеваю и спускаюсь вниз.
Кристина, мое проклятье. Пришкандыбала. Устроилась в вип-зоне, на столе открытый ноутбук. Забирается с ногами на диван, когда видит подкрадывающегося уборщика.
Останавливаюсь в проходе и жду, пока он уйдет.
Она грызет ногти и пялится в экран.
Эта девица меня бесит. От нее одни проблемы.
В принципе, телефон с видео можно засунуть ей в нахальную задницу и просто выгнать нафиг. После сладких речей Егора я уже в той степени бесстрашия, когда терять не жалко и нечего.
Но есть в ней что-то…
На меня похожа. Я раньше так же на мир смотрел " нет — это не ответ, не знаю такого слова".
И когда, интересно, копья поломались и война остановилась, а я на обочине присел? Я ж почти Карлсон, в самом расцвете сил. Встряхнуться пора. Счастье в варенье и в пирогах.
Невольно улыбаюсь. Подхожу и плюхаюсь на диван напротив:
— Как успехи?
— Доброе утро, Александр Александрович, — кивает она. Отбрасывает за спину волосы. — В поте лица тружусь. Тема вечеринки — "Пурга". Пена это всегда вариант, тем более по сезону. Завязка, как в сюжете одного норвежского фильма. Когда выпадает первый снег, то бишь пена, бесследно исчезают женщины. Виноваты снеговики-рецидивисты. Здесь надо будет с конкурсами вписаться. Без ужасов, конечно.
— И какие конкурсы? У нас секс-вечеринки, не забыли?
— Для начала легкая эротика и элементы господин-госпожа. А дальше…пока наброски. Можно обновления немецкого порно глянуть, там бывают годные идеи, — она замолкает и ждет моей реакции.
Вот это бесстыдница. И даже не краснеет. Она или не малыш, или очень гибкая, в профессии как дома в ванной плавает. Что сказать, забавный экземпляр.
Выдерживаю длинную паузу.
Она нетерпеливо барабанит пальцами по столу. Цокает и недовольно поджимает губы. Откидывается на спинку дивана. Теребит край широкого вязаного шарфа.
Надо же, упертая, между нами молчанка и гляделки, и ее задранный до потолка нос. Она меня, всерьез, что ли не воспринимает до сих пор?
- Кристиан, а в приглашениях гостям вы фотографии добавляете? — спрашиваю.
— Что? — она подается вперед. — Ну, когда как. Если есть, что фоткать, то да.
— У меня предложение. Сходите и слепите снеговика. В мини-бикини его оденьте. А я вас потом пофоткаю. Для гостей.
— Со снеговиком? — переспрашивает.
— Да, — подтверждаю.
— В бикини.
— Ага.
— И когда лепить?
— Да вот прям щас и идите. У клуба есть хороший сугроб, вам хватит даже на большого.
Она смотрит в стену. В темно-синюю пористую поверхность, утыканную цветными светильниками. Переводит взгляд на меня и утверждает:
— Вы издеваетесь.
— Бог с вами, Кристиан, — неодобрительно качаю головой. — Даже не думал.
Она сидит еще пару минут, надеется. Но перед моей непреклонной гримассой надежда угасает, тлеет, Кристина вздыхает и хватает с подлокотника куртку.
— Позовите меня, как готово будет, — кричу ей вслед.
Двигаюсь поудобнее и листаю телефонную книгу. Надо возвращаться в большой бизнес.
Сверяюсь с расписанием в институте и договариваюсь о нескольких встречах. Н-да, отвык. Щас и нервничать не в цвет, но куда деваться, миром правят не любовь и не доброта, а стальные яйки.
Кстати, о яйцах, я еще не завтракал. Повар уже ушел или в клубе?
Повара нет, ну ок, чревоугодие оставим на потом. Поднимаюсь наверх за пальто. Заруливаю в костюмерную, прихватываю купальник для снеговика и выхожу на улицу.
Кристина возится в снегу у крыльца. На ступеньке лежит аккуратный кругляш, голова стало быть. Она пыхтит и катает туловище. Тяжело дышит, между зубов торчит кончик розового, как у котенка, языка. Видит меня и предупреждает:
— Только ломать не смейте.
— За кого вы меня принимаете, Кристиан, — спускаюсь ниже.
— За мужчину, — стучит ладошками по комку снега. — Знаю я вас, — да что ты говоришь. Она трет варежкой влажный лоб и продолжает. — Как-то давно я сделала на лавке у подъезда снеговика-маму и снеговика-дочку. Вместо глазок и носа почки с сирени. Ручки веточки. Уходить домой боялась, рядом с мерзкой-мерзкой ухмылочкой крутился соседский пацан. Я его попросила не трогать, он: да-да, Кристин. Ага. Догадываетесь, чем все кончилось? Я когда уже дверь подъездную открывала, обернулась. А он злостно моих снеговиков потрошил, садисты обзавидуются, — она разгибается и обличительно тычет в мою сторону. — Вопрос: почему по статистике на одного достойного волка приходится семеро кретинских козлят. В смысле козлов.
Она смотрит на меня.
Я разражаюсь хохотом.
Однако.
Что у нее с башней? Большей дичи в жизни не слышал. Она хмурится, я вытираю выступившую слезу и уточняю:
— Кристиан, я верно понял, вы меня только что козлом обозвали?
— Бог с вами, Александр Александрович, — передразнивает она. — Даже не думала, — поворачивается спиной и катит ком вдоль крыльца.
Оглядываюсь по сторонам. Народ и так с вопросом в глазах: "что она мутит", недоуменно чешет мимо. Если тоже начну ковыряться в сугробах, глупость зашкалит. Идея с дурацким снеговиком вообще нелепица. Но руководитель слов не забирает.
Дилемма. Если я уйду, буду…
козлом, как ни крути. А я не такой, нет.
Хмыкаю и натягиваю перчатки.
— Что я вижу, — она с удивлением наблюдает, как я сгребаю в кучу снег. — Хозяин помогает рабу.
— Не делайте вид, что не рады мне. Вы ведь опять меня хотите, Кристиан. У вас соски встали, торчат. Специально без лифчика, соблазняете?
Она смотрит на свою ярко-розовую дутую куртку. Поднимает голову и вдруг швыряет в меня снег. Смеется с моей ошалелости. Такая звонкая, что меня зашибает ее весельем, отряхиваю пальто на груди и улыбаюсь в воротник.
Смотрю на часы. Уповаю на удачу, что найду фартовое число. Если есть девятка и пятерка — мой личный цифровой апокалипсис, то и антипод тоже есть. И я его вычислю, базара нет.
Маниакально звучит. Как и другие выверты мои. Но фак оф, не канает.
Соединяем снежное туловище и голову. Отходим на несколько шагов и придирчиво осматриваем творение.
— Трусы не налезут, — сообщает Кристина. Подбрасывает в воздух кусок красной атласной тряпки. Отбивает в меня, как мяч.
— Будет без трусов, — перехватываю стринги.
Она обходит снеговика и натягивает на него лифчик.
— Хотя он как-то… — сомневаюсь. Не нравится мне композиция. — Надо в игрушках порыться. Искусственный фаллос добавить.
— В бюстгальтере и с резиновым причиндалом? — она выглядывает, критически закатывает глаза. — Это извращение.
— Это трансвестит, не будьте ханжой, Кристиан. Кстати, а вы в трусах?
— Да. А вы?
— Пошлите ко мне в кабинет, покажу.
— Вам обязательно так себя вести? — она сдувает волосы со щеки. Оборачивается на звук хлопнувшей двери и кричит появившемуся уборщику. — Мистер Пропер, будь другом, у входа в костюмерную коробка нераспакованная с игрушками, принеси, а?
— Ладно, — парень лупится на нас, на снеговика и без комментариев шмыгает обратно. По хитрому виду ясно — к вечеру растреплет всему клубу, что у босса поехала крыша. Деталей, наверняка, добавит, что я в сугробе звездочкой валялся, на суженого гадал.
Отряхиваю одежду. Классический однобортный честерфилд, черный кашемир. И куда только полез, дяденька, что-то со мной не так, однозначно.
— Бюстик не застегивается, — жалуется Кристина. — Крючки погнутые.
Приближаюсь к ней и пристраиваюсь позади. Перехватываю её запястья и разворачиваю ладони вверх. Белые вязаные варежки тонут в моих черных перчатках. Она думает, что я буду ее тискать, дергается и ударяется спиной мне в грудь.
— Вы в курсе, что это бесполезно? — открывает она секрет. — Ваши театральные домогания меня смешат, ясно?
— Где вы видите театр? — перехватываю ее руку и большим пальцем давлю варежку. Понижаю голос и почти касаюсь ее уха. — А у вас между ног интимная стрижка или гладко выбрито? Я сквозь джинсы не прощупал толком.
— Может, теперь я у вас пощупаю? — прилетает неожиданное. Она резко поворачивается ко мне лицом и склоняет голову набок. Смотрю на четкую коричневую родинку над губой. Карамельно-сладко пахнет помада, она так близко, что ее запах почти на мне. — Так как? Поднимемся к вам в кабинет? Или всё, обратку даёте?
Замешательство могло виснуть и дальше, но отвратный скрип железной двери, как гонг в конце раунда по реслингу, растаскивает нас в разные стороны. Мистер Пропер спускается с крыльца.
— Ты чудо, — Кристина чмокает воздух, забирает коробку и садится перед ней на корточки.
Застегиваю лифчик на снеговике и слежу, как она невозмутимо роется среди анальных пробок, шариков, всякой всячины. Достает большой багровый дилдо и срывает прозрачную упаковку.
Подмывает пошутить на счет ее любимого размера, но что-то молчу. Все еще мысленно аплодирую. Шикарный ва-банк на грязные подкаты, красиво вырулила, молорик просто. Отвалить от нее, что ли и пусть работает, достойно ведь справляется. И с гостями общий язык нашла, факт, на ее должности зажатость жирный минус, а скромностью от админа и не пахнет.
— Вроде готово, — она отряхивает руки.
Отходит назад. Равняюсь с ней. Смотрим на снеговика. Ну, ничего, такой себе трансавангард. Покатит, искусство оно масштабно.
— Вставайте к нему, — достаю телефон из кармана. — И не кривитесь, где ваши манеры, — замечаю ее скепсис. — Улыбайтесь.
Она растягивает улыбку и поднимает перед собой два пальца. Шлепаю несколько фотографий.
— Все? — вприпрыжку бежит ко мне, заглядывает через локоть. Придирчиво листает снимки. Заявляет. — Фу, удалите, некрасиво. У меня нос красный, как у алкаша. Давайте я схожу за пудрой и переделаем.
— Перестаньте, Кристиан, обычный красный нос, — дергаю к себе телефон. Кошусь на ее нос.
Правда ведь, замерзла. Уже хочу предложить горячий чай, но гаджет в руке взрывается входящим звонком. Тупо смотрим на фотографию Маши на экране и подпись "жена".
Изгибаю бровь и принимаю вызов. В мозг сходу вгрызается ее визг:
— Саша, ты спятил?! Егор вчера как уехал к тебе, так только щас вернулся домой! Все мне рассказал, все! Тебе сколько лет, вспомни, что там у тебя за шалава малолетняя? Одногрупницу сына тащишь в кровать, совсем в своем клубе мозги вытрахал? Какая мерзость!
— Маш, слушай, сюда, — закипаю и дергаю бороду. — Егор ошибся, я ему уже объяснил. А если он и дальше будет пороть дерьмо…
— То что?! — орет Маша. — Сыну угрожаешь? Вообще ничего святого не осталось?! — жену несёт, слушаю эту ересь вполуха.
Кристина топчется неподалеку, прижимает к себе коробку. Поразительно, меня обвиняют чёрте в чём, но хотя бы со мной теперь разговаривают. Егор вчера два раза звонил, поязвить, но сам ведь, раньше так элементарно трубку не всегда брал. А теперь еще Маша.
И то ли благодарить девицу за услугу, то ли прибить по той же причине.
Прооравшись, Маша сбрасывает звонок.
— У вас все в порядке? — спрашивает Кристина, глядя, как я треплю бороду.
— Да, — разжимаю пальцы. Сбрить ее к черту, пока с корнями не выдрал.
— Дак мы пойдем внутрь? — она нетерпеливо опирается на перила. — Я замерзла, — шарит в куртке и достает пиликающий смартфон. Зажимает зубами варежку, всматривается в экран и выплевывает ее на ступеньки. — Убиться тапком. Что за мутотень?